15
- Интегра! – голос вампира, сорвавшись в ультразвуковой регистр, разрезал воздух.
В спальне леди Хеллсинг было темно, но зрение вампира было идеально приспособлено к мраку, поэтому Интегру он увидел сразу. Там, где ей и полагалось быть в это время суток – в постели. Но отнюдь не в одиночестве. На широкой кровати с балдахином барахтались двое.
Некоторое время Алукард просто стоял и смотрел на них. Он никак не мог поверить, что глаза его не обманывают. Хозяйка вампира Интегра Хеллсинг лежала под молодым светловолосым мужчиной обнаженная, обвивая партнера руками и ногами. На смуглой гладкой коже леди выступил пот, она стонала от удовольствия и как-то по-детски всхлипывала. Наконец, она вздрогнула всем телом и затихла в полуобмороке.
Мужчина медленно поднял голову и посмотрел на Алукарда странными светящимися жемчужно-голубыми глазами. Он с пресыщенным пренебрежением оторвался от тела Интегры, сел на краю обширной кровати, поджав под себя ногу, и подмигнул вампиру, одной рукой продолжая поглаживать грудь не приходившей в себя леди Хеллсинг.
- Мотылек наслал на меня огонь. Как смешно. Она еще пожалеет о вероломстве… чуть позже. Еще немного, и ты бы опоздал, старик. Но я оставил кусочек десерта и для тебя. Хочешь?
- Кто ты такой? – миролюбивым тоном осведомился Алукард.
- Меня зовут, - мужчина щелкнул пальцами, мгновенно меняя наружность, - Джованни Боттичелли. Разве мотылек тебе не сказала?
Он ничем, кроме общих очертаний фигуры, не напоминал человека. Кожа, белая как молоко, плотно обтягивала тело с чересчур длинными руками и ногами. Места сочленений суставов – у локтей, на коленях и позвоночнике – отмечали короткие и острые костяные шипы. Вокруг голеней обвивался тонкий, словно хлыст, нервно подергивавшийся хвост. На голове, как и на теле, не росло ни одного голоса. Только лица не коснулась метаморфоза – классически прекрасные черты пронзительно гармонировали с демоническим обликом.
- Я убью тебя, - с нежностью в голосе предупредил Алукард. – Инкуб. Убью, хотя ты и не умрешь. У меня найдется теплое местечко специально для такого ублюдка – внутри персонального ада для моих врагов.
- Не надейся, что сможешь забрать мою душу, - он рванул висевшую у него на шее коробочку. – Я ускользну из твоих жадных пальцев, старик.
Он сжал коробочку, и из его ладони вырвался свет, не желтый и не белый, а небывалого спектра. Свет не рассеивался и не имел направления движения – подобно облаку, он сгустился в комнате. Частицы его осели на стены, мебель, одежду Алукарда. Несколько мгновений всё вокруг сверкало и переливалось, но затем светящиеся пылинки, словно их притягивал магнит, устремились к Алукарду и инкубу. Крупинки света стали ввинчиваться в кожу, слизистую оболочку глаз, в волосы. Инкуб не выдержал боли и закричал. Мучительная боль пронзила и Алукарда, но он умел справляться с такими ранами: тело вампира расплылось черным туманом, поглощающим убийственный свет без остатка. Но инкуб подобной трансформации совершить не мог – острые и жалящие, как алмазная крошка, частицы вплавлялись в его обнаженное беззащитное тело. Вскоре он стал подобен охваченному солнечным горением Фаэтону, извергая свет из бесчисленных крохотных ран. Крик инкуба захлебнулся, когда свет забил его гортань. Множество красных глаз Алукарда, открывшихся в окутывавшей его темноте, жадно впитывали зрелище непривычных страданий. Наконец разъедающий свет заполнил инкуба полностью – воссоединившиеся остатки света вспыхнули и погасли, поглотив сами себя.
