Все шло так, будто бы это был самый обычный вечер пятницы – ужин втроем, неспешные разговоры, теплый свет лампочки, похожий на заходящее солнце. Только у меня в груди вместо нежной радости ворочался холодный мерзкий ком; я вяло ковыряла вилкой ужин, так и не положив в рот ни кусочка. Ребята, кажется, даже не замечали, что общаются исключительно друг с другом, так что я сидела и размышляла. Размышляла о том, как можно быть такой одинокой среди двух близких мне людей. И ведь никто меня не понимает и не поймет. Яр слишком мал, а Паша ведет себя так, будто бы прошлых выходных вообще не существовало. Мне было больно, больно от того, что мои тайные надежды не оправдались, больно, что Паша по-прежнему весел, больно потому, что никто мне не поможет справиться с моими переживаниями.
Ребята уже давно поели и с удивлением косились на мою нетронутую тарелку. Я не замечала их взглядов и очнулась от тяжких мыслей только тогда, когда Яр тихонько поинтересовался, что со мной случилось.
- Все нормально, мне есть не хочется, - я тряхнула головой и встала, чтобы убрать грязную посуду. Пашка тут же поднялся следом и решительно оттеснил меня от раковины. Я равнодушно пожала плечами и снова села. Ярик, понаблюдав за нами, хмыкнул и тоже поднялся.
- Ну, с вами хорошо, но меня Маша ждет. Пойду я, - с этими словами он быстро ретировался из кухни. Я посмотрела в след брату со смесью удивления и одобрения. Ведь может же быть тактичным, когда захочет.
Входная дверь хлопнула, оповестив всех оставшихся в квартире, что мы теперь совершенно одни. Но никто не поспешил кидаться друг к другу с откровенными разговорами. Паша спокойно домывал посуду, а я молча смотрела в темное окно. Наконец, мой друг нарушил затянувшееся молчание:
- Аль, ты сегодня такая тихая. Случилось что-то?
Я дернула плечом, не отрывая взгляда от окна. Пашка присел возле меня на корточки и положил теплые ладони мне на колени.
- Не хочешь рассказывать?
Я резко закусила губу, пытаясь удержать рвущиеся наружу слова. Как ты мог, Паша?! Как у тебя язык повернулся спросить такое?! Мерзкий холодный ком в груди взорвался и опалил внутренности сухим жаром. Мне очень хотелось сбросить со своего колена ласковую руку, встать и холодным, нет, ледяным, тоном объяснить этому мужчине, что он ведет себя низко. Нельзя быть с женщиной, а потом делать вид, что ничего не было. Нельзя получить самое сокровенное, а потом отказаться от этого, как от чего-то лишнего. Нельзя... Вместо этого я продолжала смотреть в окно и пожимать плечами. Я никогда не решусь сказать ему правду. Мне легче есть песок, чем открыться своему самому близкому другу. Он мне больше не друг, он мужчина, с которым меня связывает близость.
Я с трудом перевела взгляд на Пашку и вымученно улыбнулась.
- Все нормально. Просто устала за неделю.
Теплые карие глаза смотрят недоверчиво. Ты прав, мне нельзя верить... Широкая ладонь нежно погладила мое холодное колено, скользнуло по голени к лодыжке и вернулась обратно. Я кожей чувствовала это движение и содрогалась от удовольствия и отвращения.
- Может, тогда не пойдем гулять? Посидим сегодня у тебя. Ты отдохнешь.
Первым порывом было выкрикнуть «нет!» и убежать. Но я же разумная девушка, поэтому я мило улыбнулась и согласилась...

