Мелкий дождик всё-так же моросил, и его капли сразу же испарялись едва коснувшись моего лица, не успев охладить его от жара разочарования и горя. Я отдала бы всё только чтобы нырнуть в самое холодное и глубокое озеро. Только, чтобы не чувствовать сейчас ничего. Я шла! Музыка моего МР3 раздавалась у меня в ушах, но это был всего лишь фон, сейчас я была глубоко в себе и была просто не в силах разбирать, что творилось вокруг… Мне всё равно!
Ранняя весна! Сырость и слякоть! Лужи огромного размера, покрывающие почти всю площадь дорог, тропинок, тротуаров! И я стою перед воротами больницы в очередной раз. Сейчас мне трудней всего себя заставить туда войти и как не в чём и не бывало улыбаться. «Я не должна сейчас показывать свои слёзы. Они всё равно никому не помогут. Сейчас уже ничего не поможет! Врачи уже давно говорили, что дни её сочтены, но я в это не хотела верить. И продолжала убеждать и себя, и врачей, и свою тётю, что всё буде хорошо, что она будет жить дальше. Но в ответ на это врачи только качали головой. А тётя, единственный оставшийся в живых, родной мне человек, человек, который приютил меня, когда мои родители погибли, она только улыбалась и весело говорила: « Да, мне давно уже туда пора, вот только смерть что-то задерживается!» Как же трудно разговаривать с человеком, когда знаешь, что его скоро не станет. Как же трудно себя заставить поверить в то, что потеряешь ещё одного близкого себе человека. Неужели у меня и так было слишком мало потерь, чтобы терять ещё кого-то…» Но не моя дальнейшая судьба меня беспокоила, я боялась одиночества.
Я переступила порог здания и очутилась в холе больницы, сдала плащ в гардероб, и с пакетом фруктов в руках, отправилась на последнюю встречу. Я решила пойти по лестнице, чтобы потянуть время и сконцентрироваться на том, что бы на моём лице появилась улыбка и исчезли следы недавних слёз. Но лестница на третий этаж почему-то оказалась слишком короткой, чтобы полностью замаскироваться. Поэтому я ещё немного постояла у лифта, собирая все оставшиеся силы воедино и накладывая весёлую маску на своё печальное лицо. Войдя в палату, я сразу же услышала радостное приветствие моей тёти ко мне. Она лежала на кровати, как беспомощный ребёнок, но её улыбка, казалось, озаряла всё вокруг. Глаза светились приятным озорным огоньком, а волосы были слегка взъерошены от постоянного лежания, врачи ведь запретили ей много двигаться. Она казалась очень весёлой, но так ли это было на самом деле? Я не узнаю никогда. Её разум мутнел с каждым днём, она с трудом вспоминала, кто она и почему здесь. Нельзя сказать, что она сходила с ума, или у неё наступала старческая амнезия, ведь она понимала, что происходит, просто не отдавала отчёт своим действиям, она узнавала меня, а значит не забывала, как всё остальное, как говорила она: «ненужное». Было очень трудно поверить, что её скоро не станет. К горлу подступил комок, и я застыла на пороге на несколько секунд, но потом вспомнила свою роль и приветливо улыбнувшись, села на край её кровати и завела беседу о какой-то ерунде.
Я провела с ней оставшиеся три часа, последние три часа, сидя на кровати и рассказывая всякие истории о наших общих знакомых, выбирая только самые забавные, грустить ей было не к чему. Она от души смеялась и выглядела в действительности, как ребёнок. А под конец нашей встречи, она всё-таки не удержалась и решила проводить меня до лифта, я было хотела её отговорить, но решила, что так будет лучше и для неё и для меня, поэтому взяв её под руку отправилась с ней в путь. Пройдя короткое расстояние от палаты до лифта я поняла почему врачи сказали тёте больше лежать. У неё просто не было сил на ходьбу или движения посложней, она как будто высыхала изнутри и теряла все силы на существование в этом безжалостном мире. К горлу снова подкатился комок, а из глаз вот-вот норовили брызнуть слёзы. Мы присели «на дорожку». Но на чью? Это было для каждого по-своему. И под конец мы обнялись, я долго не хотела отпускать её от себя. Я вдохнула в себя воздух, который нёс с собой её аромат, даже здесь, в этой пропахшей лекарствами больнице она сумела сохранить этот приятный запах пиражков, которые она так любила печь. Её глаза, казалось светились. Но от чего? Здесь не было ничего весёлого, а даже на оборот. На губах играла усталая улыбка. Мы ещё раз крепко обнялись и она отправилась к себе в палату своим ужасно-бессильным шагом. А я стояла и смотрела ей вслед, мысленно прощаясь.
Я спустилась на первый этаж в бессознательном состоянии. Никакие мысли не шли в голову. И какая-то пустота окутывала изнутри. Я завернулась в плащ и вышла на улицу. Погода была просто отвратительной: лил ужасный ливень, как стена и на расстоянии пяти шагов не было ничего видно, ветер с шумом насился по больничному парку срывая листья и разнося мусор во все стороны. Ступеньки этого здания спускались, как будто в бурлящуюю реку. Я осталась стоять под крышей, отсутствующим взглядом обводя этот пейзаж. Вдруг порыв ветра пронёсся мимо подхватя с собой мой лёгкий шарф, который свисал с моей шеи, и понёс под струями воды куда-то вперёд. Я сорвалась с места и понеслась за ним в дагонку. «Ведь не мог же он унести его далеко при таком дожде?» - подумала я. Я долго скиталась в поисках своего шарфика, но так и не нашла. Я уже вернулась под крышу и выжимала воду из своей одежды, как могла, когда меня кто-то похлопал по плечу. Я обернулась. Передо мной стоял врач. Мне он был знаком, так как это он со своими колегами поставил моей тёте смертельный диагноз. Вид у него был жалостливый и при одном взгляде на него можно было просто разрыдаться. Он медленно и бессознательным голосом проговорил всего три слова: «Мне очень жаль». Я непомню момент, когда я сорвалась с места и опрометью бросилась на третий этаж, без бахил, вся мокрая, но стакой силой, и скоростью, что даже охранник, пытавшийся было меня остановить, отпрянул в сторону. Я пронеслась по лестнице , и она показалась мне длинее прежнего. Я шла! Нет, я бежала по коридору. Мне хотелось кричать, плакать, биться в истерике, и я с трудом сдерживала себя. Ворвавшись в палату, первые секунды мне показалось, что врач ошибся и тётя жива. Но потом, когда до меня дошёл весь смысл происходящего, я увидела страшную картину. Она лежала на кровати, как три часа назад, когда я только пришла. И улыбалась своей усталой улыбкой, волосы были всё так же взъерошены, глаза поблёскивали при свете ламп, но в них не было жизни. И только теперь я поняла её душа покинула тело и улетела куда-то в неизвестность. И я бы не смогла её удержать, как бы не хваталась . Так же, как и не смогла удержать и мой улетевший шарфик.