Глава IV

Экольвенд.
Зуберлог.
Особняк Кагаров.
Начало лета.
1746г. по Муранскому календарю.

Новое возвращение домой Вуато ждала с особенным чувством. Весь год юная чародейка ждала встречи с Зулуром, и вот с каждой минутой долгожданное свидание становилось ближе.
Изумрудная лента, подаренная служкой, была вплетена в белоснежную косу. Скоро Зулур увидит это и поймет, что подарок дорог леди. Пусть видят все, тем более та служанка, дочь кухарки.
Вновь экипаж въехал во двор. Снова на крыльце встречали Вуато родители и Роза. Рядом собрались все дворовые. И, конечно же, Зулур.
Если с чувствами Вуато уже все давно стало ясно, то что насчет этого мальчишки? Тут все еще проще и яснее. Слуга, росший с Вуато, получавший от нее, как и многие другие, оплеухи и тумаки в детстве, считавший вместе с другими мальчишками ее гадким утенком, просто влюбился в нее. И давно себе в этом признался. Теперь его распирало от желания признаться в этом и Вуато.
Хотя, конечно, он не представлял, каким образом это сделает. Да и поведение Вуато заводило Зулура в тупик. То юная госпожа проявляла к Зулуру внимание, общаясь со слугой как с другом, то вдруг проявляла такую холодность, что Зулур не то, что сразу вспоминал о том, кто есть кто, а вообще хотел исчезнуть со двора и скорее забыть леди, выбросить глупые мечты и пойти искать утешение в объятиях горничной, которая, кстати, порядком ему надоела. Нелюбимая женщина начинает быстро тяготить, сколь бы прекрасной любовницей она не была.
Извозчик открыл дверцу и подал руку, помогая леди выбраться. И вот, наконец, Вуато ступила на родной двор. Шестнадцатилетняя девушка. В ней не осталось практически ничего от той девчонки-сорванца, больше походившей на мальчишку. Настоящая леди. Гордая осанка, тонкая талия, плавные движения. Сама вежливость и учтивость.
Зулур не сводил с Вуато восторженного взгляда. Ему казалось, что она стала еще прекраснее. Сердце молодого слуги запело, когда он увидел вплетенную в белоснежную косу ленту, подаренную Зулуром. Вуато приняла его подарок и носила его, ей понравилась простая лента, без всяких украшений, простой атлас, даже не шелк, материал, достойный украшать самих королей.
Сердце влюбленного человека не видит преград и запретов. Зулур желал сейчас, чтобы Вуато выбрала его, предпочла богатым женихам. Бедный влюбленный парень даже и не думал, что подобного не допустят ни родители Вуато, ни общество, которое никогда не примет простеца по происхождению в своем кругу.

Вуато поднялась на крыльцо, здороваясь с родителями. Однако чародейка непрестанно взглядом искала Зулура. Она долго ждала встречи с ним. Так много хотелось сказать.
Зулур стоял чуть поодаль, кажется рядом с садовником. Они встретились взглядами, и Зулур чуть поклонился своей леди. Вуато одарила парня дружеской улыбкой.

Еще долгое время им не удавалось встретиться. Вуато должна была проводить время с семьей, которую не видела целый год. Хотя из всей семьи здесь были только отец и мать. Адель с Азраэлем давно не приезжали проведывать родных. Марка по службе отправили в Морену – западный провинциальный город на берегах залива Юка.
Вуато узнала о том, что на севере, в Намарии и части Дуактана, поднялись народные волнения. Обстановка напряжена, случаются стычки. Вроде как местные служители Церкви взялись за проверку всех людей Силы. С чем это связано точно никто не знает. Ходят слухи, что нескольких человек схватили и отправили в тюрьмы. Устраивали допросы. Среди заключенных есть простые люди, не признающие себя ни чародеями, ни магами, ни кем-либо еще. Горожане и селяне поднимают бунты, обвиняя местных Сильных, были случаи нападения группы людей на колдунов и ведьм.
До Экольвенда волнения еще не дошли, однако все находятся в режиме готовности, чтобы сразу, как говорится на корню, пресечь возможные беспорядки. К каждой пьяной драке повышенное внимание. Экольвендская Церковь молчит. Задержаний и обвинений не устраивает, хотя интересуется некоторыми домами Сильных. Проводит проверки, но только с разрешения главы дома.
Кагарами тоже интересовались. Одними из первых. Что искали не понятно. Особо ничего не объясняли. Только виконту, как советнику Его Величества пояснили, что ищут артефакт, несущий, по их данным, некоторую опасность.
Кагар, уверенный в отсутствии какого-либо артефакта, дозволил проводить обыск.
У агентов Церкви вызвали подозрения несколько статуй древних божков, вроде как лесных хранителей, и крученый рог, приспособленный под сосуд для вина. Хотя после проверки некими своими методами подозрения были сняты.
Но столь деликатный обыск, пожалуй, только в Экольвенде и сохранился. В северных королевствах подозрительные вещи тут же изымались, а владельцы подвергались допросам.
Наконец долгожданная встреча влюбленных сердец состоялась. Это произошло во время конной прогулки. Вуато, ее матушка, Роза и гостья, приятельница виконтессы совершали объезд угодий. Женщин сопровождала охрана. Туда-то и затесался Зулур. Облаченного в плащ с капюшоном, скрывающим лицо до половины, Вуато не сразу узнала Зулура. Но, когда узнала, недоумению Вуато не было предела. Каким образом служке удалось протиснуться к военным людям? Какими правдами и неправдами он уговорил кого-то одолжить форму? Или украл? На самом же деле все было гораздо проще. Ну кто не бывал влюбленным юнцом, готовым на крайности лишь ради того, чтобы хоть немного побыть рядом с возлюбленной? Мужчина, бывавший в такой ситуации поймет другого и поможет герою-любовнику. Поэтому солдат на просьбу Зулура лишь улыбнулся, хотя и двусмысленно, и, со словами: «верни в сохранности только, а то…» просто отдал форму, сам же направился в город по своим делам. Неожиданный выходной надо было использовать по полной программе.
Вуато ехала не спеша, чуть позади взрослых. Зулур ехал рядом. Их лошадки шли вровень. Ехали молча, как и принято. Сердце Вуато билось с бешеным темпом. Ведь любимый наконец-то был рядом, практически на расстоянии вытянутой руки. Однако побыть наедине им не удавалось: сопровождение тут же останавливалось, стоило Вуато и Зулуру отстать на приличное расстояние.
Нужен был предлог, чтобы остаться без сопровождения или вовсе вернуться назад в особняк.
Предлог Вуато придумала на ходу. Девушка начала обмякать и скатываться из седла, прямо к ехавшему рядом охраннику. Надо сказать, что Зулур не понял шутки леди и искренне испугался.
- Леди, осторожнее! – воскликнул он, подхватывая чародейку.
На взволнованный крик обернулись все. Тут же, спрыгнув со своей лошадки, подбежала виконтесса, за ней следом Роза.
Вуато сделала вид, что приходит в себя.
- Ой. Что со мной? Почему я на земле? Отпусти, что вцепился? Задушишь! – Вуато старательно изображала отвращение и презрение по отношению к поддерживающему ее охраннику.
- Доченька, что с тобой?
- Все в порядке, - поднимаясь, ответила Вуато, - просто голова закружилась.
- Похоже, Вы перегрелись на солнце, - сказала Роза.
- Похоже, - Вуато показалось, что гувернантка скорее не предполагала, а придумывала предлог для Вуато.
Неужели она все поняла?
- Раз так, Вам надо вернуться в особняк, - продолжала Роза, - проводи госпожу, - обратилась гувернантка к Зулуру. Она точно все поняла.
Ошарашенный Зулур лишь кивнул головой и помог Вуато забраться на лошадку.
Пока Зулур увозил Вуато, Роза заверила виконтессу, что беспокоиться не о чем и им стоит продолжить прогулку.

