На пять шагов вперед лес выходил из тьмы кусочек за кусочком. Розовый свет распылялся по местности рваными паклями, прыгал между стволами сосен, искажал облик окружающего мира: делал его блеклым, нездоровым, мертвым. Сарет чувствовал себя землекопом, ползающим среди исполинских колонн в подземном царстве. Он с трудом сдерживался, чтобы не оглянуться в очередной раз, в ответ на все новый и новый подозрительный шорох. Он старался смотреть под ноги, когда тьма перед ним настойчиво заглядывала ему в глаза. Каждое мгновение он с замиранием сердца ожидал увидеть перед собой холодное белое лицо, черные глаза и трепещущие губы. Но с каждым разом, когда тьма истончалась настолько, чтобы показать, что она подготовила для него, розовый свет обрывал все ожидания, и земля, усеянная гнилыми листьями, продолжала вертеться ему навстречу.

Сарет сглотнул. Он не мог взять себя в руки. Тьма давила на него, выжимала все мужество, делала его маленьким и незначительным в темном мире. Цель, ради которой он уже, казалось, полночи бредет по этому мертвому царству, давно рассеялась в его голове. Паника, как накатывающая тошнота, сжимала костлявыми пальцами его горло, призывала остановиться, бежать прочь от этого розового света.

Он уродлив. Он уродует мир. Ночью нужно смотреть на мир истинными глазами.

Сарет не знал, кто произнес эти слова. Они словно сами собой возникли в его голове. Он посмотрел на Креса. Его лицо тоже было озарено дикими тенями и уродливым розовым светом. Он выглядел устрашающе. Сарет хотел бежать от него.

В свете дня вещи искажаются. Когда свет проникает в ночь, когда для него нет места, мир воет от осознания своего уродства. Ведь в ночи все прекрасны.

Сарет споткнулся. Флакончик улетел в сторону. Сарет попытался уползти от него. Не хотелось находиться рядом с такой сволочью.

Что-то зашуршало совсем рядом. Сарету казалось, что он различает перемещение теней за границей света. Может в десяти шагах от него, может в миле, а может почти вплотную, они смотрят на него, дышат прямо в ухо и зовут.

Истинные дети ночи. Они никогда не любили света. Они не знали уродства.

Свет стал приближаться. Он открывал все новые детали, делал глазам больно. Он отгонял прекраснейших из существ. Не давал ему познать их.  

- Сарет…

В свете возникло бледное лицо Креса. На миг Сарету показалось, что его глаза на миг почернели, а губы затрепетали в такт ровному холодному дыханию, которое не вызывает ощущений на коже.

Сарета стали поднимать. Он попытался сопротивляться - не хотел снова оказаться в сиянии этого света. «Я не хочу», - чуть не сказал он вслух. - «И тебе не позволю». Однако его мучитель был неумолим. Он поставил Сарета на ноги и высоко поднял проклятую склянку над головой.

- Пошли, - сказал мучитель, и у Сарета не хватило сил ему противиться.

Неожиданно лес разошелся в стороны. Наверно даже деревьям стал противен этот свет, и они решили сбежать от него как можно дальше. Двое брели в розовых лучах. Под ногами шелестели трупики тех, кто задержался здесь слишком долго. Сарет хотел остановить своего мучителя, остановить, разбить этот треклятый пузырек и все объяснить. Он попытался остановиться, но мучитель только на миг запнулся, и с новой силой потащил его за собой.

Урод отнял взгляд от дороги и посмотрел Сарету в глаза. Наконец-то! Можно все объяснить! Нет, пронеслось в голове. Он бы его другом. Его единственным другом. Который бессчетное число раз спасал его из передряг.

Ты смеешь знаться с таким ничтожеством? Он не знает, даже не представляет истинного смысла всего происходящего. Он дитя света – значит не совершенно.

Человек с отвратительным характером. Другие с трудом переносили его общество, не говоря о том, чтобы общаться на равных. Даже несмотря на его привлекательную внешность.

Только посмотри, что свет сделал с ним. Бедный мальчик.

Насколько помнилось, он никогда не менялся внешне. И наверно не поменяется никогда. «Вечный принц» - называла его Радзиэль. Она надеялась, что из него выйдет что-то путное. В нем был невероятный потенциал, и она решила увеличить его в сотни раз. Как она была разочарована, когда из него вышла пустышка, даже хуже. Для нее он стал ничтожеством. Нестареющим ничтожеством.

Помнишь? Помнишь, как это было?Тогда мы увиделись впервые, и ты обещал стать для меня любимым, остаться со мной и выполнять все мои желания…

Сарет хотел похоронить это в памяти. Но сейчас все действовало против него. Земля и тьма были настойчивы, и воспоминания вылезли на свет во всех своих отвратительных подробностях. Они стало еще более уродливым в лучах розового света.

