Пролог.

Блеск булыжников изредка поблескивали в пелене восходящего солнца. Не море или ветер не смогут выветрить или вымыть так эти камни, только человеческая корысть и коварство способны добиться такого блеска. Дорога петляла между холмами, блистала речной далью. Купцы, переселенцы и странники круглый год караванами, а кто по одному шли в вольные степи. Степи, не покорившиеся ни одному завоевателю. Им не сможет помешать жара утреннего солнца, холод луной ночи или голод хищников степей. Теперь по пути, построенному в те времена, когда люди верили не только в силу, но и волю богов шел караван.
Лукавый ветер подымает пишинки и обрушивает на бедные головы купцов. Эти теплые муравью забираются в одежду, в волосы, каждый из них нашел укрытие на путниках. Караванщики лихорадочно закрывают лица, чтобы не дышать этой горькой пылью.
В этом пекле под ласковым и ревнивым солнцем, которое не терпеть воды и тени.
Каждый начинает вспоминать свой путь вольницу одиноких богов. В земли, где умереть успеешь трижды, прежде чем взойдет заря.
Из толпы серых караванщиков выделялся молодой бродяга. Он шел чуть в стороне каравана. Изредка говоря себе под нос странные слова, лишь пяти струнная лейна перекинутая через плечо говорила о его ремесле. Этот диковинный музыкальный инструмент был издавна орудием бардов-бродяг, что странствовали по королевским трактам. Бард остановился на вершине холма и пред его взглядом предстал город, который в глотке у великих держав.
В солнечное небо высится, черно-красная черепица сторожевых башни они как пики дерзкого юнца грозят бессмертным, но великим богам. Тени редких облаков плывут над паутиной улиц, изредка давая лицезреть бродяги сокровища города.
В центре расположена прославленная пограничная крепость королевство Зверолова, что властвовала этими землями сотни лет назад, еще до восстания Одинокого Кентавра. Местные народы с трепетом прозвали ее Альн-Шин, что можно перевести как «Безысходности». Стены крепости помнят орду Султаната Зеленых Вуалей. Пламя и шум барабанов в чистом поле. Она помнит победы и то, как ее забыли.
Альн-Шин располагалась на массивной горной скале. Высеченная из белоснежного мигрина добытого в сердце скалы. Дон джонс расположен на границы скалы, подобно морскому утесу он смотри в земли Султаната. Готовый принять на себя страшный зеленый штормам.
Напротив ее расположены две иглообразные башни называемые сестрами. Именно между ними зажаты крепостные ворота. От каждой сестры идет по три башни, выпирающие из крепостной стены. Крепость выглядит несуразно, но это не забирает ее славных побед.
Дорога из крепости выходить на торговую площадь. В центре площади сияет, позолоченные купала Купеческого Собора. Собор был построен Купеческой Гильдией, которая не замечает границ королевство, чтобы возвысить золото над серебром меча.
Именно от этого самородка в разные стороны расходятся прославленные кварталы. Их так множество, что не хватить звезд на небе, чтобы их сосчитать. Каждый квартал помнит десяток легенд о своем рождении. Изредка улицы разрывали белоснежные дворцы гильдий, которые больше похожи на бастионы, чем на прибежище мудрых людей.
На секунду ему показалось, что он видеть громадный амулет, брошенный древним богом. Но лишь на секунду.
В этом городе любой найдет все, что хочет и потеряет все, что имел. Каждый, кто бывал в этом городе, хоть раз скажет, что более мрачного и в тоже время веселого города нет. Именно суда стремится каждый искатель приключений и богатство. О городе пели певцы, о нем слагали легенды, а барды прозвали его Винным Соколом. Этот город негласно приобрел титул столицы - королевства обмана, лжи, разврата, жестокости.… В городе множество борделей, публичных домов, забегаловок, пивных трактиров, некто и не поверить, что здесь был когда-то хоть один честный человек.
В небе закружил степной король, предчувствую скорую падаль. Его тень скользила над торговым трактом. Бард-бродяга взглянул на сокола, плывущий над землей.
- К вечеру будем в городе, друг.- Сказал бродяга. – Фиакан полон легенд, о героях и антигероях и мы узнаем, насколько они верны…

Глава 1.
Мрачные улицы тихого города
Раздираемые криками страстей.

