Глава 3. Сны вещие и не очень

Между тем новый гость, прибывший к лонгодримцам, был – во всяком случае, для герцога Вильгельма – если и не желаннее, то определенно дороже предыдущего. Небольшой отряд всадников, облаченных в белые с красными крестами коты, тех самых, что вызвали такое оживление на улицах Кевтики, еще только въезжал на двор, а Вильгельм Лонгодримский, вовремя поставленный в известность о прибытии в его пенаты главы ордена храмовников, великого магистра Фредерика Герконского, уже спускался с порога со всей поспешностью, которую только мог позволить при своем статусе.
Появление магистра Фредерика оказалось обставлено с куда меньшей пышностью, чем можно было бы ожидать, зная о занимаемом им положении. Не было ни фанфар, ни пышного кортежа, ни расцвеченных конских попон. Великого магистра сопровождали четверо рыцарей, каждый из которых имел по двое оруженосцев. Фредерик Герконский, ехавший во главе отряда, выделялся среди прочих паладинов разве только тем почтением, которое ему оказывали остальные. Латы великого магистра, тщательно вычищенные песком и доведенные до блеска мягким войлоком, покрывали не гравировка и не травленые узоры, а зарубки от клинков противников. На белом полотнище стяга, развевающегося над отрядом, были изображены крест и меч. Девиз храмовников с момента основания ордена не менялся и звучал так: «Кротость духа, скромность слов, весомость дел». При нынешнем магистре этот завет исполнялся едва ли не с большим рвением, чем при его предшественниках.
Стоило Фредерику Герконскому только придержать коня посреди двора, как двое слуг герцога уже подхватили скакуна под уздцы. Великий магистр спешился и шагнул навстречу Вильгельму Лонгодримскому.
- Добро пожаловать в эти скромные стены, милорд, - почтительно склонил голову тот. – Вы оказываете большую честь Вашему покорному слуге.
- Ах, полно, дорогой друг, - сказал великий магистр. – Я безмерно рад видеть Вас в добром здравии. До моих ушей дошли известия о том несчастье, что постигло западные земли Лонгодрима. Увы, все мы ходим под Богом, тьма коварна и вездесуща, но коль требуется Вам помощь, мои воины хоть сегодня готовы отправляться к стенам Вашего замка. Уверен, ни одно порождение ночи не устоит против их мечей и молитв.
И то верно, остро наточенные мечи в полторы руки, которые имели при себе храмовники, выглядели весьма внушительно. Польщенный Вильгельм Лонгодримский отвесил магистру Фредерику глубокий поклон.
- Я ценю Ваше участие, сударь, но, право, не стоит так беспокоиться. Я как раз хотел сообщить Вам радостную новость – Лонгодримского зверя больше не существует.
- Не существует? – озадаченно переспросил великий магистр. Казалось, его сильно удивили слова герцога. – Вы в этом уверены?
- Более чем. И у меня есть весьма увесистое доказательство. Немногим позже, когда Вы отдохнете с дороги, я с удовольствием покажу Вам его.
- Если Вас не затруднит, мой дорогой друг, я бы хотел увидеть это прямо сейчас… Чтобы мое сердце было спокойно.
- Как пожелаете, милорд, - Вильгельму Лонгодримскому тоже не терпелось похвастаться трофеем. – Пойдемте. Оно в подвалах у Милтона. Полагаю, этот нетопырь уже начал испытывать на нем свои адские смеси.
Герцог распорядился, чтобы свите магистра Фредерика показали их комнаты, а сам, прихватив два факела, повел гостя вниз по деревянной лестнице, притаившейся за неброской дверью в самом неосвещенном углу просторной прихожей.
Вотчина чучельника Милтона – что в старом замке, что в новом временном пристанище Лонгодримского двора – было одним из наиболее редко посещаемых мест. Вечно темные, угрюмые, как сам их обитатель, затхлые подвалы, где свежие шкуры превращались в чучела, не отличимые от живых зверей, вызывали у окружающих подспудный страх. Даже сам герцог Вильгельм старался бывать там как можно реже, про остальных же и говорить нечего. По замку вполголоса поговаривали, что Милтон знается с нечистой силой, а его «чертовы твари» начинают оживать, стоит только повернуться к ним спиной. Впрочем, до сих пор ни один человек в поместье от милтоновских чучел не пострадал.