- Вы это специально? – наконец спросил парень, когда они отъехали подальше.
- Ну а как иначе? Мне надоело это путешествие.
- Я рад Вас видеть, - улыбнулся Зулур.
- Я тоже рада тебя видеть – сказала Вуато, и после этих слов будто что-то произошло, будто некая преграда между ними рухнула, они словно стали ближе.
Они ехали в особняк, всю дорогу разговаривая. Вуато рассказывала о своей жизни в Академии, Зулур делился последними новостями.
По возвращении в особняк Зулур вернул форму – истинного владельца сейчас не было на месте, и парень просто сложил одежду в комод.
Вуато ждала Зулура на той самой скамье, где произошло их первое нормальное общение, не считая раза ночью, когда Зулур спешил в объятия служанки.
Казалось бы, они поговорили обо всем. Но сидя тут, под кроной могучего дерева, их разговор продолжал литься не переставая. Им просто было хорошо находиться рядом друг с другом.
В какой-то миг они оба замолкли. Все это время как она, так и он старались не смотреть пристально друг на друга. Вроде как неприлично, да и от смущения каждый взгляд, каждое случайное прикосновение казалось обоим верхом их собственного неприличия.
Однако сейчас все изменилось. Мир не то, что бы замер, но погас. Все краски, звуки. Были только они двое, смотрящие друг на друга. В следующий миг Зулур чуть наклонился к Вуато. Ее сердце, и без того бьющееся быстрее воробьиного, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. И…
Вуато подсочила со скамьи, как ошпаренная:
- Извини! – пискнула девушка и практически побежала прочь.
Зулур мгновение смотрел ошарашено и кинулся следом.
Вуато вбежала в свои покои. Зулур не отставал от нее ни на шаг. Он вбежал в покои следом. Даже не вбежал, а буквально ввалился в комнату.
- Что ты себе позволяешь? – Вуато зашипела рассерженной кошкой.
- Леди Вуато, - Зулур переминался с ноги на ногу, борясь с желанием схватить девушку, - леди Вуато…простите меня, но…но…
- Зулур…уходи, - уже чуть ли не умоляла девушка.
- Нет, - служка подался вперед, но осекся, - леди Вуато, я не могу так больше…можете делать вид, что ненавидите меня, призираете. Но я вижу, как на самом деле на меня смотрите и Вы знаете, как я к Вам отношусь. И у меня теплится надежда…
- На что?! – воскликнула Вуато, но, словно испугавшись собственного голоса, прошептала, - На что? Не строй иллюзий…
Вуато не успела закончить. Зулур все же схватил ее, прижал к себе. Поцелуй. Сначала робкий, осторожный, словно проверяющий, не превратят ли смельчака в пыль за такую дерзость. И в следующий миг поцелуй стал более уверенным, полным страсти. Вуато невольно ответила на поцелуй. Зулур улыбнулся. На глазах девушки проступили слезы.
Сколько они стояли, прижавшись друг к другу? Час? День? Век?
- Маленькая моя, - шептал Зулур ей на ухо, гладя белоснежные, словно седые, волосы.
Дальше…Дальше была такая нежность, забота и ласка, какую Вуато никогда не испытывала, да и Зулур не проявлял ни к одной из своих женщин.
Нетрудно было догадаться, что леди невинна. От этой мысли у Зулура замирало сердце. Он ощутил ответственность за Вуато.
Гладил. Целовал. Ласкал. Долго. Чувствовал, как дрожит Вуато. Его самого пробирала дрожь. Волнение и желание слились в нем воедино.
Однако, не смотря на его старания, Вуато было больно. Без этого никак. Девушка вцепилась в простыню, глухо застонала. Зулур крепко поцеловал ее в губы, пытаясь не допустить, чтобы леди закричала. Если кто услышит и явится на этот крик, то им обоим несдобровать.
Зулур не торопился, давая Вуато время привыкнуть.
И снова нежность, ласка, забота.

Они оба были мокрые от пота. Тяжело дышали.
Зулур лежал на груди Вуато и слушал, как сильно бьется ее сердце.
- Я люблю тебя, - прошептал он.
- Я люблю тебя, - эхом отозвалась Вуато.
Еще некоторое время они лежали в объятиях друг друга.
- Тебе пора идти, - прервала тишину Вуато, - потеряют, начнут искать.
- Ну… никто не станет искать меня тут, - Зулур принялся снова целовать чародейку.
- Я серьезно, - леди попыталась отпрянуть от любовника.
Зулур посмотрел на Вуато. Во взгляде его читались любовь и счастье.
- Хорошо, ты права.
Он неохотно поднялся.

После того вечера Вуато не только стала женщиной. Одна особенность чародеек, отличающая их от остальных мистериумов – после потери девственности их чародейские способности возрастали. Неизвестно, с чем это связано. Многие до сих пор ломают над этим головы, выдвигая множество гипотез, какая из них верна, остается загадкой, конечно, если верная вообще есть. Но доподлинно известно, что некоторые девушки могли творить чародейства только после первой близости с мужчиной.
Прилив сил Вуато почувствовала день спустя. Ощущения будто где-то внутри разбушевался пожар. В животе начало гореть, жар поднимался выше, в область груди и следом расплывался по рукам, исчезая в пальцах. Такое движение можно объяснить тем, что чародеи творят именно руками, не прибегая к вспомогательным предметам: жезлам, посохам, палочкам, амулетам. Сила проходит именно сквозь чародея. Человек сам является и магнитом для Силы, и проводником, и преобразователем грубого потока Силы в могущественные тонкие чары.
Почувствует ли кто-нибудь прилив сил у юной чародейки? Если да, то возникнут вопросы или все поймут сразу? Вуато от этих мыслей стало страшновато.
Чародейка и слуга виделись вечерами. Их тайным прибежищем стал сад с его укромными закоулками. Окружающие вроде как ничего не заподозрили. Ни отец, ни мать не почувствовали возросшую силу их дочери. Это успокаивало Вуато.
Тайные свидания продолжались пару недель.

- Что? Зачем мне ехать к Адель? – возмущению дочери не было конца.
Еще бы! Вуато ни на минуту не желала покидать Зулура. А тут ее отправляли к сестре до конца лета.
- Не хочу! – протестовала она, на глаза наворачивались слезы, - Отец! Я бываю дома три неполных месяца! Если у вас с матушкой появилось желание избавиться от меня так и скажи! Я не буду приезжать из Академии домой!
- Не говори ерунды! – рявкнул отец, прекратив тем самым истерику дочери, - Мы не хотим от тебя избавляться! Что за чушь? Просто просим навестить свою сестру! Это так трудно?!
- Нет, папа, - промямлила Вуато, - как будет угодно.