Вернувшийся в комнату полумрак показался освежающе-прохладным. Алукард восстановил свое тело, нагнулся и поднял с пола маленькую плоскую коробочку с изображением креста из эмали.
- От нее воняет Ватиканом, - проворчал вампир. – Кто бы мог подумать, что церковники снюхаются с падальщиком.
Он взглянул на Интегру, лежавшую на постели без движения и едва ли подозревавшую, что творилось в ее спальне. Наклонившись над ней, Алукард обнаружил, что его леди спит глубоким и спокойным сном. Вампир на мгновение задумался и вдруг ударил Интегру по лицу, прибавив требование:
- Вставайте, хозяйка.
Однако понадобилось еще две или три пощечины, чтобы пробудить ее.
- Пока вы почивали, с вашим прекрасным телом вытворяли весьма неприличные вещи, - желчно сообщил Алукард, как только Интегра открыла глаза. – Даже стесняюсь перечислять их в присутствии девушки.
Она села в постели, даже не сознавая своей наготы и непристойности обстановки.
- Это был только сон - правда, такой странный, - Интегра терла ладонями лицо, пытаясь прийти в себя. Она была обескуражена, дезориентирована и с трудом могла собраться с мыслями.
- Сон?! Никакой к чертям это был не сон!!!
Алукард схватил ее за запястье, выволок из постели – Интегра вскрикнула, когда он швырнул ее на пол.
- Я бы мог переломать все до единой косточки в твоем теле, - прошипел захлебывавшийся злостью вампир, нависая над Интегрой темным меняющим очертания силуэтом. – Но это не поможет. Не поможет изгнать память о наслаждении, которое ты испытала. Сладко было принимать его ласки? Впускать его в себя? Добровольно отдавать ему то, что никогда не достанется мне?
Интегра слушала его, широко распахнув полные ужаса глаза.
- Это был сон, - упрямо твердила она. – Сон!
Она готова была расплакаться.
- Я ведь все еще… все еще…
- Невинна? О да! – он заскрипел зубами. – Физически. Но сколь мало значит человеческое тело, в особенности тело женщины. Надеюсь, удовольствие того стоило, миледи.
Интегра сжалась на полу, обхватив себя руками, стараясь спрятать лицо на груди. Алукард устало опустил плечи: зачем он кричит на нее, подавляя бешеное желание растерзать, растоптать, уничтожить ее? Да, любой суд в мире признал бы отсутствие за ней вины – инкуб, ночной кошмар, явился незваный и притворился сновидением. Любой суд мира оправдал бы Интегру – но Алукард оправдать не мог. Потому что однажды он тоже пришел к ней без зова, укрываясь за дремотной грезой. Но он не отнимал у нее воли, не заставлял подчиниться чарам и быть безгласной жертвой. Он пришел с честными намерениями. А его оттолкнули. Прогнали. Ему отказали, хотя он был смиренен и кроток. И теперь он понял, что простить давнее унижение так и не смог.
Когда Интегра решилась наконец поднять глаза на Алукарда, она никого не увидела – вампир тихо ушел.

***
- Значит, я «еще пожалею о вероломстве… чуть позже»? В другой жизни, что ли? – Анна с удовольствием азартного игрока, следящего за крупной игрой, всматривалась в большой экран, на котором транслировалось размытое черно-белое дрожащее изображение Алукарда, видного только ниже пояса. – Жаль, что леди Хеллсинг предстала перед нами в виде темных и бледных пятен… Пикантность сцены из-за несовершенства аппаратуры совсем пропала.
- Не стоит потакать пошлости, мадам. Неделикатно одной даме следить за интимной жизнью другой.
- Алиса, я же не дама. Мне можно. Сделай звук громче. О, Джованни пытается пускать шпильки в моего милорда! Надо было ему загодя взять урок-другой «как нужно беседовать с Алукардом» у меня, а то реплики пресноваты. Однако погибает он просто великолепно! Прекрасное оружие против вампиров подсунул нам твой шаловливый архиепископ, передай ему искреннюю благодарность.