Завидев неожиданных гостей, старик почтительно поклонился.
- Мое почтение, сударь, - прошамкал он великому магистру.
- Здравствуй, Милтон, - благосклонно отозвался тот. – Как твои кости? Больше не беспокоят?
- Никак нет, милорд. Та мазь, что Вы мне дали в прошлый раз, оказалась поистине чудотворной.
- Что ж, я рад этому.
- Милтон, покажи-ка нам того красавца, что привезли сегодня днем, - приказал Вильгельм Лонгодримский.
- Конечно, милорд. Вот же он. В неизменности и сохранности.
Милтон похромал в дальний угол комнаты, ловко протиснувшись между шкафом с полками, заставленными колбами разных размеров, и столом, заваленным свитками пергамента, связками трав и корешков и еще какой-то дрянью, не поддающейся пониманию. Добравшись до цели, он с гордостью сдернул грязное покрывало, сквозь которое проступал непонятный округлый предмет.
- Благодатная Мария, смилуйся, - прошептал пораженный магистр.
Вильгельм Лонгодримский, довольно улыбаясь, наблюдал за удивлением храмовника. Милтон поместил доверенную ему голову зверя в глубокую стеклянную чашу, наполненную янтарной жидкостью, и сейчас, подсвеченная трепещущим факельным пламенем, она была хорошо видна. Подобравшись ближе к чаше, Фредерик Герконский провел ладонями по стеклу, недоверчиво качая головой. В выпуклой стенке сосуда, расплываясь и искажаясь, отразилось загорелое лицо магистра со светло-русой с изрядной примесью седины клинообразной бородкой. Точно почуяв поблизости чужое присутствие, плавающая в неизвестной жидкости звериная голова слабо дернула ухом.
- Невероятно, - восхищенно сказал Фредерик Герконский. – Да ведь это же ленкар. Страж пещер, как любят говорить в Вескурии. Действительно знатный трофей. Должно быть Вам понадобился большой отряд, чтобы с ним сладить?
- Всего один человек, - скромно сказал герцог.
- Один? – недоверчиво переспросил великий магистр. – Но… мне казалось, что это невозможно. Кому же оказалось под силу такое деяние?
- Полагаю, что Вам уже доводилось про него слышать, милорд, поскольку за подобную работу, как я понял в процессе поиска кандидатуры, у нас в королевстве берутся немногие.
- Вы говорите загадками, мой друг. Но если имя этого человека составляет тайну, я не буду настаивать.
- Да полно Вам, - поморщился герцог, – никакой тайны здесь нет. Просто сие имя или прозвище, как правильнее было бы его назвать, в последнее время у многих на слуху. Охотника звали Вороном, милорд.
- Ворон? - задумчиво повторил Фредерик Герконский, словно бы пробуя слово на вкус. – Ворон… Вы правы, мне действительно доводилось уже о нем слышать и не раз. Хотя, признаться, я всегда полагал, что большая часть информации об этой личности выдумана менестрелями в таверне за кружкой пива, возможно даже на основе южных сказаний. В нашей вескурийской миссии до меня доходили схожие повествования о некоем странствующем воине, пользующемся изрядной благосклонностью пустынных князей, сражающемся с дэвами, мантикорами, сфингами и прочей песчаной нечистью и будто бы даже способном воскресать из мертвых. У него было весьма странное языческое имя… нет, не помню, ну, да это и не важно. Как мне думается, подобная мифология издревле присуща любому народу, и каждое новое поколение всего лишь привносит в нее соответствующий нынешним жизненным реалиям колорит.
- Не буду с Вами спорить, дорогой друг, - отозвался герцог. – Заверю лишь в одном – тот, кто привез мне эту голову, мифологией определенно не был. Я видел его примерно на таком же расстоянии, как сейчас вижу Вас, и имел с ним достаточно продолжительную беседу. А теперь, если не возражаете, покинем этот склеп. Я бы хотел услышать Ваше мнение по поводу новых поступлений в моей коллекции оружия.
