- Риккен! – завопил Арстелион и, отшвырнув прочь крысоголова, склонил голову и напролом бросился к своему другу. Один из разбойников завопил, увидев рядом черную тень, однако в следующий миг острый, как лезвие меча рог проткнул его грудь, заставив его захлебнуться собственной кровью, а рассвирепевший единорог, в чьих глазах запылали опасные огоньки, тараном пробился сквозь скопище крысоголовов и встал над обмякшим телом Риккена. Крысоголовы, как волны прибоя, накатывались на него, словно на черный каменный валун, и тут же отбегали прочь... а кое-кто и вовсе оставался лежать у ног Арстелиона, корчась в агонии. Откуда-то сбоку появилась Тельмира, чье левое крыло висело безжизненной тряпкой, и Арстелион еще яростнее принялся отгонять прочь врагов, распарывая животы, пронзая тела и дробя кости. В ноздрях его стоял пьянящий запах крови, в голове плыл красноватый туман, и все, что он знал и помнил, заключалось в коротких, как мысль, словах: бить, колоть, убивать!.. А когда вокруг не осталось ни одного крысоголова. то он еще долго оглядывался, резко мотая головой, и кровь, слетая с его рога рубиновыми каплями, окропляла влажную землю и стекала по лбу...
- Тише, тише, - донесся до него ласковый голос, и он, не сразу поняв, кто это, инстинктивно наклонил голову, заставив Тельмиру отпрыгнуть и помор-щиться от боли в поврежденном крыле, но все же она довольно спокойно сказала:
- Все хорошо, Арстелион. Они убежали.
- Тельмира... – медленно, как будто в первый раз выговорил наш герой, и это имя вернуло ему рассудок. Он снова осмотрелся, на этот раз с каким-то недоумением, словно не мог вспомнить, что здесь случилось. Тельмира же, понимая, что он сейчас не в самом лучшем состоянии, тем временем подошла к Риккену. Самург лежал, не двигаясь, и голова его была вся в крови, но, как она выяснила, у отважного бойца просто была рассечена кожа на голове, и лежал он не на одре смерти, а просто в беспамятстве. Толкая и переворачивая его с боку на бок, крылатая кобылица в конце концов заставила его пошевелиться и застонать, после чего осторожно помогла ему приподняться.
- О, моя голова! – он тут же схватился за виски, - Такое ощущение, будто череп сейчас расколется на части, как перезревшее яблоко... А где эти твари?
- Не волнуйся, они убежали, - успокаивающе сказала Тельмира, - Арстелион прогнал их всех обратно в лес.
- Правда, что ли? – Риккен удивленно оглянулся на друга, но тот даже ухом не повел, зато куда как красноречиво за него ответили с десяток мертвых крысоголовов, что лежали у его ног.
- Ничего-о-о... – протянул он, осмотрев поле побоища, - Ха, а я и не думал, что ты такой великий боец, дружище! Ишь ты, всех этих гадов, как кроликов, по сторонам раскидал!
- Убил, - глухо ответил единорог, - Я их всех убил. Понимаешь? Убил...
- А что, ты с ними целоваться должен был, что ли? – Риккен посмотрел на него с некоторым недоумением, - Они же тебя прикончить хотели!
- Но я единорог! – воскликнул тот, - Я хранитель лесов, а не убийца!
- Да ну? Хранитель, значит? – самург упер лапы в бока и пристально по-смотрел на него, - И когда какая-нибудь тварь угрожает твоей жизни, ты просто подставишь ей шею?
- Но...
- Ох, Арстелион, ты неисправимый идеалист, - вздохнул Риккен, - Ты думаешь, что мир вокруг добрый и хороший, но, уверяю тебя, это отнюдь не так! И на каждом шагу тебя здесь могут подстерегать опасности!
- Но это же не повод для убийства!
- Арстелион, Риккен прав, - вставила Тельмира, - К тому же, это и не убийство вовсе, это самозащита. Даже лучшие из нас могут позволить себе защищать свою жизнь и жизни тех, кто им дорог. Или тебе было бы легче, если бы эти негодяи убили Риккена или меня?
- Пусть только скажет «да», и я ему глаза выцарапаю, - сказал самург.