- Уезжаешь? Зачем? – казалось, Зулур сам вот-вот расплачется.
- К Адель, - Вуато прижалась к любимому, - на все лето.
- Не справедливо, - выдохнул Зулур, - мы не увидимся еще год!
- Ну а что я могу сделать? Такова воля отца! Не могу же сказать, что не желаю уезжать без тебя?
Зулур промолчал. Действительно, они оба ничего не могли поделать. Вуато не могла ослушаться отца. Расставаться с Зулуром ей не хотелось, но не рассказать же виконту правду? Год. Целый год им обоим остается лишь ждать встречи и писать друг другу письма.
Вуато уезжала утром. Дашкенгот располагался на северо-западе от Зуберлога. Провинция находилась вблизи столицы Экольвенда, так что к вечеру Вуато должна была добраться до поместья Беркута.
Вуато пришлось сразу собирать вещи для Академии, так как предполагалось, что она пробудет у сестры до осени.
Экипаж выехал за ворота и помчал юную хозяйку прочь из дома. Вуато обернулась посмотреть на дом, на людей, вышедших ее проводить, среди которых стоял Зулур, и сердце Вуато кольнуло. Накатила непонятная тоска, будто чародейка долго не увидит их всех: ни особняк, ни родителей, ни Зулура. По щекам потекли слезы.
Если бы Вуато знала, что чувство ее было пророческим.
День клонился к концу. Красное солнце все ближе спускалось к земле, прячась за дальними деревьями, холмами. Вместе с тем, не дождавшись своего часа, на небосклоне показался месяц. Еще бледный, прозрачный, даже призрачный, сливающийся с тонкими вечерними облаками.
Экипаж ехал по проселочной дороге. Это не городская улица и не главный тракт, выложенный брусчаткой. Здесь направление указывала колея, продавленная множеством колес. Однако один мало-мальски хороший дождь и дорогу размоет, пригородив путь страннику.
Поместье Беркута стояло особняком от городка. Оно располагалось за пределами города, но одновременно являлось его частью.
Поместье отличалось от особняка Кагаров. Большая территория огорожена деревянным забором, на въезде красовалась табличка с надписью «Созвездие». Большая часть земли отпущена под посадку. Часть урожая шла на стол, а часть на продажу.
Тут же располагались дома крестьян, прислуги. Поместье можно назвать небольшим поселением. Вуато видела, как пастухи с помощь собак гнали скот с пастбища назад в стойла. День скот пасся, теперь настало время для вечерней дойки.
Наконец экипаж подъехал к дому. В отличие от дома Кагаров, особняк Беркута был сделан из добротного дерева и украшен резьбой.
Ни намека на камень, словно жилище эльфов.
Перед парадным входом находился искусственный водоем, в котором сейчас вальяжно плавали утки. Не шикарные лебеди, а обычные домашние утки.
По двору бегали псы, прислуга сновала туда-сюда, увлеченная своими повседневными заботами.
Экипаж въехал во двор. Встретил гостью управляющий.
- Добро пожаловать, леди Вуато, - мужчина склонился в приветственном поклоне, - госпожа сейчас спустится.
Вуато проводили в гостиную. Ее вещи отнесли в комнату, приготовленную к ее приезду. Видимо родители давно решили отправить младшую дочь в гости.
Дом Беркутов отличался уютом, навеянным стариной. Резная мебель, картины в массивных рамах, множество комнатных растений, скульптуры, стены, завешанные тканью, мягкое освещение от свечей – все это было модно во времена, когда, пожалуй, родители Вуато были совсем маленькими детьми. Однако сейчас, в эпоху сдержанности, когда признаком хорошего вкуса считается минимализм в убранстве, подобная обстановка жилища не была чем-то вульгарным, она скорее показывала любовь хозяина к роскоши, удобству и желание показать свой достаток. Хотя последнее у некоторых считалось вульгарным.
Но Вуато не была из их числа, и в доме Беркутов юной чародейке определенно понравилось. Она даже пожелала про себя, чтобы в комнате кровать была под балдахином, как во времена молодости бабушек и юности родителей.
В гостиную вошла Адель. На ней было платье из легкого, струящегося материала нежно – розового цвета, на талии перехвачено лентой, завязанной сзади в бант. Ее густые черные волосы обрамляли лицо, закрывая ушки, сзади волосы собраны в сеточку, украшенную жемчугом.
Адель была словно юная девушка, невинна и беспечна. Весь мир сказка, а она счастливая принцесса.
«Она счастлива, значит, Азраэль действительно дарит ей любовь, как обещал у алтаря». Вуато кольнула зависть, ведь она, в отличие от сестры, не могла находиться рядом с любимым, не могла быть его по закону.
- Сестренка! – Адель, шурша платьем, подлетела к Вуато.
На миг юная чародейка подумала, что сейчас ее задушат.
-Адель! – пискнула та, - я задохнусь!
-Прости, - Адель выпустила младшую сестру из объятий, но продолжала держать за плечи, - я так рада, что ты приехала! Я так соскучилась!
- Я тоже рада тебя видеть, - Вуато старалась изобразить улыбку.
Конечно, она действительно была рада видеть сестру, однако всю радость портило столь спешное расставание с Зулуром.
В гостиную вошел, на ходу надевая пиджак, Азраэль. Молодой человек был одет по последней моде Экольвенда: брючный костюм темной материи с приталенным жилетом и пиджаком до середины бедра.
- Ты куда? – обиженно поинтересовалась Адель, - уже почти ночь!
- Добрый вечер, Вуато, - Азраэль приветливо улыбнулся, поцеловал жену в щеку, - есть дела. Мне назначили встречу. Не могу отложить до завтра.
- А как же ужин в честь приезда Вуато? – казалось, Адель сейчас расплачется, словно ребенок.
- Элли, - Беркут нежно взял ее руку, - я скоро вернусь и мы поужинаем. Ну, или перенесем на завтра? Устроим торжественный завтрак? – он улыбнулся.
- Ты же обещал, - капризничала Адель.
- Не обижайся, милая, мне пора, - он поцеловал пальчики Адель, подмигнул Вуато и вышел из гостиной.
Адель помрачнела. От былого веселого настроения не осталось и следа. Вид был такой, будто вот-вот расплачется.
Вуато нахмурилась, настроение и боль сестры передались ей. Чародейка вообще заметила, что последнее время физическая или душевная боль других передается ей самой. Старые раны эхом отдаются внутри юной чародейки.
- Ну, значит, сегодня устроим праздник в очень тесном кругу, - теперь уже Адель пыталась изобразить улыбку.
- Оно и лучше, - попыталась приободрить сестру Вуато, - сможем посплетничать.
- Да, конечно, - кивнула Адель, - я скажу, чтобы подали на стол.
- Знаешь, я устала и не голодна, - поморщилась Вуато, - может, просто посидим? Поболтаем.
- Тоже можно, - улыбнулась Адель.