Может быть, Вильгельм Лонгодримский, похваставшись трофеем перед добрым знакомым, и счел тему закрытой, но великий магистр, похоже, так не считал. Под вечер, когда начало смеркаться, он еще раз, теперь в одиночестве, посетил подвалы Милтона. Стоило высокой, облаченной уже не в порубленные латы, а в темные неброские одежды фигуре Фредерика Герконского появиться на пороге, как старик разом забросил распятую на препаровальной дощечке лягушку и склонился в подобострастном поклоне. Магистр, мимоходом взглянув на согбенного в три погибели чучельника, сразу же направился к столу. Лягушка со вспоротым брюхом и аккуратно расправленными потрохами еще слабо раздувала горло.
- Что ты делаешь, Милтон? - сурово нахмурился Фредерик Герконский. – Это же божья тварь, зачем ее мучить?
- Милорд, я всего лишь…
Магистр, недослушав, взял со стола нож и рассек напополам несчастное животное.
- Никогда не глумись над творениями Господа нашего, Милтон. Ни одно из них не заслуживает такой судьбы.
- Ваши слова для меня закон, сударь.
- Закон един для всех – это заповеди Творца, - строго сказал великий магистр. - Слушать надо, прежде всего, их. Но вернемся к делу. Как я погляжу, ты успел обжиться здесь. Видать, надолго собрался задержаться?
- И то верно, милорд. Зверь-то казался грозным, мало кто желал померяться с ним силой.
- И, тем не менее, один желающий все же нашелся. Покажи-ка мне еще раз свой сосуд.
Милтон доковылял до шара и сдернул с него покрывало, поднеся факел поближе. Магистр Фредерик задумчиво пригладил бородку.
- Надо же… не знаю, что и сказать. Никогда бы не подумал, что кому-то окажется под силу в одиночку сладить с ленкаром. Жаль, что мы разминулись – хотелось бы взглянуть на такого смельчака. Кто он таков, этот Ворон? Ты же его видел?
- Мельком, сударь, когда благородный герцог вызвал меня забрать трофей.
- И что же?
- Да как Вам сказать… Самую малость посимпатичнее этого, - Милтон кивнул на плавающую в янтарной жидкости голову.
- Это я мог бы и от любого бродячего барда узнать. Давай-ка поподробнее. Мне кажется, я плачу тебе за то, чтобы ты держал глаза и уши открытыми. Итак, попробуем еще раз. Что за человек этот Ворон?
Милтон шмыгнул носом.
- Здоровый, - нехотя забормотал он, - повыше Вас, наверное, даже будет. Угрюмый. Сразу видно – из тех, которые языком попусту не треплют и знают куда побольше, чем говорят. Движения выправленные, бойцовские, больше под южную школу фехтования подходят. Одет как бродяга, зато оружие имеет такое, какое нашему герцогу и в блаженных снах не снилось. Глаз дурной. Васко говорит, мол, во время аудиенции он так на молодого хозяина зыркнул, что тот сразу смолк. А сами знаете, чтобы господина Ричарда молчать заставить, это постараться надо. И еще, сударь… воля Ваша, да только я бы его человеком никогда не назвал. Глаза у меня, может, стали не теми, что прежде, но нюх все так же остер. От этого Ворона тьмою несло с той же силой, что и от его добычи. Попомните мои слова, он тоже из ночных отродий, хоть и говорит человеческим языком.
- Вот как? – помрачневший магистр забарабанил пальцами по столу, выстукивая ритмичную мелодию. – Что ж, если ты прав… весьма интересно. Что-нибудь еще можешь добавить?
- Нет, сударь, я же с ним не разговаривал.
- А кто-нибудь разговаривал? Кроме благородного герцога, конечно.
Милтон долго мялся.
- Юная Эвелин, - признался он под конец.
- Эвелин? – магистр резко подался вперед. – Кто затеял разговор? Он или она?