- Скоро вы уснете Сном Нукты, - говорила Радзиэль давным-давно. Тогда, когда его волосы были черны, как смоль.

- Сон Нукты - это естественное состояние слабых человеческих существ, наделенных энергией мистического дара. Когда энергия дара в ваших слабых телах достигает своего пика, она сгорает, а вы засыпаете глубоким, смертельно глубоким сном, из которого вас не сможет вызволить даже страстное желание жить. Вы окажетесь один на один со своими страхами и мечтами, в бесконечном лабиринте разума, скованные цепями собственных слабостей.

Во тьме.

В великой тьме, которая покажется вам прекраснее любого пейзажа, желаннее самой прекрасной из женщин, вкуснее нектара и роднее собственной матери. В объятьях госпожи нашей и главного врага. Нукты.

Вы заблудитесь в ее лабиринте, созданном вами самими. Вините в этом ищеек. Вы здесь только потому, что они прибыли слишком поздно, и вы больше никогда не станете равными носферату. Ваша участь решиться во сне. 

Если вы обладаете достаточным талантом, вы найдете выход и станете служить нам. Вы будете служить вашим старым и новым хозяевам, должны будете положить жизнь на то, чтобы мы размножались и процветали. Вы будете стирать ноги и зубы в бесконечных странствиях по миру, в поисках детей достойных стать одними из нас.

Вы уже догадались, кем вы станете? Да. Ищейками.

Ваша судьба – искать своих хозяев. Смотря им в глаза, вы будете видеть свои сгоревшие надежды, ибо больше никогда вам не подняться до их уровня.

Если же вам не посчастливиться ступить на нужную тропу, рано или поздно вы попадете к Нукте. От нее вам не сбежать никогда, хотя вам это покажется не таким уж несчастьем. Ее слова заворожат вас, и вы станете одним из ее призраков. Сольетесь с тенями и никто больше не узнает вас среди людей.

…

Что-то было дальше, но нечто оборвало стройную цепочку повествования. В его мир ворвался чужой голос. Он разорвал такую приятную тишину.

- Эй, погонщик!

Голос. Его названного брата. Голос в голове звучал все тише. Он слышал, как кто-то рассказывал об обмане. Кажется, они хотели обмануть хозяйку ночи. Зачерпнуть больше, чем им было дозволено.

- Эй!

- Ты видишь его? – Сарет не знал, зачем он разговаривает с этим порождением света, пусть он был хоть трижды его братом. Наверно коварный свет плохо действует на его рассудок.

- Слышу, - отозвались рядом. – Они взяли нас в кольцо и двигаются следом, словно мы на параде. Еще он иногда оборачивается, и его глаза блестят.

На бледном лице растянулась усмешка. Она была ему знакома. Крес, - вспомнил Сарет.

Они продвинулись немного дальше. Свет, в высоко поднятой руке, осветил длинную желтую траву и овраги с разных сторон. Впереди встало какое-то препятствие. Ноги захотели обогнуть его, но Крес не изменял направление. Скоро Сарет узнал незнакомца.

Теперь свет открыл и его. Сарет разочаровался. Погонщик стоял в его лучах, и не выказывал ни единого признака недовольства тем, что свет открывает все его секреты. Ну и черт с ним. Зато теперь Сарет смог увидеть его гадкое лицо, его рубиновые глаза: они были темнее, чем у Амихары, не такие озорные и не столь диковатые – просто холодный, насмешливый взгляд. Казалось, он вот-вот рассмеется – морщинки в уголках его губ выглядели, как излучины и повторяли очертаниями неровности земли под его ногами. Казалось бы, чего ему смеяться? Ведь он сейчас жалок, а не они. Чертов носгейнц. В том, что касается низших вампиров, Сарет был солидарен со своим братом – мерзкие недовампиры. Уродцы не способные встать рядом со своими хозяевами. Не способные жить, хотя бы, как люди.

- Мы почти пришли, - погонщик обнажил клыки – единственное, что роднит их с носферату. По мне, подумал Сарет, то им было бы лучше жить вообще без зубов – как символ их человеческого падения в попытке встать в один ряд с лучшими.

Рядом сидел Ди. Он выглядел меньше, чем Сарет запомнил у костра. Через волосатое тело и звериную морду проступали человеческие черты, в глазах стало намного больше разума. Сарет поднял глаза к небу – среди переплетения кривых ветвей оно выглядело таким далеким. Сквозь дымку проглядывала половинка луны.