- Так что не кори себя строго, - продолжил серебристая кобылица и приобняла его своим крылом, - Ты ни в чем не виноват. Виноваты они, - и она кивнула на остывающие трупы.
- Кстати, о последних, - Риккен тревожно оглянулся, - Нам надо бы сматы-ваться отсюда, и поскорее. Крысоголовы, конечно, трусы, но они очень скоро оправляются от первых ударов и возвращаются с подмогой.
Его слова подействовали – Арстелион и Тельмира тут же повернулись в сторону леса и насторожились. Тем временем самург подхватил свой мешок, валявшийся в пыли, и взлетел на спину друга, после чего трое друзей торопливо покинули поле сражения. Оставшаяся часть ночи для них прошло как на иголках, но почему-то мрачные предсказания Риккена не оправдались, и ни один крысоголов не высунул свою волосатую морду из чащи леса. Впрочем, самурга это не очень смутило, и на рассвете, когда они устраивались на отдых в тени большого дуба, что рос на берегу неширокой, но быстрой и наверняка холодной реки, он настоял на том, что надо бы выставить стражу. Первым стоять в дозоре тут же вызвался Арстелион, и Тельмира подозревала, что сделал он это больше не для них, а для себя, чтобы наедине с самим собой тщательно обдумать события последней ночи. Схватка с крысоголовами, о которой ему красноречиво напоминала наложенная Риккеном на крыло Тельмиры повязка и собственные, к счастью, несерьезные повреждения, все еще давила на него, и, дождавшись, пока друзья заснут, он отошел к краю воды и посмотрел в ее чистые волны. Солнце светило ему в спину, и на фоне лазурных небес он казался творением ночи, созданием беспроглядного мрака, которую лишь слабо оттенял длинный витой рог, а теперь... теперь его шкура и вовсе виделась ему еще темнее, ибо за его плечом витал невидимый, но такой холодный дух смерти.
- Единорог ли я вообще? – задумчиво спросил он у самого себя, так тихо, что едва разобрал собственный голос в журчании воды, - Похож ли я на своих собратьев, чистейших и благороднейших созданий, стерегущих свои родные леса? Или внутри я так же черен, как снаружи, и мне нет места среди них? – он поднял голову и с тоской посмотрел вокруг, - Кто же я такой?
Он и не надеялся услышать ответ, просто его боль прорвалась наружу в этих словах, боль, которую он не мог сдержать, которой не мог противиться... Река беззаботно лепетала, перепрыгивая через небольшие валуны, легкий ветерок колыхал кроны деревьев, а он грустно слушал голоса природы, чувствуя себя совершенно несчастным и одиноким. Какая-то птичка о чем-то непринужденно защебетала в кроне могучего дуба, и ее незамысловатая песенка заставила Арстелиона слабо улыбнуться, но потом он снова вздохнул, еще раз с печалью посмотрел на свое отражение и отошел под сень громадного дерева, чтобы улечься там, а то солнце уже изрядно напекло ему спину. Воздух становился все теплее, и мысли лениво струились в голове, успокаиваемые шорохом листвы и трелью заливающейся птахи, а веки становились все тяжелее и тяжелее...
- Да уж-ш-ш, - негромко, с чуть заметной укоризной, послышался тихий шепот, - Хороший же из тебя получился страж-ш-ш, малыш-ш-ш...
Сон слетел мгновенно, и Арстелион так и подпрыгнул, ошалело оглядываясь по сторонам. Но рядом никого не было. Арстелион с недоумением посмотрел вокруг, и тут же вновь услышал этот странный голос, похожий на шелест листьев. И тут... тут он едва не закричал от страха, потому что голос этот доносился из ствола дуба!
- Эй, - Арстелион, немного успокоившись, осторожно подошел к дереву и постучал копытом по коре, - Кто там?
- Там... – ответили ему, и ему показалось, что невидимый собеседник над ним подсмеивается, - Там... где это – там? Я здес-с-сь, глупыш-ш-ш...
- Но кто ты? – он посмотрел наверх, но и там никого не увидел – только солнце, что подмигивало ему сквозь полог листвы.