- Не знаю, милорд. Святым крестом клянусь, не знаю. Коль угодно, спросите лучше у нее сами.
- Непременно спрошу. А ты, Милтон, старайся не призывать без надобности в свидетели святыни. Празднословие тоже грех, хоть и не смертный. Вот, держи за свои труды…
Небольшой кожаный мешочек, глухо звякнув, лег на стол. Старик вновь согнулся в поклоне, торопливо бормоча слова благодарности и исподлобья таращась на удаляющуюся широкую спину Фредерика Герконского.
Великий магистр недолго собирался для исполнения своего намерения. Меньше чем через четверть часа в дверь Эвелин постучался их старый дворецкий Патрик.
- Сударыня, господин Фредерик спрашивает позволения видеть Вас.
- Скажите господину Фредерику, что для меня он всегда желанный гость, - ответила Эвелин, немного удивленная столь поздним визитом.
Патрик степенно поклонился и исчез за дверью. Фредерик Герконский вошел почти сразу и преклонил колено перед дочерью герцога Лонгодримского. Эвелин, как того требовал этикет, встала, сделала реверанс и вновь уселась на обложенный вышитыми подушками стул. Теперь магистр Фредерик тоже имел право встать и присесть напротив собеседницы, но, как правило, он этого не делал, продолжая общаться с Эвелин с почтительностью вассала. Нынешний вечер не был исключением. Мэри и Анна, сплетавшие в углу шелковые нити с золотыми, готовя работу назавтра, вовсю делали вид, что заняты делом, но от любопытных взглядов в сторону коленопреклоненного рыцаря удержаться не могли.
- Я благодарю небо за то, что оно дозволило мне вновь увидеть Вас, юная леди, - сказал Фредерик Герконский. – Право, Вы расцветаете с каждым днем, как роза под благодатными лучами солнца.
- Вы льстите мне, милорд, - ответила Эвелин, отметив про себя, что храмовник мало изменился с момента их последней встречи. Разве что седины прибавилось в густых, длиною до плеч, светло-русых волосах, да загар на лице стал гуще, отчего синие глаза магистра кажутся еще пронзительнее, чем прежде. – Я тоже рада видеть Вас целым и невредимым. Мне говорили, что Вы лишь недавно вернулись из Вескурии, а ведь южные земли очень опасны.
- Опасности – истинные или мнимые – никогда еще не останавливали рыцарей нашего ордена. Однако беда зачастую подкрадывается исподтишка и бьет в спину. И худшая новость настигла меня уже здесь, в Мерлене. Это была весть о случившейся с вами беде.
- Нам очень дорого Ваше участие, милорд. Но беда развеялась, как исчезают с неба тучи после дождя. Я полагаю, отец уже рассказал Вам, что зверя, поселившегося в нашем замке, убил нанятый охотник?
- Да, благородный герцог показал мне трофей. Именно поэтому я и осмелился придти к Вам, сударыня, в столь поздний час. Я хотел спросить Вашего совета.
- Моего совета? – лицо Эвелин вспыхнуло румянцем. – Но чем я могу помочь Вам, милорд, в вопросе, в котором, увы, ничего не смыслю?
- И, тем не менее, я уверен, что Ваша помощь для меня может оказаться неоценимой. Скажите, какое мнение сложилось у Вас о привезшем трофей охотнике?
Девушка изумленно взглянула на великого магистра – она ожидала чего угодно, но только не такого вопроса. Неужели кто-то успел сообщить Фредерику Герконскому о том, что она видела охотника и беседовала с ним? Но кто? Ричард забыл об увиденном разговоре, герцог о нем не знал, иначе ей давно бы уже досталось за самовольство. Выходит, что проговорился кто-то из слуг? Или магистр все же имеет в виду происшествие в приемном зале, когда из-за оплошности Мэри ее присутствие было раскрыто?
- Вы ставите передо мной непростую задачу, милорд, - осторожно проговорила она. – Трудно составить верное впечатление о человеке на основе мимолетной встречи.
- Однако у меня сложилось впечатление, что встреча не была такой уж мимолетной, - возразил магистр. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но этот охотник о чем-то пытался с Вами поговорить. Были ли его намерения благими?