Снова завыл волк. Сарету показалось  - уже не так безнадежно, как раньше. Ди было скучно. Он не сводил черных зрачков с неба, вытянул морду навстречу своей желтой госпоже и поддержал своего далекого собрата. Они желали видеть госпожу во всей своей красе, хотели, чтобы мерзкие облака убрались и не уродовали ее облик. Сарет чувствовал, что он их понимает – он тоже хотел, чтобы свет убрался и не мешал тьме.

Вой разлился по лесу стремительным порывом, и утонул где-то далеко, там, где тьму не осквернял мерзкий свет.

Они вновь двинулись вперед. На этот раз погонщик не стал отходить от них далеко. Сарет видел его широкую спину, посох в руке, и пятки ботфорт под длинным пальто. «Привратник леса, - подумал Сарет и поморщился. – Лишнее доказательство желания носгейнц казаться лучше, чем они есть на самом деле».

Здесь время таяло. Сарет не мог сказать двигаются ли они час, сутки или костер с Амихарой скрылись за ближайшим деревом не больше десятка мгновений назад. Прошедшее время – всего лишь плод чудачеств больной головы.

Они шли, разгребая сухой ковер носками сапог. Ноги все время норовили зацепиться за что-то в окружающем драгоценном болоте, что-то замедляло их, тянуло в свое чрево. Крес двигался скованно, как будто каждое мгновение ожидал нападения, его лицо с течением времени все больше и большое скрадывали морщины, полоска на лбу становилась все глубже, как символ тяжких внутренних дум и сомнений. Сарет не мог видеть своего лица, но он думал, что выглядит не многим лучше. Все же, поразивший его недуг не способствует здоровому цвету лица и непринужденности движений.

Неожиданно их провожатый застыл на месте. Крес остановился у его плеча и заводил флаконом из стороны в сторону, освещая территорию. На секунду в голову Сарета заглянула мысль выбить флакон из его напряженных пальцев, но открывшееся зрелище помешало этим планам осуществиться.

- Делайте, чего задумали, - сказал погонщик, не оборачиваясь.

Сарет нетерпеливо заерзал на месте. Под его сапогами трава была сырой от крови. Земля была взрыта в нескольких местах, вдали можно было различить поваленное дерево, разнесенное в щепы.

- Жаль, что мы с Ди прибыли слишком поздно, - посетовал погонщик. - У этих уже не осталось ничего, чем волколак мог полакомиться. И тут Ди, как кстати, почуял присутствие новой партии чужаков – вас.

- Не пугай нас, погонщик, - простонал Крес, осматривая пустую поляну.  – Где они?

Погонщик пожал плечами.

- Я сомневаюсь, что то, что осталось от лазутчиков может вас заинтересовать. Там уже предмет интереса для Мастеров Крови и мясника.

- А выжившие, - Сарету стало плохо, он еле держался на ногах.

- С чего вы взяли, что они вообще остались?

- У вас слишком довольное выражение лица, - сказал Сарет, стараясь не обращать внимания на отвратительный звук, доносившийся из кустов. Как будто кто-то глодал кость.

- Может, передохнете?

Что-то в выражение их лиц заставило погонщика отступиться. Он поманил их за собой.

- Очень грязно работаете, - заметил ему Крес.

- Злая ирония, - ответил ему погонщик. – Чем дольше волколак живет на сухом пайке, тем свирепее он ведет себя на охоте. Нарушители без документов не появлялись в Сером лесу очень долгое время.

- Нет, я думаю, здесь есть еще одна причина.

- Какая? – погонщик обернулся с выражением крайней заинтересованности.

Крес указал пальцем на небо. В просвете между тугими тучами выглядывал желтый лик луны.

- Я делаю вывод, что они очень спешили, раз решили лезть в Серый лес в полнолуние.

Погонщик повел их через сплетение ветвей, дальше от места схватки, и вскоре остановился. Сарет отметил, что они следуют по кровавому следу, и чем дальше они отходили, тем ярче багровый выделялся на розовом полотне.

Их проводник ушел в тень, и их взглядам предстала жуткая картина.

Человек был еще жив, но находился уже на пороге другого мира. Над ним склонился коротышка в меховой жилетке. Маленькие глазки испуганно мигнули в свете розового огня. Серое личико исказилось в яростно-испуганной гримасе, сверкнули мелкие крысиные зубки, волосатые широкие ладошки поднялись в угрожающем жесте. Погонщик перегородил ему дорогу и нетерпеливо махнул рукой. Коротышка, с расширившимися от страха глазами, скрылся с глаз.

Сарет с огоньком в руке, не дожидаясь позволения погонщика, склонился над умирающим. Вернее над умирающей. Это была девушка. Зубы оборотня вырвали кусок мяса ей из груди. От одного вида этой страшной раны Сарета начало тошнить.

