Глава 2.        Краух Хартманн, ненавидящий порядки.      - Чудовище? - и я вижу, как нервно ее ладони сжимаются в кулачки.    - Краух... Ты сам это сказал, - отрывисто произнесла Мишель и вышла из помещения. Кажется, я видел слезы. Ну да ладно, за свое поведение я всегда успею извиниться.    И все же эта глупая девчонка ведет себя как ребенок! Маленький и доверчивый ребенок. Я ей просто поражаюсь! Иногда у меня возникает чувство, будто я вижу двух совершенно разных людей в одной оболочке. Обе девушки в точности похожи друг на друга внешне, вот только одна - сдержанная, все продумывающая, а другая - до жути наивная, открытая и по-настоящему честная, будто ребенок, застрявший в теле взрослого.    Две сущности, совершенно не похожие друг на друга, в слиянии образуют невообразимую смесь, способную заворожить любого кто находится рядом. Но по раздельности части личности то и дело пытаются взять верх над сознанием Мишель, вбивая в ее умненькую головку довольно странные мысли и суждения. В одном из таких противостояний у нее и родилась наивная мысль о том, что роботы, созданные в наших лабораториях, в большей степени живые, чем кажется на первый взгляд. Доказать такой упрямице обратное не удалось ни одному из преподавательского состава нашего корпуса, отдавших большую часть жизни на подготовку кадетов, способных противостоять существам, населяющим подсолнечный мир, ни мне. Она слишком упряма, что, впрочем, в отдельные моменты жизни, ее только красит. Не спорю, Мишель блестяще подготовлена к чему-то подобному. Ее движения умны и плавны, не одного лишнего жеста. Вот только тот, кто не готов к смерти и не может в нее поверить, будет постоянно ошибаться, подвергая свою же жизнь опасности. И все же я буду надеяться на то, что она поняла всю неправильность ее суждений, относительно тех механических тварей.    На 'чудовище' я не обиделся, прекрасно осознавая жгучую правду, на которую, как водиться, не обижаются. К тому же я сам подтолкнул Мишель к этому слову, определяющему, в какой бы то ни было степени, меня. Я и вправду всегда чересчур жесток и расчетлив, по сравнению с ней, особенно к людям, которые для меня ничего не значат, а таких, к слову, большинство. Надеюсь, что даже для Мишель я навсегда останусь высокомерно-хищным арийцем, который терпеть не может нынешнее общество во всех его проявлениях.    Шум голосов отвлек меня от размышлений, а через мгновение, помещение в котором я находился начало наполняться людьми. Все кадеты, из тех, кого надо было проверить поодиночке, уже прошли железный лабиринт и теперь комната управления, полная компьютеров и прочего оборудования, вновь охватывалась шумом работников, отвечающих за работу и сохранность тренировочного корпуса.  Незаметно вздохнув и натянув на лицо маску безразличия, которая с некоторых пор появлялась на нем все чаще, я вышел из комнаты, свернув в коридор обратный тому в котором не так давно скрылась Мишель.    Шаг размеренный. Лицо не выражает эмоций. Да и зачем они нужны, если ни дружбы не доверия между жителями корпуса никогда не было и не будет? Мы слишком замкнуты; слишком эгоистичны. Нам тесно средь железных стен, но никто, ни один человек, об этом не проболтается; не заговорит. И дело даже не в страхе, а в банальном нежелании делиться мыслями и идти на уступки. Впрочем, ни я, ни Мишель тоже не спешим налаживать отношения с остальными.    Все люди в нашем корпусе - серые манекены без лиц и чего-то внутреннего, во всяком случае, для меня. Все. Кроме Мишель.    Быстрым шагом, пересекая петляющий коридор и изредка сухо кивая встречным полузнакомым людям, я добрался до своей комнаты.    