«Я люблю технологию. Я люблю компьютеры. Я люблю науку. Поэтому я в основном общаюсь с учеными и хакерами...»
Нил Таун Стивенсон (Neal Town Stephenson) родился 31 октября 1959 года в городе Форт-Мид, Мэриленд, США.
Отец его был профессором электротехники университета Айовы, мать – лабораторным техником-биохимиком, дедушки – профессорами физики и биохимии. Детство Нила прошло в Иллинойсе и Айове, а после окончания школы он поступил в Бостонский университет. Правда, начинал-то он на физической специальности, а вот закончил географическое отделение, на котором он как студент получал больше времени для работы за университетским компьютером. Формально, конечно, многое писатель не проходил углубленно, но самостоятельно изучал предметы, которые его интересовали.
В настоящее время вместе с семьей проживает в Сиэтле.
«Думаю, что пытаться специально донести какую-то идею - дурная привычка. Лучше отодвинуться и позволить читателю самому делать выводы. Я пишу для того, чтобы рассказать какую-то историю. Мои персонажи помогают мне исследовать идеи. Я не анализирую то, как я делаю это».
Писатель признается, что практически не читает научную фантастику, дабы не спотыкаться при написании собственных романов. Своими вдохновителями/учителями считает классиков киберпанка Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга. К слову, в отличие от того же Гибсона, который долгое время ничего не понимал в компьютерах, хотя и писал о них, Стивенсон является не только хорошим программистом, но и тесно общается с криптографами и хакерами. По словам Стерлинга, в отличие от основоположников киберпанка, Стивенсон стал взрослым уже в другой культуре, нежели они, и впитал в себя ее технологический фон, поэтому он гораздо лучше понимает механизм работы всего этого.
Критики высоко оценивают Стивенсона за его почти провидческие прогнозы о развитии будущих технологий.
Книги его всегда изобилуют самыми разнообразными идеями, в них соседствуют физика и философия, чистая наука и общественные проблемы. Отталкивают многих две вещи в его творчестве. Во-первых, научные изыскания, которым Стивенсон уделяет много внимания, тем самым превращая художественную литературу чуть ли не в трактат по какой-либо дисциплине. Во-вторых, любовь к деталям: мне в первую очередь на ум приходит целая глава «Криптономикона», посвященная поеданию сухого завтрака одним из героев. При этом убери хоть одну детальку – и любая его книга потеряет свою частичку (я бы даже сказала «частищу»). Да, это стиль Нила, да, к нему нужно привыкнуть, но проникнувшись им, начнешь смаковать. Потому что автор не садист, он просто по уши влюблен в своих персонажей, как мне кажется.
«Прежде всего я рассказываю историю. Я пишу, потому что мне это нравится. Если бы я не писал, я бы извелся. Вот всё, что мне нужно от жизни: чтобы мне позволили писать».
Писать начал где-то с середины учебы в колледже.
Рассказов в багаже Стивенсона практически нет, и, по собственному признанию, он завидует писателям, у которых получается малая проза. Зато публикует статьи в журналах и, конечно, пишет замечательные романы. Вот о них чуть подробнее.
Первые два романа «The Big U» (1984, на русский не переводился) и «Зодиак» (1988) популярности автору не сыскали, и, заканчивая «Лавину» (1992), Стивенсон параллельно вместе с дядей трудился над более массовым «Interface» (1993), потому что «устал писать книги, которые прочтут пятьсот человек». Но не тут-то было, с «Лавиной» к автору пришел успех. В романе описывается мир близкого будущего, в реальности расколотый на микрогосударства, а в Метавселенной пожираемый вирусом (этим самым Сноукрэш’ем).
Далее последовал «Алмазный век, или Букварь для благородных девиц» (1995), в котором Стивенсон описал будущее уже далекое: Китай новой викторианской эпохи, в котором девочка из бедной семьи становится владелицей сверхтехнологичного устройства – интерактивной книги-обучалки. Критики встретили роман не слишком восторженно, что вовсе не расстроило автора: по его признанию, специально пытался написать нечто более странное и менее доступное для восприятия, чем «Лавина», чтобы посмотреть на реакцию людей.
