Костерок, слабо мерцавший в сумраке ночи, бережно грел озябшие руки Эмиль. За спиной, в наспех сложенном из наломанных веток шалаше, она слышала, как тихо раздается в ночи песня Карлы, баюкавшей Софи. Сонная дремота опутывала ее саму, но женщина не позволяла себе ослабить внимание. В лагере беженцев на берегу Чалы процветало воровство.
Эмиль еще раз мысленно подсчитала их скудные запасы и снова ужаснулась. Хватит им лишь на несколько дней, не боле, и то при строжайшей экономии. Как жить дальше, она не представляла. Последняя брильянтовая брошь была выменяна скрягой-перекупщиком на скромную горсть монет, а те давно уже осели в чужих карманах. Остался лишь фамильный перстень-печатка, но его Эмиль решила сохранить его во что бы то ни стало.
Пьяная ругань донеслась из неглубокой ложбинки, поросшей черным папоротником и бурьяном, крики и визг резали слух неестественной пронзительностью. Эмиль устало поморщилась и отправилась спать, оставив Дерека на страже. Она осторожно заползла в шалашик, опустилась на место подвинувшейся служанки, обняла Софи и мгновенно уснула, вдыхая ее родной детский запах.
Ей снились лошади. Чудесные, блестящие начищенной шкурой чистокровки резвились на лугу огромного поместья де Монбазонов, пестрящего убранством торжественных знамен. Какой солнечный и теплый день! Быть свадьбе… Только что за странный нарастающий звук?
Тяжелый каблук с силой впечатался в раскрытую ладонь Эмиль, и она резко проснулась, ничего не соображая, вцепилась в захныкавшую дочь. Карлы не было рядом, лишь слабо качался край полога.
Земля содрогалась под тяжелой лошадиной поступью и топотом сотен ног. От отчаянных воплей и глухих ударов смертоносного железа волосы вставали дыбом.
Занавеска резко отдернулась, и Дерек, схватив за руку Эмиль, практически выдернул ее из шалаша.
-Где Карла? – спросила она, стараясь перекричать шум.
- Сбежала, шельма! – так же ответил Дерек. – Быстрее, госпожа, надо спасаться!
Всадники Ротарны, словно алчные демоны, носились среди обезумевшей толпы, забирая жизнь за жизнью, проливая бесценную кровь. Огонь голодным зверем пожирал жалкие палатки и кибитки, перепрыгивал с кустов на деревья, на разрубленные трупы, лежащие вповалку на земле.
- Госпожа, возьмите нож! – протянул ей оружие Дерек. – Колите не сомневаясь!
- А как же ты? – напугалась Эмиль, принимая стилет.
- Вот! – Дерек потряс сучковатой палкой. – Не бойтесь, госпожа, я вас выведу!
Они побежали к темной стене леса, окружающей лагерь, петляя, словно загнанные лисицы, замирая в тени редких кустов, крадучись пробираясь за спинами черных всадников. Эмиль споткнулась о тело юноши с истоптанным лошадиными подковами лицом, превращенным в месиво из крови и осколков кости, и женщину едва не вырвало. Увидев труп, Софи громко заплакала, пряча лицо в ладошках.
- Быстрее с этого места! – зарычал Дерек. – Как бы нас не заметили!
Ротарниец в матово блестящих доспехах словно вырос из-под земли. Подняв коня на дыбы, он замахнулся обагренным мечом. Эмиль видела, как страшное лезвие опускается на нее, но не было сил пошевелиться.
Дерек твердой и грубой рукой отшвырнул ее в сторону. Женщина покатилась по земле, царапая лицо о жесткую сухую траву. Придавленная ее телом, Софи отчаянно зарыдала, забившись ногами в истерике. Это отрезвило Эмиль. Подхватив дочь на руки, она сломя голову рванула к такому близкому лесу, выжимая из себя все силы.
Под сенью деревьев царила непроницаемая тьма. Не разбирая дороги, продираясь сквозь трещащие кусты, Эмиль напролом бежала по лесу, пока не поняла, что может запросто заблудиться. Она остановилась, переводя дух, и попыталась понять в какую сторону двигаться.
Погони не было, что уже немного успокоило женщину. Она чутко прислушалась. Помимо обыкновенных ночных шорохов и скрипа веток в вышине Эмиль разобрала далекие, почти призрачные крики и лошадиное ржание. Тогда они с дочерью забились под поросшее мхом поваленное дерево и дрожа, словно два испуганных зайца, пролежали так до утра.