- У меня нет имени, как у вас-с-с... Мне не нужно имя, ведь имя – это всего лиш-ш-шь слово... ничего больш-ш-ше, - ответили ему, и ему отчетливо показалось, что голос этот какой-то странный – ничего подобного он не слышал. Слова лились плавно и удивительно неспешно, будто танцуя вальс, и создавалось ощущение, что говорящему абсолютно некуда спешить, вот он и оттягивает время, как только умеет, - Всего лиш-ш-шь слово... И, даже будь оно у меня, был бы в этом какой-то смысл? Ведь те, кому я нужен, узнают меня и без него... Они называют меня Голос Леса, а еще Старым Дубом, и мне кажется, что это очень хорошие имена...
- Так ты... – Арстелион задохнулся от изумления, - дерево?!
- А чему ты удивился, малыш-ш-ш? – с некоторой усмешкой спросил тот, - Или я стал слиш-ш-шком забывчив, и твой род уже не стережет леса, как когда-то? Неужели вы, могучие единороги, забыли, кто вы есть на самом деле и ради чего призваны в этот мир на заре всех времен? Или ты, юное дитя лесов, решил отречься от них-х-х?
- Нет, разумеется нет! – запальчиво воскликнул наш герой, - Я всегда буду стараться выполнять свой долг, как надо!
- Так почему же ты считаеш-ш-шь, что я – простое дерево, а? – спросил дуб, словно посмеиваясь, - Или ты не слышал о нас, волш-ш-шебных деревьях, хранителях заповедных рощ-щ-щ? Не слышал о разумных существах, что вам, единорогам, ближе всех прочих обитателей Страны?
- Я... прости. Я мало что знаю даже о собственном народе, о вас же...
- Да-да, я чувствую это в твоем сердце. Оно полно печали и боли... печали и боли, - задумчиво повторил он, словно в этих словах скрывалась какая-то тайна, - Ты так молод, так свеж и полон жизни, и в то же время так печален. Оставь печаль нам, старикам, а сам наслаждайся жизнью, пока можеш-ш-шь.
- Но я не могу! – воскликнул Арстелион, - Я не могу радоваться жизни, особенно теперь, когда узнал, что значит убивать! Я убил их, понимаешь? Мой рог вонзился в живую плоть, и глаза того несчастного закрылись навсегда – и по моей вине! Чем же тогда я лучше их? Скажи мне!
- Я не буду тебе ничего говорить, малыш-ш-ш, - прошуршала древесная листва, - Увы, но тут тебе придется разбираться самому. Иначе, если ты не сумеешь понять, почему ты был прав, то при следующ-щ-щей опасности, даже если она будет грозить тебе и твоим друзьям, ты просто отступиш-ш-шь, сам себя обрекая на гибель... и на этот раз уже по моей вине.
- Погоди... – начал было Арстелион, но тут ухо его дернулось, уловив тревожный звук, и в тот же миг морок исчез, а он обнаружил, что лежит на земле, неподалеку от своих друзей, и у него не было уверенности в том, что это был просто сон... Однако от тревожных мыслей пришлось на некоторое время отвлечься, потому что его внимание привлекли куда более важные вещи – шорох шагов и ощутимый запах потных немытых тел, от которого единорога чуть не стошнило. И он слишком хорошо помнил эту вонь... Риккен недовольно заворчал, когда мягкие губы дотронулись до его крыла и осторожно потянули, а когда он все же открыл глаза, то прямо перед собой увидел своего взволнованного друга.
- Крысоголовы, - прошептал Арстелион, и у Риккена отпало всякое желание ворчать. Убедившись, что он уже не заснет, единорог отошел к Тельмире. Ее разбудить оказалось труднее, спала та на редкость крепко, но он все же сумел заставить ее подняться и шепотом сообщил о приближении врагов. Вскоре вся их маленькая группа уже собралась вместе, тесно прижавшись друг к другу и не отрывая взгляда от зеленой чащи. Кажется, крысоголовы заметили, что обнаружены, потому что шорох прекратился, но из-под листьев то тут, то там сверкали злобные желтые глаза...
- Ну, чего вы ждете, вонючие задницы? – наконец во все горло заорал Риккен и взмахнул перед собой лапой, вооруженной острыми когтями, - Вам что, особое приглашение нужно?
- Риккен, - укоризненно покосилась на него Тельмира, - тебе что, не терпится с кем-нибудь подраться?