В 1999 году вышел «Криптономикон», посвященный, как следует из названия, по большей части криптографии, а именно: расшифровке «Энигмы» во Вторую мировую и созданию информационного рая в наши дни. Критики тогда назвали автора «Квентином Тарантино посткиберпанковской научной фантастики».
В следующие пять лет вышел «Барочный цикл» в трех томах: «Ртуть», «Смешенье» и «Система мира». Тут у нас Европа 17-18 веков, Ньютон с Лейбницем, придворные интриги, приключения, много еще чего... И некто уже знакомый по «Криптономикону».
А в 2008 году свет увидел «Анафем», на данный момент последний изданный на русском роман Стивенсона («Reamde» 2011 года уже переведен, но издать вроде как обещают лишь к концу года). И вот об «Анафеме»-то я и хочу сегодня рассказать.
Новый шедевр интеллектуальной прозы от автора «Криптономикона» и «Барочного цикла».
Роман, который «Таймс» назвали великолепной, масштабной работой, дающей пищу и уму, и воображению.
Мир, в котором что-то случилось – и Земля, которую теперь называют Арбом, вернулась к средневековью. Теперь ученые, однажды уже принесшие человечеству ужасное зло, становятся монахами, а сама наука полностью отделяется от повседневной жизни. Фраа Эразмас – молодой монах-инак из обители (теперь их называют концентами) светителя Эдхара – прибежища математиков, философов и ученых, защищенного от соблазнов и злодейств внешнего, светского мира – экстрамуроса – толстыми монастырскими стенами. Но раз в десять лет наступает аперт – день, когда монахам-ученым разрешается выйти за ворота обители, а любопытствующим мирянам – войти внутрь. И однажды в день аперт приходит беда. Беда, ставящая мир на грань катастрофы. Беда, которую возможно будет предотвратить лишь совместными усилиями инаков и экстов...
Хочется сказать: «Дурацкая аннотация!» Потому что Арб=Земля, потому что появились какие-то «эксты», да и вообще... Предлагаю лучше посмотреть замечательный буктрейлер.
Мир, зовущийся Арбом, разделен на интра- и экстрамурос. Мир с богатой историей, чем-то похожей на нашу, земную, но чем-то и отличный. Здесь жили в своем аналоге Древней Греции Фелен и Протес (они же Сократ и Платон), а позже на Арбе была своя Римская империя, и Ренессанс, и Новейшее время. Но религию на Арбе заменила наука: кто-то ей служит, а кто-то боится как огня. Рассказывать о мире много не хочется – этак можно и всю книгу пересказать; я постараюсь кратко, лишь наметить основное, в надежде заинтересовать потенциальных читателей.
Интрамурос
Мир внутри стен, именно с ним мы знакомимся первым. Это рассеянные по Арбу конценты, ближайший аналог которым на Земле – монастыри. Только живут в них люди, верящие не в какого-либо бога, а в знание, - инаки. Они укрыты от остального мира, не имеют никакого отношения к мирской суете, политике, деньгам и общественным проблемам – они занимаются чистой наукой.
У инаков натуральное хозяйство: каждый пропалывает свой клуст, избавляясь от запрещенных уставом растений, а некоторые даже решают перевести теорику в праксис (нет, эти два ортских термина я расшифровывать не буду, тут догадаться несложно) и на основе хроники некой исторической битвы ведут войну с сорняками. У них одна общая трапезная, где часто беседуют на научные и околонаучные темы, стараясь уплощить собеседника. Младшие фраа и сууры занимаются со старшими – па и ма. А из личных вещей у всех – только стла, хорда и сфера, большего инквизиция не разрешает.