- Тут все без толку, - сплюнул Крес. – Она уже ничего ни нам, ни вам не скажет. Что ж вы за «погонщики» такие?

- Сами виноваты, - погонщик ничуть не смутился. – Те, кто не внимает трем предупреждениям Хранителей леса, знают на что идут.

Крес сплюнул.

Она была вооружена. На ее поясе Сарет нашел короткий кинжал. Теперь он ей уже не нужен. Сарет извлек железку из ножен. Дешевая сталь, простая рукоять, никаких опознавательных знаков.

- Вы хотели ее вылечить? – Как бы не наговорить лишнего. Сарет почувствовал, как весь лес сейчас напряженно сверлит его глазами.

            - Исправить ошибки своих подчиненных, - погонщик старался говорить непринужденно, но что-то в его голосе дрогнуло.

            - Моему брату лучше видно, но я не вижу никаких бинтов, припарок или жгутов, - спросил Крес. - Кто был этот хлыщ?

            - Гектор. Он алхимик, - дотошность Креса очень не нравилась погонщику. На мгновение Сарету показалось, что у их провожатого скрипнули зубы.

            - А где их припасы? – спросил Сарет, осматривая ее карманы.

- Они шли налегке. Никаких сумок, саквояжей или вьючных животных. Наверно они бросили их где-нибудь по дороге, чтобы быстрее настигнуть свою цель.

- И что же это за цель?

- Не притворяйтесь невинной овечкой, господин ищейка. Вы думайте, с какого это, простите, хрена, я позволяю вам насладиться прелестями еще живого преступника и разворовывать драгоценные улики? Они шли за вами, это очевидно, даже младенцу.

Что ни говорить, но девушка была крепкой. Грудь начисто вырвана – удивительно, что она еще могла сопротивляться смерти. Сарет ощутил, как затихает ее сердце, отмеривая драгоценные мгновения оставшейся жизни.

Из кустов раздалось угрожающее рычание. Сарет с трудом заставил себя не отвлекаться и сломя голову не бежать к прочь.

- А сколько их было? – Крес нервничал. Он всегда болтал, когда нервничал.

- Пятеро. Четыре мужчины и одна женщина. Шли с востока. Простите, вы же тоже шли с востока?

Сарет уронил руки на колени. Нет, все это может подождать. Тело ни куда не денется, а вот все остальное… Ему представился шанс, и в будущем он будет очень сильно укорять себя за упущенную возможность. Девушка приоткрыла один глаз. В нем уже не было жизни – просто черная блестяшка робко смотрела на ищейку из своей норки. Ей интересно, что она увидет в жизни последним?

Из ее горла вырвался стон. Сарет прикоснулся ладонью ко лбу девушки. Точно сковородка.

- Ладно, вы нашли что-нибудь? – погонщик сновал из тени на свет, как нетерпеливый кот у миски с молоком. – Не то что я куда-то спешу, но мои подопечные уже устали слизывать кровь с травы, чтобы хоть как-то успокоиться.

- Не слушай его Сарет, - сказал Крес.

Сарет протянул ему склянку, и, в ответ на недоумевающий взгляд произнес:

- Оставь меня на минуту, мне нужно сосредоточиться.

Крес хотел, что-то возразить, но подчинился. Сарет не знал, ушел ли с ним погонщик или тот все так же стоял над плечом – тьма накрыла все вокруг, как только розовый свет убрался в сторону. Лес вновь ожил, наполнил мир загадочными и ужасными шорохами.

Сарет слышал перед собой слабое свистящее дыхание. Пока не слишком поздно.

На ощупь прикоснулся к раскаленному лбу и пошел искать ответы.

Говорят, чем гуще поток жизни человека, тем ярче огонек, - или островок, если угодно, - его сознания. По иронии судьбы, перед смертью поток жизни бьет ключом, и островок разрастается в десятки раз. Он поглощает под собой добрый кусок моря подсознания и человек в полной мере осознает себя и свою скрытую суть: запретные желания, подавленные чувства и воспоминания. Даже если человек впоследствии сбежит из холодных рук смерти, подобного состояния ему не достичь, будь он хоть сто раз дока в духовных практиках. Смерть показывает человеку, кто он есть только в последние мгновения, чтобы он с полным осознанием собственной судьбы пошел за ней в последний путь.

Таково, по крайней мере, было наиболее расхожее мнение. Его проповедовали на тысячи раскаленных глоток по всей Империи - Церковь Святой Материи – храмовники, вышедшие из ученой элиты Хакенского Университета. В противостояние ей существовало учение, будто все это чушь и романтичное суеверие: у умирающего в мозгах каша, и если он что-то и видит, пока сознание перемешивается с подсознанием, то это полный хаос, тем более не имеющий ничего конкретного о человеческом смысле жизни, над коим он так долго ломал голову.