- Да я просто устал ждать! – фыркнул тот, - Если уж пришли, так пусть выходят, а не сидят в кустах, проходимцы голохвостые! Кривозубые тупицы! Плешивые, отвратительные, несносные...
- Риккен! – крикнул Арстелион и бросился в сторону, унося на себе своего всадника... как раз с того места, которое секунду спустя вспороло толстое, кое-как сделанное, но все равно смертельно опасное копье. Попади оно в самурга – и мокрого места не осталось бы, но, к несчастью, у крысоголовов было не только это оружие, и вот вся эта орава, оскалив зубы и размахивая лапами, бросилась на наших героев. Риккен тут же издал боевой клич и взвился в небо, Тельмира тонко, но все равно грозно заржала, вскинувшись на дыбы, а Арстелион просто молча опустил голову, и рог его полыхнул серебряным огнем. В голове его мелькнула шальная мысль: опять... – и сердце его вновь наполнилось печалью, но он быстро, хоть и с трудом подавил ее, чтобы ничто не мешало ему сосредоточиться на предстоящей битве. И первого своего врага он встретил таким свирепым взглядом, что тот невольно отпрянул, а Арстелион, взревев, бросился вперед, и его рог, подобно боевому мечу, раскроил воздух, вонзившись прямо в грудь врага и тут же рванувшись наружу, окропив землю алой дымящейся кровью, а единорог, не оста-навливаясь, прыгнул дальше. Что-то ужалило его в ногу, потом кривое лезвие ножа опалило бок, но он не обращал внимания на ранения, вертясь волчком и остервенело лягаясь. До его ушей донесся вопль боли, и, оглянувшись, он увидел, что два крысоголова с копьями теснят Тельмиру, тыкая ей в шею и грудь, а когда она пыталась выбить оружие из их когтистых лап, то они проворно отскакивали прочь, чтобы через пару мгновений снова напасть. Гневно заржав, Арстелион попытался пробиться к подруге, чтобы помочь, но врагов было слишком много, и он просто не мог найти ни единой лазейки в этой сплошной массе оскаленных клыков, обнаженных клинков и горящих глаз...
- Риккен! – крикнул он, - Риккен, помоги Тельмире! – но тут же понял, что его призыв остался неуслышанным, потому что у самурга и своих забот хватало – визжа и плюясь, он дрался с каким-то молодым крысоголовом, раздирая ему шкуру и бранясь, как бешеный. Осознав, что врагов слишком много, и в этой битве каждому придется рассчитывать только на самих себя, Арстелион всхрапнул и сделал выпад вперед, намереваясь вонзить рог в горло крысоголова. Однако тот оказался ловким малым, и он сумел отскочить прочь, так что наш герой лишь слегка оцарапал ему плечо, а в следующий миг, воспользовавшись тем, что шея единорога оказалась опущена к земле, крысоголов занес над головой кривое лезвие ржавого ятагана... Краем глаза Арстелион заметил его движение, но увернуться он все равно не мог – слишком велика была инерция его движения, чтобы так резко вильнуть в сторону, а, попади щербатое, но все равно очень острое, на славу заточенное лезвие в цель – и точно отсекло бы голову единорога от туловища... но тут раздался странный треск, и какая-то грязная бурая змея, толщиной с ногу Арстелиона, выскочив словно бы из ниоткуда, обвила крысоголова тугими кольцами, переломав ему половину ребер, после чего хорошенько шмякнула его об землю, вышибив из твари дух. Арстелион с удивлением посмотрел на нее, но тут где-то сбоку раздался еще один сдавленный крик, и, оглянувшись, он увидел еще одну точно такую же змею, раздавившую грудную клетку другому крысоголову, а там и еще одну, и еще... Вытаращив глаза, он смотрел, как непонятные «змеи» будто выкашивают шайку крысоголовов, выскакивая из земли и так же стремительно исчезая вновь... пока до него не дошло, что это не змеи вовсе, а корни! Древесные корни! А значит... Арстелион в немом восхищении посмотрел на старый дуб, но выразить ему свою благодарность не успел, потому что увидел Тельмиру. Бедная кобылица вся была покрыта множеством царапин, и единорог, взрыв копытами землю, бросился к ней, тут же встав на защиту подруги.
