Залитые золотистыми лучами предзакатного солнца улицы вечерней Александрии наполнял народ. Люди на ходу смотрели вверх, словно ожидая чего-то. Среди горожан шел и один приезжий - малыш лет восьми. Он впервые за всю свою жизнь был в крупном городе, тем более без сопровождения. Потому с восхищением разглядывал он высокие дома с красными черепичными крышами, огромные ветряки, медленно поворачивающиеся над городом; памятники великим полководцам прошлого, среди которых преобладали женщины, но в доспехах и с длинными мечами; толпы народа на улицах...

Александрия была городом старым, очень старым, царственная Александрия, основанная древними завоевателями почти что две тысячи лет назад. Она знала и королей-полководцев, и королей-строителей, и королей-покровителей искусств, и религиозных фанатиков, и королевской крови, и из простонародья, и великих ученых, поэтов, зодчих, что принесли древнему городу более славы, чем коронованные солдафоны, им покровительствовавшие. Александрию не раз ровняли с землей то варвары, то завоеватели из иных стран - но город раз за разом поднимался из пепла и праха, отстраивался заново и делался прекраснее, чем был. И где теперь те завоеватели? Что осталось от них, кроме имен на страницах пропыленных фолиантов, повествующих о полусказочных временах седой древности? А Александрия тысячу лет безраздельно царствует на тех землях, откуда когда-то вели они бородатых всадников на косматых коротконогих конях на штурм древнего города.
А впрочем, неверно мы сказали о древних королях, совсем неверно. Немного было королей в александрийской истории, совсем немного - более королев. Ибо Александрией испокон веков правили женщины.
На удивление другим народам, в Александрийском королевстве царил самый настоящий матриархат. Мужчины здесь пахали землю, строили дома, занимались ремеслами и искусствами. А женщины правили, считая единственно достойными своего пола занятиями войну и деторождение (воспитание детей передавалось мужчинам). Так что мощнейшая александрийская армия состояла почти что сплошь из представительниц прекрасного пола, исключая немногочисленную дворцовую гвардию - "Рыцарей Плутона", комплектовавшуюся все-таки из мужчин.
И меч, который целую вечность сжимали тонкие женские руки, и молоток каменщика, и весы торговца - вместе создавали мощь, славу и богатство королевства. И две тысячи лет королевство, равно как и сердце его - Александрия - росло и богатело. И огромной страной из Александрийского замка правил один человек - королева Брэн Тил Александрос, мудрая и суровая правительница.

Александрия располагалась на высоте добрых двух километров над уровнем моря.
Почему? Разве не удобнее строить город в долине, чем карабкаться в горы?
Ответ, не менявшийся две тысячи лет, был очень прост и понятен для граждан королевства и двух-трех сопредельных стран - Линдблюма, Бурмеции, Клейры, разместившихся на том же материке, известным под названием Туманный континент. Он был таков: Туман.
Жители иных стран на иных континентах не склонны считать туман чем-то серьезным и пишут это слово со строчной буквы; там туман - лишь легкая прозрачная дымка, появляющаяся иногда вечером, когда в охладившемся в сумерках воздухе конденсируются мелкие водяные капли.
Те же водяные капли, а может, и не те же, складывают Туман и на одноименном континенте. Отличие в том, что там его очень и очень много.
Представьте себе мир, наполненный туманом... Нет - Туманом, Туманом от земли под ногами до облаков в вышине. Где видимость - три десятка шагов; где трудно дышать настолько влажным воздухом, что он более похож на воду; куда не проникает луч солнца. Где хилая растительность отчаянно сражается за свое скудное существование, где любое травоядное животное должно быть хищником - иначе оно не прокормится на чахлой траве и безлистных деревцах; а хищник - хищником вдвойне. Таков Туманный континент... точнее, долины Туманного континента, вечно затянутые пеленой облаков, под которыми - Туман. Но над ними светит солнце, давая свет горным склонам.