Выходные прошли, как в тумане. Я смутно помнила, как Паша пришел в субботу днем, как я привычно готовила на всех обед, и снова мальчики разгоняли тишину разговорами и смехом. Помню, что так и не притронулась к пище, хотя ничего не ела со вчерашнего дня. Мои мысли не оставляли места для чего-то другого, кроме мук и терзаний. Я не знала, как мне жить дальше, что делать, как вести себя. Не знала, поэтому боялась, что решение снова примется за меня, помимо меня. Боялась и от того старалась думать быстрее. Ночью я почти не спала, мозг, не получив отдыха, работал медленно и как-то с перебоями. Я чувствовала, что многое проходит мимо меня, и никак не могла понять, нужна ли мне эта информация, или стоит, наконец, погрузить в собственные мысли без остатка. Странно, что никто не тревожил меня в моем оцепенении. Я изредка поднимала голову и видела, что обед давно закончился, и посуда убрана, а ребята о чем-то тихо переговариваются под бормотание телевизора. Потом Паша повел меня на прогулку. Я покорно шла, все так же думая о своем, невпопад отвечая на самые простые вопросы друга. Я не помнила, какая погода стояла на улице, светило ли солнце, был ли ветер. Не знала, сколько мы гуляли. Дальше было воскресенье. Паша, как обычно, пришел под вечер. И мы снова все вместе сидели на кухне. Иногда я ловила на себе осторожные внимательные взгляды Пашки. Он все понимал и не торопил меня, просто ждал моего решения. Не сомневаюсь, он принял бы любой мой выбор, каким бы он не оказался. Впрочем, вариантов было не так уж и много. Первый – самый распространенный в современном мире – принять всё как должное и не заморачиваться по пустякам. Действительно, что есть секс? Так, физиологическая потребность, заложенная в людях самой природой. Так что плохого в том, что люди, не обремененные другими отношениями, иногда спят друг с другом? И не важно, что их связывает, работа ли, интерес ли, или, как у нас, хорошая крепкая дружба. Но я не могла так, мне всегда претила «свободная любовь».
Второй вариант был не проще – поговорить с Пашей откровенно. Возможно, и ему есть что сказать. Но я совершенно не представляла, как начать столь трудную и щекотливую беседу. Порой даже казалось, что мне нечего сказать – за последнюю неделю все перегорело и истерлось от постоянных перетряхиваний. Я чувствовала только дикую опустошенность и горячее желание, чтобы все это быстрее закончилось.
Третий вариант... Возможно, единственно реальный. Следовало все забыть, как будто ничего и не было, засунуть воспоминания в самый дальний и пыльный уголок памяти, засыпать их новыми впечатлениями и... Наверное, я так и сделаю, потому как сил на что-то другое больше не осталось...
- Мне кажется, или ты ничего не ела за прошедшие два дня?
Я вздрогнула от звука Пашкиного голоса и растерянно перевела взгляд на друга.
- Прости? – мы снова были одни в кухне. Яр незаметно исчез, деликатно притворив за собой дверь. Паша выразительно кивнул на нетронутую тарелку с остывшим ужином. – Что-то не хочется есть, - я зябко поежилась и обхватила себя руками.
- Надо, - тон друга выражал непреклонность. Я вяло поковыряла вилкой картофель и отложила прибор в сторону. Неимоверная усталость сковала все мои члены, хотелось положить голову прямо на стол и уснуть.
Паша обеспокоено следил за моими движениями.
- Аля, я тебя не узнаю. Что с тобой?
- Только не говори, что не знаешь, - я мрачно усмехнулась и нехотя отправила в рот кусочек мяса. Хоть есть и не хотелось, но оставлять организм без всякой подпитки было опасно.
Пашка бросил на меня грустный взгляд из-под длинной челки.
- Знаю. Тебе не следует так мучиться.
Я равнодушно пожала плечами и принялась за картофель. Ссохшийся от голодания желудок неожиданно заурчал, требуя своего.
- Аля, мне бы очень хотелось помочь. Скажи, что я должен сделать.
Ещё одно равнодушное пожатие плечами – мне нечего ответить. Либо он скажет все сам, либо мои мучения продолжатся дальше. Пашка молча наблюдал за мной. В его глазах светилась странная нежность и грусть.