Все вышло как должно – ученая теория, должная пошатнуть представления общества о мироустройстве, разбилась о стальную стену человеческих верований с одной стороны, а с другой – человеческого цинизма.

Как оно на самом деле Сарет не знал, и думал, что узнает только тогда, когда сам будет лежать где-нибудь с распоротым брюхом. У него будет много времени подумать о жизни и о своем предназначении. Или не будет. Он обещал себе, что помянет добрым словом сторону, в итоге, правую в этом споре.

Сейчас самое главное выбить всю эту философскую чушь из головы и надеяться, что до сознания еще можно докричаться (зарылось ли оно в фонтан скрытых мыслей и желаний или растворяется в собственном безумии – это уже дело десятое).

Сарет вошел в мир, где вечные антиподы – сознание и подсознание - сливались воедино.

Розовый островок, горевший так ярко, как ни горел никогда в жизни, был наполовину погружен в бушующую пучину (или же бушующая пучина, больше похожая на жерло вулкана, повергалась атаке одичавшей розовой звезды). Сарет еще мог дотронуться до него, не опасаясь, что неуправляемая сила темной стороны девушки затянет его в себя и сожжет. Обычно сознание было довольно пугливо: оно до последнего сопротивлялось воздействию ищейки, хотя и не было в силах помешать; это же совершенно не обратило внимания на чужака в своей вотчине. Оно было целиком занято милованием со своим смертельным врагом, или другом.

Может те, кто утверждал, что тайное желание всех сознаний - это соединиться с подсознанием, правда? В таком случае, думал Сарет, без каких-либо преград приближаясь к «сердцу» умирающей в реальном мире девушки, им обоим следует делать это более осторожно, без резких движений, постепенно поглощая друг друга. Но разве можно объяснить двум любовникам, сжигаемым горячей волной страсти, что следует действовать осторожно и что времени у них более чем достаточно?

Сарет осторожно дотронулся до поверхности сознания. Если бы он мог чувствовать, как под светом земного солнца, его кожа уже горела бы от ожогов – настолько горячей была схватка двух сторон души (если здесь имело место такое обозначение).

Он постепенно входил внутрь, сжигаемый сверхчувством и сверхэнергией – терпимо, но и опасно, если не хватает практики. Легко можно сделать ошибку и свалиться в центр приложения сил.

Он должен обратить на себя внимание. Осторожно. Не напугать. Иначе случиться непоправимое.

- Кто ты? – отозвалось сознание. Оно говорилосонно и неохотно, но внятно - еще не слишком поздно.

- Я Проводник, - соврал Сарет. – Я хочу узнать тебя.

- Проводник? А куда ты ведешь? – Сарету почудилось, что где-то сыпется песок, - как будто громадные глаза размыкаются после века спячки.

- Ты спишь. Я тот, кто должен тебя разбудить. Я настаиваю на ответах.

- Я не чувствую тебя в себе. Ты не часть меня.

- Я не причиню тебя вреда. Ни тебе, ни ему.

- Ты странный. Иди ко мне.

Вот тут следует увеличить расстояние. Она не должна утвердиться в мысли, что в ее власти сделать с ним что угодно. Люди. Если бы они изначально знали, что в своей голове они высочайшие из повелителей, профессия ищеек стала бы не столько изначально самоубийственной, сколько бессмысленной.

Сарет остановил ее. Мягко, чтобы не разозлить.

- Как твое имя?

- …что?

- Я назвал себя. Теперь ты назови себя.

- Не понимаю.

- Не понимаешь, что такое «назвать себя»?

- Не понимаю смысла: зачем мне называть себя. Ты странный.

- Я не часть твоего мира. Я часть того, что лежит за пределами твоих сил.

- Ты…ч-ч… человек?!..

- Нет, - Сарет ощущал, как скрепит под ним лед, на котором он сейчас танцевал. – Я часть иного мира, частью которого ты являешься. Я пришел узнать тебя, чтобы помочь тебе в твоем деле.

- Ты враг?

- И друг.

- Ты странный, - если бы они говорили под солнцем, Сарет бы услышал, как она хихикнула. – Пойдем со мной. Я покажу тебе мою другую себя.

Это она о подсознании, подумал Сарет. Нет, с подсознанием говорить не больше смысла, чем угрожать солнцу ведром с водой. Сарет чувствовал, как обжигающие силки силы, оплетают его, входят в него. Самый опасный момент, из которого нужно выпутаться быстро и жестко.