Позже сестры сидели в малой гостиной у камина, пили ароматный травяной чай с вареньем и выпечкой.
- Знаешь, - отхлебывая горячий напиток, говорила Адель, - мне все чаще начинает казаться, что у Аззи есть другая.
- С чего такие выводы? – Вуато старательно прятала улыбку. Ее забавляло, как эти двое называют друг друга.
- Он постоянно куда-то уходит, с кем-то встречается. Ладно, если в Зуберлоге, но тут…с кем ему встречаться в провинции?
- Мало ли, - пожала плечами Вуато.

Вечная женская подозрительность. Любое поведение мужчины, кажущееся им необычным, женщины воспринимают, как повод к ревности. Нет, конечно, порой такие подозрения обоснованы, но бывают и исключения.
Именно таким исключением было поведение Азраэля. Все время, прошедшее с той памятной встречи со старым другом, Беркут налаживал пути отступления. Он уже решил, что необходимо отправиться в Альматаль. Самое безопасное место. И там, с помощью Тарнума, постараться наладить шаткий мир между араветтистами и людьми Силы.
Изучая обстановку, Беркут пришел к выводу, что самое разумное, это отправиться на запад, в порт Морена, и оттуда, желательно на рыбацком или торговом судне, добраться до севера. В идеале было бы попасть в порт Торрен, там всего около полутора суток до Альматаль. В противном случае - порт Ульх, это уже Гурайская Империя, и нанимать специально судно, чтобы довезли их до Торрена.
Но сначала добраться до Морена. А это не так просто, учитывая, что за Беркутом следят. Постоянно. И так просто уехать не дадут. Если он просто сядет в экипаж и направится в Морену, то его перехватят и повесят на собственных кишках. Грустная перспектива. Поэтому приходилось тайком узнавать обо всех торговых движениях, сообщающихся с портом. Когда кто отходит, когда приходит. Сколько дней пути, какие связи. Кому заплатить за молчание.
И все это приходилось узнавать не лично, а через третьи руки.
Но труды того стоили. Через три недели из города в порт уходил караван торговцев. Караван спешил и до порта добраться хотели максимум за две недели. Это, учитывая расстояние от Дашкенгота до Морены, ничтожно малое время. Другие добираются месяц.
Беркута с женой согласились принять под прикрытием, за деньги, само собой. За эту сумму хозяин каравана обещал не выдать их и не продать преследователям. Свобода стоит дорого. А жизнь бесценна. Покидать город они должны будут под видом торговцев пряностями. В случае погони за них постоят, опять же, за отдельную плату.
Азраэль шел в Сэмпит – городской район, где было полно забегаловок и борделей.
Снова этот же притон, снова эта же комната и снова эта же проститутка.
Элайза. Лизи.
Тридцати с небольшим лет. Это уже приличный возраст для жрицы любви. Ее можно назвать привлекательной, не сказать красавица, но есть в ней изюминка, притягивающая мужчин. У нее до сих пор было много клиентов. Она давала фору даже молоденьким красавицам, о которых, в принципе, грезят мужики.
Среди ее клиентов было полно погонщиков, караванщиков и солдатни, нанимающейся для охраны тех самых караванов по дороге от города к порту.
Именно это привело Азраэля сюда.
Именно Лизи стала его информатором, помощницей. Беркуту нужно было не привлекать внимание врагов и искать пути к уходу, спасению. Не наводить подозрения на себя.
А походы в бордель два раза в месяц не были чем-то странным. Почему бы ему не изменять жене? Что в этом необычного? Ничего.
Первый раз, когда Азраэль пришел к ней, оба помнят хорошо.
Зима.
Беркут зашел в этот бордель наугад. Тут же к нему подплыла хозяйка заведения – сильно напомаженная женщина. Ей уже за пятьдесят, но природное кокетство и, что греха таить, распутство, не позволяли ей демонстрировать возраст. Поэтому морщины она прятала за толстым слоем пудры, румян и помады.
Дряблое тело скрывалось под юбками и корсетом. Удачное платье делало ее давно обвисшую грудь привлекательной. Однако растяжки и вены были видны.
- Что угодно молодому господину? – медовым голосом спросила хозяйка.
- А ты можешь предложить нечто необычное для этого заведения? – с присущим его положению высокомерием поинтересовался Беркут.
- Я могу предложить только лучшее в этом городе.
- Меня интересует опыт и красота.
- Следуйте за мной, - хозяйка изобразила нечто похожее на реверанс.
Второй этаж. Прямо по коридору. Четвертая дверь слева.
- Подождите здесь, молодой господин, - проворковала хозяйка и скрылась за дверью.
Через пару мгновений хозяйка вышла, кивком указывая, что Беркут может входить.
В комнате, в полумраке, его встретила она. Короткое, полупрозрачное платьице, одно плечо обнажено. Хорошую фигуру Азраэль оценил лишь скользящим взглядом. Копна коричневых волос падала локонами на плечи и спину. Воображение Беркута показало, как эти волосы на солнце отливают шоколадом.
- Одиннадцать аданов, - просто начала проститутка.
Для нее, видно, все томные взгляды и притворное восхищение были лишней тратой времени. Торговые отношения, если можно так сказать. Ты – платишь, я – работаю. Ничего больше. За улыбку тут тоже платят.
- Золото?
- Медных, - усмехаясь, ответила женщина, - ну заплатишь золотом – не обижусь.
- Я заплачу золотом, но за другие услуги.
- Какие? – насторожилась шлюха, - мне приходилось иметь дело с извращенцами и они уходил несолоно хлебавши.
- Я похож на такого? - улыбнулся Азраэль, - ты знаешь, кто я?
- Конечно, - пожала плечами женщина. Она принялась ухаживать за своими любимыми цветами, видя, что клиент не торопится, - но положение в обществе ничего не значит. Это не показатель уровня морали человека.
- Как тебя зовут?
- Элайза. Можно Лизи.
- Лизи, у тебя много клиентов?
- Это имеет значение?
- Для меня да.
- Достаточно, - улыбнулась проститутка.
Беркуту надоело стоять в дверях, и он присел в кресло напротив кровати.
- Среди них есть кочевники? Погонщики? Торговцы?
- Конечно, - Элайза присела на кровать напротив Беркута.
Она закинула ногу на ногу и подалась вперед так, чтобы клиент видел в разрезе платья ее грудь. Классический метод соблазнения. Как бы невзначай.
Беркут скользнул взглядом и продолжил смотреть прямо в глаза женщине.
- Часто бывают? Из них есть те, кто ездит в Морену?
- Есть, - кивнула Лизи, - приезжают оттуда и ко мне первым делом, - она откинула голову, будто бы поправляя волосы, при этом акцентируя внимание на своей шее и декольте.
- Вот за них я тебе и буду платить, - подытожил Беркут.
Лизи выразительно выгнула бровь:
- За что, прости?
- За них, - повторил Азраэль, - узнавай все об их поездках в Морену. Когда выезжают. Есть ли система поездок. В какое время. Кто обычно сопровождает. Если есть солдаты, постоянно охраняющие такие поездки. Спрашивай все, что возможно. Я буду приходить раза два в месяц. Будешь все рассказывать. Ничего не записывай, все старайся запомнить.
- Что это за игры такие? – хохотнула Лизи.
- Самые серьезные, - ответил Беркут без тени улыбки.