На рассвете Эмиль оставила дочь под бревном, а сама отправилась обратно к лагерю. Она долго рассматривала его из-за веера раскидистого папоротника, пока не поняла, что ночной налет был просто устрашающей вылазкой. Спасшиеся беглецы также потихоньку подтягивались из леса, кто-то уже хоронил убитых.
Эмиль опознала бывшего кучера лишь по мощной фигуре – лицо его было страшно рассечено ударом меча. Женщина тихо скрылась в лесу и, проплакав немного на одинокой полянке, вернулась за дочерью.
А потом были дождь и ветер. Дороги развезло, ботинки застревали в тягучем месиве грязи. Вечно холодные пальцы, вечно усталые ноги. Эмиль боялась, что Софи начнет жаловаться и плакать. Но девочка молчала.
Бесконечные потки беженцев стекались на запад. Эмиль с опаскою решила присоединиться к ним. Где-то ее гнали, где-то – делились последним куском хлеба. Она помогала, чем могла – готовила обеды, мыла посуду, приглядывала за детьми. Но даже если к ней относились дружелюбно, брать с собой ее никто не хотел.
Казалось, вечность прошла с тех пор как Эмиль осталась наедине с дочерью, пока наконец на горизонте не показались белые стены Красоны. Шагать сразу стало легко и свободно, женщина даже вспомнила забытую детскую песню и под веселый смех Софи с большим чувством исполнила ее. К вечеру они вошли в городские ворота.
В магистратуре Эмиль приняли нескоро и неохотно, подозрительно косясь на ее перепачканную одежду. Младший помощник главного бурмистра, тощий старичок с пигментными пальцами дотошно записал ее имя и титулы, а также прошение об оказании помощи.
- Когда придет ответ? – поинтересовалась Эмиль.
- Через два месяца, госпожа, это если с курьерской почтой, - подумал старичок. – Потом придет запрос о подтверждении ваших данных, потом соглашение о возмещении всех затраченных на вас денег, потом еще кое-какие бумаги, так, по мелочам, а после уже и сам лист с направлением в Общинный дом и выделением некой суммы. Думаю, месяцев за пять управимся…
- Что? – поразилась Эмиль. – Пять месяцев? Но позвольте, я же за это время околею на улице!
- Сударыня, - строго прервал старик, - вам оказывается помощь лишь потому, что вы особа дворянского происхождения. С простолюдинами мы не церемонимся, сразу гоним взашей. Если хотите, можете временно сдать своего ребенка в приют Ордена аррильянок, они сейчас как раз занимаются набором кандидаток в послушницы.
- Вы думаете, что я откажусь о дочери? – неприязненно спросила Эмиль.
- Временно, сударыня, временно. Там она будет сыта и обута. И не задерживайте меня больше, я уже две минуты как должен идти домой.
Местом, выбранным аррельянками для основания приюта, оказалась темная улица, задавленная с обеих сторон серыми домами с заколоченными окнами. Эмиль увидела, как из мрачного здания с флагом Ордена выводят на вечернюю прогулку маленьких сироток. Небольшая колонна одетых в черное девочек, возглавляемая воспитательницей с суровым лицом, степенно шагала по дорожке одичалого сада. Внезапно несколько девочек тихонько засмеялись и тут же прикрыли ладонями рот, однако воспитательница уже подлела к ним и с силою шлепнула по послушно подставленным губам.
- Смех есть смертный грех! – услышала Эмиль. – Орудие Багряного демона, извращающего души человеческие! Дабы очиститься от него, вам, отступницы, развратницы, надлежит сто раз прочесть перед сном молебную песнь « О, смилуйся, над душой падшей». Порка, разумеется, также поможет вашему слабому телу.
- Мамочка, - прошептала Софи, поднимая на Эмиль глаза, - зачем мы сюда пришли?
- Мы просто гуляем, - сглотнула женщина, - просто смотрим город.
- Я хочу есть.
- Тогда идем, поищем рынок, - потянула ее за собой Эмиль, уводя прочь от этого места.
Несмотря на поздний час на торговой площади толпилось много народа. Эмиль долго ходила меж прилавков, ужасаясь накрученности цен. На две медные монеты, что вручила ей пожилая крестьянка из сострадания и в знак благодарности за помощь в дороге, Эмиль не могла купить даже малюсенькую булочку.
- Мама, - дернула ее за руку Софи, напоминая о себе.
- Сейчас, малышка, подожди, - ответила она, пытаясь придумать хоть что-то. – Давай так: встань перед лавкой вот этого бородатого дяди и начинай как можно громче плакать и звать маму. Сумеешь?