По потухшим улицам темного города брел наемник. Лицо его было высечено ветрами и пламенем ночных костров. Его племя и народ сгинули в веках не оставив на лице своего клейма. Хоть и часто люди стараются выглядеть, пугающе преследуя при этом разные цели, ему повезло это грубость у него от рождения. В каждой черточки лица в походке была видна, буйство нрава. Лишь зеленоватые глаза весело обдували прохожих брезгливостью. Именно брезгливость к проходящей мимо жизни, читалось в его взгляде. На ухи поблескивала серебряная серьга, говорящая, что он последней из рода. Это была традиция степняков. Одет был он в старый, потертый временем и людьми дублет.
Дублет похож на кожаный жилет, к внутренней части которого прикреплены стальные пластины, они назывались карты. Пластины закрывали грудь и спину, оставляли поло свободными. Сами карты соединялись между собой металлической сетью кольчуги, это придавало дублету большую стойкость и гибкость. Недостатков у дублета было несколько. Во-первых, в соединительные швы можно было проколоть, разрезать мечем или наконечником копья. Во-вторых, дублет не защищал от стрел и болтов.
Изредка ему попадались прохожие. Одни с трепетом обходили его как корабль скалы. Другие считавшие себя в праве задеть волонтера, отлетали как град об крышу. Он был безучастен к их нем высказыванием, а особо ретивых обдавал взглядом. И этого было достаточно.
Идя по Проточной улице, наемник остановился около входа в трактир Висельника. Трактир уже долгие годы держит, бывший каторжник Лион Дрозд. Трактир был известным в определенном кругу. Его посещали многие известные люди Фиакана и не только. Лион Дрозд по слухам когда-то входил в совет Темной гильдии, на что он лишь отмалчивается.
Трактир, располагался в центре города на Проточной улицы. В просторном трех этажном здании, старинного стиля крышу дома украшали небольшие статуи горгулий, как говорят для защиты от злых духов. На здании высоко подвешена эмблема трактира, стальная петля.
Наемник уже собирался войти в трактир как его остановил шум и звонкий смех. Он повернулся к источнику шума и замер.
С другой стороны улицы ехала открытая карета. В карете весело смеялась молодая девушка в окружении надменных господ. Он пригляделся к девушки и обомлел. У девушки были удивительно рыжие волосы, напоминавшие ему давно забытое пламя могильного костра. А черты лица ее были стройны и правильны. По ним можно сказать, что вековая линия благородство воспевались в ее роду. Словно великосветский садовник вывел новый вид розы. Столь дивный цветок, что боги спустятся с небес, чтобы припасть к ее ножке.
Ямщик, подзадориваемый криками господ, разогнал карету. Когда она проезжала рядом, то лишь слегка скользнула взглядом по бродяге. И увидело бледного, усталого он жизни наемника, смерть которого работа. В каждой черточки лица отпечаталось ночные сражение, смерть близких и друзей. Он потерял больше чем кто-либо в городе, осталось в нем слепая душа. Душа, которая растерзает любое нежное чувство, что зародится в помыслах его разума. И за миг взгляда на волонтера в ней зародилось тоска, дикая тоска.
Но карета пронеслась, не догадавшись о судьбоносной встречи. И ему оставалось только глядеть в сторону уезжающей карете. У него возникла странное чувство, что он видел ее давно. Но волею судьбы забыл.

Он шагнул в трактир и сразу в нос ударил сладковатый привкус вина и мясо. А глаза насладились светом свечей и милыми служанками бегающие из одного конца трактира в другой. Он замер у входа и огляделся.
По стенам трактира мерцали, шиты различных форм одни круглые как солнце, другие подобно серпу луны на небе, а третье ромбические, но их объединяло множественные царапины и трещины. На каждом из них гербы благородных родов, что посмели обнажить оружие в таверне. Как слышал наемник, в трактире было одно незыблемое правило-закон, который гласил «Некто не смеет обнажать оружие в трактире. А тот, кто обнажить будить убит». Наглость трактирщика не знает грани и его бы наказали бы, если не те силы что короновали в этом квартале. Даже родовитость смельчаков не спасла от болта в грудь. А родным погибших только и остается, что молчать, вид следующим с ножом в груди, может стать кто-то из них. На потолке висела люстра, с которой свисали восковые сосульки. Огонь свечей пугал загадочно играли тенями на стенах. В трактире было шесть столов за каждым, из которых кто-то сидел. Везде царила легкое наслаждение воли. За одним из крайних столов сидел в тени парень, лицо не было видно взгляд острый как укол ножа. Только этот взгляд из чехарды лиц волонтера заинтересовал.