- Свет из иных миров… живой свет, пожирающий того, кто окажется слабее его. Максвелл утверждает, что он находился внутри метеорита, упавшего в колодец горной итальянской фермы. Поначалу ученые (светские, не церковные), которых вызвал хозяин, просто выудили камень из колодца, но, как выяснилось, метеорит треснул. Цвет на сколе оказался необычайного оттенка – невиданного на Земле цвета. Камень исследовали, но ничего интересного, кроме непривычного цвета, в нем не было, и им перестали заниматься. Однако спустя несколько месяцев после падения вся семья фермера погибла от странной болезни: первыми симптомами ее было внезапное и необъяснимое безумие, затем стремительное разложение тканей организма, отчего человеческая плоть становилась сухой, серой и отслаивалась, словно старая кора с деревьев. На этот раз ферму вместе с врачами посетил и местный священник, своими глазами видевший несчастных больных… и причину их недомоганий.
- Свет.
- Именно, мадам. Все в доме были уже мертвы, кроме главы семьи – но и он готовился испустить последний вздох. Фермер твердил, что в его колодце (вода в котором, кстати говоря, совершено испортилась) поселился свет, переливающийся теми же неземными красками, которые изумили ученых в метеорите. Он догадался, что свет находился внутри упавшего с неба камня, что он был живым, что он питался энергией его семьи. Люди, явившиеся спасти больных, убедились в его правоте лично – когда они попробовали спуститься в колодец, с его дна поднялся столб света, просверливший небо до самых звезд, мощным извержением утекший ввысь. Очевидцы в ужасе бежали от страшного зрелища. Священник написал отчет своему начальству, и так донесение о чуде попало в Ватикан.
- Наверняка искариоты почуяли в этом козни дьяволы и примчались дать Нечистому бой, подняв подолы ряс выше колен.
- Так и было. На брошенной ферме ничего и никого не нашли. Кроме света из иных миров, прятавшегося в грязи на дне вычерпанного искариотами колодца. Однако это явно был не тот мощный поток, который до смерти напугал врачей – судя по всему, тот убрался домой, в непознанные космические пространства. Свет, доставшийся посланникам Ватикана, был слабым, словно светлячок.
- Он был отпрыском.
- Возможно. Как бы то ни было, его забрали в папские лаборатории.
- Где заставили служить делу веры. Все же нужно признать, что в своих областях католики – неплохие специалисты. Я бы не сумела убрать Джованни столь эффектно… и без жертв. Мир его праху. Хотя как раз праха от него и не осталось…

16
- Мы вызвали вас сюда для допроса.
Мортимер вежливо приподняла брови, показывая тем самым свое недоумение.
- Тот… человек, - последнее слово леди Хеллсинг произнесла с запинкой, - который похитил вас и угрожал вам в письме, назвался именем Джованни Боттичелли, не так ли?
- Миледи совершенно права. К сожалению, мои источники не дали никакой информации о нем.
Интегра рубанула ребром ладони воздух.
- Зато дали мои.
Мортимер немедленно, словно флюгер, повернулась в сторону Алукарда, сидевшему в кресле.
- Смотрите НА МЕНЯ, будьте так любезны, - Интегра, если бы могла, вцепилась в волосы этой идиотки. – Этот… это существо оказалось демоном.
Мортимер, конечно же, ахнула и побледнела. И снова посмотрела на Алукарда.
- Вам нечего боятся, он уничтожен. Когда и как – вас не касается. Однако, если вы имеете сообщить по данному делу дополнительную информацию, мы готовы вас выслушать.
И тут овечка удивила леди Хеллсинг: достав из сумочки обшитый кружевом платочек, она несколько раз обмахнулась им и заявила обморочным голосом:
- Должна принести вам извинения, миледи, милорд. Я некоторым образом покривила душой, поскольку кое-что о Джованни Боттичелли мои люди нашли. Он – инкуб.
