Меня зовут Джеки Покойся с миром. Так написано на моей могильной плите. Это единственное, что я о себе знаю, точнее то, о чем помню. Мне не известно, сколько я уже живу на этом старом кладбище, ведь время для меня ничего не значит. Но, наверное, я здесь очень давно, если не помню, как называли меня раньше. Я сижу на холодном надгробии какого-то очень важного чиновника и скучаю...Мелкий дождик моросит с самого утра и уже порядком надоел мне. Здесь так уныло и серо, так однообразно…И новеньких нет. К нам уже давно не привозят никого свеженького. И люди не приходят навещать сюда умерших. О нас все забыли, никому нет дела до старого кладбища на окраине Южного города. А когда-то это было чуть ли не самое популярное место в городке, особенно во время чумы. Помню, как хорошо здесь было тогда: толпы народу приносили угощения, запах, которых разносился по всему кладбищу, свежие могилы пестрели венками и алыми гвоздиками, в церкви распевали псалмы с утра до вечера, пугливые детишки совали свои длинные носы, куда не следует. В то время я познакомилась с такими интересными людьми (точнее духами, они же умерли). Мы днями и ночами разговаривали о смыслах жизни, о ее ценностях, о музыке, о цветах, тепле, солнце. Мы распевали старые морские песенки, а монахи в это время крестились и ставили за нас свечки. Да, хорошее было время, насыщенное. Теперь здесь почти никого нет: я, пара скряг, умерших от голода, местная ведьмочка Ильма, и сторож Джем, который никак не поймет, что он умер, и поэтому гоняет нас по всему кладбищу. Скучно и уныло. Наверное, вы спрашиваете себя, зачем она сидит на надгробии, да еще и под дождем? Я жду одного мальчика, живого мальчика, он пообещал мне, что придет и останется со мной. И я жду его, сидя на холодном камне какого-то важного чиновника.
***
Мне было 6 лет, когда в городе разразилась эпидемия чумы. Город сходил с ума, люди умирали через каждые три минуты, через каждую минуту кто-то узнавал, что он болен. Нас с сестрой отдали в монастырь под крыло Божие, где любезные монахи заперли меня и остальных детей в подвале. Мы просидели там почти месяц, а может быть и больше. Это было самое ужасное время в моей жизни: нам приходилось справлять свои нужды прямо там, из-за этого мы задыхались от ужасной вони. Света не было. Питались мы одной картошкой, а в день могли выпивать только по глотку воды, так мало у нас ее было. Из-за антисанитарных условий почти половина детей заболела тифом и умерла, моя маленькая сестричка тоже. К тому времени, как нас выпустили, из 40 человек в живых остались только 15, и то не в лучшем состоянии. Пятеро из нас потом умерли в больнице из-за истощения. Мне до сих пор снятся кошмары про этот подвал, сниться то место, куда мы складывали умерших, и то странное ощущение на ладонях от холодного безжизненного тела сестры. Эти воспоминания навсегда врезались в мою душу.
Забирать меня пришел отец, мама не пережила болезни. Когда ему сказали, что его дочь умерла, он только поблагодарил Господа за мое спасение. Я все еще ненавижу его за это, хоть он давно сам отправился в мир иной.
Сестру и маму мы хоронили на старом Южном кладбище, тогда оно еще не было заброшенным. Был на удивление ясный день, ни облачка на осеннем небе. Я впервые попал на кладбище и чувствовал себя не в своей тарелке. Я не знал, как нужно себя вести, можно ли громко плакать, или нужно сурово молчать как папа. Сколько земли нужно кинуть в могилу, и могу ли я взять пару конфет из тех, которые мы принесли с собой. Я старался не читать надписи на надгробиях и не вглядываться в фотографии, но когда я проходил мимо них, мне казалось, что на меня смотрят, и по спине пробегал холодок.
Маму и сестру похоронили в одной могиле, я не знаю зачем, тогда отец сказал, что так им обеим будет спокойнее. Я думаю это не правильно, но поздно что-то менять. Наверное, сейчас я уже не смогу их найти. Когда я кидал землю, то споткнулся о собственные шнурки и чуть не упал в могилу. Отец схватил меня за рукав, и я устоял, но потом сразу, же получил подзатыльник. Он впервые меня ударил. Я помню тот звон в ушах и слезы злобы. Мне было обидно и стыдно. Я убежал.