Идя сквозь смеющихся посетителей, пронзая запахи вина и мяса по Боронски. Зарождается мысль пойти в разгул, где возможно утолить голод плоти, что соскучился по сну, по тишине, по еде и женщинам.… И даже странное копье кодекса, которым пронзили его учителя в далеком прошлом, было бессильно перед соблазнами.
Наемник прошел сквозь трактир, не обращая внимание на косые взгляды, что кружили вокруг него. Он сосредоточился на странном чувстве блика. Именно блика болтов, что готовы врезается в грудь не замечая дублет. Арбалетчики располагались в двух крайних нишах по бокам стойки трактирщика. Стоить дернуться к мечу и два болта в тот же миг метнется к нему.
За стойкой стоял поджатый мужчина. Нос ломаный, худой, глаза глубоко посажены, а в стороны торчат уши. Длинные черные волосы свисали до плеч. Именно волосы придавали трактирщику похожесть на старую гончую собаку, побитую лесными волками.
- Эй, хозяин. - Приветливо улыбнулся волонтер трактирщику. От чего Лион Дрозд с кривился, как бут-то увидел прокаженного. – Налей-ка мне соколиной мочи.
На столе быстро взгромоздилась глиняная кружка. И под ритм трактира начала наполнятся из кувшина Ампирским вином, так же называемой соколиной мочой. Прозвали ее пограничники Ампирских равнин за особый приторный вкус. Вино хоть и было не дорогим, но пить его могли крайне мало людей, но на везение трактирщика такие смельчаки водились в этом городе.
- Держи.- Лион подвинул кружку к краю.- Как ты ее только пьешь, эта вид моча?
- Моча говоришь.- Посмотрел наемник на трактирщика.- Значить ты мочу пил, коль можешь сравнивать?
- Не пил, но пахнет мочой.
- Ну…- С довольной улыбкой наемник начал заливать вино в глотку. Было слышно эхо падающего вина. После протяжной паузы, кружка с грохотом ударилась об стол.- Ну и что, пахнет не хуже чем Пирянская дрянь или Карпинская змея.
- С Пирянской дрянью я и соглашусь, а вот Рыжего змея не трогай.- Возмутился трактирщик.- Его наши прадеды пили, и дети пить будут!
- Ну, за это еще кружечку?
Волонтер не торопливо достал кошелек и с легкостью короля бросил на стол. Старому трактирщику не надо говорить дважды. Послышался новый звон вина.
Волонтер не отличался разговорчивостью по жизни, и старался говорить всегда по делу или о делах, не тратя на прелюдии. Поэтому его женщины и не любили.
- Нужна работа.
- Тебе то, зачем? - Трактирщик посмотрел на кошелек. – Вижу ты богат, раз бросаешься деньгями на лево и направо.
Наемник скривился, сделав очередной глоток вина.
- Да разве это деньги, так мелочь. – Голос наемника дрогнул, вспоминая прошедшую ночь.- Мне нужно гораздо больше денег… намного больше.
Лион Дрозд прищурился, смакую будущие проценты сделки.
- Да ну. И во что ты влип за эту ночь.- Лион подлил наемнику вина, чтобы развязать язык.- Что готов душу продать?
- Хм. Продать говоришь… если поможет то да? – Волонтер посмотрел на трактирщика с тоской в глазах. – Проигрался в кости братья Перевертышам. Ты представляешь, я только с месяц в городе и уже в долговой яме. Дали мне срок три дней, а потом придут с веселыми людьми из своей гильдии.
- Влип ты служивый, как муха в мед - Голос трактирщика зазвучал сочувствием, он умел лгать.- Я слышал о братьях они живодеры, сначала бьют, а потом спрашивают «Мол, когда деньги возвращать станешь?».
- А что делать? Уйти из города не могу, они меня из города не выпустят, а если все-таки сумею уйти, то все равно найдут. Рука у гильдии больно длинная, сам знаешь!
Наемник задумался, и добавил странным тоном.
– А зарезать их может и смогу. Но гильдия потом мне крылья сокола сделает.
Трактирщик кивнул, соглашаясь с выводами. По молодости лет ему приходилось видеть эту омерзительную казнь. Крылья сокола - клеймо гильдии за смерть своих.
- Гильдии за своих крылья, сделают. Ладно, завтра зайди, что не бут придумаю, хороший меч всегда нужен.
Волонтер ударил ладонью об стойку.
- Не завтра, а сейчас!
- За скорость, я возьму свою долю?
Наемник отхлебнул из кружки вино, с грустью улыбнулся. И жестом показал приблизиться трактирщика. Он слегка нагнулся, так чтобы его наемник не смог схватить, а то всякое бывает.