Интегра, хотя впоследствии и горько стыдилась своей слабости, не удержалась и ахнула – как самая обыкновенная слабонервная женщина.
- Я не сказала об этом миледи, опасаясь, что мне не поверят. Это имя упоминается в одном отчете 15 века, сделанном монахом-экзорцистом. Он пишет, что монастырь святой Клары в Пуату подвергся нападению демона, долгое время смущавшего покой монахинь и послушниц, являясь им во сне и соблазняя на грех… - она внезапно замолчала, прикрыв рот ладонью. Прежняя меловая бледность сменилась пунцовым румянцем замешательства. – Но миледи… я вспомнила… в письме он угрожал расправиться и с вами… ох… определенным образом… непристойным…
Только то, что от изумления Интегра лишилась дара слова и окаменела, помешало ей ринуться на дуру и лишить ее никчемной жизни.
- Вовсе незачем говорить об этом вслух! – пророкотала Интегра.
- Не обижайся, овечка, – миледи не любит слышать правду, - вмешался Алукард.
- Да как ты смеешь?! – Интегра подскочила к вампиру и дала ему пощечину.
- Не похоже, чтобы миледи сожалела о случившемся, - с язвительным высокомерием бросил вампир.
Этого Интегра уже не стерпела:
- Ты предлагаешь мне облачиться во власяницу и оплакивать это происшествие до конца моих дней? Ты так разошелся, будто это твою честь похитил инкуб! Я не собираюсь дольше обсуждать это. Что было, то было, и ничего изменить нельзя. Виновник мертв. Хватит!
- Дело вовсе не в инкубе, а в вас! – попытался продолжить он.
- ХВАТИТ, АЛУКАРД.
Вампир пожал плечами:
- Да, хозяйка.
Взгляд его при этом был устремлен за окно. Интегра собралась было ударить его во второй раз, но у нее за спиной раздался писклявый голосок:
- Миледи, я могу идти?
Робкое напоминание о себе Мортимер мгновенно отсудило гнев Интегры. А она совсем позабыла, что эта дура присутствует при столь компрометирующей «Хеллсинг» беседе.
Интегра потянулась за сигарой и бросила через плечо, только бы не смотреть на ненавистную ей особу:
- Идите. В данный момент вы не нужны.
Леди Хеллсинг могла бы побиться об заклад, что Мортимер покидала ее штаб-квартиру в превосходнейшем расположении духа и с улыбкой на устах.
- Ты тоже убирайся отсюда, скотина, - когда Мортимер вышла, отдала приказ Интегра. – И не попадайся мне на глаза ближайшие сто лет.
***
- Ваш служебный роман все так же не имеет положительной динамики?
- Зачем ты позвонила сюда, дурочка? Только отнимешь у меня время.
- Не нужно вежливой лжи, вам она не идет. Вы ничем не заняты. И, главное, ничем не хотите заниматься. У «Хеллсинг» в последние шесть месяцев было мало работы, не так ли? Ходят слухи, что Ватикан то и дело перебегает Протестантским рыцарям дорогу. Что, они совсем лишили вас хлеба насущного?
- За те годы, что мы не виделись, ты стала еще наглее, малютка.
- Что же вы не прервете сеанс связи, милорд?
- Ты развлекаешь меня.
- О, я на это и рассчитывала. Скука погубит вас, лорд Алукард.
- Я не против, но пусть поспешит. Ты что же, собралась посплетничать о крестоносцах «Искариота»?
- Нет. Папская инквизиция не вмешивается в мои дела – и наоборот.
- А знают ли они, что ты вообще существуешь, деточка?
- От души надеюсь, что нет. Но я не дам вам сбить себя с толку, милорд. Целью моего звонка является… Она по-прежнему считает вас прикроватным ковриком, на который удобно ставить босые ноги, чтобы не ощущать холод пола?