За золото Лизи начала работать. Раз этому странному богачу не жалко таких денег за такой пустяк, то почему бы нет? Это лучше и проще, чем раздвигать ноги.
Но так было лишь вначале.
Беркут действительно приходил два раза в месяц. Четко.
Общаясь с ним, Лизи понимала, что хочет его. Не за деньги. Бесплатно. Ради своего удовольствия.
Чувствуя себя безупречной женщиной, а как иначе, ведь у нее клиентов больше остальных, она решила соблазнить молодого господина. Ведь это так просто. Ей достаточно лишь прилечь на кровать, и он тут же уляжется сверху.
Но так было со всеми, кроме него. Все, приходя, сгорали от желания. Жаждали ее. Платили за ее время. За время с ней.
Но не он.
Почему?
Элайза, пока не было клиентов, просиживала возле зеркала, пытаясь понять, что с ней не так, почему он не хочет ее?
И однажды поняла.
Все приходили к ней, как к проститутке. Шли к ней целенаправленно. Платили ей. Их просто пожирало желание, и они хотели любую. Просто она тут, в этом борделе, была действительно самая привлекательная. Была возможность развлечься с красавицей. Вот и все. Она никого не соблазняла по-настоящему.
Беркут же приходил к ней не как к шлюхе, а как к информатору и покупал ее, информацию, за приличные деньги. Он жаждал не женщину, а информацию.
Понять это оказалось болезненно. Невольно побежали слезы. Она не умеет, как другая женщина, жена этого господина, соблазнять его. Не может доставить ему наслаждение. Она не может отдаться ему. Она может лишь продаться. И если не свое тело, так знания, взятые у других. Купленные за тело, проданное за медь.
Информация стоит золота, а ее тело стоит меди.
Ощущение собственной незначимости давило непосильным грузом.
Она завидовала Адель. Ненавидела. Но ему никогда ничего не скажет. Эту информацию она не продаст. Ни за какие деньги.
Беркут пришел в очередной раз.
- Здравствуй, Лизи, - как всегда безупречен.
Как всегда непреклонен.
- Здравствуй, - в голове Лизи мелькнула мысль, обратит ли он на нее внимание, если она будет сидеть пред ним голой?
Наверно нет.
«Адель. Ненавижу».
- Что нового? Что интересного?
- Через три недели отходит караван. Восемь повозок. Наемники в охране. Пока этот караван ходил без особых приключений.
- Кого найти?
- Владелец каравана Котэ Муфахар. Найдешь на рынке. Его ни с кем не спутаешь. Чужеземец.
- Откуда он?
- Не знаю, - пожала плечами Лизи, - родом одной из стран Пустыни.
- Спасибо, - Азраэль небрежно бросил мешочек с золотом на туалетный столик.
- Почему? – Лизи не сводила взгляда с Беркута.
- Что? – Беркут остановился на выходе.
- Почему за полгода ты ни разу не посмотрел на меня, как на женщину? Чем твоя Адель лучше меня?
Честно сказать, этот вопрос удивил Беркута.
- Эта чародейка…Неужели так ее любишь? Или тебя затуманили? Зачаровали? – Лизи подошла вплотную, коснулась щеки непреклонного мужчины, - может помочь тебе снять чары?
- Я не поддаюсь влиянию чар, - он мягко отстранил руку проститутки, - я просто люблю ее.
- Все мужики, поверь мне, несмотря на любовь, изменяют!
- Ну, может и меня эта коснется, - улыбнулся он.

Он снова ушел. Похоже в этот раз насовсем.
Элайза закусила губу. По напудренным щекам потекли слезы.
Ты стоишь дешевле информации. Дешевле слов. Ты – дешево доступное тело.
Дешевка не нужна.

Глава V
Намария.
Клиен.
Начало осени.
1743 г. по Муранскому календарю.

Преподобный Миглау. Верный служитель Араветтизма в Намарии.
Этот человек, чьи редкие волосы уже пустили к себе седину, считал себя, безусловно, самым искренним и незаменимым слугой Пророка Араветто. Самый ревностный. Знающий все каноны и догматы. Пусть гордыня, согласно Писанию, была грехом, за который человека должно было карать, публично высмеивая и оплевывая, однако именно это чувство – гордыню – испытывал Миглау всякий раз, размышляя о Церкви. Он единственный во всей Намарии знал абсолютно все и абсолютно все исполнял. Это в какой-то мере возвышало его над остальными людьми, ведь они и рядом не стояли со своими скудными знаниями.
Но, стоило ему почувствовать, что в своих мыслях он вознесся слишком высоко, сравнивая себя практически с еще одним апостолом Пророка, как тут же падал на колени и начинал молить Бога о прощении за столь дерзкие и грешные мысли.
Основной проблемой в последнее время для преподобного Миглау стала секта, именуемая себя Храмом Истины.
Сначала сектанты вели скрытный образ жизни, проводя собственные проповеди в подвалах. Хлопот доставляли мало, хотя и заставляли служителей церкви беспокоиться. Слово Божье нести в мир могли только истинные служители, подготовленные, обученные, посвященные, получившие благословение. А проповедники-самоучки могли понести прихожанам невесть какие идеи, поднять людей на бунт, подорвать авторитет церкви. Этого никак нельзя было допустить.
Самонадеянность и слепая уверенность в непоколебимом авторитете традиционной церкви остальных служителей привела к тому, что подвальные проповеди перешли в открытые службы по всем церковным правилам. Одно отличие было в том, что традиционные службы проводились в церквях, а сектанты, за отсутствием таковой, проводили службы на улицах, в основном на рыночной площади – где размещалось большое количество людей и простые прохожие могли невольно стать участниками службы, а позже – прихожанами секты.
Когда Храм Истины набрал достаточно силы и начал нести реальную угрозу Араветтизму, эти самонадеянные служители-глупцы, коими считал их Миглау, наконец спохватились.
Но было поздно. Жители Намарии разделились на два больших лагеря: одни поддерживали Араветтистов, другие перешли в Храм. И последних, к великому разочарованию Миглау, становилось все больше.
Разгадка столь скорого роста авторитета секты таилась в том, что проповедники обвиняли традиционную церковь во всех бедах. Строгость церкви подавалась как жестокость. Множество традиционных церковных порядков подавалось в искаженном, порочном виде. Например, пышное убранство церквей и торжественность служб подавалась, как непростительное расточительство денег люда простого. Хотя с этим, человек грамотный, вполне может поспорить. Кто-то из арвитов прошлого, кажется Жан II, на этот счет, в споре с оголтелыми сторонниками самоунижения, высказался примерно следующим образом: «Вам противно убранство современной церкви? Что ж, ваше право облачаться в мужицкую одежду и сменить золоченую утварь на деревянные миски. И что вы получите? Ничего! Станете подобными тому люду, что приходит сюда. Оборванец оборванца не уважает. А внушить уважение, это главный способ заставить толпу вас слушать и прислушиваться. Кроме того, церковь являет собой земное воплощение Царства Небесного, дает людям картину того, что ждет их в лучшем мире и каждый из служителей Пророка, начиная от простых монахов и заканчивая патритом, несет в себе частичку образа творца». И Миглау полностью был согласен с этими словами.
Вера, преданность этого человека, со временем перешли в подобострастное служение, ставшее простым фанатизмом.
Именно это послужило решающим фактом для Сида и Гека при выборе получателя обвинительного письма. Именно такой человек, как Миглау должен был со всем пристрастием отнестись к известию о заговоре всех «нечистых». Именно он поверит в эту фантазию, не пытаясь даже узнать правду, именно он поднимет шум и панику в своих кругах, а его бурная фантазия фанатика добавит свои детали в картину происходящего.
Так оно и вышло.
Преподобный Миглау получил письмо утром, после службы. Незнакомец просил послушника передать свиток преподобному, сославшись на неоспоримую важность и секретность содержания. И что только острый ум этого человека и его верность Пророку способны дать правильную и точную оценку ситуации.
Миглау прочел письмо, придя в свои покои. Поначалу он не понял смысла написанного, мысли Миглау занимали повседневные заботы, и лишь перечитав письмо еще раз, его охватила дрожь.