- Слышь дед. – Хрипловатым голосом сказал наемник. – Я сейчас не в той ситуации, когда можно выбирать.
Лион Дрозд прищурился и взглядом велел наемнику заглянул себе за спину. Волонтер с кружкой соколиной мочи развернулся.
- За последним столом сидит парень. Ему нужно пару хороших мечников. – Голос чуть притих.- Платить он хорошо и…
Эхом отозвался наемник, вспоминая крючковатый взгляд из тени.
- И…
- И за последнюю неделю к нему троя, нанялись через меня. Я их на днях видел. Говорят работа не пыльная с занозами конечно, куда без них.
- Пугаешь что ли?
- Нет просто, чтобы потом не говорил, что тебя не предупреждали. – Трактирщик продолжил со здравым смыслом.- Но если подождешь пару дней, то найду что не бут лучше.
Выбор не велик, быстро заработать в этом городе можно, только рискуя. А народная мудрость гласить: «Кто не рискует, по борделям не ходит». Наемник встал и направился к нанимателю.

Комнате полутьма, возникшая в странных бликах свечей. Свечи мерцали по углам, комнаты создавая атмосферу угнетения. Она словно хищник ожидала свою жертву, готовясь проглотить, в себя гостья. Тишину изредка перебивали скрежет за стенками.
В центре комнате на коленях стоял волонтер, закованный в кандалы. Кандалы крепились цепями к полу. На полу мерцали серебристая пыль, создавая вокруг человека причудливый узор. Прямые линии создают громадную тринадцати конечную звезду. Лучи звезды обращены к тринадцати ближайшим курганом расположенные вокруг города. Между ними хитро сплетались изогнутые узоры. Узоры каллиграфически повторяли имена, мертвых мастеров, на первом наречии тьмы. Истинное наречие колдунов. Имена, не произносимые голосом, они отражали загробное месторасположения. Чтобы вызвать мертвых мастеров своего дела.
По рукам волонтера стекала дорожка красных муравьев. Которые со звоном срывались в две чаши на полу. Он приподнял голову, огляделся последнее, что он помнить это как он шел к столу будущего нанимателя, а дальше тьма и головная боль.
Комната не сулила ни чего хорошего, события начинают пугать. Свечи неожиданно колыхнулись, и в комнату зашел старик. Бедное лицо исказилась улыбкой желтых зубов. И черные тени молниями прописали на нем возраст и надменность.
- Ну, сколько накапало дружок…
Старикашка подошел и, кряхтя, заглянул в чаши. Приподнял одну из них, к чему-то принюхался, поводил пальцем в крови. При этом мурлыкал как кот, поймавший толстую мышь.
- Ты кто мразь?
Парень посмотрел на старика мутными усталыми глазами полными холодной ярости. Адепту на миг показалось, что этот выскочка, если смог, то сорвался бы с цепи и выдрал ему сердце. Но даже этот взгляд старик не счел правом задавать вопрос, ему адепту Истлевшего бога не привыкать к такому взгляду.
- Слышь мразь! - Странным голосом сказал парень.- Освободи меня и я обещаю убить тебя быстро.
- Что значить быстро? - Лукаво спросил старик
- Сверну шею.
Очередная улыбка прошла по лицу колдуна этот юнец ему нравился все больше и больше. Старикашка поставил чашу обратно. В комнату вошел слуга. Серый капюшон прикрывал бледное лицо, что уже несколько месяцев не видеть солнца. В его руках был сверток. Он положил его рядом с пентаграммой и развернул. Волонтер скосил взгляд, на предмет, лежавший в матерчатую ткань.
Там была шкатулка, сделанная из красного дряхлы. Дряхла, росла в заболоченном района Седых пущ. Это растение считалось одним из проказ тех месть, волонтеру приходилось бывать там. Красная дряхла, было плотоядным растением, она оплетала жертву своими изогнутыми лианами и тешила ее под воду. Там под толщей воды тела невезучих превращалась в гниль, которой эта мерзость и питалась.
Шкатулка распахнулась, как городские ворота блеснул металла. Во множественных кармашках были разложены причудливые инструменты темного мастерства. Многие из инструментов были похоже на те, что не однократно приходилось видеть в руках Радольте старого друга. Родельте был дознавателям в их легионе во времена Аспидского похода. Легкий приступ тошноты подошел в горло.