Я бежал между свежих могил, спотыкался о венки, путался в лентах, по моей спине стекали взгляды черно-белых фотографий. Я бежал до тех пор, пока в легких не закончился воздух, и я не рухнул на землю. Слезы до сих пор стекали по моим щекам, злость разъедала сердце, боль съедала душу. Никогда в жизни я больше так не плакал. Не знаю, сколько я там пролежал, прежде чем увидел странную девушку. Она сидела под старым тополем и смотрела на меня немигающим взглядом, точнее она поедала взглядом пакет с конфетами, который я судорожно сжимал в руках. Мне стало стыдно и немного неловко. Я встал на колени и вытер слезы тыльной стороной грязного рукава. Девушка мило улыбнулась.
-Я люблю шоколадные конфеты.
Ее голос мне показался немного необычным без выражения, без эмоций, тихий, но такой мелодичный. Я сжал пакет еще сильнее. Улыбка с бледного лица тут же стерлась.
-Не бойся, я не отниму их у тебя, - она посмотрела на кристально чистое небо и в ее глазах промелькнула грусть. – Наверное, мне пора.
Девушка встала (в глазах все плыло, и мне показалось, что она взлетела). Она была очень худая, с длинными серыми волосами, в сером платье до колен, с серыми глазами, даже ее кожа была слегка серая. Словно таинственная незнакомка сошла с черно-белой фотографии.
Я оцепенел, но все, же смог выдавить, слегка заикаясь:
- Вот, угощайся, - и протянул помятый пакет с растаявшими конфетами.
Девушка снова улыбнулась.
-Спасибо, но я не могу их взять. Но ты сделаешь мне большое одолжение, если положишь пару штук вон на то надгробие. И она кивнула в сторону старой могильной плиты, надпись на которой почти стерлась от времени, ветра и солнца.
Я с трудом встал и, пошатываясь, подошел к могиле. На ней можно было разобрать только одну надпись: «Джеки Покойся с миром» Ни даты рождения, ни даты смерти. Никаких признаков, по которым можно было узнать что-то об умершей. Только имя. Я положил пару конфет на плиту, потом подумал и положил рядом весь пакет. Девушка сияла от счастья.
-Я так давно не чувствовала запах шоколадных конфет! Я очень люблю шоколадные конфеты!
-А мне мама не разрешала есть шоколадные конфеты.
-Ты самый несчастный человек на свете!
Я грустно улыбнулся. Да, сейчас мне казалось, что я самый несчастный на свете ребенок.
-Прости. Мне жаль твою сестру, она была такая маленькая. За прошедший месяц здесь похоронили детей больше, чем за последние 10 лет. Теперь тут будет слишком шумно! И кто за ними будет смотреть?
-Родители, наверное…
На лице девушки появилось странное выражение, несколько секунд она смотрела в никуда.
Потом снова села под дерево. И закрыла глаза. Я сел рядом.
-Я тебя раньше не видел в городе.
-Я там почти не появляюсь. Слишком много людей.
-А чем ты занимаешься?
-Гуляю, думаю, скучаю…
-Скучаешь? Почему? Разве у тебя нет друзей?
-Нет. Только ты.
-Я?
Как то странно было слышать от незнакомой девушки, с которой ты познакомился только 10 минут назад, что ты ее единственный друг. Но мне это польстило. Щеки предательски залились румянцем.
-Останься со мной, пожалуйста.
Я взглянул в серые глаза, и меня охватило безбрежное спокойствие. Но было в этом что-то отпугивающее, зловещее.
-Я…я…Мне придется для этого умереть?
-Нет. Не сразу. Ты можешь жить в монастыре, пока не умрешь. Я буду ходить к тебе в гости. А потом ты умрешь, и мне не придется никуда ходить.
-Я…
-Ну, ты пока подумай. Не торопись. А какое у тебя любимое время года?
-У меня? Не знаю, я никогда не задумывался над этим.
-А у меня лето. Летом здесь красивее всего. И очень оживленно. Много новеньких. Они такие смешные эти новенькие! Всегда говорят одно и то же!
-А ты здесь давно?
-Да….не помню. Иногда мне кажется, что я здесь была всегда. Со дня появления кладбища.
-А кто тут еще есть?
-Нууу….я не могу разглашать чужие тайны.
-А это тайна?
-Очень-очень тайная тайна.
В отражении серых глаз я увидел свое возбуждение. Меня прямо распирало от любопытства.