Люди на Туманном континенте жили в горах над чертой Тумана. За столетия - и более всего в последнее время, они насыпали террасы на склонах гор и растили на них пшеницу, разводили скот.
Были построены машины, двигатели, работавшие на Тумане - так в воздух поднялись воздушные корабли, а с помощью Туманных машин были построены циклопические сооружения, подобные Александрийскому замку. Туман, как оказалось, обладал странными свойствами: при сжатии расширялся сильнее, чем был сжат, давая практически даровую энергию. Хотя, были у него и иные свойства, не столь приятные по природе, но об этом позже.

Вон там, не так и далеко, сам Александрийский замок, воздвигнутый на искусственном острове в центре невидимого за домами озера, из которого где-то далеко неслись вниз с гор могучие водопады, вздымался из-за крыш города, и видны были четыре его громадные башни с острыми коническим крышами, и легендарный сверкающий обелиск между ними, огромный, почти что двухсот метров высоты, похожим на устремленный в небеса длинный прямой меч. И лучи краснеющего солнца, сильно раздавшегося в размерах у горизонта, отражались от граней зеркального обелиска и падали в город.
А в самом городе кипела жизнь. Особенно было на что посмотреть в центре города. Площадь, почти идеальный круг с памятником - монумент изображал кого-то явственно женского пола, в длинном плаще, шлеме с гребнем и при длинном мече, - хоть и называлась Привратной, находилась не так и далеко от собственно центра; город давно разросся, городские стены были ему тесны, и пригороды, давно уже перешедшие в просто городские районы, шли далеко за этими стенами, которые местами уже просто снесли при прокладке новых улиц. Городские ворота перед площадью уже не были, на самом деле, воротами: не было ни крепостных стен по сторонам, ни - в самих воротах - дубовых створок, окованных медью, так что осталось нечто вроде триумфальной арки, у которой, однако, вечно несут караул солдаты - женщины, конечно; рослые, широкоплечие, красивые - гордость армии, той же статьи, что в королевской охране. Вечернее солнце жарит броню и бьет в глаза - однако ж глазом не моргнут и с ноги на ногу не переступят, только смотрят по пестрой толпе приезжих: террористы? экстремисты? антиглобалисты? - нет? Тогда добро пожаловать в Александрию!
Площадь сплошной стеной, впритык друг к другу, окружали высокие дома, то есть высокие по местным меркам - этажей по четыре, по пять; по виду весьма старые; на первом этаже - непременно лавочка под полосатым навесом, или парадный подъезд с дремлющим швейцаром - или швейцаршей, что тут тоже не редкость, это обычное занятие для уволенных в запас младших чинов. На втором этаже балкончик, обязательно увитый плющом, хотя там могло висеть и объявление о какой-нибудь выставке или распродаже или вывеска магазина. Этажи повыше явно были объектом творческих экспериментов зодчих: окна арочные, окна готические, окна в восточном духе, окна прямоугольные, окна настолько сложной формы, что их и открыть-то было нельзя; какие-то удивительные пилястры в простенках между окнами, какие-то гаргульи на водостоках, и под черепичной крышей непременно итальянское окно...
А над крышами здесь и там неторопливо поворачивались огромные ветряки, метров по пятнадцати каждая лопасть. Ветряки давали электроэнергию городу и бесчисленным малым фабрикам по александрийским окраинам. Где-то далеко дымили сталеплавильные заводы, грохотали Туманные молоты, визжали пилы в древообрабатывающих мастерских. Иногда ветер доносил едкий запах дыма в городской центр, но он терялся среди запахов уже городских, а не индустриальных.
Что в этом городе удивило бы человека несведущего - большое число магазинов оружия, всяческих аптек, мастерских синтеза, где местные умельцы на вполне законных основаниях делали метательные копья из граблей и арбалеты из открывалок для бутылок, а также наоборот - грабли из копий и открывалки из арбалетов. Причиной тому была скорее традиция, хотя, если подумать... Так или иначе, оружие в этом жестоком мире просто необходимо человеку, если он с безопасных гор спускается в наполненные Туманом долины, где вообще трудно выжить - мы позже объясним, почему.