Сообщаю Вам, как верному слуге Пророка!
Прошу Вас принять возможные меры, ибо нам, послушным жителям мира сего, грозит опасность из тех, что требуют немедленного вмешательства сильных мира сего.
Мне, пусть имя мое останется неизвестным, дабы обеспечить мне и семье моей безопасность, стало известно, что у одного из нечистых, кто, надо сказать давно докучают нам и жить спокойно не дают, имеется во владении вещица одна занятная. Эта вещь среди их братии Артефактом зовется, без пояснений и уточнений, посему знать, что это такое не могу. Одно известно, что вещь силой обладает невиданной и нужна нечистому племени их для претворения в жизнь плана коварного по изведению рода человеческого.
Вещь эта где сейчас находится, мне не известно, поэтому прошу простить неведение мое. Одно известно, что на чужую землю переправить собираются.
Прошу обратить внимание и принять меры.
Да прибудет с Вами Араветто!
С.Г.

Письмо это, по сути, толком ничего не объясняло и не говорило, за исключением факта, что всем грозит опасность.
Вчитываясь в письмо еще раз, преподобный Миглау сделал выводы, что нечистыми явно зовутся маги, чародеи, колдуны и тому подобные человекообразные, самим Миглау глубоко и искренне призираемые.
«Артефакт?! Какой еще артефакт?! Что это?! Заговор? Заговор!»
Миглау подскочил с кресла и заметался по комнате.
Он позвал послушника, принесшего письмо и начал пытать беднягу расспросами, брызжа юнцу в лицо слюной. Но молодой человек не запомнил толком, как выглядел владелец письма. Лицо было скрыто капюшоном, но даже цвет его плаща в глаза не бросился. Рост? Да вроде одного роста с послушником. Ничего точного. Никаких примет.
Поняв, что послушник помочь ничем не в состоянии, он отпустил паренька.
Старик погрузился в раздумья. Несмотря на фанатизм, Миглау нельзя было обвинить в глупости и неосмотрительности. Он не из тех, кто при малом намеке бросался сломя голову казнить всех отступников и язычников. Вот и сейчас, перечитывая письмо в спокойном состоянии, Миглау планировал, какие меры предпринять. Много тут было неясного и неопределенного. Единственное разумное в этой ситуации, это собрать Намарийский Совет Араветтистов и представить письмо на их суд. Потом сообщить о письме в Киг – город, считающийся у верующих святым. Именно там, согласно писанию, родился и начал вести свои проповеди Араветто – пророк Бога. И патриархат в Киге будет решать, что делать дальше – начинать поиски Артефакта или нет.
Сам Миглау склонялся на сторону того, что поиски начать необходимо. Тут, пожалуй, сыграла его фанатичная натура – мистериумы, или Люди Силы, как обычно их называли, в глазах Миглау всегда были подобно прокаженным и заражали своей нечестью умы и души смиренных верующих. Эта его предвзятость и послужила толчком к подобному решению. Он просто подумать не мог, что мистериумы могут быть непричастны к этому делу. Они, в глазах Миглау, повинны во всех бедах и прокляты с самого своего рождения.
Поразмыслив, преподобный пришел к выводу, что необходимо склонить церковь к началу поисков.
Этот фанатичный старец и подумать не мог, что принятое им в этот момент решение повлечет за собой множество событий, которые перевернут жизни многим жителям этого грешного мира.
За окном кельи пошел мелкий осенний дождик.

Первым делом, преподобный послал письмо арвиту – главе государственного духовенства - Намарийскому даже не с просьбой, а скорее с призывом к началу каких-либо действий. «Предпринять меры, покуда мистериумы не погубили люд мирской».
Надо отдать должное арвиту Карлу II, который к призыву отнесся с некоторым пренебрежением и осторожностью и для верности дела, а так же соблюдения правил, посоветовал сначала поставить в известность патрита и уже после предпринимать меры относительно мистериумов.
Как словом, так и делом. Преподобный отправляет письмо патриту, Пауло IV, в святой город Киг в Иглае. Приложением к своему письму, в котором излагал свои мысли и опасения по этому поводу, была копия письма того незнакомца, именуемого себя «С.Г.».
Отправив послание, Миглау лишь сетовал, что письмо достигнет пункта назначения недели через три, и столько же ждать ответа. А за это время мистериумы могут практически начать войну.