-А меня никак нельзя в нее посвятить?
-Ха-ха! Когда-нибудь ты ее обязательно узнаешь.
От этих слов мне стало грустно и страшно. Я вдруг понял, что и мне суждено лежать на старом кладбище. И возможно меня тоже похоронят с кем-нибудь. Мы будем лежать в земле и….И я совсем не знал, что будет дальше. Неизвестность пугала меня больше всего, больше, чем адское пламя.
-Не грусти. Это не так страшно. Давай лучше поговорим о жизни.
И мы разговаривали. Мы говорили обо всем: о небе, о море, о ветре, о цветах, кошках. Я так никогда и ни с кем не разговаривал. И со мной тоже никто так не говорил. Слова лились сами собой, возникали где-то в глубине и впитывались в серые глаза незнакомки. Они сплетались в причудливые узоры предложений, распускались бутонами не совсем понятных для меня фраз, но таких живительных. Казалось, мы сидели там вечность и готовы были просидеть столько же.
-Эдвард! – голос отца словно вырвал меня из сна. Я оглянулся и увидел его возле ржавой калитки. Его лицо было багровым, глаза покраснели и припухли. Я вскочил на ноги и повернулся, чтобы попрощаться с новой знакомой. Но вместо прощания с моих уст сорвались совсем другие слова:
-Я…я сейчас не могу остаться с тобой. Я не знаю, что такое жизнь. Я не видел столько вещей! Мне кажется, что я родился только сегодня! Но я обязательно вернусь к тебе! Я обещаю!
-Я буду ждать тебя.
-Эдвард!
Я обернулся на зов отца, а потом снова к девушке. Но под деревом уже никого не было. Только помятая обертка от ее любимых шоколадных конфет.
В тот день на кладбище я оставил сестру и мать, но обрел друга. По крайней мере, мне хотелось так думать.
***
Во второй раз я встретился с ней, когда мне было 14. И это был мой второй раз, когда я попал на кладбище. Моя подруга Эльза попросила сходить с ней, навестить бабушку. Сказала, что боится идти туда одна. Я очень обрадовался случаю остаться наедине с девушкой, которая мне очень нравилась. Это была моя первая любовь, любовь у которой был парень на 2 года старше меня и почти в три раза больше. Но в тот момент меня это не волновало.
Была зима. День выдался холодный и мрачный. Снег валил с самого утра, белые хлопья слепили глаза, ноги утопали в сугробах. Но я не замечал этого, только сильнее прижимал к себе продрогшую Эльзу. От такой близости у меня кружилась голова, я чувствовал у себя на шее ее теплое дыхание, ее мягкие губы почти касались меня, я обнимал ее талию, и мне очень хотелось дотронуться до ее груди. Мы шли довольно долго. От холода я уже не чувствовал ног и почти не мог дышать. Но, наконец, мы пришли. Это была маленькая аккуратная могилка, огороженная железным забором с острыми шпилями. Я помог Эльзе расчистить ее от снега, убрать мусор, разложить цветы. Потом молча, стоял в стороне, пока она разговаривала с бабушкой. Я думал о том, почему еще ни разу не пришел навестить сестру и мать? Наверное, потому что не верил в загробную жизнь и разговоры с мертвыми. Потому что чувствовал себя виноватым, и не знал, что нужно говорить. Потому что мне было страшно. Мы пробыли там около часа, а потом пошли обратно. Шли молча, боялись из-за трясущейся челюсти прикусить себе языки. Но я по-прежнему сжимал подругу в своих объятиях, и мои фантазии были куда ярче слов. А потом мы поцеловались. Не знаю, как это вышло. Мы упали в сугроб, долго не могли встать….а потом оказалось, что мы целуемся. Это было божественно. Ее губы раскрылись под моими…
-Привет, ты пришел остаться со мной?
Я застыл. Рядом с нами стояла девушка. В сером платье, с серыми волосами, с серыми глазами и такой же кожей, словно с черно-белой фотографии.
-Ты уже увидел жизнь?
Я вскочил на ноги, не зная, что сказать. К тому времени я уже забыл о своем обещании и о таинственной незнакомке. Я думал, в тот день мне все привиделось.
-Ты ее знаешь? – в голосе Эльзы проскользнуло разочарование.
-Да, мы когда-то встречались.
-Я его друг. Он пообещал мне, что придет и останется со мной, - все это было сказано так серьезно, что я испугался, как бы она не заставила меня остаться в этом жутком месте насильственно.