Люди стали останавливаться и начинали смотреть в небо. С чего бы это?
Если бы кто-то глянул не вверх, а себе под ноги, обратил бы внимание на странную внешность приезжего. А малыш этот был действительно очень странного вида. Он был одет в какие-то полосатые панталоны и синий сюртучок, но вот прикрыто все это было огромнейшей остроконечной шляпой с вислыми полями. Если бы заинтересовавшийся взрослый глянул под эти поля, то обнаружил бы, что под ними просто нет лица! Только темень, непроглядная чернота, откуда с любопытством глядят большие ярко-жёлтые круглые глаза, вовсе без зрачков и радужки. Руки были тщательно прикрыты кожаными перчатками, а шляпу свою малыш ежечасно поправлял, будто боясь, что она свалится.
Он остановился, уловив какое-то новое движение в толпе. Те, кто еще не глядел в небо, устремили туда взоры, с ними и приезжий ребенок.

Над красными крышами медленно и низко, едва не снося белые трубы домов, плыла громада, по размерам, конечно, уступающая Александрийскому замку, но все равно подавлявшая своими размерами. Воздушный корабль, а это был он, тот самый корабль "Перспектива", - и сам походил на замок. Башни шести осей несущих винтов - на каждой оси по два винта вращались в разные стороны, - башни с декоративными бойницами, что-то вроде главной башни - донжона - в центре, вместо мачты морского судна. Позолота и темное полированное дерево бортов, цветные стекла полутысячи иллюминаторов ослепительно сверкали на солнце. Вращающиеся винты под круглой кормой и висящие якоря едва не задевали трубы и флюгера над крышами. Воздушный корабль покрыл тенью целую площадь. Он весил, наверное, не одну сотню тонн, но - легко парил над городом, ровно скользя в вечернем воздухе прямо над головами александрийцев.
Корабль приближался и наплывал... наплывало его отражение в гранях обелиска в замке и в блестящей воде каналов Александрии.

Вот какую картину наблюдал малыш в остроконечной шляпе. Он стоял на Привратной площади. Так или иначе, малыш шел на представление актерской труппы "Танталус", прибывающей на том самом корабле. Спектакль, широко разрекламированный и, видимо, весьма зрелищный и дорогостоящий, судя уже по одному суперкораблю-театру, был очень популярен среди жителей Александрии, а назывался он - "Я хотел бы быть твоей канарейкой" и давался по случаю дня рождения той самой принцессы Гарнет, наследницы александрийского престола.
Как только корабль скрылся за крышами домов, малыш побежал вперед, испугавшись, что пьеса начнется без него, и, конечно, столкнулся с каким-то крысообразным сверстником, спешившим почему-то в обратную сторону, от центра. Оба повалились навзничь, при этом у малыша в шляпе из кармана вылетел прямоугольный кусок плотной коричневой бумаги с печатью цветного сургуча. Тот - первый житель Александрии, обративший на малыша внимание - первым пришел в себя:
- Эй, смотри, куда несешься! - крикнул он, вскочил на ноги и убежал дальше по улице.
Сильно картавившая девочка в аккуратном зеленом платье помогла странному малышу подняться на ноги и подала ту самую бумагу, отлетевшую при столкновении в сторону.
- С тобой все в полядке? Ты потелял свой билет. Пока! - и убежала.

Впереди была площадь Героев, немало отличающаяся от Привратной. Всем они были непохожи, и более всего формой и видом застройки по краям: Привратная - почти идеальная окружность с монументом в центре, площадь Героев - какая-то бесформенная; в края ее впились острые углы окрестных домов, настроенных безо всякого плана. Более всего на площадь вылез огромный домина со скромной вывеской во весь фасад: "Отель "Renaissance". Основан в 1577 году. Добро пожаловать! Мест нет". Последние два слова были тщательно выписаны еще не просохнувшей краской. Второй этаж в отеле был много шире первого, а третий - еще шире, так что весь дом напоминал какой-то огромный гриб на толстой ножке под широкой шляпкой.