- Тебе стоит отдохнуть, ты выглядишь очень усталой.
Опять слова, одни слова, и ничего по существу. Если он так и будет продолжать лить воду, наш разговор ни к чему не приведет.
- Что ты хочешь от меня услышать? – спросил Паша очень тихо. Сердце кольнуло в предчувствии чего-то такого, что навсегда поставит точку в создавшейся ситуации.
- Ничего, - ответила я как можно безразличнее. – Только если ты сам не хочешь мне что-нибудь сказать, - мне хотелось добавить: «Ведь я и так задала столько вопросов, а ответа ни на один не получила.» Но я сжала зубы и промолчала.
- Если хочешь, я уйду, - Пашка склонил голову, как бы покоряясь моему выбору. Зря надеется, он мужчина и сам должен решать, что ему делать. Я положила в рот последний кусочек и отодвинула опустевшую тарелку. В голове значительно прояснилось, мысли потекли быстрее.
- Уходи, если этого хочешь ты, но подумай о последствиях. Стоит ли? – ответила я вкрадчиво. Меня переполняло пьянящее чувство, что сейчас я полностью контролирую ситуацию. Было ли такое когда-нибудь? Точно не с моим другом.
Паша молчал и тяжело смотрел на меня исподлобья. Я никак не реагировала на его взгляд, но на краю сознания билась тревожная мысль, а знаю ли я вообще человека, что сидит напротив меня? Мой Пашка никогда бы не стал ТАК смотреть... Тишина потихоньку давила на сердце, заставляя его замирать в недобром предчувствии. А что, если он и вправду уйдет? В случившемся не только его, но и моя вина. Я полезла туда, куда мне доступ был запрещен – все имеют право на секреты – и поплатилась. Жесткий отпор – естественная защитная реакция на вторжение. Ну а нечаянная близость... Будем считать её обоюдной ошибкой, которая никогда не повторится.
- Я останусь, если ты не потребуешь от меня того, что я не могу тебе дать, - Паша наконец нарушил затянувшееся молчание, и меня пробил озноб от незнакомых ледяных ноток в его голосе. Хотя, почему незнакомых? Пора бы мне привыкнуть за прошедшие две недели, что Паша отнюдь не плюшевый мишка. И было в его жесткости что-то невообразимо притягательное. Я, как истинная женщина, не могла остаться равнодушной к проявлению мужской силы, пусть и направленной на меня.
- Не пытайся меня запугать. Мне ничего от тебя не нужно, и ты это знаешь. Другой вопрос... – я сделала эффектную паузу, - во что это выльется для нашей дружбы. Тайны разрушают доверие.
Паша недоуменно нахмурился:
- О чем ты?
- О первопричине. Или ты забыл, из-за чего все началось? Я хотела узнать о тебе побольше, но ты предпочел поругаться...
- Всему свое время, - перебил меня Паша, и я только развела руками в примирительном жесте. Все, что нужно, я уже услышала, а подождать мне несложно.

«Свое время» пришло неожиданно скоро, через каких-то четыре дня после воскресного разговора. Я и надеяться не смела на такое быстрое развитие событий, но, видимо, мое новое состояние послужило своеобразным катализатором к ускорению.
В воскресенье Пашка ушел почти сразу, а я не стала удерживать. Спокойно проводила до двери, равнодушно и привычно чмокнула подставленную щеку и с затаенным торжеством увидела беспокойство в светло-карих глазах. Волнуйся, милый, тебе полезно иногда. А то уж слишком ты легко отделался от ответственности.
Не скажу, что у меня была осознанная мысль мстить моему другу. Скорее я вела себя так непроизвольно, но сердцем чувствовала, что это правильно.