- А Вы об этом… - устало сказала Эвелин, мимоходом подумав, что неприятности, которых, казалось бы, удалось избежать, все-таки ее настигли и что второе использование дара за один день для нее будет уже чересчур. Головная боль только-только начинала утихомириваться, к тому же она никогда прежде не пробовала применять убеждение к магистру Фредерику, относившемуся к ней с такой благосклонностью, и теперь у девушки не было уверенности, что все пройдет успешно, потому что иногда дар, каким бы колдовским он ни был, не действовал. На герцога Вильгельма, к примеру, он не действовал никогда. Да и свидетели в лице ее служанок окажутся совсем некстати, а благовидного предлога, чтобы отослать их, у Эвелин не было.
- Боюсь, что Вы немного неправы, милорд, - продолжила девушка, решив для начала попробовать обойтись обычными словами и выяснить намерения собеседника. – Признаюсь, я и вправду с ним разговаривала, однако почин к этой беседе, возможно излишне поспешный, был положен мною. Дело в том, что, насколько мне известно, отец, желая сэкономить, изначально пошел на обман и объявил, что в замке поселился упырь, а посему и сумма была назначена, как за упыря. Мне показалось, что та опасность, от которой нас избавили, заслуживает куда более достойной оплаты. Я хотела доплатить охотнику за его труды…
- И что же? Он взял от Вас деньги?
- Нет, не взял. Сказал, что не намерен менять изначально определенной цены.
Магистр Фредерик внимательно всмотрелся в лицо девушки.
- Что ж, во всяком случае, это было честно с его стороны, - кивнул он, как будто успокаиваясь. – Спокойной Вам ночи, юная леди. Разрешите откланяться. Надеюсь, что Лонгодримский зверь не будет больше Вас беспокоить ни наяву, ни во сне.
- Благодарю Вас, милорд, и Вам тоже доброй ночи, - вежливо отозвалась Эвелин, всеми силами стараясь скрыть растерянность от столь странного скомканного прощания. Во всяком случае, не похоже было, чтобы Фредерик Герконский намеревался сообщать герцогу об ее выходке, а значит, этот повод для беспокойства все же улетучивался. В эту ночь она, пожалуй, впервые с момента прихода зверя обязана была заснуть спокойно.
Однако словно сглазил ее глава ордена храмовников … Стоило отчаянно зевавшим служанкам покинуть комнату, унося с собой свечи, как темные волны сновидений вновь увлекли дочь герцога Лонгодримского в их старый замок. Вновь, сидя в кровати в темной холодной спальне, Эвелин с дрожью слушала разносящиеся по коридорам визг и вой. Что-то тяжелое ударилось в запертую дверь, потом раздалось царапанье – так скребутся собаки, умоляя, чтобы их впустили, затем утробное ворчание, и вновь удары, еще более сильные.
- Уходи, - простонала девушка, прижимаясь к обитой гобеленом стене. – Уходи, пожалуйста!
Однако умолять зверя было бесполезно, равно как и пытаться звать на помощь. В опустелом замке Эвелин всегда оставалась наедине с чудовищем. Дверь с хрустом распахнулась … Эвелин зажмурилась, чувствуя, как сводит судорогой горло, и вдруг ощутила на лице дыхание свежего ночного ветерка. Девушка приоткрыла глаза, отдаваясь на волю идущего своей чередой сна. Она стояла посреди вымощенного брусчаткой двора, залитого лунным светом. Только это был уже не Лонгодрим, а другой замок, впрочем, не менее заброшенный. Эвелин никогда прежде не видела его наяву, зато во сне – бессчетное количество раз и, даже не оборачиваясь, знала, что за спиной у нее находится здание изящной архитектуры с портиком, украшенным мраморными конскими статуями. В призрачном лунном свете угрюмо чернело разложенное во дворе высокое кострище с торчащим посредине обугленным столбом. На противоположном конце двора в отбрасываемой хозяйственными постройками тени что-то копошилось и урчало. Перепуганная Эвелин бросилась прочь. Каменная крошка так явственно резала ее босые ноги, что казалось – все происходит на самом деле. Девушка не оборачивалась, но чувствовала, что за ней гонятся и вот-вот настигнут. Взбегая по крутой лестнице, она запуталась в подоле ночной рубашки и с жалобным криком рухнула на ступени, закрываясь руками.
