Остин Палво был раздражен. Елена явственно чувствовала, что её, как бы неосторожно брошенные слова глубоко ранили его, и юноша старался не показывать этого, излучая волны паники. Светловолосая сердцеедка прикрыла своя ядовитый рот расписным веером, словно сообщая всем о том, что она устала. Девушка поднялась с кресла, как подобает подниматься королеве, и направилась к выходу, вёдшему в патио, подражая походке богини, вышедшей на берег древний Греции из морской пены. Она даже не оглянулась на Остина, продолжавшего держать в руках стихи, посвящённые ей. Юноша словно очнулся от удара и стал озираться по сторонам, отчётливо чувствовалось, что собравшаяся толпа смеётся над ним. Он смял свои стихи и швырнул их на пол, давая понять Елене, что между ними всё кончено. Девушка продолжала скрывать свою ядовитую улыбку за веером. Любование подобной гримасой, врятли пришлось бы по вкусу её поклонникам.
Александр поморщился и отвернулся. Он не желал созерцать эту сцену, которую наблюдал множество раз. Может быть, и потому, что сам был когда-то на месте Остина. Юноша тогда был совсем «зелёным», сопливым, и это поражение надолго застряло в его памяти. Александр, конечно, не читал Елене стихов, как это делал Палво, но получить по лицу букетом роз было не менее «приятно».
- Держите себя в руках, - прошептал Маркус, которого юноша взял на этот приём. – Она всё-таки женщина. Было бы не красиво, если бы вы разбили ей нос.
- Я не собирался разбивать ей носа.
- По вам видно.
Александр разжал кулаки, поняв на что намекает мальчишка. Он был безмерно благодарен этому рыжему сорванцу за то, что тот вовремя пресёк его желание, а то мало ли чем дело могло кончиться.
- Пойдём от сюда. Здесь воняет, - сказал Александр и стал пробираться сквозь толпу, чтобы не чувствовать дыма от чьей-то курительной трубки.
Они вышли в сад и поспешили скрыться среди стен лабиринта из живой изгороди. Им обоим хотелось уйти, но кардинал настаивал на их появлении, хотя сам Фуше опаздывал более чем на целый час. Можно было, конечно, сослаться на то, что из столицы до единственного городка резервации было несколько недель томительного пути, но, учитывая то, что сам кардинал не прощал никому опозданий, даже по столь несокрушимой причине, его неприсутствие Александр в праве был называть невежеством. Но кардиналы на то и кардиналы, что им разрешено нарушать законы, установленные ими самими, а порой и чужими, более значительными людьми, совершенно не опасаясь наказания. Да и о каком наказании могла идти речь? Фуше кого угодно мог отправить на костёр, минуя при этом «святой» суд инквизиции. Поэтому этого князя Церкви изрядно побаивались. Даже Александр вынужден был себе в этом признаться.
- Что интересно понадобилось от вас Фуше? – задумчиво протянул Маркус.
- Он пригласил не только меня. Здесь собрались самые известные люди этой области. Вообще, подобные сборы весьма редки для резерваций. Поговаривают, что кардинал направил даже в южную, самую захолустную область своих посланников.
- Не к добру это, господин, - поморщился мальчишка, как морщатся умудрённые опытом столетние старики. – Не к добру… Фуше явно желает поймать кого-то в свои сети. Но вот кого? В прошлый раз, это мне ещё мать рассказывала, он охотился, иначе это никак не назовёшь, на Эсторских ведьм.
Маркус замолчал. Эсторскими ведьмами называли всех рыжеволосых женщин. Под эту категорию попала и мать мальчишки, так он стал сиротой и оказался на улице. До сих пор кардиналы не называли ясной причины, из-за которой они отправили на костёр два десятка пожилых и молодых женщин: бабушек, матерей, дочерей. Однако, приняв участие в совершении этого зверства, Фуше обрёл славу благочестивого. Мерзость!
Маркус толи вскрикнул, толи пискнул, когда они чуть ли не нос к носу столкнулись с Еленой, расхаживавшей по саду со странным, задумчивым видом, не сулившем ничего хорошего. Она унаследовала все «замечательнейшие» черты характера своего отца – многоуважаемого кардинала Фуше. Видимо, именно по причине того, что девушка напоминала ему о его недостатках, он сослал её в резервации, что, разумеется, не оказало благотворного влияния на её характер. Елен сделалась сварливо, похожеё на базарную бабку в большей степени, нежели на даму благородных кровей.
- Я случайно подслушала ваш разговор, - заговорила она, словно начала петь. – Вы говорили о моём отце?
- Мы строили гипотезы о том, зачем мы ему понадобились.
- Ах, папа, - звонко рассмеялась девушка. – Он всегда был таким паникёром. Папа писал мне, что в здешних краях объявилась ведьма, поговаривают, что красоты она неописуемой (Елена прикрыла рот веером). Право, даже красивей меня.
- Сложно представить себе это, - слукавил Александр.
- О, вы мне льстите! Хотя, влюблённые слепы.
Маркус поперхнулся и поспешил скрыться за спиной юноши, чтобы если и рассмеяться, то уж не глядя этой надменной особе в лицо. Елена томно вздохнула, сказала что-то про скучающих гостей, которые наверняка не скучали, а торопливо откупоривали старые запасы дорогого вина, и удалилась прочь, сжимая в руке какой-то предмет, напоминающий нож. Александр долго смотрел ей вслед, ошарашенный последними словами.
- Что это с ней? – спросил мальчишка, сумевший совладать с порывами смеха. - Она же к вам приставала!
- Вот на какую ведьму нужно охоту открывать, – ответил Александр. – И что ей от меня понадобилось?
Маркус пожал плечами. Они пошли в глубь сада, желая отдалится от шума праздника, от которого начинала болеть голова. Здесь среди зелёных стен живой изгороди не чувствовалось запаха перебравших вина гостей, теперь уже похожих на свиней. Александру стало немного легче, и он решил вернуться в дом.
Совсем рядом от них кто-то пронзительно закричал. Юноша и мальчишка переглянулись, напуганные этим душераздирающим звуком. Они побежали на крик. Среди коридоров лабиринта на посыпанной гравием земле лежал Остин с ножом в боку. Он корчился от боли и истошно вопил.
Маркус застыл, как вкопанный, побелел настолько, что стал синеть. Александр оттолкнул его в сторону и попытался вытащить нож из Палво. Тот громко ругался. Он говорил что-то о том, что лезвие смазано ядом, бился в агонии, а потом неожиданно затих. Его пустые остекленевшие глаза уставились на серое от туч небо. Остин был мёртв.
Александр не слышал, как за его спиной вздыхали, охали ошарашенные люди. Он не понял того, что Палво кто-то забрал, или его отодвинули от Остина, и он продолжал сидеть на земле, окровавленные, растерянный, сжимающий нож. Громко закричала Елена: « Убийца! Я всё видела! Я видела, как он убил его!». Её успокаивал прибывший отец. Маркус хотел что-то возразить, но ему заткнули рот. Александра схватили и поволокли куда-то. Случилось всё это настолько быстро, что никто ничего толком не понял. Складывалось впечатление того, что это жестокое театральное представление.
Елена прикрыла рот веером, зло улыбаясь, но никто не заметил её насмешки. Это было последнее, что видел юноша перед тем, как кто-то толи случайно, толи специально ударил его по голове, и он потерял сознание.