- Выражайся проще. Я так и не увидел конца твоей фразы.
- Она оскорбила вас. При постороннем человеке. Она поступает неправильно.
- Я не могу критиковать ее – она хозяйка. Не ты ли мне говорила, что я должен подчиняться Великой Богине, которая явлена мне в ее лице?
- Да, это была я. Но все меняется. Не пришла ли пора взять власть в свои руки?
- О чем ты?
- «Двенадцать месяцев в году,
Не веришь – посчитай.
Но всех двенадцати милей
Веселый месяц май…»
- Послушай, ты начинаешь…
- Тссс, вы же знаете, милорд, что грубостью меня не пронять. Очень жаль, но вы плохо знаете женщин. Придется подсказать вам несколько шулерских трюков, которые позволят выиграть даже с такой неблагоприятной комбинацией карт, что сейчас у вас на руках. Вы же азартный… ммм… человек?
- Допустим.
- Что вы будете делать, если вам хочется съесть яблоко?
- Эй, ты еще помнишь, что я – вампир и не ем яблок? И разве мы говорим не об азартных играх?
- Совершенно верно. Мы и играем – прямо сейчас. Итак, вам до смерти хочется попробовать вкусное яблочко…
- Хорошо, я буду играть с тобой, девочка. Мне нужно это проклятое яблоко? Для начала я найду яблоню.
- Отлично. Она перед вами, и на ней много плодов. Как вы добудете себе один из них?
- Выстрелю в него из «Касулла», и оно упадет мне в руки.
- Ну вот, вы сразу поняли суть игры. А притворялись таким милым простачком. Милорд, позвольте задать вам вопрос: если вы давным-давно хотите яблоко, много лет назад нашли плодоносящую яблоню и у вас есть «Касулл», так почему же вы сидите под яблоней и ждете, чтобы яблоко упало вниз само? Вы не подумали о том, что к тому моменту оно просто-напросто… будет уже порченным?
- Ты что же, советуешь мне… Да не сдурела ли ты, малютка?
- Милорд, козырной туз бьет королеву. Побеждает тот, у кого масть старше.
- Ну вот, это трагическое событие все-таки произошло – моя овечка свихнулась.
- Вы же хотите выиграть?
- ТАКИЕ игры меня не устраивают.
- И снова ложь: если бы они вас не устраивали, вы прекратили бы разговор... А яблоки, между прочим, вкусны и полезны. Гораздо полезнее крови. И вина. И одиночества.
- «Грубой силой от женщины ничего не добьешься» - ты и от этих слов отрекаешься?
- Знаете, в яблоки необязательно палить из пистолета. Иногда достаточно просто потрясти ствол яблони. Кстати, вы видели, какая в майские ночи бывает луна? Она… прекрасна.

17
- Чего ради ты явился незваным? Я не желаю с тобой разговаривать, - раздраженно прикрикнула на него Интегра.
- Конечно, ваши желания – закон для меня. А хотите, я сделаю МОИ желания – законом для вас?
- В последнее время твой характер окончательно испортился, Алукард. Что за капризы? Ты распустился. Твоя самодисциплина оставляет желать лучшего. Полагаю, заточение на месяц в гробу сделаете тебя покладистее.
- Запереть меня в гроб? – пожал широкими плечами он. – А у тебя хватит силенок, девочка?
- В течение десяти лет хватало, - через силу усмехнулась Интегра. – Неужели ты не подчинишься моему приказу?
Вампир не ответил.
- Знай свое место, Алукард.
- Моё – рядом с тобой.
Интегра улыбнулась – все-таки он не забыл, кто здесь хозяин. Ее ручной вампир пробует кусаться, с ним это время от времени случается. Перебесится.