Он мог бы услышать, как она зашипела от боли.

- Ты враг.

Пусть считает меня врагом, чем другом. Так даже лучше. Врагу, во всяком случае, можно выплеснуть все, что ты о нем думаешь. И обрести облик, что немало важно.

- Как твое имя?

- Наска.

Все вокруг Сарета преобразилось. Так бывает, когда стены древней гробницы вдруг падают под напором ослепительного, разрушающего потока света. Если бы у Сарета были глаза, он очевидно бы уже ослеп.

- Ты все-таки не часть меня. Уходи враг. Дай мне хотя бы перед смертью побыть одной.

Она постепенно воссоздавала себя такой, какой привыкла себя видеть. На тот короткий период, пока подсознание не сломит ее непрочный порядок мысли и не увлечет в прежнюю бессмысленную борьбу, с ней можно договориться. Как с живым человеком, а не хаотичным сознанием, умирающего от потери крови.

- Не могу, - сказал Сарет. Он стоял перед ней в своем истинном облике. Он мог бы покопаться в ее голове и найти там образы знакомых ей людей, тех, кому она привыкла доверять. Друзей. К сожалению, сейчас, на этом зыбком фундаменте, подмываемом диким подсознанием, это было невозможно. Сарет предпочел явиться к ней Саретом, тем, кого она преследовала незадолго до смерти. Врагом. 

- Я помню тебя, - поморщилась Наска. – Ты - тот ищейка с белыми волосами.

- Меня зовут Сарет.

- Какая мне теперь разница, как тебя зовут? Дело провалено, а здесь в моей душе, имена звучат дико. Я буду называть тебя просто «враг». Тот, кто убил меня.

- Я не убивал тебя. Вы погибли по собственной глупости, напоровшись на Волчий Гон.

- Что тебе нужно враг? Какая разница между тобой и погонщиками волков? И ты, и они – часть одной силы и ползаете на брюхе перед одним хозяином. Вы все предатели и враги рода человеческого.

- Как складно.

- Зачем ты пришел? Позлорадствовать хочешь? Мало тебе моего тела? Оно наверно еще не остыло. Еще одна сиська у меня осталась. Спускай штаны и вперед.

- Я не хочу тебе зла. Ты умираешь и уже настрадалась достаточно. Я последовал за тобой к тебе в голову и сейчас расспрашиваю не из простого злорадства. Мне нужны ответы.

 Она рассмеялась.

- Мне рассказывали, что вы ищейки способны в мозги человеческие лезть, но я как-то до конца не верила. Так какого рода ответы тебе нужны?

- Я хочу узнать кто вы, и зачем преследовали нас. Расскажи мне, Наска, и я уйду.

Она вновь рассмеялась и стала прыгать вокруг Сарета, тыкая в бока.

- А давай подумаем, нахрена мне это? Я за всю свою жизнь от вас, вампирских выкормышей, столько настрадалась, только для того, чтобы вот сейчас перед тобой душу изливать? Зачем? Своих предавать я и на том свете не собираюсь. Пустое твое дело ищейка. Можешь тащить своего бесенка к очередному кровососу, и пусть он делает с ни все, что ему заблагорассудится.

- Так вы должны были нам помешать?

Она остановиась.

- Но ведь кто-то же должен.

Она размахнулась и влепила Сарету в переносицу. Тут ее вотчина, и все идет так как это девушке по душе. Она хотела, чтобы ему было больно. Так и случилось. Сарет запоздало подумал, что поучись у нее ударить так в реальном мире, она бы его убила. Он упал на колени, на землю закапала кровь из сломанного носа.

 - Ох, как хорошо! – кричала Наска, пиная его со всей силы и ломая ребра. – Прямо как в моих мечтах! Только там передо мной валялся Его Императорское Величество, а я сдирала кожу с его вампирской физиономии!

Боль с каждым разом стягивала его все крепче. С каждым ударом боль из конечностей шла в голову, а из головы в конечности его настоящего тела. Интересно, сможет ли он вообще очнуться после такой вот трепки. Сарет попытался сопротивляться, но все без толку – девушка слишком разошлась. Вдобавок играла на своем поле, а там, как известно и земля помогает. В буквальном смысле.

Наска без труда скрутила его, села сверху и стала выкалывать глаза.

- Хочешь знать, кто мы такие? Что ж в таком случае, я с удовольствием отвечу. Раз ты так просишь.

Сарет больше ничего не видел. Изо рта рвался крик, но губы словно были чем-то зашиты.