Результаты не заставили себя ждать – Паша позвонил в понедельник вечером и мило поинтересовался, как у меня дела. Я чуть со стула не упала, когда увидела, кто звонит, но, опять же, сделала вид, что так и нужно. Яр потом долго тряс меня за плечи, пытаясь отвлечь от вдумчивого созерцания погасшего экрана телефона – настолько я была поражена звонку и, особенно, содержанием разговора.
Во вторник Паша зашел вечером ненадолго. Даже не стал раздеваться, просто постоял в прихожей, привалившись широким плечом к косяку и лукаво поглядывая на меня из-под длинной челки. Я судорожно кусала губы в попытках сдержать широкую улыбку радости и едва не подпрыгивала от непреодолимого желания кинуться на шею другу. Вот он мой добрый старый Пашка. Хотя не могла не признаться перед самой собой, что и в образе холодного недосягаемого красавца со сталью в мягком голосе он привлекал меня не меньше.
В среду я уже не удивилась незапланированному визиту и даже дала вывести себя на прогулку, нарочито нехотя, но не переигрывая. Мы неспеша шли по вечернему городу, наслаждаясь свежим воздухом и легким морозцем. Я намеренно не брала Пашу под руку, как делала это обычно, – прежняя интимность отношений была чем-то вроде необязательного бонуса, и мне хотелось подчеркнуть разницу между «до» и «после»... В общем-то, я сама толком не понимала, зачем сторонюсь Пашки. Я следовала своим внутренним инстинктам, и пока они меня не обманывали. Мой друг из дня в день становился все внимательнее и ласковее. Он не пытался прикоснуться ко мне помимо моей воли, но я чувствовала его готовность помочь при малейшей потребности. И все чаще и чаще ловила на себе его грустный взгляд из-под длинной челки. Пожалуй, это было его запрещенное оружие. И покажите мне девушку, которая устоит перед красивым высоким мужчиной с такими выразительными ореховыми глазами и пылким взором!
В «день икс» ничего не предвещало грядущего события. Я проснулась в приподнятом настроении и поехала в институт. Недавно налаженные контакты с однокурсницами были опять подорваны из-за двух недель моей вернувшейся отчужденности. Но я не умею изливать на окружающих свои внутренние переживания и стремлюсь переварить их в себе. Лена это понимала, поэтому не докучала мне нудными расспросами, а просто сидела рядом, подставляя плечо в минуты особо сильной душевной боли. Теперь все снова наладилась, но в институте мне было скучно. Я с отрешенным видом сидела на лекциях, задумчиво копалась в листочках на перерывах и ни на кого не обращала внимания. Лена, видя мою рассеянность, решила начать разговор первой со стандартного и очень надоевшего мне вопроса:
- Аль, что-то случилась? Ты такая тихая...
Да как будто в остальное время я подрабатываю Иерихонской трубой! Ну или клоуном-аниматором – на выбор. Пожалуй, мой ответ нельзя было назвать верхом деликатности, но самое главное Лена уяснила: со мной все в порядке, я её люблю, но совершенно не в настроении что-то рассказывать.
Вечером снова пришел Пашка. В этот раз я позволила себе проявить немного больше нежности и тепло улыбнуться в ответ на приветствие. Суховатый до этого дежурный поцелуй в щеку вышел сегодня более теплым. В общем, возвращение былых отношений теперь казалось не столь уж недостижимой вещью. Мы снова пошли гулять – погода слишком хороша, чтобы тратить вечер на сидение в квартире. Разговор тек по верхам, не касаясь глубинных тем. Я рассказывала о работе над дипломом, Паша слушал и иногда вставлял комментарии по поводу преподавателей и их систем обучения. По-хорошему, это можно было назвать большой откровенностью, так как мой друг сопровождал собственные суждения примерами из своей студенческой жизни. В благодарность за усилие над собой я даже взяла его под руку в конце нашей прогулки.
В моем дворе было тихо и пусто, ярко сияли лампочки над подъездами, заставляя лежащий вокруг снег таинственно сверкать. Мы почти подошли к моей парадной, как дорогу нам преградили несколько человек.