Она снисходительно потрепала Алукарда по щеке. Пожалуй, такая черта, как непокорность, ей даже нравилась – если не превышала границ разумного. Однако на этот раз нахальство слуги едва не вывело ее из себя, а это было очень скверно – ей ни в коем случае нельзя терять контроль над ситуацией. У нее, Интегры Хеллсинг, стальные нервы и несгибаемая воля, а эти… небольшие неприятности – что ж, с кем их не случается. Если о них не думать, все это скоро забудется, как сон.
- Алукард, поди прочь, - устало сказала она. – Сейчас мне совсем не хочется тебя видеть.
Вампир посмотрел на нее как-то странно:
- Не хочешь видеть – закрой глаза. И получай удовольствие.
Она не успела вытащить оружие. Не успела даже закричать. Алукард, словно чудовищный паук, схватил ее руками, которых у него стало уже не две, а множество. Одна закрыла ей рот, другие держали на весу, будто куклу. Интегра билась в попытках высвободиться и вдруг с ужасом почувствовала, что ледяные бескостные пальцы снимают с нее одежду, оглаживают обнаженную кожу, оставляя саднящие царапины.
- Я не хочу! Не хочу! Не хочу! – кричала она беззвучно, зная, что Алукард прочтет ее мысли.
- А я – ХОЧУ, - раздался у нее в голове глубокий и безразличный к ее страданиям голос.

18
Анна сидела в кресле и вязала крючком плед из тонкой мягкой красной шерсти. Рассеянно покусывая губы, она считала количество столбиков, накидов, рядов – считала и бросала безответные реплики Алукарду, занявшему кресло напротив.
- Раз-два-три-четыре-пять… Вы пришли сюда около трех часов назад и за все время не проронили ни слова, милорд. Что-нибудь случилось? – невинным тоном радушной хозяйки спросила она. – Здорова ли леди Интегра? Все ли благополучно в «Хеллсинг»? Есть ли еще порох в пороховницах? Не закончились ли в обойме серебряные пули?
Алукард молчал, спрятав за оранжевыми стеклами очков истинное выражение своих глаз. Традиционная кривая ухмылка вампира теперь была невыразительной и бледной. Даже красный цвет его одежды словно полинял и стал не таким ярким, как прежде.
- Шесть-семь-восемь… Возможно, ваша мечта о смерти осуществится прямо сейчас. Выглядите ужасно - вот-вот рассыплетесь прахом.
Алукард не шевелился, лишь время от времени сжимал и разжимал кулаки.
- Девять-десять-одиннадцать… Мы с вами так долго беседуем, а вы еще ни разу не пообещали меня пристрелить. Мне даже не по себе. Милорд, уж не заболели ли вы?
- Все кончено.
Пальцы Анны остановились, но всего на две секунды, и тут же возобновили работу.
- Вам к такому состоянию не привыкать, верно? По крайней мере один раз вы уже умирали. Тогда тоже «все было кончено»?
- Ты не понимаешь.
Она беспечно пожала плечами:
- Зачем же тогда вы пришли ко мне?
- Ты… единственная женщина, которую я знаю. Ты должна объяснить мне, как все исправить.
- Первое: нужно успокоиться. Второе: я же не знаю, что произошло.
- Лжешь. Прекрасно знаешь. Ты этого и добивалась.
- Да? Почему же тогда во мне до сих пор не сидит десяток-другой пуль?
- Потому что ты не виновата.
Анна опустила вязание на колени и смерила Алукарда невозмутимым взглядом:
- Ну надо же.
- Я мог бы и не поступать так, как ты мне советовала. Это был мой свободный выбор. И я ошибся.
- Может быть, вы все-таки найдете в себе силы назвать вещи своими именами? ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?
Он тихо произнес одно слово. Анна укоризненно покачала головой:
- Леди хотя бы жива?
- Надеюсь, нет. Надеюсь, что я убил ее этим. Я не смогу встретиться с ней снова.
- Кстати, что случится, если Интегра… отойдет в мир иной? – небрежно обронила она вопрос. - Вы станете свободным?
- Не знаю. Печати все равно будут держать меня связанным.
- А новый хозяин?