- Что это еще за чертовщина? – спросил изрядно потрепанный Риккен, с трудом шлепнувшись на спину Тельмиры – кажется, нож крысоголова изрядно повредил перепонку его крыла, - Что тут вообще происходит?
- Чудо, - прошептал Арстелион, и самург, подумав, признал, что он прав. Иначе как чудом происходящее вокруг трудно было назвать: еще недавно десятикратно превосходящие их силы врагов таяли прямо на глазах, а большинство оставшихся в живых обращались в повальное бегство, бросая и оружие, и своих раненых товарищей. Но несколько крысоголовов все еще продолжали сражаться, и этих врагов израненным путешественникам хватало за глаза. Расшвыривая крысоголовов, как собак, Арстелион повел своих друзей к реке, под сень могучего дуба, и тут, сквозь шум битвы, до них донесся приглушенный шелест:
- С-с-сюда-а-а-а! – после чего из-под глинистого обрыва с треском вырва-лись несколько толстых корней и, мостом перекинувшись через реку, вцепились в землю на другом ее берегу. Тельмира и Риккен отпрянули в страхе, но Арстелион не стал задерживаться ни на мгновение и подтолкнул их вперед, крикнув:
- Ну же, давайте!
- Ты с ума сошел? – Тельмира с ужасом смотрела на ненадежную опору, - Мы же свалимся в реку! Нет, нет, я ни за что...
- А придется! – рявкнул наш герой и так толкнул ее вперед, что юная кобылица чуть не свалилась с обрыва. Тут один из крысоголовов метнул копье, и ржавый наконечник воткнулся в землю у самых ее задних ног. Больше никаких возражений не последовало, и Тельмира, взвизгивая и трясясь, как осиновый лист, чуть ли не поползла вперед, отчаянно цепляясь за морщинистую древесную кору. Арстелион же, решив дать ей достаточно времени, повернулся к приближающимся крысоголовам и приготовился встретить их, как полагается. Видимо, вид у него был не самый дружелюбный – по крайней мере, те дрогнули и приостановились, внимательно следя за одиноким единорогом, что рыл раздвоенным копытом землю и переводил с одного на другого пылающий ненавистью взгляд.
- Арстелион! – донесся до него крик Тельмиры, и, быстро бросив взгляд за спину, он увидел, что юная кобылица дрожит, повиснув на самой середине «моста», и, кажется, вот-вот готова свалиться вниз от страха.
- Иди вперед! – крикнул он, - Не задерживайся! – но больше ничего добавить не успел – первый крысоголов, молодой и нахрапистый самец, возомнивший о себе невесть что, бросился на него, размахивая оружием, а за ним кинулись и его дружки, намереваясь окружить добыч и задавить ее своей численностью. Однако единорог просто так сдаваться не собирался, и встретил их ударами копыт, мигом отшвырнув нескольких незадачливых бойцов прочь, а третьего встретил его сияющий рог, проткнувший грудь твари насквозь и вышедший из спины. Правда, этот последний все же смел своеобразно отомстить нашему герою – его тело так и осталось болтаться на роге Арстелиона, не желая свалиться наземь и заставляя его мучительно выгибать шею под его тяжестью. И единорог сразу понял, чем ему это грозит. К тому же, тело мертвеца закрывало ему большую часть обзора, так что он скорее почувствовал шевеление воздуха, чем увидел опасность, и едва успел отпрыгнуть в сторону, как зазубренное копье скользнуло по его боку, сорвав приличный лоскут кожи вместе с шерстью.
- Арстелион! – снова крикнула Тельмира, видя, что дела его плохи, - Риккен, помоги ему! Риккен!
- Я не могу! – самург беспомощно на нее посмотрел и показал свое поврежденное крыло – кажется, он еще нескоро сможет взлететь, и им обоим осталось только беспомощно наблюдать за тем, как отвратительные крысоголовы окружили их друга, готовясь нанести смертельный удар. Арстелион, словно почувствовав их взгляды, тепло улыбнулся: дескать, вы уж простите, что так получилось... – но тут раздался уже хорошо знакомый ему треск, и он радостно оглянулся на старый дуб... однако из земли выскочил всего один-единственный корень, и он бросился не на крысоголовов, а на единорога, мгновенно обвив его поперек туловища и резко, с немереной силой рванув его вниз.