-Так значит, ты его подружка?
-Я его друг.
Эльза встала и пошла прочь, а я так и остался лежать на снегу. Серая девушка села рядом со мной, она была босиком, и от этого мне сделалось еще страшнее.
-Я тут посижу, пока ты не замерзнешь. Как ты думаешь, много тебе понадобится времени?
В горле у меня пересохло.
-Послушай, я помню, что обещал остаться с тобой, когда узнаю жизнь, но я еще ее не видел.
-Правда?
-Есть еще столько вещей! Ну, к примеру, я никогда не занимался сексом…
-Я тоже.
-Я не…-я помедлил, - я вообще ничего не сделал. Пока не сделал.
Девушка молчала.
-Я бы мог к тебе вернуться, когда стану старше.
Молчание.
-Я вернусь, честное слово, вернусь.
Я хотел сказать что-то еще, но рядом уже никого не было. Я встал и побрел домой.
Эльза больше со мной не разговаривала. Она бросила своего парня и уехала в другой город, а потом я узнал, что она покончила с собой из-за мужа, который избивал и насиловал ее.
Но тогда я уже сам был женат.
***
Я перебрался в Северный город, а потом несколько лет спустя, обратно в родные края. За это время город изменился, обмельчал и постарел. Постарел и я. Однажды утром я нашел у себя седой волос, а потом волосы начали выпадать.
Я переехал с семьей и поселился в небольшом домике, когда-то там была балетная студия. Он был маленьким, но очень уютным.
Работать я продолжал в Северном, снимал там крохотную квартирку. Мне часто приходилось оставаться там на месяц или два. И я водил туда женщин. Проблем со случайным сексом не было, если хотелось. А мне хотелось.
Я думал, что Лиза ничего не знает об этом, казалось, я тщательно все скрывал. Но она все знала и терпела. Терпела столько, сколько могла. А потом я вернулся в холодный пустой дом. Она забрала детей и уехала, оставив мне все, даже свое нижнее белье. На столе я нашел клок бумаги с надписью: «Ты меня никогда не любил»
Оцепеневший я накинул на себя пальто и побрел туда, куда вела дорога.
Я шел долго, пока не стемнело, пока не закололо в легких. Пока не расхотелось жить. Потом я остановился и побрел обратно, но возвращаться в пустой холодный дом не хотелось. По дороге мне подвернулся старый кабак «Морской дьявол», я решил, что мне нужно согреться. Это было грязное и неприятное место. Сальные стены, прогнивший пол, закопченный потолок, единственная лампочка освещала только барную стойку, зал был погружен в полумрак. Я сел за свободный столик и заказал бутылку виски. Она кончилась слишком быстро. Я заказал еще. Потом еще одну, и еще…Теперь я почти все время провожу здесь, с бутылкой виски и сожалением о прошедшей жизни. Я пропил дом, потерял работу, растерял друзей. Все, что у меня осталось, это старый плащ, грязный свитер и рваные ботинки. У меня нет денег, нет работы, нет документов, нет жизни. Недавно у меня случился приступ, 3 за полгода. Врач, мой старый друг, единственный, кто поддерживал со мной хоть какие-то отношения, сказал, что мне осталось не больше месяца. Это было три недели назад, значит, у меня осталась неделя, а может быть и меньше. Я сижу под тем самым старым тополем, от которого остался один голый ствол. У меня в руках маленький пакетик шоколадных конфет, который я украл в магазине. С неба капает дождик, все вокруг серое и унылое, не такое как в прошлой жизни, когда я дал обещание странной незнакомке, прийти и остаться с ней. Я сижу здесь уже с самого утра и у меня уже окоченели ноги, но меня согревает маленькая бутылочка виски, которую я тоже украл. А ее все нет. Может быть, она забыла о моем обещании?

***
Уже начинает темнеть, а мой друг так и не пришел. Наверное, он придет завтра. Ничего страшного, я подожду, я могу ждать сколько угодно. Кстати, сегодня у нас появится новенький. С самого утра под старым тополем сидит грязный пьяница. Он уже почти умер, совсем замерз бедолага. У него в руках пакетик с моими любимыми конфетами, но от него так сильно воняет виски, что я почти не чувствую их запах. Сначала, я думала, что это мой друг. Но это не он, от него не веет жизнью, а мой друг пропах ей насквозь.