- Ой, конечно, - обрадовалась девочка возможности пошалить и отбежала в сторону.
Через некоторое время ее оглушительный рев мог слышать каждый прохожий на площади и еще двух смежных улочках.
- Мамаааа! – рыдала Софи. – Где моя мама? Я потеряаааалась…
Сердобольные женщины окружили ее, но девочка отталкивала их руки и кричала еще громче. Вскоре все обратили внимание на плачущую Софи и принялись расспрашивать друг друга, не видел ли кто непутевую мать. Эмиль тем временем незаметно утащила полдюжины пирожков с одного лотка и еще пяток яблок с другого. «Как бы из карманов не посыпалось!» - весело подумала женщина и поспешила скрыться с площади.
- Ой, да моя мамочка велела мне ждать ее на другой улице! – тут же воскликнула мгновенно осушившая слезы Софи и, мышью прошмыгнув сквозь рассерженную толпу, догнала Эмиль в подворотне.
Уже много дней они не пировали так по-королевски.
С этих пор все изменилось. То на одной, то на другой части большого города устраивали они нехитрое представление, попеременно меняясь ролями, потом наловчились воровать незаметно без ненужного внимания. Когда Эмиль решила, что становится слишком опасно, они перебрались ближе к городским складам и потихоньку умыкали все необходимое из слабо охраняемых секций. Пару раз они чуть не попались в руки стражи, но всегда ловко уходили от них по заранее известным путям. Все же Эмиль решила вновь вернуться к торговой площади.
Софи как всегда громко рыдала в кольце сострадающих, Эмиль же, стянув уже достаточно, наблюдала за ней со стороны. Вдруг вместо привычного крика раздался пронзительный визг, и женщина, позабыв обо всем на свете, бросилась туда.
Под одобрительный гул толпы бродяжка из Мельхта тянула упирающуюся Софи за собой.
- Ты не моя мама! – надрывалась Софи. – Пусти меня!
- Мари, доченька, что ты говоришь, - бормотала нищенка. – Идем доченька, идем…
- Отцепись от нее, мерзавка! – Эмиль с силой оттолкнула женщину. – Поди прочь, негодяйка!
- Это моя Мари, - хрипела безумная, - это мой ребенок!
- Стража! – оглушительно заорала Эмиль. – Стража! На помощь! Стража!
- Что случилось, сударыня? – устало спросил подошедший охранник.
- Вот эта змея решила похитить моего ребенка! – обвинительно ткнула пальцем женщина в бродяжку.
- Это моя Мари, - как заведенная твердила оборванка. – Моя!
- Детка, кто из них твоя матерь? – спросил стражник у Софи. Та вместо ответа прижалась к Эмиль и заплакала по-настоящему. – Идемте, сударыня, придется вам посетить здешнюю яму, - сказал он и увел за собой мельхтскую бродяжку, слабо причитавшую:
- Моя Мари… Моя Мари…
Эмиль, долго успокаивая плачущего ребенка и сама не в состоянии оправится от пережитого, отправилась не в заброшенный подвал, в котором они обитали, а за городские стены, на дикое поле.
Небо просветлело, бабье лето только-только начиналось. Эмиль присела на вытоптанную траву, обнимая притихшую Софи.
- Мама, - позвала вдруг девочка.
- Что, детка?
- Почему… Почему Карла от нас ушла?
Эмиль внимательно посмотрела на дочь.
- Ты скучаешь по ней?
- Да, - призналась Софи.
- Она выбрала свой путь. Но знаешь, иногда кажется, что в одиночку, ни за кого не отвечая, ни о ком не заботясь, прожить легче – на самом деле это не так.
- Почему?
- Близкие люди дают нам помощь, поддержку, внимание, это круг избранных, где все друг друга понимают. И принимают такой, какая ты есть.
- Я запомню, мама, - подумав, ответила Софи.
- А еще, если ты одиночка, кто почешет тебе спинку? – игриво прищурилась Эмиль и защекотала по бокам счастливо смеющейся и извивающейся девочки. Вместе они упала на землю, да так и остались лежать, вглядываясь в белые полосы облаков, неспешно плывущих по бескрайнему небу.
- Мама, что это за цветочек? – спросила Софи, указывая на буйное розовое соцветие, выглядывающее из клубка рваных лопуховых листьев.
- Чертополох, сорная трава, - рассеянно ответила Эмиль.
- Не очень-то он красивый.