Средних размеров помещение встретило меня прохладой и приятным сумраком, развеваемым лишь тусклыми светильниками на стенах. Обстановка комнаты была совершенно обыкновенной. Никаких излишеств. Узкая жесткая кровать в самом углу комнаты, кресло, письменный стол с кучей выдвижных ящичков, стул, встроенный в стену шкаф и несколько книжных полок на стенах.    На этих же книжных полках стояла и единственная рамка с фотографией. На ней были запечатлены мы с Мишель. Фото было сделано два месяца назад, за которые девушка ни капли не изменилась. Хорошо сложенная, среднего роста, с ровным овалом лица, засыпанным веснушками, которые проявились даже без отсутствия солнца, серо-зелеными глазами и копной каштановых, с редкими красно-огненными прядками, волос. Остренький нос, густые ресницы и неподдельно смеющиеся огоньки в глазах. На фотографии она улыбалась, я, впрочем, тоже позволил себе эту маленькую прихоть.   Выдохнув и прикрыв глаза, я устало опустился в кресло, чувствуя в висках неприятное покалывание - свидетельство наступающей головной боли. Пальцы скользнули к вискам, пытаясь успокоить, искоренить в зародыше противное ощущение слабости, причем не только телесной, но и духовной.    Мы, жители подземелий, бездумно должны подчиняться порядкам, которые вдалбливались в нас буквально с рождения. Есть те, кто слепо следуют им, не видя другой дороги, другие, как мы с Мишель, просто делаем вид покорности.    Система, существующая в нашем бункере довольно проста: все жители корпуса должны служить для его процветания. По-настоящему взрослых людей здесь почти нет. Большинство даже не доживают до тридцати пяти, умирая либо от тренировок, либо на столах в наших лабораториях, в виде подопытных крыс, либо от жуткого образа жизни. Из-за большой смертности, присущей в основном людям, пересекшим второй-третий десяток лет, в бункере полным полно детей, которых распределяют по другим, более молодым, семьям или же отдают на попечение людей, все еще помнящих трагедию пятидесятилетней давности.   Когда я попал сюда, меня тут же направили к уже не молодой, но вполне обеспеченной семье. Им было плевать на меня, мне было плевать на них. Ни вранья, ни притворства. Все честно. С Мишель я познакомился позже. Маленькая девчонка, болтавшая искреннюю чушь про солнце и мир под ним, вскоре привлекла мое внимание. И она, и я были одиноки. Мишель - потому, что говорила то, что другие таили в себе, я - потому, что был новичком, да и не хотел заводить знакомств. Мне нравились ее слова. Такие честные фразы, такое упорство. Свел случай: как известно дети жестоки, и эта самая жестокость не обошла и Мишель. Придирки, разговоры за спиной, обзывания, а то и драки. Все это обрушилось на маленькую девочку вместе с пониманием о том, что никто из взрослых не вступится на ее защиту. Выживи, или будешь убит. Загрызен стаей волков в телах детей. Я натолкнулся на нее после очередной драки. Маленькая девочка сидела, зажавшись в углу одного из тупиковых коридоров. Вся покоцанная, исцарапанная Мишель плакала, сложив голову на коленях. Видимо роль сыграла чисто человеческая порядочность. Именно поэтому, пройдя мимо в свою комнату, вернулся я уже с бинтами и мазью. Так завязалось наше знакомство, переросшее в дружбу (а для меня и в нечто большее), которая длится и по сей день.    Наша жизнь упорядочена законами, которых мы не имеем права ослушаться. Вся наша жизнь написана не нами. Да-да, именно так. Ведь в одном из законов бункера прописано, что до двадцати двух лет каждый житель бункера должен жениться или выйти за муж, а к двадцати пяти заиметь ребенка, а то и двух. Какая уж тут свобода?    Резкий звук заставил меня болезненно поморщиться. В ответ на надоедливый стук в дверь и тихо рыкнул: 'Войдите'.    