На этой площади, как и на Привратной, тоже стоял монумент, но скульптор его явно придерживался иных представлений о том, как следует украшать города, чем его коллега с Привратной площади. Тут - на краю площади, а не в центре, - была целая скульптурная группа из черного чугуна, основательно загаженного голубями и изображавшая, конечно, воинов в доспехах, но, как ни странно, мужчин, а не женщин: одного толстого, одного тощего и необыкновенно высокого и одного средней комплекции, зато крошечного роста и с огромным орлиным носом. Табличка на пьедестале поясняла, что монумент изображает "Троих героических Рыцарей Плутона, спасших город во времена последней Линдблюмской войны".
Да вообще, площадь Героев была куда демократичнее суровой Привратной, и не одним монументом. Та обыкновенно оставалась почти пустой, а здесь что ни день проводились всяческие ярмарки, так что брусчатки не видно было под ногами покупателей, продавцов и просто зевак, пришедших потолкаться в толпе, да под разноцветными палатками, в которых за некторое количество гилей - александрийской валюты - можно было купить все, что угодно, и даже еще больше; приобрести лотерейный билет; отвести сглаз и снять порчу; и даже поучиться какому-нибудь хитроумному удару деревянным мечом или (но очень редко) магическому заклинанию, конечно, эффектно выглядящему, но на деле совершенно бесполезному - да какой волшебник, если он, конечно, настоящий волшебник, за такие малые деньги будет заклинаниям учить? Вот на таких ярмарках когда-то начинал свою деятельность молодой цирковой антрепренер Баку, сейчас уже далеко не молодой и давно уже порвавший с цирком.
Сейчас площадь тоже наполнял народ. На площадь пришли люди всех сословий, всех возрастов, всех занятий и зачастую самой удивительной внешности - хотя верховная власть в государстве принадлежала все-таки чистокровным людям, среди простого народа было немало престранных личностей, что мы уже видели на летающем корабле, - здесь были александрийцы, похожие на зверей, на птиц и даже на рыб, да не одни александрийцы, немало было и приезжих. Да кого здесь только не было! Прошла кучка диковатого вида охотников с гор на южной границе, все в рваных дубленых куртках мехом наружу и в огромных сапогах. А с другой стороны геральд, на птицу похожий, раздвигал толпу широкой грудью, расчищая дорогу группе людей в шелках и опять же меховых куртках, но подороже - на три-четыре порядка, периодически извлекая неприятный жестяной звук из рожка, который придерживал у клюва, и издавая вопли: "Благородные лорды Трено, впереди Александрийский замок! Граждане, расступитесь, расступитесь - идут благородные лорды Трено!"
Благородные лорды крутили головами во все стороны и показывали на прохожих пальцами. В стороне стояли двое горожан, этакие заслуженные аксакалы с козлиными бородками, в долгополых кунтушах и мохнатых шапках не по погоде, посмеивались и тоже показывали друг другу на лордов пальцами. "Что, пан Николай, нам бы их капиталы, мы б ими разумнее распорядились бы?" - "Безо всякого сомнения, пан Тадеуш!"
А в стороне торчала еще одна аристократическая пара из Трено, повоспитаннее. Дворянин с кумачовым бантом на груди с мученическим лицом подпирал тросточкой груду чемоданов, угрожавшую развалиться в самом ближайшем времени, а его супруга отчаянно торговалась с кудрявой цветочницей в алом платье, выбрав какую-то чахлую розочку не то мужу в петлицу, не то себе на шляпу.
А еще в другой стороне какие-то дошкольницы выискали пятачок свободного пространства и прыгали на нем через веревочку.