Концент обычно состоит из нескольких матиков (унарский, деценарский, центенарский, милленарский), которые, впрочем, связаны друг с другом лишь посредством храма, в котором каждый день проводятся службы-акталы. На одной из таких служб инаки производят ритуал завода гигантских часов. Неинтересно я о каких-то часах рассказываю, да? (У Стивенсона, кстати, описание механизма занимает не одну страницу, будьте готовы.) Вам же еще остались непонятными слова «унарский», «деценарский»... Ну, матик всё же не совсем закрыт от остального мира, и соответственно раз в год, десятилетие, столетие и тысячелетие открываются ворота и любой инак может прогуляться по экстрамуросу, а любой экс – зайти на экскурсию в матик.
И вот за несколько дней до десятилетнего аперта и начинается «Анафем». Вместе с рассказчиком мы шагаем в...
Экстрамурос
Мир за стенами. В отличие от матической части Арба, этот мир описан куда менее подробно. Да и зачем? Мы и так видим его перед собой каждый день: это знакомый каждому город с гопниками, религиозными фанатиками, нищетой, обилием рекламы и ни на секунду не замолкающими гаджетами. А еще с различными иконографиями в отношении матического мира.
И есть люди – вроде связующего звена, с которыми, впрочем, обычным инакам нельзя ни в коем случае пересекаться. Эти люди – ита. Попробуйте понять из названия, чем они занимаются.
Стивенсон очень подробно и, кажется, очень любовно описал матический мир: уделил достаточно внимания его быту, истории, научным концепциям, разработал язык (в анафемской Вике можно отыскать ортографию и грамматику, см. «Источники»). Многие отмечают, что через первые сотню-две страниц надо продраться – из-за нудности, из-за обилия непонятных слов – и тогда вы влюбитесь в этот мир. Если высказывать мхо, то я «прижилась» в конценте светителя Эдхара достаточно быстро, мне наоборот с самого начала нравилась неспешность и размеренное течение матической жизни, и чуть ли не в разряд религии возвела я науку, а вот последовавшая ближе к концу гонка воспринималась хуже. Ну да об этом позже.
В предисловии книги есть краткая историческая справка, - я ее просмотрела уже после прочтения «Анафема» и не представляю, что она многим поможет не втянувшемуся еще в мир Арба читателю. На последних страницах можно отыскать краткий словарь орта, который облегчит первые, «вчитывательные» страницы романа, - а можно и не обращаться к словарю, наслаждаясь самостоятельной разгадкой слов.
Да и, честно говоря, книгу я полюбила прежде всего за идею и воплощение матиков. Не персонажи меня так сильно привлекли, и не основная интрига, - но замечательный мир, в котором разворачивается действие.
Рассказчиком выступает инак фраа Эразмас – самый обычный двадцатилетний парень, в меру умный, но интересующийся и более насущным, вроде отношений с противоположным полом, рассудительный и с неплохим чувством юмора. Трое его друзей – это умник Джезри, занимающийся единоборствами Лио и любящий вкусно перекусить Арсибальт.
Вот их учитель – па Ороло. Космограф, который никак не может вырастить нормальный виноград для вина – но ведь это неважно! Ведь фраа Ороло – просто хороший и умный человек, во многом благодаря которому наши друзья оказываются в водовороте событий, происходящих на Арбе и на орбите планеты.
А вот фраа Джад – мягко говоря, странноватый милленарий. Для меня он – этакая смесь старика Хоттабыча и Гэндальфа, то ли подсевших на дурноплю, то ли просто очень умных.
Корд – сестра Эразмаса, оставшаяся жить в экстрамуросе, мастер своего дела, которая после актала воко во многом помогла вышедшему за стены матика брату.
А еще девушки, воплощающие в жизнь глобальные планы, ита с авоськой, шаолиньские монахи и даже Жюль Верн!
Если говорить о героях в целом, то прежде всего бросается в глаза отсутствие явного антагониста. Персонажей достаточно, но все они разные, все интересные, все – как живые, а потому нет среди них белых и черных. Да, пусть не всегда нам нравятся их поступки – но оттого поступки не становятся нелогичными.