А зверь, огромный, косматый, с перепончатыми гусиными лапами, оказывается, был еще довольно далеко. Он бежал медленно, натужно хрипя, словно его задерживали невидимые оковы. Вот он встал на дыбы, присел и вдруг прыгнул вперед. В воображении Эвелин разом нарисовалась натянувшаяся и лопнувшая цепь. Освободившийся зверь с торжествующим воем бросился к добыче, когда вдруг случилось то, чего в прежних снах не происходило. На ступени пала тень, в лунном свете полыхнуло лезвие клинка, и оскаленная голова зверя покатилась по брусчатке, нелепо подпрыгивая и оставляя за собой россыпь черных капель.
- Не бойтесь, юная госпожа, - произнес уже знакомый ей хрипловатый голос. – Он не страшнее многих других, что ходят по земле.
- Вы? Это Вы?
Перед Эвелин стоял тот охотник, с которым она недолго беседовала сегодняшним днем. Только сейчас на нем была не скромная поношенная одежда, а латы, почерневшие и будто бы обгоревшие в огне.
А с замком творилось нечто неладное. Земля содрогалась и дыбилась, сквозь нее прорастали острые пики черных скал, по стенам строений бежали трещины. Ступени, на которых все еще лежала Эвелин, сотрясала мелкая дрожь. Часть крепостной стены скрылась в облаке серой пыли, сквозь пыль зловеще полыхнуло алое пламя.
- Да что же здесь происходит? – в ужасе воскликнула девушка. Она не надеялась получить ответ, но теперь ей хотя бы было у кого спрашивать.
- Рушится дом, потерявший хозяина, - охотник опустился перед Эвелин на одно колено и протянул ей скрытую латной рукавицей руку. – Юная госпожа, нам нельзя здесь задерживаться. Позвольте мне доставить Вас в безопасное место.
Эвелин вложила дрожащую руку в холодную твердую ладонь охотника, а тот подхватил ее и оттолкнулся от земли. С шелестом распахнулись над ними исполинские кожаные крылья, унося дочь герцога Лонгодримского и ее сопровождающего все выше и выше, в грозовые тучи. Земля далеко внизу шла трещинами, из разломов вырывалось пламя, незнакомый замок и город вокруг него рушились на глазах. Насмерть перепуганная Эвелин вцепилась в плечо своего спасителя и ощутила под ладонями костяные шипы. Озадаченная происходящими в ее спутнике переменами, девушка подняла глаза, еще не чуя беды, и остолбенела. На нее, изогнув длинную шею с жесткой лошадиной гривой, смотрело существо даже более жуткое, чем встреченный в замке зверь.
- Я бы не хотел пугать Вас, сударыня… - проскрипело существо.
Эвелин отчаянно завизжала… и уселась на кровати, лихорадочно отбиваясь от спутавшего ее пухового одеяла. Вокруг было сумрачно и тихо. За узким оконцем едва начинало светать. Они в Кевтике, а зверь мертв и больше ни для кого не опасен. Она видела отрубленную голову, своими глазами видела. И, тем не менее, он снова вернулся в кошмаре, еще более страшном, чем обычно… Господи, неужели это никогда не кончится?
Зябко натянув одеяло под самый подбородок, Эвелин Лонгодримская вновь откинулась на подушки, глядя в темный полог балдахина над кроватью. Дремоту словно рукой сняло. Стоило девушке закрыть глаза, как из мрака опять выплывала отвратительная морда существа, притворившегося ее кратковременным знакомым. Теперь в этих чертах и вовсе не осталось ничего человеческого, теперь лицо «охотника» куда больше походило на исполинский череп, покрытый ороговевшей кожей с шипастыми наростами. Ужасно…
Эвелин промаялась до рассвета, так больше и не заснув. И когда Мэри явилась пожелать госпоже доброго утра, девушка была уже на ногах, ожидая служанку, чтобы приступить к утреннему туалету. В отличие от хозяйки Мэри отлично выспалась и была в великолепном настроении.