Он не ответил.
- Если вы начнете проливать кровавые крокодильи слезы – я вышвырну вас немедленно, - предупредила Анна. – Только не говорите, будто раскаиваетесь. Я прекрасно представляю, как вам было приятно ошеломить ее, наконец-то ощутить свое превосходство. Слишком долго она держала вас в узде, милорд, и заставляла по команде прыгать через огненный обруч. – Блестящий крючок так и мелькал в проворных пальцах Анны; рукоделие, казалось, занимало ее внимание целиком. – Но вы показали ей, что и дрессированный тигр может напасть на укротителя.
Она улыбнулась и, глядя на свое вязание так, будто оно было пряжей Мойр, продолжала:
- Алукард давно забыл, каково это - быть человеком. Не думать, что в любой момент можно растечься черным туманом или умчаться прочь стаей летучих мышей. Чувствовать свою оболочку неизменной, живой и слабой. Быть духом, заключенным в тело. Быть силой, запертой в конструкцию из мяса и костей. Но сегодня он должен вспомнить, что значит быть человеком – иначе он ничего не сможет ощутить. Ничего: ни мягкого прикосновения ее волос, ни тепла кожи.
Вы просто забыли про все: это было как щелчок в голове, под самым темечком. Вы не стали тянуться к ней, не стали томно вздыхать или падать перед ней на колени, валашский господарь. Вы поступили так, как принято было обращаться с женщинами в ваше время. Конечно, ее взяла оторопь. Потом она начала сопротивляться. Но сопротивляться ВАМ? У вас было множество рук, которыми вы держали ее, и спастись было нельзя. Еще вокруг была багровая тьма, густая, как первосортная английская овсянка. – Она закончила вязать ряд и перешла к следующему. – Вы не стали ее кусать – вам хотелось быть не вампиром, а мужчиной. Но в итоге вы стали дураком. За мимолетное удовольствие вы заплатили дорого, но имейте хотя бы силу духа посмеяться над вашей теперешней нищетой. Вы банкрот, милорд, и вам полагается покончить с собой. Я не могу, возразите вы. Я почти бессмертен, как же я могу умереть? Но у вас же есть я…
В комнате внезапно стало темно, как в полночь. Анна подняла голову от вязания и увидела, что на нее смотрит огромный багровый глаз, раскрывшийся на груди вампира. Выражение у глаза было таким, словно через него во внешний мир смотрел сам Ад - пока Анна мирно беседовала с петлями и нитями, Алукард принял один из своих темных обликов.
- Ты меня совсем не боишься? – вкрадчиво спросил он, нависая над Анной.
- Очень боюсь… но мне безумно нравится бояться рядом с вами, - она как завороженная смотрела в глаз.
Длинные пряди черных волос вампира тянулись и оплетали лодыжки Анны, не спеша поднимаясь выше, захватывая колени и подбираясь к талии.
- Ты слишком долго испытывала мое терпение, малышка, - ярко-красный глаз широко раскрылся, и Анна смогла увидеть в нем свое отражение, запечатленное в багровых тонах.
Волосы, извиваясь, как живые змеи Медузы, добрались до левой руки Анны и крепкой хваткой приковали запястье к подлокотнику кресла. Путы так глубоко врезались в кожу, что выступила кровь. Волосы вампира, скользнув по руке, проникли в ранку, расширяя ее, пробираясь под кожу, пробивая себе ход в ткани мышц; казалось, что под кожей руки копошатся длинные черви.
- Тебе все еще безумно нравится? – мрак вокруг Анны едва не задыхался от сарказма. Алый глаз смотрел прямо в душу с дьявольской издевкой.
- Все больше с каждым мгновением, - ответила она. – Немного больно, но в жизни боль и страдания неизбежны.
- Так страдай же! – засмеялся он, скаля зубы.
- Составь мне компанию, - мягко улыбнулась Анна Мортимер, вонзая серебряный крючок для вязания, который он сжимала в свободной правой руке, в зрачок огромного алого глаза.