Осень в Киге выдалась на славу. Начался второй осенний месяц, а погода еще радовала все живое солнечным теплом. Селяне не торопились убирать урожай, давая возможность овощам и фруктам набрать больше сока и сладости.
Во дворце патрита была спасительная прохлада. По распоряжению Пауло окна раскрыли настежь, давая возможность ветру гулять по комнатам, неся с собой свежий воздух.
Утренняя месса прошла просто замечательно. Пауло, казалось, чувствовал, как сквозь него проходит божественная энергия, благодать, и передается прихожанам.
Это ощущение переполняло и будоражило старого патрита. И являлось причиной хорошего расположения духа с утра пораньше. А такое состояние редкость для пожилых людей. Еще бы, какое тут может быть настроение, когда, не успеешь встать с кровати, а суставы и кости начинают скрипеть и ныть. Хочется сразу лечь обратно и не вставать весь день.
Однако сегодня, казалось, ничего не может испортить старцу его настроение.
Оказалось, может.
В дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, в покои Пауло вошел послушник.
- Письмо, Ваша Светлость, - молодой человек своим тоном извинялся перед старцем за столь бесцеремонное вторжение.
- Что там? Читай, - махнул рукой патрит.
Послушник кивнул и одним ловким движением открыл конверт.
Поставленным голосом парень прочел сначала копию письма С.Г., а затем письмо преподобного.
Патрит слушал внимательно, ни разу не перебив чтеца. Послушник умолк, дочитав письмо, и повисла пауза. Пауло задумчиво поглаживал бородку. Затем старец поднялся с кресла.
- Возьми бумагу и перо, - патрит указал на канцелярский столик, - ответ писать будем.
В своем ответе Пауло предостерегал преподобного от поспешных действий. Напоминал ему, что прежде всего необходимо информацию проверить. Со своей стороны патрит обещался прислать комиссию для разбирательства по этому инциденту. И высказал вполне разумную мысль, что такие посылы могут исходить от их противников, именуемых себя Храмом Истины, тем более, что наветы с их стороны имели место быть.
В конце письма, как принято, располагалось благословление.
Дальнейшие события можно описывать долго и не вполне интересно. За тем, чтобы составить представление о событиях тех лет, лучше обратиться к записям современников.
«Аргументируя свои действия, как распоряжение Его Преосвященства Пауло IV, инквизиция Намарии занялась проверкой домов, в которых жили мистериумы. Духовенству удавалось держать все в тайне от любопытного народа. Однако, не все, в отличие от инквизиторов, умеют хранить тайны. Полагаю, кто-то из простых служителей, возможно даже послушник, проболтался. Думаю, что слова того человека искажали действительность. Более того, смею предположить, были вообще далеки от истины. Но, как бы там не было, простой народ решил помогать инквизиторам и для этого люди стали собираться в общины. Пошло это из деревень или мелких городов Намарии. Так как в Клиен, крупный город этих земель, идея пришла вместе с первыми известиями о гибели людей. Сейчас подлинно известно, что людьми теми двигали не благие намерения, ну, возможно, лишь вначале они были, а простая жажда наживы. Когда еще подвернется случай безнаказанно забрать себе чужое имущество? Мистериумы, конечно, начали защищаться от таких мародеров. Тут и появились первые стычки, последствием которых были раненые и погибшие. Кроме того, в некоторых местах эти доморощенные инквизиторы обнаглели настолько, что начали грабить и простых односельчан, обвиняя тех в принадлежности к мистериумам и приводя глупейшие факты в письмах к инквизиторам, якобы подтверждающие сию принадлежность. Конечно же, и большинство духовенства и те, кто не состоял в этих общинах, верили, что мистериумы сами нападали на людей. Хотя, скажите мне, какой толк им, людям могущественным, сильным, имеющим возможность просто щелчком пальцев убить человека, нападать на этих слабых людишек? Где была логика, когда магов, чародеев и колдунов обвиняли так глупо? Сейчас понятно всем, что это выглядело бы так, словно взрослый мужичина бьет ребенка. Но пелена застелила всем глаза.
Эти беспорядки оставались безнаказанными. Стража, за невмешательство, получала от бандитов свою долю. Кроме того, король Намарии, Генрих I, человек весьма религиозный, поэтому он не желал мешать «правосудию», а считал происходящее карой неверных. Не удивительно, что в те годы мистериумы, видя, что помощи ждать не от кого, бежали в Гурайскую Империю, Дуактан и Иглаю. Так же не удивительно, что Генрих позднее в войне поддержит духовенство.
Стоит отметить, что мародеры, чувствуя свою безнаказанность, принялись убивать уезжающих мистериумов. Так сказать, в попытке забрать последнее.»
Год и несколько месяцев потребовалось на то, чтобы восстания охватили всю Намарию. Мародеры шли следом за мистериумами. Новые общины появлялись на земле, как пятна на теле больного. И подобно язвам начинали гнить. Инквизиция отошла на второй план, шла позади, замыкая строй.
Удивительно, что в суматохе никто не заметил присутствия Храма Истины и того, что их люди старались разжечь ненависть в сердцах людей. Никто не предположил, что это может делаться для того, чтобы отвлечь внимание от чего-то более важного. Никто не предполагал уже, что именно сектанты могли служить зачинщиками конфликта.
Так или иначе, но общины дошли до окраин Дуактана. А вместе с ними и первые проблемы.
Все повторилось. Инквизиция устраивала проверки. Народ вступал в общины. Стычки. Грабежи. Первая кровь. Погибшие. И снова бегство мистериумов.
Учитывая, что территория Дуактана больше земель Намарии, а также то, что к мистериумам здесь относились боле терпимо, чем на севере, то срок распространения чумы составил около полутора лет.
Два с половиной года потребовалось для того, чтобы безумие охватило Намарию, Дуактан, часть Гурайской Империи и подобралось к Экольвенду.
Именно на северных границах Экольвенда мародеры встретили первый настоящий отпор.
Конечно, за это время вести о делах дошли и до Экольвенда, и до Заракона, и в Иглаю начали поступать новости о том, что в действительности происходит, а не выдуманные объяснения, посланные общинами инквизиторам, а теми непосредственно в Иглаю.
На северных трактах, ведущих в Экольвенд, всех путников встречали военные. Их лагеря размещались вдоль дорог, образуя посты. По приказу короля Экольвенда, на его земли могли допускаться лишь старшие инквизиторы. Без прислуги. Без охраны. Все предоставлялось им в Экольвенде. Ни один простолюдин, крестьянин, горожанин не пропускался во владения короля Амиля. Ведь все они могли принадлежать к Общине, а значит несли угрозу для жителей Экольвенда.
Такое положение дел возмутило как младших инквизиторов, так и весь народ, пришедший с ними.
- Что вы себе позволяете? – то и дело слышались возмущенные возгласы людей.
- Приказ короля не обсуждается! У нас военное положение, - слышался один и тот же монотонный ответ.
Попытки прорваться пресекались на месте. Без лишней жалости. Без лишних движений. Таков приказ короля.
Практически одновременно Пауло IV получил письма от Его Величества Амиля и инквизиторов, не допущенных на территорию королевства. В первом письме говорилось о возмутительном поведении служителей церкви, о самосудах, устроенных в северных землях, о сотнях мистериумов, бежавших от бесчестной расправы и о методах, предпринятых Амилем и его советниками, дабы защитить народ Экольвенда, среди которых немалое количество мистериумов. А также просьба усмирить инквизицию и их цепных псов, именуемых себя Общиной Правосудия.
Во втором письме содержались обвинения короля Амиля в сговоре с нечистыми силами, отступничестве от церкви, о возмутительном поведении. Каждое упоминание имени короля осквернялось прозвищем чернокнижник. Именно под таким именем – Амиль - Чернокнижник – король Экольвенда вошел в историю. И практически в каждой строчке были требования предпринять меры против самоуправства этого человека.
Пауло принял, пожалуй, единственное возможное решение в данной ситуации: отправил в Экольвенд своего доверенного человека, поручив тому разобраться в происходящем. Так сказать провести небольшое расследование.