- Что ты делаешь?! – в ужасе воскликнул Арстелион за миг до того, как коснулся земли. Он ожидал страшного сокрушительного удара, но вместо этого случилось нечто странное – тело его словно расплылось, подернулось легкой дымкой, и в буквальном смысле слова влилось в твердую почву, будто утонув в ней и мгновенно скрывшись с головой. Туша мертвого крысоголова сорвалась с его головы, но облегчения это не принесло – слишком велик был страх от того положения, в котором оказался наш герой. Истошно завопив, он начал отчаянно брыкаться и кричать, но в ушах его раздался на удивление спокойный голос:
«Ну, и что ты так испугался, малыш? Я же тебя не убить хочу...»
«Что ты делаешь? – молча, одними мыслями спросил Арстелион, - Выпусти меня отсюда! Выпусти меня на землю!»
«Глупыш... - тихонько засмеялось старое дерево, после чего голос его исчез, а Арстелион почувствовал, что его словно подхватило течение какой-то невидимой реки и потащило вперед, будто протискивая тело единорога сквозь какой-то узкий и упругий туннель. Арстелион сперва еще пытался сопротивляться, но потом попросту выдохся и позволил нести себя вперед, пока земля над ним не расступилась, и он инстинктивно рванулся вверх, тут же оказавшись на поверхности. Судорожно глотая воздух – хотя он и не чувствовал, что задыхается, молодой единорог, цепляясь ногами за дерн и торчащие коренья, начал вытаскивать свое измученное тело из почвы.
- Арстелион! – раздался крик, и, повернув голову, он увидел Тельмиру, что почти бежала – БЕЖАЛА! – по трясущемуся древесному мостику, а за ней изо всех сил скакал Риккен, стараясь не отставать. Как понял, оглянувшись, наш герой, дуб каким-то странным образом исхитрился переправить его на другой берег реки, подальше от разъяренных крысоголовов, что до сих пор толклись на одном месте, недоумевая, куда же делась намеченная дичь, а когда все же заметили его на другом конце холодного и быстрого водяного потока, то на их волосатых рожах отразилось крайнее изумление. Правда, один из них, видно, самый ретивый, тут же вскочил на мост и вознамерился бежать следом за нашими друзьями – Арстелион только яростнее заскреб копытами по земле, намереваясь выбраться до его прихода, но старый дуб решил эту проблему по-своему - неожиданно его корни задрожали, а потом и вовсе начали стремительно втягиваться, так что неудачник-крысоголов только и успел, что взвизгнуть, после чего пошатнулся и вниз головой полетел в воду. Собратья, вместо того, чтобы помочь бедолаге, тут же бросились бежать, оставив его верещать и отчаянно цепляться за торчащие над водой скользкие валуны, пока мощная волна не подхватила его и не понесла за собой, переворачивая и крутя. Вскоре его вопли стихли вдали, но Арстелиону все еще казалось, что они звенят в его ушах...
«Ты осуждаешь меня, малыш-ш-ш? – спросил старый дуб, словно услышав его мысли, - Ты считаеш-ш-шь, что я поступил жестоко?»
Арстелион промолчал. Он был искренне благодарен ему за чудесное спасение, но где-то в глубине души его поднималось какое-то неприятное чувство, похожее на... отвращение.
- Арстелион? – Тельмира осторожно подошла к нему, - Что с тобой?
- Ничего, - он тряхнул головой, - Все хорошо... правда.
«А на самом деле нет, верно? – тихо прошелестело дерево, - Лучше было бы, если бы они убили тебя? Или твою подругу?»
- Нет, конечно, - еле слышно прошептал Арстелион.
«Тогда почему? Почему ты считаешь, что и ты, и я – мы поступили непра-вильно? Разве мы начали эту схватку? Мы жаждали чьей-то крови?»
- Но...
«Ах, малыш-ш-ш... Ты думаешь, мне легко убивать? Мне, видевшему зарю и закат многих веков? Призванному хранить и оберегать живое? Думаешь, я бы не хотел, чтобы этого никогда не было – крови, горя, боли?»
- Но...
«До чего же ты еще глупыш-ш-ш... Совсем ничегошеньки не знаешь о мире, что вокруг тебя... совсем ничего».