***
- Вы что, УБИЛИ его?! – голос Максвелла вибрировал от потрясения.
- Нет, конечно же, архиепископ, - терпеливо объясняла Алиса. – Но он несколько… выведен из равновесия и на время выбыл из игры. Вампир был болезненно ранен, после чего исчез в состоянии, которое у человека классифицируется как «обморочное». В данный момент, насколько мы можем полагать, он находится в своем гробу… Я позвонила вам для того, чтобы попросить об услуге.
- Да, госпожа Леру? – Максвелл взял себя в руки и заговорил кратко и строго, как и полагается главе «Искариота».
- Противник пропускает ход, и это значит, что следующий должна сделать крошка Мортимер. Но у нее нет карт, а у вас припрятан совершенно ненужный вам сейчас козырь.
- Допустим, - насторожился Максвелл. – И какую же карту вы собрались бить моим козырем?
- У «Хеллсинг» осталась одна мелочь. Не считая королевы, конечно.
Максвелл надолго замолчал, но Алиса была терпелива. Она в подробностях изложила главе ордена «Искариот» план, в котором бойцам Ватикана отводилась не последняя роль.
- Но что это даст Святой Инквизиции?
- Не мне вам объяснять все выгоды. Послушайте, время уходит. Решайтесь, архиепископ.
Максвелл прочистил горло:
- «Гера» возьмет ответственность на себя?
Алиса ответила как могла мягче:
- Разумеется. А как же иначе.
Наконец прозвучали долгожданные слова:
- Хорошо, я отдам приказ. Но вы – пеняйте на себя.
Алиса повесила трубку и позволила себе чуть грустную надменную улыбку – какие все же эти мужчины ничтожества… Остается только надеяться, что Анна Мортимер выбрала себя наименее жалкий экземпляр.

19
Алукард прислушался к обнимавшей его тишине. Что-то было не так. Что-то совсем не так. Чего-то не хватало. Или кого-то?..
Впервые за долгое время Алукард ощутил, что лежать в гробу – это значит быть мертвым. На глаза налипла слепота. Алукард пошевелился – собственное тело показалось ему разъятым на отдельные части, словно он был располосованными останками в темной холодной прозекторской. Усилием воли он сконцентрировался на том, чтобы очнуться.
Особняк Хеллсингов дремал в темноте ночи. Алукард прошел прямо в кабинет Интегры. Он должен был что-то сообщить ей, но память колыхалась зыбким туманом. Последние несколько часов… Как он провел их? Смутно ему припомнилось, что Интегра кричала на него, что он вышел из себя и совершил что-то скверное – об этом свидетельствовало зудящее в дальнем уголке сознания чувство вины.
Андерсон появился из темноты коридора неожиданно и, против обыкновения, беззвучно. Алукард убил его машинально, почти случайно. Священник с дырой в груди там, где секунду назад билось сердце, рухнул ничком.
С минуту Алукард смотрел на конвульсивно дергавшееся у его ног тело искариота. Его рассеянное внимание привлек предмет, который, падая, выронил Андерсон. Этот предмет округлой формы откатился чуть дальше. Алукард приблизился к нему, ощущая ту же прежде незнакомую ему странную тишину. С пола на вампира смотрели блестящие сквозь спутанные светлые волосы остекленевшие синие глаза.
Алукард попятился, наступив на труп Андерсона. В голове наконец прояснилось. Быстро сообразив, вампир приподнял мертвеца и вцепился зубами в его горло. Остывающая кровь хлынула ему в рот. Сразу внутри разума послышались чужие голоса, замелькали никогда не виденные им самим образы. Четким приказом он заставил хаотические всплески информации упорядочиться, выстроиться в логической последовательности.
Найденный ответ разорвался в его сознании колючей болью, разом разрубившей все удерживавшие его много лет цепи.
- МОРТИМЕР?