Приезд данного господина не оглашался. Все держалось в тайне. Без лишней огласки был организован прием, на котором присутствовали старшие инквизиторы, некоторые из бежавших мистериумов, собственно король Амиль и господин из Иглаи.
Господина звали Тореус, он не принадлежал к духовенству. Однако его часто видели в компании с патритом. Ходили слухи, что данный господин принадлежит к тайным комиссарам – организации, занимающейся расследованием особо важных и секретных дел государственной важности.
Прием при дворе Его Величества больше походил на судебное заседание, где роль судьи исполнял Тореус, обвиняемых не было, но ответчиками были обе стороны: и король и инквизиторы.
- Я хочу понять, что произошло на самом деле, - нараспев говорил комиссар, - ведь в присылаемых инквизиторами отчетах говорилось, что все под контролем. Без особых происшествий. Редкие стычки остановлены цитата: «малой кровью», - среди пришедших мистериумов прошел возглас недовольства, - а тут приходят сведения, что вместо всего этого на самом деле творится беспредел, убийства, грабежи, провокации мистериумов на агрессию. Опрошенные мистериумы, бежавшие в Иглаю, подтвердили эти сведения, для убедительности показаны ими бы многочисленные синяки, шрамы, полученные от нападения людей, именуемых себя Общиной Правосудия. Кто вообще дал им право кого-то судить? И почему наша уважаемая инквизиция закрывает на это глаза? Неужели вы не понимаете, что подобное поведение приведет к подрыву авторитета церкви? Вы хотите, чтобы духовенство считали сборищем бандитов и убийц?
Речь Тореуса походила на хорошо спрятанное обвинение. Инквизиторы понимали это отчетливо – комиссар подталкивает их к объяснениям произошедшего, а значит косвенно готовит их к признанию вины. Этого делать ни в коем случае нельзя, хотя сейчас понятно, что инквизиция допустила ошибку, пустив действия Общины на самотек.
- Господин Тореус, - поднялся один из инквизиторов, - мы ни в коем случае не желаем, чтобы церковь считалась этим самым сборищем. И не допустим пустых обвинений в наш адрес. Как мы должны были поступить, когда Общины начали образовываться? Неужели мы должны были препятствовать людям в их благом намерение помочь слугам Господним? Что тога бы подумали о нас? Что церковь умеет лишь читать проповеди, но в дела свои пускать верных ей людей не желает? Что мы лишь делаем видимость открытого общества, лишь зовемся домом и приютом? Ни в коем случае! Поэтому мы разрешили людям помочь нам. Нами были поставлены условия, что вреда причиняться невиновным не должно, а обо всех делах общины пусть докладывают ближайшим инквизиторам в письменном виде. Письма эти у нас с собой и нет там ничего, что могло бы говорить о разбое и кровопролитии, - инквизитор потряс увесистой кипой бумаг в руке и передал их Тореусу.
Комиссар принял письма, беглым взглядом просмотрел их, усмехнулся чему-то и отложил бумаги в сторону.
- Тем не менее с разрешения инквизиции были казнены несколько человек, среди которых, как сейчас известно, есть люди, абсолютно не являющиеся мистериумами. Как вы на это ответите?
Инквизитор чуть сморщился – укол в больное место.
- Мне об этом стало известно совершенно недавно, - он мельком глянул на остальных инквизиторов – как они отреагируют на подобную ложь и попытку снять с себя вину, - и я оплакивал и молился за души мучеников. И допустившие подобное понесут наказание не только суда земного, - инквизитор закатил глаза, будто обращался к богам и указывал, что за суд он имеет в виду.
- Не сомневаюсь в этом, однако кого же нам наказывать? Может вы, - Тореус повел рукой, указывая на присутствующих в зале инквизиторов, - подскажите нам?
- Мы сами этим займемся, - заверил инквизитор, - и у нас есть несколько вопросов к Его Величеству.
- Вопросы здесь задаю я, - отрезал Тореус, - очередь дойдет и до короля.
Видно комиссар не церемонился ни с кем. Все слои общества перед ним были равны. В данном случае его защищала не только принадлежность к тайным комиссарам, но и то, что сейчас он посол другого государства. Кроме того посланник самого патрита, а это, накладывая определенную ответственность, еще и давало определенные привилегии и свободы.
Что касается короля и инквизиторов, то их отношение к приезжему было весьма различно. Инквизиторы, привыкшие к почетному обращению со стороны народа, кипели от ярости при столь вальяжном обращении к ним со стороны Тореуса. К тому же этот господин, не имеющий никакого отношения к духовенству, был наделен самим патритом большей властью, чем инквизиторы. А это било по самолюбию.
Что касается короля, то он к поведению и обращению комиссара относился с нисхождением. Хоть король, не меньше инквизиторов, привык к другому обращению к себе, но он понимал, что этот господин прибыл защищать интересы Экольвенда, то есть народа и короля. А посему, можно было и потерпеть.
Наконец очередь дошла до Амиля. Его призвали к ответу.
- Ваше Величество, - все также нараспев продолжал Тореус, - мы ждем теперь объяснений от вас. Почему вдруг в Экольвенде объявлено военное положение? Почему на границах военные заставы? Почему пропускается лишь часть инквизиции? Что побудило Вас к таким действиям?
Король поднялся со своего места. Он сидел вовсе не на троне. Король со своей свитой, в составе которой были советники и дипломаты, располагался напротив инквизиторов, то есть возле противоположной стены. И те, и другие сидели на мягких стульях. Рядом были столы с закусками, вином и ягодными морсами.
А на троне, как раз, восседал Тореус. Рядом, за письменным столом, сидел простой писец, записывающий все, что было сказано ответчиками.
Остальные пришедшие располагались у входа.
- Я король! А значит защищать мой народ – мой долг, как бы высокопарно это не звучало. До Экольвенда давно доходили слухи о разбоях, устроенных Общинами. Бежавшие сюда мистериумы рассказали мне и моим людям много интересного: об устроенных проверках, о возникновении Общин, о превращении их в банды мародеров, - Амиль сделал паузу, - о невмешательстве инквизиции и власти тех земель. Стало ясно, что на Экольвенд движется угроза. Я не могу допустить, чтобы и тут устраивались самосуды, грабежи и насилие. Тем более что казни подвергались и простые люди. Уже это говорит о простом намерении этих Общин поживиться чужим добром, прикрываясь высокими целями. Поэтому мною было объявлено военное положение – моя армия должна защищать мой народ. Я отдал распоряжение пропускать лишь старших инквизиторов, потому, что среди них вряд ли есть зачинщики беспорядков. Эти люди исполняют свой долг – ведут поиски артефакта. Им нет надобности грабить и убивать. Это проверенные временем люди, не являющиеся фанатиками, чего мы не можем с уверенностью сказать о младших инквизиторах. Простолюдины и прислуга не пускаются потому, что среди них могут быть люди из Общины. А побудило меня к таким действиям стремление защитить мой народ, среди которого много мистериумов. И все живут бок о бок много лет. Среди моих доверенных лиц есть чародеи и маги, в госпиталях, в том числе королевском лазарете, есть ведьмы. Их знания и умения спасли много жизней. Благодаря одной из ведьм родился на свет мой сын, а жена жива, хотя ей пророчили возможную смерть. Ведьмаки – защитники. Они прекрасные воины. Среди моего войска полно людей из ордена Ведьмаков. Я не говорю уже о многочисленных чародеях, магах, ведьмах и волшебниках, живущих на этих землях. И я принимаю их и тех, кто бежал сюда от погибели.
- Да тут просто рассадник нечестивых! – выкрикнул кто-то их инквизиции.
- Поспорю с вами, - спокойно продолжил король, - на моих землях много храмов, церквей, часовен. Нет такой деревушки, где бы ни велись службы. И мистериумы не посягают на верующих.

И, казалось бы, все должно закончиться благополучно. Действия короля Амиля оправданы, инквизиторы, хоть и не признали своих ошибок, но дали слово разогнать Общины, повлиять на них, постараться усмирить бунты в северных землях. Надежда на то, что кошмарам пришел конец, и чума дальше не распространится, затеплилась в сердцах народа.
Но в скором времени надежда погибнет, а на ее месте возникнет жажда мести за себя, за близких, за ушедшую спокойную жизнь.