Следующий день я пролетала, как на крыльях. В институте однокурсники удивленно косились на мою непривычно улыбающуюся физиономию, на работе ученики недоумевали, кто я такая и что сделала с их строгой учительницей, не спускающей ни единой промашки и ошибки. А мне было плевать. Ко мне вечером друг придет. И мы снова будем сидеть на кухне, пить ароматный травяной чай и разговаривать, разговаривать... Я твердо намеревалась расспросить Пашку о его жизни, начиная с того момента, когда родители увезли его в другой город.
Однако мое радужное настроение исподволь подтачивал червячок сомнений. Где-то в глубине души зрела твердая уверенность, что Пашка сегодня не придет. Я честно гнала эти мысли, но они лишь гаденько посмеивались и распускались ещё более пышным цветом.
Вечером я всё-таки пришла домой раньше обычного и принялась за ужин на троих. Ярослав заглянул на кухню, молча оценил объем готовящейся еды и удалился в свои «покои», озорно подмигнув мне на прощание. От пущенного в него тапочка его спасло лишь приличное расстояние и моя природная неуклюжесть в метании предметов.
Но вот ужин был приготовлен и даже съеден, а в гости к нам так никто и не пришел. Я уныло помешивала ложечкой чай, когда Ярик пришел на кухню и уселся на соседний табурет.
- Переживаешь? – сочувствующе спросил брат.
Я перевела удивленно-раздраженный взгляд со скатерти на Ярослава.
- С чего ты это взял? Просто устала.
Брат обиженно насупился, но, видя мое явно дурное настроение, решил больше не лезть с расспросами. Посидев ещё немного, Ярик вздохнул и встал, чтобы уйти. Возле двери он полуобернулся и бросил через плечо:
- Он вернется, вот увидишь. Ты красивая, а таких не бросают, - с этими словами Яр вышел, во второй раз за день спасаясь от пущенного в него снаряда-тапка.
Дождавшись, когда короткая стрелка часов достигнет цифры двенадцать, я тоже пошла спать. Но сон упорно не желал приходить ко мне и облегчить мои муки. В груди пекло от обиды. Никогда не замечали, что чем больше боишься чего-то, тем больше разочарования и горечи от того, что твои страхи оправдались? Для меня это был непреложный закон. Чем больше я готовила себя к худшему, тем тяжелее его переживала. Вот и сейчас злые слезы то и дело жгли глаза и горячими каплями стекали по вискам. Я упорно боролась с ними, шепча оправдания в Пашкин адрес. Ведь всякое может случиться, не смог человек, дела задержали, заболел, в конце концов. А предупредил, потому что телефона моего не знает. Огромным усилием воли я подавила в сознании резонный вопрос, а почему это Паша не взял у меня номер. В итоге мои старания увенчались успехом, и я, наконец, уснула...
Мне снился странный сон. Я стояла посреди проселочной дороги, бегущей вдоль опушки леса, полная луна заливала голубоватым мертвенным светом окрестности, деля мир на свет и тень. Прямо передо мной возвышалась странная черная громада – я сначала подумала, что это просто камень. Но вдруг в густой тени непонятного сооружения блеснули два ярко-алых огонька. Как завороженная, я смотрела на немыслимых размеров чудовище, медленно надвигающееся на меня. Ноги сковало от ужаса, вместо крика из горла вырвался тихий сип, мое бедное сердце уже было готово разорваться от страха, когда прямо передо мной вырос темный силуэт и загородил меня от монстра. Лица своего спасителя я не видела, но интуитивно почувствовала, что это Пашка. Его фигурка казалась такой маленькой по сравнению с чудовищем, что новый страх накатил на меня удушливой волной. Но, похоже, Паша совсем не испугался, напротив, он слегка пригнулся, будто бы вставая в неизвестную мне боевую позицию, и утробно зарычал. Монстр сначала остановился, не решаясь приблизиться, а потом развернулся и потопал прочь, переваливаясь с одной уродливой лапы на другую. Проводив чудовище глазами, я облегченно вздохнула и повернулась к Пашке, но на его месте теперь стоял огромный серый волкодав и пристально смотрел на меня своими теплыми карими глазами. Пораженная, я медленно протянула ладонь и погладила животное по мохнатому загривку. Пес ласково лизнул мою руку и одним прыжком скрылся в чернильной темноте леса, оставив меня одну...

Утро наступило внезапно и, как всегда, очень не вовремя. Мобильный настойчиво пел мне в ухо главную тему из «Пиратов Карибского моря». Некогда любимая мною мелодию теперь казалась набором самых отвратительных звуков в мире. Воистину был прав человек, сказавший: «Хочешь возненавидеть песню? Поставь её на сигнал будильника».
Стрелочка настроения после окончательного пробуждения колебалась между отметками «удрученно-обреченное» и «просто паршивое». Погода за окном печалилась предрассветными серыми сумерками. Начавшаяся вчера морось так и не закончилась, поэтому и без того немаленькие лужи превратились в настоящие озера. Прохожие на улице всё так же торопились по своим делам, не замечая никого вокруг; в транспорте – давка, в институте – рутина, на работе – вредные коллеги.
Домой я пришла измученная и вымотанная. Настроение за весь день не смогло даже приблизиться к отметке «удовлетворительно».
Войдя в квартиру, я на автомате сняла куртку, разулась и прошла на кухню. В раковине высилась гора непомытой с завтрака посуды, стол был засыпан хлебными крошками – Яр снова делал бутерброды – и покрыт подтеками высохшего чая. Подобная картина представала передо мной каждый вечер, но сегодня... Сегодня во мне что-то надломилось, и я, усевшись прямо на кафельный пол, разрыдалась. На столь непривычные звуки тут же прибежал из комнаты Ярик и с испугом уставился на меня.