Наемник смотрел на старика, который с детским энтузиазмом начал перебирать свои игрушки. В этом блеске колдун видел свою прелесть. А наемник лицезрел лишь дикую боль, что дарует каждый дюйм металла.
- Я все расскажу и без этого, - Глаза расширились, а по лицу прошла капли пота. Весь нрав хищника улетучился. – Вы от братьев, да! Я все отдам им, правда… они давали мне три дня, они еще не истекли…
Старик очередной раз улыбнулся. Доставая из шкатулки Крика изогнутый серповидный предмет. Теперь ему было жаль, этого незнакомца он стал как все мелкий, ничтожный, полный страху за свою жизнь. Это открытие дало порцию творческого желание на новое творение.
- Я уберем все лишнее.
Голос старика прозвучал обречено и в этих словах был свой тайный смысл, который почему-то понял наемник.

Глава 2.
Тот, кто был ничтожеством вчера,
Становится шакалом завтра.

В сквозь затлевшие катакомбах Фиакана по лабиринтам, куда даже крысы не спускались, проносились стоны боли и страха. В этих звуках поэт прочтет трагедию человеческой жизни, а старый солдат услышит изрядную ругань вольных народов. И если боги заглянуть в эти чертоги, то они узнают много нового о себе.
В комнате уже догорала сотая свеча, когда адепт отпрянул от своего творения с довольной улыбкой. По лицу изредка пробегали капельки пота, а глаза поблескивали от усталости и гари свечей. Где то сбоку суетился молодой слуга, измотанный не меньше хозяина. Вид именно ему довелось, держат наемника когда на того накладывались первое кольцо чар. Старикашка жестом привлек слугу.
- Пойди, подготовь все для нанесение клейма.
Слуга поклонился и суетливо удалился из зала, забрав с собой шкатулку Крика. А мастер принялся смывать кровь с рук в чаше омовения. За этим занятием его и настигло странное чувство присутствия. Сначала оно пришло как ветер, обдав его спину холодом, а потом в воздухе запахло дождем как после сильной грозы. Именно тогда в воздухе появляется особый аромат.
Старикашка повернулся, усталым взглядом прошелся по комнате, ища истоки ветра, но так ничего не нашел. Через секунду его приковал цепкий взгляд наемника. Первой мыслю было, что он очнулся. Но разум сразу опроверг эту мысль. Наемник смотрел в какую-то точку, которая по взгляду движется.
- Странно.
Начал размышлять колдун. В голове сразу вспыхнул трактат «Об эфирных крюках силы». В нем говорилось, если на человека наложены узлы контроля то до приказа, человек находится в царстве снов. То есть он подвластен собственным страхам. А вследствие этого может страдать лунатизмом. Но это не как не объясняло присутствие волнений в комнате.
Адепт Истлевшего провел рукой воздухе там, куда смотрит наемник. Через несколько секунду по ладони прошел холод, а кончики пальцев начало колоть. Создавалось впечатление, что он высунул руку в снежную метель. Но этот холод был другой и он это понял.

Дикая боль затихла, разум заволокла чужая воля, подчиняя тела. Во тьме на грани чувств висела застывшая фигура. Тьма состояла лишь из одного слово, что обволакивала сознание, она гремела эхом в разуме.
-Подчинись…
В этой тьме как в черных водах Кирона тонула воля, чувство и желание.
- Подчинись…
Тьма шептала раз за разом. Наверное, сначала он бился в истерики, кидался и пытался выбраться. Но с каждым разом он все сильней тонул в этой липкой тьме. У тьмы свои дороги в души людей. Она нашла его страхи, его мечты превращая их в свои. И скоро он не смог понять, где он, а где она. И желание тьмы воля ее хозяев стало им. Странное мрачное успокоение пришло, но теперь ему хотя бы не было больно.
Во тьме вспыхнула искра, рождая белый цветок разводов. Свет струился, прорываясь во все направление. Застывшая фигура подняла взгляд на свет. Потому, что не было приказа не смотреть. В сознание рождались тайна, которая выбралась из души.
Свет сжался в водоворот, сквозь который начал пробиваться фигура. Она словно танцевала в этих бликах запретного. И с каждым жестом черты фигуры становилась все более знакомой, все более родной. Он не знал кто она или что. Он просто знал, что она есть потому, что он ее видит.
Фигура в белом застыла, превратившись в давно забытого человека. Кусочки света струились по белоснежной коже. Они как цепные псы целомудрия скрывали женские черты и в тоже время как бесы похоти говорили о неземной красоты ее тела. Ее жгучие огненные волосы растирались по тьме. А взгляд заставил вспомнить боль более страшную, чем может дать эта пустота.