К претензиям отнесем не_по_годам_умных_подростков_спасающих_мир. Но знаете, тут я буду оправдывать Нила – мне лично понятно, почему именно этих подростков призвали. Рассказывать не буду – всё это спойлеры. И надеюсь, что после прочтения каждый составит свое мнение.
Еще один минус – слегка картонность героев. Но я сегодня адвокат, ладно? Для той идеи, которую воплощал Стивенсон, герои проработаны на должном уровне, вполне себе хорошо, копаться же в их психологии дальше – это уже тема для отдельного романа. К тому же Стивенсон своего рода праксист: для него важнее не герои сами по себе, а их влияние на идеи, обозначенные в книге.
Проза Стивенсона, на мой взгляд, страдает тем, что автор долго «набирает обороты», зато последние процентов сорок его книг – это всегда действие на бешеной скорости, не тормозящее ни на минуту и не дающее читателю сделать передышку. Так и «Анафем» мысленно можно поделить на две части.
Добрую половину книги читатель проводит в конценте светителя Эдхара, где вместе с героями выполняет их каждодневные обязанности. Тут вроде бы неспешное течение жизни, нарушаемое, впрочем, сыплющимися на головы Эразмаса сотоварищи вопросами. Множество зацепок, которые непонятно куда должны привести. Ответов автор практически не дает, а если и дает, то они лишь приводят к новым вопросам.
В этой части у нас также намечена первая любовь, загадочные исследования фраа Ороло на звездокруге и попытка их разгадать нашими героями, обнаружение в небе странного объекта, столкновение с инквизицией и неуемное любопытство новоиспеченного фраа Тавенера.Часть вторая. По сути, всё, что я хотела бы здесь рассказать, уже тянет на раскрытие интриги. Полное опасностей путешествие и, как следствие, новые знакомства и куда больше внимания экстрамуросу. Здесь попытка дать ответы на поставленные вопросы, порождающая еще большие сложности. Если первая часть была этаким приглашением освоиться на Арбе, то вторая – дальнейшее погружение в этот мир. Автор более полно излагает основные научные концепции Арба, как бы говоря читателю: «Ну, если вы до сих пор не поняли, что я люблю науку, то придется смириться с этим хотя бы теперь»....Ой, а вот знаете, я вам соврала: на три части можно разделить этот роман. Итак, часть третья и заключительная. Действие-действие-действие. Про космос и иже с ним.Концовка, правда, судя по комментариям в Интернете, имеет все шансы оставить вас недовольным. Ну, сами подумайте, повествование на всех парах летит вперед – и тут перед ним стена финала. Слишком резкое торможение не каждому придется по душе. При этом существует противоположное мнение: если рассматривать сюжет не в ключе действия, а в ключе доказательства выдвинутых гипотез, то завершение романа более чем логично и ни в коем случае не «слито». Но да, при всей правильности, в общей сложности какой-то изюминки финалу не хватило. И опять «но»: что еще требовать от романа, который сам по себе – одна большая изюмина?
Идеи, высказанные в романе разнообразны. В первую очередь, конечно, множество научных изысканий. Кстати, автор признается, что роман он пропитал духом платонизма, а остальные концепции были поданы им как ошибочные. Поэтому, если вы приверженец теорики светителя Проца и не верите в существование Гилеина Теорического Мира чистых идей – будьте готовы; зато, надеюсь, вам понравится спорить с автором.
Сюжет, пожалуй, завязан именно на математике, физике, философии и иже с ними. Убрать научную составляющую – и «Анафем» уже не будет «Анафемом», слишком многое потеряет. Да, читать порой может быть сложно из-за передозировки информацией, но можно ведь и удовольствие получать, пытаясь раскопаться в непонятках.