- Мы те обиженные, кто поклялся извести вампирскую заразу с тела человечества. Нас ведет человек высшей цели и небывалых возможностей. Перед ним все ваши носфераты с их жалкими фокусами просто ничтожества. Ты не ослышался, мразь! Он человек! Настоящий человек и у него есть мечта – уничтожить всех вампиров и тех, кто по собственному ничтожеству служит им за мнимые привилегии.

Сарет не мог больше держаться. Он попытался отползти, и ему почти это удалось, но она схватила его за ногу. Сарету показалось, что его держит медведь, не меньше.

Наска тащила его за собой, как игрушку. В следующее мгновение она наступила ногой ему в пах и выдавила оттуда последние признаки жизни. Сарет стал кричать. Он порвал свои губы, а девушка смеялась.

Напоследок она сломала ему ногу в колене, но он и так уже не был в силах куда-то бежать.

- Я не знаю, слышишь ли ты меня, жалкий ублюдок, и не знаю, выживешь ли после того, как вернешься. Я надеюсь, что сдохнешь от горячки в мозгу через день, - говорила Наска, тяжело дыша. – Но если все же выживешь, передай своим хозяевам, что ни долго им еще пить человеческую кровь. Белый Алхимик срежет ее своим скальпелем, выпарит в котле и выжжет кислотой.

- Белый Алхимик?.. – через силу смог выговорить Сарет.

- Ваш самый страшный кошмар, - бросила Наска удовлетворенно.

- Никогда о нем не слышал.

- Еще услышишь.

Сарет с трудом оперся на здоровую руку. Несмотря на то, что ему вроде как недавно выкололи глаза, Наску он по-прежнему видел. Боль из переломанных конечностей постепенно отступала. Не иначе Наска еще не наигралась и не хотела, чтобы он умер и свалил из ее царства.

Он попытался улыбнуться.

- Так зачем этому мстителю дети?

Наска ответила не сразу. Для начала схватила Сарета за волосы и стала душить неизвестно откуда взявшейся удавкой.

- Спасаем мы детей от лап вампирских похотливых, идиот. Кровушки не даем детской пролиться им в брюхо, тупица… - говорила она, затягивая веревку.

Сарет с удовольствием бы рассмеялся, если бы не капкан вокруг шеи. Очевидно, что-то да вышло из его горла, так как Наска ослабила удавку.

- И для того, чтобы отдать своих детей вампирам в лапы, как ты выражаешься, родители выстраиваются в очередь, торгуют своими отпрысками, лгут об их чудесных талантах?! Не смеши меня, ваш глава не идиот же.

Он сам себя едва понял, и похоже произнес это не без ее позволения.

- Не даем вам размножаться, сволочь. Думай, как хочешь, - закончила она, отходя.

Сарет закашлялся, или рассмеялся, это он оставит на усмотрение девушки.

- И что вы с ними делаете? Уму разуму учите? Против нас настраиваете? А что в итоге? Они нейтсири.

- Не смей употреблять это мерзкое слово, - процедила Наска сквозь зубы.

- Нейтсири рождены, чтобы развивать свой дар, - продолжал Сарет, не обращая внимание на ее угрозу. - Чтобы стать сильными и могущественными. Человеческое тело слабо и в нем дар нейтсири только зачахнет или же разрушит сам себя. Они как бочка с отсыревшим порохом – может взорвется, а может и нет. Они не знают, как обращаться со своим даром, а с вашей помощью и никогда не узнают. Только вампиры могут помочь им. Помочь найти место, уготованное им от природы.

- Но какой ценой? Вы ломаете их, уничтожаете их детство, все человеческое! Обучаете их относиться к людям, как к скоту!

- Мы учим их править, - теперь они смотрели друг другу в глаза (или что там у Сарета вместо них сейчас). – Занимать место, уготованное им по праву рождения.  

- Люди равны, - сказала Наска. – Вот право каждого от рождения.

- Хех, - Сарет сплюнул кровью. – Если все было так, мир не был бы разделен на части, а короли не грызлись между собой, как собаки на помойке.

Наска пошатнулась. Ее зеленые глаза на мгновение затуманились, лицо окаменело, словно она только что душила сама себя. Сарет не без облегчения заметил, что ее подсознание постепенно начинает добиваться своего, и сознание постепенно отходит на второй план. Как бы в подтверждение этому горячая струйка крови скатилась у Наски из ноздри. Она с бешенством размазала ее по лицу.

- Вы… - произнесла она задыхаясь. – Все ублюдки… прихвостни вампирские. Заковали людей в цепи собственного несовершенства… Заставляете их ползать на брюхе вымаливая милости… А за хорошую службу кидаете им кость… Позволяете им подняться на ступеньку выше над собственными родными, увеличить пропасть между нами.