Она протянула руки в его сторону и по пальцам заструились вспышки прошлого. Они на грани давно забытых страданий создавали то чувство что связывает его с этой женщиной. Он попытался прикрыть глаза как когда-то попытался заточить этот образ. Но это не помогло.
С ее уст сорвались слова, противоречащие этой тьме, и они потонули во тьме. Она закричала сильнее, но на этот раз тьма лишь шелохнулась. На лице женщины застыла разочарование, в ней не было больше сил, чтобы пробиться сквозь давние затворы. И по ее лицу прошла одинокая слеза. Слеза сорвалась во тьму, и крик ее полета эхом докатился до узника…
Во тьме уже по воле узника загремело слово. Оно раскалывала тьму вдоль и поперек своевольное, своенравное слово.
- Свобода.
Он дернулся в сторону женщины, уже понимая, что тьма это не успокоение что искал он долгие годы. Тьма - это лишь ошейник для слабы и ничтожных людей, что готовы остановиться когда их укусит страх. Он презирал таких рабов, что стали по собственной боли.
- Лучше смерть, чем неволя.
Его рука потянулась к женщине из прошлого. Он попытался зацепиться за нею как за камень, чтобы вылезти из этой топи. Его пальцы сомкнулись во тьме, так и не дотянувшись до этого света…

Адепт сделал несколько шагов вдоль мертвого ветра. И остановился около наемника, он уже хотел воспользоваться даром ока. Как его ухо уловило ели слышные слова столь странные, что он повернулся к источнику звука.
- Лучше смерть, чем неволя.
Хриплый надрывистый голосом, идущий откуда-то изнутри вырвался из наемника. Колдун замер на секунды, и этого было достаточно, чтобы взять судьбе, то, что принадлежать ей по праву.
Рука дернулась вперед, сжалась хваткой мертвеца. Адепт начал биться из страха, в панике вид то, что происходило в этом зале, не может быть. Но вырваться не смог, в нем не было той силы, что билась сейчас в теле наемника, виновником которой является он.
Для наемника тьма разорвалась на два мира. Один тот, что шел после руки. Там в мрачной комнате его рука сжимала бледного испуганного старика, губы которого часто хватали воздух, но с каждым разом становилось все тяжелей, и эта обреченность читалась в его взгляде. И другого мира состоящей из тьмы неволи. Из сердца волонтера подымалась ярость медленно и неизбежна, она текла по телу к руке. Чтобы исполнить свой приговор.
Колдун дернул к талисману Орна висевший на шее, чтобы зачерпнуть силы из него. Внутри талисмана был кусочек чароита оплетенный золотыми змеями, более известен этот камень как - камень колдунов. Именно этот осколок царство теней служил истоком тех сил, о котором обычный люд с трепетом говорит - колдовство.
Адепт сомкнул руку на талисмане, пробудил чары «Звериного оберега», заготовленные специально на такой случай. Но все-таки в голове мелькнула мысль.
- Дурацкая смерть…
От талисмана повинуясь незримым потоком, расплетались узлы сил. Они подобно красным лентам на ветру разошлись в разные стороны. Их было так много, что скоро они растирались по всей комнате. Талисман горел ночной звездой пурпурного цвета. Воздух в помещение стал сухим и ветреным как песках Зулустана. Сквозь ленты проходили пульсирующие вспышки, что доносились из талисмана. В этих потоках были слышны загубленные и замученные зерна душ, что волею судьбы попали под жертвенный кинжал темного адепта.
Незримый хищник был натравлен на наемника, он почуял запах его крови. Хищник еще не нанес своего укуса, но уже сама смерть заерзала в душе волонтера.
Ленты чар разорвались на сотни осколков, каждая из которых загорелась свечой. И в комнате воцарился свет белоснежный как снег с горы Карно. В яркой первородном света, на подобие зверя была видна тень. Тень забытого зверя из далеких кошмаров застыла готовая к прыжку.
Миг, и тень сорвалась в полет. Она пронеслась сквозь комнату, жилая вцепится в глотку своей жертвы. Чары были сделаны столь искусны, что смерть была не обратимо. В последний момент, когда она накрыла двух вцепившихся людей, случилось то, что не смогут, объяснит не кто из знающих силу в последующие годы.
Эфирные звезды погасли и в комнате, на секунду воцарилась тьма, которая загорелась в следующий миг огнем из талисмана. Жар пламени отбросил людей в разные стороны…