В отворившуюся дверь скользнула тень, через мгновение превратившаяся в высокую молодую девушку лет двадцати. Короткие черные волосы, правильные черты лица, чуть узловатые глаза цвета горчицы.    Стройная, грациозная она была похожа на кошку, ту самую хищницу из наших лабораторий. Вот только если механическую кошку можно просто выключить, то с этой такой трюк не пройдет.    - Чего тебе, Кея? - знаю, не слишком приветливо, но на большее я сегодня не способен.    - Ты так не рад меня видеть? - девушка, словно испытывая мое терпение, обворожительно улыбается, делая вид, что не замечает отсутствие у меня даже какого-либо намека настроения.    - Как видишь.    - Неужели ты обижен на меня за ту маленькую проделку?    - Я не обижен, Кея... - обвел я девушку чересчур ласковым взглядом - Я зол. Зачем ты это сделала?  - А то ты не знаешь, - она, в одно мгновение, потеряв все свое обаяние, уселась на стол и, достав кармана куртки сигареты, закурила.    - Знаю, - кивнул я. Конечно же, я знаю. - Но я хочу услышать это от тебя.    - Хочется потешить свое самолюбие, Краух?    - Нет, - я усмехнулся, встав с кресла - Просто мне хочется думать, что причина, по которой я тебя презираю верна.    - Зачем ты так? Зачем ты так со мной? - в холодном голосе девушке проскользнула обида, - Я ведь люблю тебя!    - Любишь? Да ну? - подойдя вплотную к столу, я встретился с ней взглядом, - Нет, Кея, нет, - моя ладонь мягко скользнула по ее щеке, очертив пальцами правильный овал лица - Ты любишь только себя. И ты это прекрасно знаешь.    - Нет! Это не так, - из ее глаз посыпались крупные слезы - Я ведь все делаю для тебя. Все. Почему ты этого не видишь?!    - Для меня? Хех. Как же ты ошибаешься, - мои пальцы сжались на ее подбородке - Говори: зачем ты это сделала?    Кея лишь отрицательно помотала головой, из ее глаз все так же лились слезы, которые, впрочем, я не намерен был вытирать.    - Говори!    - Я... Я. Она тебе мешает. Нам мешает, Краух! Ты ведь смотришь только на нее! На эту девчонку, с кучей тараканов в голове! Эти ее глупые разговоры о солнце и свободе. О жизни на поверхности! Ее все ненавидят за это. Что... Что будет если и к тебе начнут так относиться? - голос девушки сорвался на истерический крик - Ты даже сам занимаешься ее обучением! Это обидно, Краух... Обидно.    - Ты просто дура, Кея. Ревнуешь будто ты моя жена, а я ведь даже ничего не обещал. Я не говорил ничего что могло бы дать тебе повод считать меня кем-то близким себе.  - Но как же... Мы же...    - Мы? - я рассмеялся, отпустив ее подбородок и отойдя на несколько шагов - Нет 'нас'. И никогда не будет, и быть не могло, Кея.    - Но...    - Никаких 'но'. Ты сама пришла ко мне. Себя и вини. Свою глупость, если быть точнее.    - Ты. Ты. Мразь! Скотина! - сорвавшись со стола девушка бросилась на меня, явно желая выцарапать мне глаза.    - О дааа... - я легко поймал ее за запястья, и резким движением прижал к стене, заставив больно ударится головой о каменную кладку, покрытую железом - Как же много времени тебе надо было, чтобы понять это.    - Я ненавижу тебя, - то ли, успокоившись, то ли, смирившись, зло прошептала она.    - Да, я знаю, - отпустив девушку, я подтолкнул ее к выходу - а теперь иди.    Не успела Кея дойти до двери как зазвучала сирена. Кто-то попытался покинуть бункер! И, держу пари, я знаю кто это!    Не думая я бросился к выходу, оставив растерянную хищницу стоять на пороге комнаты. Знакомые коридоры, лица кадетов, назначенных для поимки сбежавшего. Через две минуты я уже стоял около двери в комнату Мишель, быстро набирая код доступа для открытия двери. Но я опоздал. Девушки, как и ее вещей, карт и рисунков на стенах уже не было...

Автор: Морева Анна
Ссылка на блог автора: http://samlib.ru/editors/a/anna_grejs/