Пот градом катился по вискам. Наска с остервенением вытирала бесцеремонные капли, мешающие ей связно мыслить. Ее лицо уже было целиком вымазано собственной кровью, хлеставшей из носа подобно маленькому фонтанчику.

- …Вы разобщаете нас. Кидаете нам подачки, делаете вид, что заботитесь, а сами… творите чудовищ… Носгейнц из угодных вам людей… волколаков, нетопырей и прочую мерзость из неугодных…

Страшное было зрелище. Наска была уже на приделе своих психических сил – в любое мгновение она могла снова потерять человеческие черты и схлестнуться в схватке с самой собой. На этот раз безвозвратно. Тут впору было бы успокоиться, лечь на землю и спокойно насладиться последними минутами сознательности, но Наска не могла остановиться. Ее понесло, и она силилась выплеснуть все то зло, что накопилось у нее к несправедливому миру за последние годы.

- А что потом?! Вы избираете детей и делаете их подобными себе. Еще раз напоминаете , как жалки люди в своих попытках приблизиться к вам… Еще один плевок в лицо!

Сарет с трудом поднялся на ноги. Наска уже плохо контролировала свое сознание, и сейчас могло происходить все что угодно – вот сломанная нога могла действовать, а абсолютно здоровая правая кисть вдруг отвалилась.

- Ты когда-нибудь была на юге? – Сарет не знал, почему продолжает говорить. Впору было бы вырываться из ее когтей и бежать обратно в свою голову, но он продолжал стоять перед ней – жалкой, обиженной и залитой кровью. Сейчас на ее тело накатывает последняя волна агонии. Вскоре ее сведет судорогой, и она прекратит существование.

- Что?.. – она еще раз вытерла ту смесь крови и пота, что накопилось на ее лице. Чужой голос, пусть даже смертельного врага немного ее отрезвил.

- На юге, в христианских государствах. Поверь, там все еще хуже. Человек помыкает человеком, – о каком равенстве может идти речь?

- Нет… - она упала на колени и стала вытирать кровь и пот. Снова и снова, пока кожа, подобно глине, не стала трескаться под ее ногтями. Сарета аж замутило. – Неправильно… Ты лжешь! Все это неправильно…

Она упала на землю (или на то, что могло считаться землей) и свернулась калачиком, постепенно тая на глазах. Сарет проковылял рядом, он спросил:

- Зачем вам медальоны? Те, что в форме лисы.

Он не особо надеялся на ответ, но получил его:

- Они помогают нам водить вас за нос, - она хлюпнула носом или тем, что было на месте ее носа – Сарет не видел. – Они глушат зов, заставляют ищеек думать, что перед ними обычный ребенок, а не нейт... нейтсири.

- И когда ищейки уходят, вы без преград забираете ребенка себе?

Ему не ответили. Наски уже не было с ним.

- Ну, вы и сволочи.

- Джекил… забери меня отсюда…

Ему не хотелось смотреть на нее, и он был благодарен тьме, что скрыла ее лицо.

Колени дрожали, из носа текло что-то теплое и быстрое. Накатило мимолетное головокружение. В темноте не на что было опереться, и ему стоило большого труда остаться на ногах.

«К черту», прокатилось по мозгу, сотрясло живот и застряло в пятках. Сарет хотел спать. Закрыть глаза – или что там сейчас у него на их месте – и забыть об этом нелепом приключении. Он даже не вспоминал о своих страхах, хотя тьма окружала его плотным кольцом. Впереди маячила надежда – крохотный огонек, как выход из лабиринта.

Свет двинулся. Крес услышал шаги впереди и шел навстречу.

- Сарет, - лицо Креса в розовых лучах осунулось, взгляд бегал, как жук в банке.

- Вижу, вы, наконец, закончили, - донеслось сбоку из неосвещенного предела. Погонщик.

- Да, и мы уходим, - сказал Крес и схватил Сарета за плечо.

- Куда же вы? – насмешливо спросил погонщик. – В эту сторону. В той стороне только смерть.

Из кустов донеслось огорченное ворчание.

- Что ты видел? Ты достал ее? – прошептал Крес, чтобы погонщик, идущий впереди, их не услышал.

- Да, - только и ответил Сарет, и протянул руку. – Медальон. Он все еще у тебя?

Крес молча достал его из-за пазухи. Когда Сарет, обессиленный, с трясущимися руками и раскалывающейся головой, впервые увидел его еще тогда в Гергенсберге, это была белая, мастерски обработанная кругляшка из слоновой кости с изображением голубоглазой лисицы.  Однако сейчас все было иначе: ослепительные сапфировые глазки, излучающие, прямо-таки, гипнотическое воздействие, дышали черными агатами, бесконечными, как бездна.