- Алька, ты чего? Ревешь что ли? Случилось что-то? – брат нерешительно погладил мои вздрагивающие плечи. Я скинула его руку и неловко отползла к стенке.
- Аль! Да ты чего?! С родителями, да? – у Ярика было настолько встревоженное лицо, что мне стало стыдно. Действительно, чего расклеилась, дура великовозрастная? Беспорядка не видела?
Всё-таки взяв себя в руки, я встала и, вытерев зареванное лицо полотенцем, молча принялась мыть посуду. Яр почти минуту наблюдал за моими действиями, а потом, шагнув ко мне, резко схватил за плечи и развернул лицом к себе.
- Алевтина! Ты объяснишь мне, что с тобой происходит?!
Я смотрела в лицо брату, чувствуя, как горло сжимается от подступающих рыданий, и не могла подобрать слова. На длинную тираду мне точно не хватит выдержки, а как в двух словах выразишь всю ту усталость и разочарование, что горькими волнами поднимались в моей груди.
- Яр, я очень устала, - тихо прошептала-выдохнула я. – Мне плохо, а тут ещё грязная посуда...
Брат не дал мне договорить. Он молча вырвал у меня из рук намыленную тарелку и оттеснил от раковины.
- Блин, Аль, раньше не могла сказать? – буркнул Яр с самым мрачным выражением на лице. В ответ я пожала плечами и, утирая вновь покатившиеся слезы, ушла в свою комнату.
Упав на кровать, я предалась самокопанию и жалению себя любимой. Во что превратилась моя жизнь? В однообразную ленту – учеба-работа-дом, и ничего больше. Ни подруг, ни любимого, без мечты и какой-либо осознанной цели. Я живу, потому что так надо. У меня была семья, большая, крепкая, дружная. А теперь остался один брат, на которого у меня даже не хватает времени. И каким он растет? Ленивым, безответственным, бесчувственным чудовищем, способным реагировать только на слезы и истерики.
В комнату вошел Ярик и тихонько присел на край кровати.
- У тебя какие-то проблемы?
Я поглубже зарылась лицом в подушку и отрицательно мотнула головой.
- Нет, Яр, просто грустно.
Брат немного помолчал. Я слышала только его тяжелое дыхание.
- И давно с тобой такое?
- Давно, Яр. Настолько давно, что у меня уже нет сил что-нибудь изменить.
Сопение за моей спиной усилилось.
- А давай, я буду теперь всегда мыть посуду? И пылесосить тоже.
Я слабо улыбнулась и повернулась лицом к брату. При свете лампочки из прихожей было видно, как он серьезно хмурит брови и кусает губы.
- Спасибо, конечно. От такого предложения трудно отказаться.
Яр пристально смотрел на меня, пытаясь угадать, что я чувствую.
- Аль, ты не переживай так, он придет ещё.
- Ты о Пашке? – удивлено приподняла я брови. – Ты всё неправильно понял. Пашка... Он как лакмусовая бумажка, показал мне, кто я есть на самом деле.
- А кто ты? – брат явно не понимал моих слов.
- Бездушный робот, вот кто. Машина, выполняющая привычную программу.
- Аль, ты не права. Я не понимаю...
- Права, Яр. Знаю, что права. И это нормально, что ты не понимаешь. Тебе ещё рано понимать такие вещи.
Ярослав свел брови на переносице и сердито задышал. Как любой подросток шестнадцати лет, он обижался, когда его так прямо называли маленьким. Мне стало смешно.
- Брось, Яр. Не заморачивайся. Твоя сестра – глупая истеричка с комплексом неполноценности и кучей выдуманных проблем. Сегодня мне плохо, а завтра уже будет хорошо. И ещё, спасибо тебе. Спасибо за то что, даже живя рядом с такой сволочью, ты ещё способен на сострадание, - с этими словами я снова отвернулась и уткнулась носом в подушку.
Брат ещё немного посидел возле меня, а потом, поняв, что разговоров на сегодня больше не будет, ушел к себе. Я осталась в одиночестве. Мне хотелось понять, как теперь жить дальше, что изменить, чтобы стало лучше. Ответа не было. Увольняться с работы не имело смысла – родители присылали деньги на жизнь, но мне нравилось иметь независимый заработок. Учеба обеспечивала мне будущее, да и мне нравилась моя специальность. В глубине души я понимала, что это то, чем бы я хотела заниматься всю свою жизнь. Что ещё оставалось? Друзья. Самое трудное. У меня были подруги, раньше, до отъезда мамы и папы, но, увидев, во что я превратилась, они предпочли остаться в прошлом. И сейчас я была совсем не уверена, что стремлюсь снова общаться с ними. Единственным человеком, с которым я бы очень хотела сохранить отношения, был Пашка, но я не в праве требовать от него ответных чувств. Мои внутренние принципы предписывали мне уважать выбор другого человека, а если Павел решил больше не появляться в моей жизни, я готова смириться с этим.
У меня нет возможности искать сейчас новые знакомства, людей, с которыми я смогла бы построить новую жизнь. Дружбу нельзя найти по заказу, её можно только обрести, как бесценный дар.
Но у меня есть брат. Он – моя семья. И с ним я должна, обязана наладить отношения. Я ответственна за него... Не могу сказать, что подобные мысли меня радовали, но других не было.
Полумрак в комнате, тяжелый день и слезы сделали своё дело – я уснула, даже не раздеваясь.