Торговые палатки были оттеснены к краям, а в центре раскинулся цветной шатер с прорезным окошком в круглом боку, откуда свешивались длиннейшие пергаментные свитки, все испещренные мелкими неизвестными письменами. Билетная касса.
Малыш сразу устремился к ней, крепко зажав билет в кулачке.

С немалым трудом малыш пробился сквозь толпу к кассе, отстоял короткую очередь и протянул кассиру билет.
Мест на представлении было мало, стоили они дорого, и купленный заранее билет нужно было перерегистрировать в день премьеры, чтобы в том случае, если зритель по каким-то причинам не явится на премьеру, место его не пустовало. Такие сложности возникали из-за того, что две трети зрителей были дворянской крови, жили в других городах и были настолько богаты, чтобы купить билет, показать его всем знакомым, а на само представление все-таки не пойти.
Кассир был похож на барана - мы не хотим сказать о нем ничего плохого, просто морда у него была овечья, с моноклем в глазу, в солнцезащитных очках поверх монокля. И из-под цветного картуза торчали небольшие рожки.
Этот странный кассир взял билет и стал его изучать через лупу, монокль и еще одну пару очков, которые он надел поверх первых.
Заскучавший малыш стал рассматривать объявления, которыми оказалась изнутри и снаружи оклеена вся касса. Все объявления были красиво напечатаны на желто-коричневой пергаментной бумаге, и среди них было немало весьма занятных. Прямо перед глазами малыша висела на редкость многословная реклама гвардейского полка "Рыцарей Плутона", обещавшая "доблестным мужам, ищущим в жизни подвигов и ратной славы" "высокое жалованье" и "жизнь, полную приключений" - о характере этих приключений скромно умалчивалось. Рекламный лист был подписан лично начальником полка, капитаном, фамилия которого, судя по неудобочитаемой подписи, начинались на букву "Ш", а остальное разобрать не представлялось возможным.
Тут и кассир закончил изучение билета.
- Чего-то тут не так... Похоже, это подделка, и весьма грубая, должен сказать. Я таких за день навидался...
- О нет! - в ужасе вскричал малыш. Разумеется, он проделал долгий путь в Александрию - а он проделал долгий путь в Александрию, кстати сказать, - вовсе не для того, чтобы лишь полюбоваться лишь летающим кораблем.
- Ну не плачь, через год шоу повторится и ты его обязательно посмотришь. - "утешил" его кассир, тепло улыбаясь из-за уже третьих очков, которые он с трудом нацепил на первые две пары.

Расстроенный малыш выбрался из толпы и уныло побрел прочь. Он даже не заметил, как вошел в какой-то узкий переулок. Здесь низенький и весьма толстый человечек, весь обросший короткой курчавой шерстью и пухлой собачьей мордой взамен лица - расположившись на шаткой стремянке, приколачивал вывеску "Мини-театр". Не заметив лестницы, малыш об нее, естественно, споткнулся и упал. Стремянка только пошатнулась, зато с нее свалился толстяк. Он на секунду распластался по земле, потом с бурчанием поднялся на ноги и полез обратно, ругая маленького недотёпу. Прибив на место вывеску, толстяк снова спустился и заковылял прочь, забыв про лестницу. Настроение у толстяка заметно улучшилось, он пробормотал сам себе что-то вроде: "Ну, после долгого рабочего дня я должен, наконец, подкрепить свои силы...". Странный малыш растерянно проводил толстяка взглядом.
И вдруг с противоположной стороны улочки выскочил тот самый "крысенок", с которым совсем недавно столкнулся малыш. При ближайшем рассмотрении, малыш отметил, что это действительно был крысенок - при хвосте, острых ушах и с подергивающимся чутким носом на конце вытянутой мордочки. Удивляться тут было нечему - паренек определенно происходил из Бурмеции, а эта страна населена вполне разумными крысами, ростом с человека. А сейчас, скорее всего, это был какой-то простой александрийский оборвыш, а не гордый бурмецианец. Не то что бы крысенок был в лохмотьях, но его заплатанный-перезаплатанный серо-зеленый комбинезон давно нуждался в чистке, а панама, лихо заломленная набок, давно разошлась по всем швам. Впрочем, веселого хозяина это явно не волновало.