- Хорошо ли Вам спалось, сударыня? – щебетала она, расчесывая длинные волосы Эвелин. – Не привиделся ли Вам юный красавец на белом коне, увозящий Вас в свой замок?
- Что? – удивилась та. – Видит Бог, я тебя не понимаю, Мэри.
- Так ведь ночь-то с четверга на пятницу была. Говорят, что сны сегодняшние вещие и обязательно вскорости сбываются. Ох, простите, госпожа, я сделала Вам больно?
- Нет, Мэри, ты не виновата, - успокоила ее вздрогнувшая Эвелин. – Но мне сегодня снились страшные вещи… Я совсем не хочу, чтобы они сбывались.
- Ой, так это ж все старухи болтают, - разом пошла на попятную служанка. - А они много чего порасскажут, лишь бы их слушали. Мне вот, верите ли, на той неделе аккурат в ночь на пятницу, да еще под самое утро, снилось, будто выехали мы из замка и до Шелтми добрались. А там праздник какой-то… И смотрю я, выходит в круг наш Милтон, да как начинает отплясывать – ровно лет тридцать с плеч долой.
- И что?
- Так не сбылось же! – звонко расхохоталась Мэри. - А вот магистр Фредерик все-таки благоволит Вам. Правда-правда, со стороны все видно. Жаль, что храмовники, как монахи, дают обет безбрачия. Такого доброго и смелого господина еще поискать надо. А будь он еще немного помоложе, так и вовсе бы отличный муж получился.
- МЭРИ!!!
- Ай, молчу-молчу. Но неужто Вам самой сердце ничего не говорит?
- Господин Фредерик для меня как отец, - твердо сказала Эвелин.
- Так у Вас уже есть отец, госпожа. К чему Вам еще один? Про запас, что ли?
- Ах, Мэри, ну, что тебе за радость вновь и вновь заводить одни и те же разговоры? Все равно от твоих слов ничего не переменится. Магистр Фредерик дорог мне, как друг, на которого всегда можно положиться в трудную минуту. А кроме него я и вовсе не вижу вокруг никого, кто нашел бы отклик в моей душе.
- А что Вы думаете о Витовте Ваппурском?
- О князе Витовте? Как я могу что-то думать, если я вовсе его не знаю. А отчего ты спрашиваешь?
Мэри подозрительно оглянулась по сторонам и, склонившись к уху хозяйки, прошептала:
- Отец рассказал мне вчера вечером… Он носил вино в библиотеку Вашему отцу и господину Фредерику, когда они там беседовали. Благородный герцог испрашивал у магистра совета. Я так поняла, что ваппурец сватается к Вам, и герцог Вильгельм совсем не против этого брака. А вот господин Фредерик сомневался и советовал не торопиться с решением.
Эвелин опустила глаза.
- Кому, как не отцу, знать, что хорошо для дочери, - медленно произнесла она. – Герцог Вильгельм никогда не желал мне зла, и коль он полагает, что князь Витовт станет достойной парой для его Эвелин, значит, так тому и быть. Полагаю, он сам сообщит мне о своем решении. Подождем, Мэри. Все разъяснится со временем.
Эвелин Лонгодримской вскоре должно было исполниться пятнадцать лет. Ее мать в этом возрасте уже находилась замужем и ожидала первенца, однако герцог Вильгельм не торопился с решением о марьяже, основательно изучая метивших к нему в зятья соседей. А желающих было немало – о красоте младшей дочери герцога Лонгодримского в округе ходили легенды, да и приданное должно было оказаться внушительным. Впрочем, на тот момент, о котором идет речь, все попытки владельцев близлежащих земель отыскать подход к суровому Вильгельму Лонгодримскому оставались неудачными. Возможно, что он всего лишь ожидал какой-то лучшей партии и, похоже, как раз сейчас наконец-то ее дождался.