- Зато сильный. Осень еще ранняя, но цветов нет, ничто не может вырасти на вытоптанной и выжженной земле. Кроме чертополоха. Он хоть и неказист, но помогает ей не умереть. Потом, когда пройдет война, вновь появятся прекрасные цветы и чертополох скроется за ними… до следующей беды.
- Пойдем лучше назад, мама.
Эмиль больше ни на шаг не отпускала дочь от себя, опасаясь, что бродяжку могли выпустить из тюрьмы. За кров и тарелку горячего супа женщина устроилась убираться в казармах форта. Работа оказалась гораздо тяжелее, чем она думала: в свободное от вахты время гарнизон пил самогон без пересыху и часто цеплялся к красивой поломойке. Больше всего Эмиль переживала из-за того, что все это происходит на глазах у дочери, которая всегда была при матери. Она понимала, что надо искать другую работу, но ударили первые морозы и оказаться сейчас бездомной было подобно самоубийству.
Однажды в темном и узком коридорчике Эмиль не сумела разминоваться с преградившем ей дорогу младшим лейтенантом де Вандом, отдающим крепким запахом перегара. Софи, несшая на плече короткую швабру, тоже недоуменно остановилась.
- Красотка, - сказал он, пьяно ухмыляясь и вертя в пальцах золотой, - поцелуй меня, и я дам тебе монетку.
- Пропустите, господин, - ответила Эмиль, скрывая охватившую ее злобу. – Мне надо работать.
- За минуту ты заработаешь больше, чем за год твоей работы, - покрутил де Ванд монетой.
- У меня есть муж, - Эмиль боялась, что он схватит ее, если она подойдет ближе.
- Где? – картинно поднес ко лбу лейтенант ладонь и неожиданно вцепился рукой в плечо женщины под затрещавшим платьем. Эмиль влепила ему звонкую пощечину и, выхватив стилет, отданный еще Дереком, выставила его перед собой.
- Убери руки, животное! – выкрикнула она. – Я за себя не ручаюсь!
- Да что ты…, - начал де Ванд злым голосом, сделал шаг вперед и наткнулся грудью на стальное лезвие.
- О боги, - ослабевшая рука Эмиль выпустила рукоять кинжала.
Лейтенант покачнулся и повалился на каменный пол, зажимая быстро расползающееся красное пятно.
- Эта стерва меня убила! – удивленно воскликнул он. – Ребята, помогите, эта стерва меня убила!
В коридоре послышались топот бегущих ног, звенящих шпорами, перекличка встревоженных голосов.
Эмиль бросила загремевшее ведерко и, подхватив Софи на руки, помчалась от них прочь. За убийство солдата армии, преднамеренное или нет, полагалась безотлагательная казнь через повешение.
Кровь гулко стучала у нее в голове, когда она выскочила за ворота казарм. Она не знала, что делать, куда бежать. Ее уже ищут: что станет с Софи, когда ее поймают?
Эмиль завернула за угол дома и нос к носу столкнулась с бродяжкой из Мельхта. Нищенка испуганно вздрогнула, когда Эмиль взяла ее за руку.
- Ты должна позаботиться о ней, поняла? – строгим голосом сказала Эмиль. – только попробуй с ней плохо обращаться, и я буду терзать тебя до конца жизни! Понятно?
- Да, - кивнула бродяжка.
Эмиль передала ей дочку. Женщина бесконечно удивленно прошептала:
- Моя Мари…
- Меня зовут Софи, - твердо возразила девочка.
- Со… фи, - повторила женщина. И неожиданно заплакала.
Эмиль обняла дочку за плечи:
- Через месяц ты пойдешь в магистратуру, помнишь, где это? Хорошо. Требуй себе документы и не останавливайся ни перед чем. Вот, возьми нашу фамильную печатку, не потеряй, она будет твоим опознавательным знаком. Береги себя и… Боги, как же я люблю тебя! – она порывисто прижала Софи и расцеловала ее лицо. – Помни меня…
- Мама, - выдохнула дочь.
Эмиль ринулась дальше по улице, прочь от них, все равно куда.
Ее догнали футов через сто, повалили на землю и профессионально скрутили. Она не сопротивлялась, безвольно повисла на их руках, когда ее вели обратно в форт. И все же она не удержалась обернуться в последний раз.
Софи, обнимая бродяжку за шею, молча плакала и не пыталась скрывать слез, но в крепко зажатой руке сверкал золотой перстень.
«Как же я тебя люблю, - подумала Эмиль. – Моя Софи… мой маленький Чертополох…».