Весть о появлении в лесу медведя, как быстрый поток, разлилась по всем окружным селениям. Все встревожились, но рабочая пора не дозволила принимать никаких мер, кроме того, чтобы запирать стада на ночь в оградах и спускать всех собак.
"А что, Дукмор? – говорили молодые люди селения Бугры, сойдясь вечером с юным черемисским аполлоном. – Не хочешь ли попробовать счастия против незваного гостя в лесах наших? Кстати, у тебя на зиму нет тулупа, а его шуба и красива и тепла. Право, брат, решись; мы помогли бы тебе, да видишь, нам некогда; к тому ж ты силач, каких у нас в деревне никто и не запомнит; нож не свернётся в руке твоей. А знаешь ли, каков медведь? Стоит чести быть убитым твоей рукой! Чудовище ужаснейшее, какое когда-либо появлялось в священных лесах наших. Столетние старики говорят, что и от дедов своих не слыхали, чтоб когда-нибудь заходил в нашу сторону подобный медведь”.
Дукмор молчал. Широкий нож его был так уже выострен, что перерубал волос на воздухе, и он почти решился идти в бор отыскивать ужасного врага и сразиться с ним, но ему хотелось прежде увидеть Зеилу; он сам не знал, для чего хотел того, но... Кровь его леденела при мысли идти на столь опасный подвиг, не взглянув ещё хоть раз на Зеилу...
<...>
Дукмор пошёл тропинкой, пролегавшей вдоль ручья и ведущей в самую глубь леса; он шёл всё по одному направлению, пока наконец дошёл до такого места, где и ключ и тропинка исчезали в болотах и непроходимой чаще. Тут он остановился, осматривая внимательно все окружающие его предметы; между валежником, заросшим кустами малины, тянулась едва приметная, узкая тропа; в ней опытный глаз смелого черемиса не мог обмануться. Это была тропа медведя.
Мужественный молодой человек отдалил мысль свою от Зеилы, забыл зловещий хохот Керемета и, взяв твердою рукою нож свой, стал бодро на тропе, которою необходимо надобно было идти свирепому животному. Ожидание его длилось не более часа. Гул, пыхтенье и треск сучьев, раздающиеся по всему лесу, дали знать Дукмору, что настало время.
Медведь необъятной величины показался на тропе и в ту ж минуту стал на задние лапы; то был знак, что он увидел человека. Зверь с рёвом шёл на Дукмора. Дукмор шёл к нему. Уже лапы чудовища были на стройных плечах черемиса; нож Дукмора был во внутренности медведя... Но, увы! Несчастная Зеила!.. Нож свернулся!..
Мгновения довольно было лютому зверю. Дукмор пал без образа и жизни. Чудовище, смертельно раненное, упало близ него, каталось по земле и, истекая кровью, ревело неистово. Дикий рёв издыхающего зверя раздавался по всему лесу, оглашал окрестность и заставлял всё живущее с трепетом укрываться в самые неприступные места.
Стадо, дико озираясь, неслось, как вихрь, к селению, вбегало в него, жалось, теснилось к домам. Собаки с визгом подлезали под мостовины, под печь, под лавки и, трясясь всем телом, жалобно выли. А люди?.. Всё, что только было в поле, кинулось в деревню. Женщины с воплем бежали к оставленным детям; мужчины, вооружась чем попало, палкою, дубиною, жердью, вилами, косою, жались, однако ж, в тесную толпу и так подвигались к своим селениям. Наконец дикий рёв вдруг замолк...
Все черемисы остановились и с изумлением смотрели друг на друга. "Кто ж жизнью своей выкупил нашу безопасность? – спрашивали они один другого. – Медведь издох – нет сомнения, но он изломал своего противника, и в этом также нет сомнения: медведю некогда реветь, когда нож пойдет удачно; он умирает безгласно и в одну секунду, а то, видно, нож свернулся. Но кто ж бы это?” – "Наши все здесь”, – говорили они, пробегая взорами по всем лицам. – "А Дукмор?” – сказал кто-то в толпе.
"Дукмор!” – повторило несколько голосов, и в первый раз ещё имя злосчастного юноши произносилось с участием. – "Дукмор, наш силач, красавец, молодец, о каких у нас до сего времени и не слыхали. Ах, как жаль!..” – "Вот беда! – шептали между собою молодые люди Дукморовых лет. – Вот беда, если в самом деле он! Говорят, набор будет непременно зимой. От нашей деревни следовал один только рекрут: уж сказали бы спасибо за такого красавца, а теперь – беда!..” – "Ну кто ж виноват? Ведь сами подстрекали, иди да иди, шуба тепла и красива!.. – сказал один из пожилых черемисов, вслушавшись в слова их. – Ну, вот теперь надень эту шубу, да и ступай в солдаты!” – "Ну, что ж – и пойдет, кому очередь!” – перервал староста.
"Полноте! Ступайте в поле: нечего уже теперь толковать – всё кончено; пошлите приволочь труп медведя и похоронить того, кто был его победителем”. Все возвратились в поле, исключая трёх молодых ребят, которых жители деревни Бугры послали в лес за медведем и Дукмором.
Но Зеила? Что с нею? Где она была в то время?.. Бедная Зеила лежала на берегу ручья и плакала, как вдруг раздался ужасный рёв медведя, рёв, в котором слышалась ей смерть её любезного.
Она вскочила в ужасе; с минуту стояла неподвижно, трепеща всем телом; в глазах её изобразилось помешательство; вдруг она пошла быстро по течению ручья, прямо в лес, не бежала, но шла чрезвычайно скоро, расплетая торопливо свою шелковистую, светло-русую косу, достающую за колена; расплетя и распустя волосы по ветру, она пустилась бежать с быстротою гонимой лани. Я никак не могла доспроситься у жителей: чему они приписывают это странное действие её? Был ли то род каких-нибудь чар или просто признак начинающегося сумасшествия? Зеила бежала по той самой тропинке, по которой за несколько часов перед тем прошёл злополучный Дукмор.
Солнце было уже близко к закату, но не страшась более мрачных теней, не страшась уже ничего в мире, Зеила продолжала бежать лесом и наконец, закричав пронзительно, упала на землю... В пяти шагах от неё лежало раздавленное и исковерканное тело Дукмора. Оно всё было в крови, выбрызнувшей, выжатой из всех пор, из всех мест растерзанной кожи его!.. Несчастная Зеила влеклась к нему по земле, испуская глухие стоны. Приползши, она обняла тело, судорожно сжала его и беспрестанно обтирала кровь с лица и головы Дукмора своими волосами.
Так застигла её ночь. Несчастная уже ничего не понимала: для неё не было ужасов!.. Кроткая, робкая и суеверная черемиска сидела одна, в дремучем лесу, в глубокую полночь, близ мёртвого тела и в десяти шагах от издохшего медведя чудовищной величины! Приметно было, что ужас, сосредоточившийся в душе её, превышал все ужасы в мире. Она продолжала стонать глухо, дико и то отирала кровь волосами, то прижимала их к глубоким язвам мёртвого Дукмора.
379
0
ОММЕНТАРИИ