Стоит отметить, что большая часть информации воспринимается через диалоги (очередной привет древнегреческому философу), порой поражающие своей глубиной и нестандартностью хода мысли, а порой заставляющие кивать в знак согласия и узнавания образов.
Если читатель чего-то не знает, пусть не переживает, объяснения доступны, так что «Анафем» можно считать за курс ликбеза.
Что говорите? Привести примеры? Слушайте, да там весь роман – один большой пример, вычленять что-то я не могу, честно. Читайте – и узнаете. А мы лучше пойдем дальше в нашем обзоре. Итак, что еще Стивенсон осветил с данном романе?
Противовесом науке служит религия. Пусть инаки в большинстве своем не верят в бога (кто-то атеит, кто-то агностик), но отрицать духовное напрочь автор не берется, предоставляя читателю самому выбирать более близкую ему точку зрения. Так, например, интересна история Осужденного, придумывающего наш мир на судебном заседании: от поведения нас-придуманных зависит, казнят ли творца, а значит, и нас вместе с ним. Этакая арбская Шахерезада. Впрочем, это лишь одна из религий общества.
Кстати о нем. Общество потребления во всей красе: тут вам и о политике расскажут, и о социальных сдвигах, и о научно-техническом уровне развития экстрамуроса. Подробно автор описывает лишь нескольких людей, но их хватает – как представителей разных слоев социума. Но это всё, что называется, в общем. В частностях же дела немного хуже: очень уж неправдоподобно описаны отношения главного героя с одной из суур, к примеру.
Также один из поднятых вопросов – место человека в космосе. Одни ли мы во Вселенной? Одна ли наша Вселенная? Что из себя представляют возможные «соседи» и как нам себя вести с ними? Тут уже начинается метафизика, а это значит, что я возвращаюсь к упомянутой выше науке. И раз уж пошла такая пьянка, вновь о ней. Проблема места Знания для человечества. В первую очередь мне приходит на ум диалог об обучаемости (см. «Цитаты»).
Еще один момент, о котором хочется рассказать, - это юмор. Хотя зря я употребила слово «момент»: этот самый юмор (а также ирония, чуть-чуть сатиры и вряд ли сарказм) рассеян по всему тексту, и эпизодично его выхватывать сложно. Но смотря на «Анафем» в целом, можно с уверенностью заявить о наличии в нем смешного. Ненавязчивые и остроумные отсылки к чему-то знакомому, явный стёб, добрый дружеский юмор, игры с языком.
Резюмируя всё вышесказанное, постараюсь вкратце отметить достоинства и недостатки «Анафема».
Чем роман может понравиться:
- оригинальный мир, притом отлично выписанный
- самые разные характеры и образы мыслей героев
- насыщенность романа: будь то в действии или в беге мысли. Явной воды в тексте нет
- актуальность затронутых проблем. Только нет, путей решения Стивенсон не предлагает, он лишь показывает существующее, предлагая задуматься
- грамотность изложения, основательность, проработанность высказанных научных идей. Стивенсон, конечно, может вас уплощить, но разве есть в этом что-то зазорное?
- масштаб событий: тут вам и судьба конкретных людей, и судьба матиков, и судьба Арба в целом
- остроумие, юмор автора
- замечательнейшая переводческая работа Екатерины Михайловны Доброхотовой-Майковой. Именно работа
Чем роман может не понравиться:
- неровность повествования: затянутое начало либо излишняя быстрота во второй половине книги (это уж кому как) и в результате, возможно, смятая концовка
- переизбыток информации вообще и умностей в частности. И, кстати, претензии разряда «ничего своего Нил не придумал, лишь скатал у древних греков»
- проблемы с «вчитыванием» в роман, в том числе из-за обилия непривычных ортских слов
- недостаточно глубоко «копнутые» характеры героев
- скучная интрига
Люди, создавшие систему, ревниво берегут свою монополию: не на деньги,
не на власть, а на осмысленный сюжет. Если подчинённым есть что
рассказать после рабочего дня, значит, случилось что-то неправильное:
авария, забастовка, серия убийств. Начальство не хочет, чтобы у людей
была собственная история кроме лжи, придуманной, чтобы их мотивировать.