- Эй, ты, шляпа! - завопил крысенок еще издали. - У тебя тоже поддельный билет? А хочешь посмотреть пьесу?
- Конечно, хочу! - заинтересованно приподнял глаза малыш.
- Тогда тебе придется побыть мне слугой. Согласен? - бодро предложил крысенок.
- Ладно...
- Отлично! Вот твое первое задание: стой здесь и следи за прохожими, скажешь мне, если кто-то будет идти сюда, а я пока займусь этой стремянкой... Там никто не идет?
- Нет.
- Прекрасно, тогда за мной! - тут крысенок подхватил стремянку, поднял на плечо, и рысью понесся по переулку. Малыш в остроконечной шляпе побежал за ним.

Они бежали узенькими-узенькими улочками, петляя между старинными домами, где между вытертыми булыжниками мостовой пробивалась трава; где в лужицах воды на месте выпавших булыжников небо отражалось тоненькой голубой полоской с белыми пятнами облаков, подобно застиранной голубой ленточке в волосах любимой куклы, с которой здесь же, на александрийской улочке, у крыльца родительского дома играла какая-то девчушка; где из окон свисали мокрые половики, в большинстве своем национальных цветов, выстиранные по случаю отличного дня и вывешенные на просушку, но не теряющие в густой тени домов ни капли влаги, что можно сказать и о разнообразном белье на веревках, в огромнейших количествах пересекавших проулки по всем этажам, кроме, разумеется, первого; где вовсе нельзя было разойтись не то что двум повозкам, но и двум пешеходам. А вон там, совсем рядом, кстати сказать, две не особенно цивильного вида старушки, у обеих грудь в орденах, действительно столкнулись в тесном проулке и яростно спорят, кто кому должен дорогу уступать: генерал-майор от инфантерии генерал-лейтенанту инженерных войск или наоборот?..
Они бежали по плиточным дорожкам скверов в тени старых деревьев, которые никто не рубил, хоть они и сильно мешали друг другу и глушили молодняк, - под каждой второй липой или вязом, или другим каким деревом, но обязательно огромным, старым-старым, с облезающей от старости бледной корой и массой птичьих гнезд в ветвях, торчала табличка, извещающая, что это дерево было посажено таким-то историческим лицом в таком-то году, охраняется государством и вырубке не подлежит. В Александрии всегда любили сажать деревья...
Они бежали мимо раскрашенных в веселенькие цвета казарм, огороженных взамен колючей проволоки каким-то фигурным чугунным литьем, у распахнутых настежь ворот которых зевала одинокая часовая. В казармах было, кажется, тихо и пусто, солдаты и офицеры почти все были отпущены в увольнение по случаю праздника, разошлись по домам, и только в глубине казарм, как было видно в окнах, между нар бродила недовольная дежурная, протирая окна и странные для казармы зеркала на стенах, по одному на каждые нары.
Они бежали по улицам, которые, подчиняясь не то прихотям и капризам градостроителей минувших веков, не то, скорее, причудливому рельефу холмистой местности, в которой лежала Александрия, а еще скорее - и тому и другому, бежали то вниз, то вверх, то спускались крутыми неровными ступеньками по склону, то перекидывались мостиком через нежданный канал, спокойно текущий между отвесными стенами домов, прямо из окон которых спустили в канал удилища местные рыболовы...
- Сюда! - командовал крысенок, согнувшийся в три погибели под тяжестью стремянки и все же ухитрявшийся довольно быстро бежать, так что странный его спутник едва поспевал за своим не менее странным проводником . - Налево! Направо! Нет, все-таки налево! Не спотыкайся! За мной! Вон она - часовня!