- Но откуда мне может быть известно, кто плохой, а кто хороший? – вос-кликнул Арстелион, не в силах больше терпеть, - Кто прав, а кто виноват? Как я могу сказать, кто из них достоин смерти? И как я вообще имею право обре-кать их на гибель, если ничего о них не знаю?
«Ах-х-х... – прошелестела листва, - Ты все еще не вериш-ш-шь... Тогда скажи мне, юный единорог, ястреб виноват в том, что охотится на голубей, кормя свою подругу и птенцов?»
Арстелион немного подумал.
- Наверное, нет. Он же делает это не со зла, а по необходимости. Винить его в этом – все равно, что винить солнце в том, что оно каждый вечер садится за горизонт, или дождь – за то, что он льется с небес!
«Хорош-ш-шо... Но если вдруг какой-то ястреб начинает охотиться на птиц и зверей просто так, ради удовольствия?»
На этот раз наш герой думал дольше, но, в конце концов, промолвил.
- Тогда он опасен, ведь он не только сам так себя ведет, но и детей своих наверняка научит тому же.
«Вот видиш-ш-шь... Крысоголовы – это как оба этих ястреба. Они могут убивать по необходимости, обеспечивая себя пропитанием, но куда чаще их оружие пронзает тела жертв только ради того, чтобы их сердца смогли насладиться ее предсмертными муками... Они не знают жалости... они не знают сострадания. И убийство подобных сущ-щ-ществ – это не преступление... это не трагедия, ведь тем самым ты спасаеш-ш-шь других... Ты силен и можешь за себя постоять, Арстелион, поэтому тебе не понять весь ужас тех, кто намного слабее тебя, кому остается уповать лишь на сострадание врагов... тщ-щ-щетно надеяться... – дуб немного помолчал, словно раздумывая, но наш герой продолжал стоять на месте, напряженно следя за ним, и в конце концов тот продолжил, - Неужели спокойствие и счастье этих ни в чем не повинных сущ-щ-ществ не стоит нескольких жалких, до краев наполненных злобой и жестокостью крысоголовов? Скажеш-ш-шь, что эти чудовища должны жить и разруш-ш-шать жизни других?»
Дуб замолчал, но Арстелион ничего не сказал, тщательно обдумывая его слова. Бесспорно, в чем-то он прав... Может быть, эти твари действительно так свирепы и ничего другого не заслуживают... Но вопли умирающего крысоголова до сих пор отзывались в его душе, и он не мог с уверенностью сказать, что когда-либо сможет забыть эти жалобные крики... беспомощные, безответные... Молчание затягивалось, и даже Риккен с Тельмирой не издавали ни звука, хотя и не могли слышать этот странный разговор, но понимая, какую душевную борьбу сейчас ведет их друг. И наконец, медленно и ясно выговаривая слова, Арстелион негромко сказал – и так, что услышали все:
- Может быть, ты прав, старейший. Но все же я всем сердцем противлюсь этому, и, если у меня будет такая возможность, то я никогда не буду убивать живых – к какому бы народу они ни принадлежали! Я не ввяжусь в битву, если только что-то или кто-то не будет угрожать мне и тем, кто мне дорог. В осталь-ных же случаях – никогда!
«Что ж-ш-ш... – прошептал тот, - Иного я от тебя и не ожидал, малыш-ш-ш... Твоя раса издревле несла за собой ореол невинности и чистоты, поэтому я рад, что ты, их сын, следуешь их пути-и-и... Но помни о том, что ты обещал, когда для тебя и для всех нас настанет черный час-с-с... помни... помни... И удачи тебе, сын Фаландара... удачи...»
- Фаландара? – Арстелион подался вперед, - Ты о ком говоришь... погоди... Ты что, знал моего отца? Скажи мне! Ты знал его?
«Ах-х-х...» – вздохнул старый дуб и больше ничего не сказал – только ветер шумел в его густой листве, и ни одного слова нельзя было разобрать в этом тихом шелесте. А Арстелион, поняв, что разговор окончен, отошел от берега и посмотрел на своих друзей. У тех явно языки чесались от вопросов, но они не стали ни о чем его расспрашивать, и он был им за это благодарен. Ничего больше не говоря, трое друзей отправились прочь. Арстелион шагал первым. И молчал.