Тех, кто не может жить без фабулы, загоняют в конценты или на такую
работу, как у Юла. Остальные должны искать ощущения, что они – часть
истории, где-нибудь вне работы. Думаю, поэтому миряне так одержимы
спортом и религией. У них нет других способов почувствовать, что они
играют важную роль в приключенческой истории с началом, серединой и
концом. Мы, инаки, получаем свой сюжет готовым. Наша история – познание
нового.
Видя красоту, я ощущал себя живым, и не только в том смысле, в каком вспоминаешь, что ты живой, ударив себя по пальцу молотком. Скорее я чувствовал себя частью чего-то. Что-то пронизывало меня такое, к чему я по самой своей природе принадлежу. Это разом прогоняло желание умереть и намекало, что смерть — ещё не всё.
Скорее он хотел сказать, что эволюция нашего сознания из неодушевлённой материи прекраснее и удивительнее всех чудес во всех религиях мира. И потому он склонен не доверять всякой системе мышления, религиозной или теорической, которая претендует на объяснение этого чуда и, таким образом, пытается положить ему предел.
Мистик накрепко привязывает символ к одному значению, которое в ту минуту правильно, но скоро становится ложным. Поэт, напротив, видит истину, когда она истинна, но понимает, что символы подвижны и значение их всё время меняется.
– Была... есть запасная команда, – призналась Тулия. – Кажется, сплошь из военных. Их готовили так же, как и вас.
– Так почему же всё-таки скафандры и шарманы достались нам? [...] Меня по-прежнему удивляет, как бонзы вообще стали рассматривать такую мысль, при том что у них есть астронавты и десантники. Настоящие профи, которые на этом деле собаку съели.
– Но, Раз, ты обучаем. Если «это дело» – управлять S3-35B и собирать холодное чёрное зеркало, ты в силах его освоить. Всю жизнь, с тех самых пор, как тебя собрали, ты тренировал мозги, чтобы стать обучаемым.
– Ну, может, тут и впрямь есть резон. – Я вспомнил немыслимое прежде зрелище: Арсибальта, включающего ядерный реактор.
– Но решающий довод – не знаю, конечно, как именно Ала его сформулировала, – что миссия в целом будет состоять не из одного полёта. Кто знает, что вам предстоит делать там, куда вы летите? И тут тебе придётся пустить в ход всё умение соображать, все знания, полученные с тех пор, как ты стал фидом.
– Знаешь, как отличить настоящего демагога?
– Не знаю. Ну?
– Ты ничего не замечаешь, пока кто-нибудь, старший и мудрый, не скажет: да это демагог. И тогда тебе хочется провалиться сквозь землю.
– Я не умею предсказывать будущее, но, судя по тому немногому, что мне известно, приключение будет серьёзное.
– Класс!
– Возможно, из тех, что заканчиваются массовыми захоронениями.
Корд немного притихла. Помолчав, она уже совершенно другим голосом спросила:
– Вам нужен транспорт? Инструменты? Что-нибудь ещё?
– Нам угрожает инопланетный корабль, начинённый атомными бомбами, – сказал я. – У нас есть транспортир.
– Ладно, я сбегаю домой за линейкой и куском бечёвки.
– Отлично!
- Книга «Анафем» Нила Стивенсона
- Голова Meril_Gelebren
- Журнал «Мир фантастики» (№103, март 2012)
- Лаборатория фантастики
- Живая библиотека
- Neal Stephenson. Official website
- Wikipedia
- Anathem Wiki
- Переводы Екатерины Доброхотовой-Майковой
- Клуб любителей фантастики
- Живой журнал
Благодарю за внимание и приглашаю Вас прочесть другие обзоры: добро пожаловать в мой профиль!
378
0
ОММЕНТАРИИ