Название: Горы и море
Автор: Monsu-нь
Бета: нет.
Рейтинг: не выше PG-13
Жанр: фэнтази, наверное.
Персонажи: все мои.
Статус: не окончен.
Размер: макси.
Аннотация: Заоры – существа, живущие в горах и обладающие способностью менять реальность силой мысли. Это древний и странный народ, но что будет, если в одном семействе родится Заор, не имеющий способностей?
Предупреждения: Ну, ошибки есть, да… Ну, мало пока, да… и вообще стоит ли продолжать?

Это так просто – одной своей мыслью
Ты можешь разрушить, а можешь создать.
Мысли твои – это вечность и злато,
Хотя путь-дорогу тебе выбирать.

***
Шумный вздох.
- Попробуй ещё раз – это же так просто! Смотри, как я делаю, – Рудака подняла камень с земли. – Кладу на ладонь. Видишь? Теперь думаю. Просто ЖЕЛАЮ. Понимаешь? Просто ХОЧУ. Видишь, что с ним произошло? Теперь это изумруд. Это же так просто. Теперь ты.
Женщина внимательно посмотрела на лицо мальчика. Он подобрал камень с земли и положил его на руку. Неуверенно, будто сомневаясь в том, что это правильно. Он закрыл глаза, чуть сморщился. Рудака на мгновение подумала, что у него получится, что теперь он понял… Она перевела взгляд на камень в его руке. Темный булыжник темнел в его детской руке с тонкими бледными пальцами. Рудака вздохнула и спрятала лицо красное лицо в ладонях. Ресницы мальчика дрогнули. Он все понял, даже не глядя. Не получилось.
- Прости, мама! - голос мальчика дрожал. – Я же стараюсь!
Мать только отмахнулась от извинений. Она встала и пошла к дому, обходя валуны и камни.
Сегодня было ветрено. На западном склоне горы это было особенно ощутимо, а маленький домик стоял почти на самой вершине, где почти всегда было холодно и ветрено. Хотя жаловаться было грех – в том месте, где Рудака раньше жила со своим мужем постоянно были камнепады и грозы. Ничего не росло, вся семья голодала, но этот дом принадлежал родителям Рудаки, и она напрочь отказывалась его покидать. Но однажды под камнепадом погиб её сын, и, едва похоронив его, Рудака взяла вещи и, вместе с мужем и годовалой дочкой, покинула гору. На новом месте Рудака вроде бы обрела покой, родила ещё одного сына, но забыть своего первенца не смогла.
Дома было тепло, даже немного душно. Рудака села за стол и горестно подперла мощной рукой голову. Её муж подсел к ней, неловко гладя её по широкой спине.
- Ну что, никак? – спросил он через минут десять молчания. Слова давались ему тяжело. Все-таки Кириан был и его сыном.
- Никак, - коротко ответила Рудака.
Они ещё помолчали.
- Может, через года два…
- Ты говоришь это постоянно! – не выдержала женщина. – Норий, ты сам-то в это веришь? Давай смотреть в глаза правде – Кириан пуст. В нем нет ничего, он не может справиться даже с превращением одного камня в другой. Он бездарен. Я не знаю, как такое могло случиться – я происхожу из семьи чистокровных Заоров, да и ты Заор по крови своей матери… Это ужасно. Как быть дальше? Кириан должен вершить судьбы, должен стать великим – ведь Заоров осталось так мало… И тут такой удар – он не может ничего! Ах, если бы Карус был жив! Вот кто бы стал… - при воспоминании о погибшем сыне глаза Рудаки наполнились слезами. Утирая слезы грязным полотенцем, она не видела, как лицо Нория болезненно перекосилось, будто у него заболел зуб. Он тоже не мог забыть своего первого сына, гордость всей его жизни. Карус с малых лет проявил талант истинного Заора – ещё не умея говорить, он одним прикосновением менял облик и цвет предметов.
- Да-а-а… - лишь выдавил из себя Норий. – Жаль.
Он встал и отошел в горящему очагу, что бы жена не видела его минутной слабости. Глубоко вздохнув, Норий, сдерживая дрожь в голосе, глухо сказал:
- Но у нас есть наша гора, есть дом, очаг, пища. У меня есть ты, а у тебя есть я. К тому же у нас с тобой прекрасный добрый сын и лучшая дочь, которую только можно пожелать.
К концу фразы он приободрился. Голос стал увереннее. Даже Рудака перестала удушливо всхлипывать.
- Да, у нас есть гора, дом и дочь. – Женщина улыбнулась. – Что ж, мы должны радоваться – обычно женщины-Заоры почти бездарны, но я и Рона приятное исключение. Дочерью я могу гордиться, это точно. Хотя, конечно, чтобы развить её талант нам пришлось потрудиться.
Рудака и Норий снова замолчали, но теперь на их лицах была легкая улыбка. У Заоров есть традиция – если родилась дочь, то назвать её надо именем, которое будет состоять из букв, которые есть в именах её родителей. Рона, во всех отношения приятная девушка, была и ещё необыкновенно талантлива.
В это время дверь хлопнула, и в комнату ворвался поток холодного воздуха. Окна, отзываясь на немой призыв ветра, громко захлопали ставнями. Огонь в очаге заметался и потух. Комната наполнилась дымом. Норий закашлялся. У него были слабые легкие.
- Прошу прощения! Просто поднялся ветер, и я решила, что все-таки пора идти домой.
Сквозь сосновый дым Рудака увидела Рону. Она была босая, на плече она несла связку хвороста. Хворост она собирала почти на вершине горы, где ледяные ветры дули постоянно, но девушку это не смущало. « На вершине лучший хворост. Горит долго и ярко, тепла от него больше, чем от поленьев», - говорила она. Рудака первое время очень боялась за дочь. Норий часто вспоминал, как Рудака могла переносить посуду и, вдруг замерев посреди комнаты, роняла из рук посуду и плакала. В её воображении рисовались тысячи ужасных картин, как её беззаботная и добрая дочь собирает хворост, и тут неожиданный и коварный ветер роняет девушку с высокого уступа прямо вниз, к подножью горы, и её серые глаза застывают навечно, ещё сохраняя выражение легкого недоумения. Такие глаза были у Каруса, когда Рудака нашла его под камнями. С этих пор женщина решила, что серые глаза – несчастливые. Когда родился Кириан, Рудака было успокоилась, но прежние страхи стали воскресать в ней, как только Рона стала пропадать в горах. Конечно, все знали, как Заоры любят горы, как они дают им силы, но материнское сердце не могло успокоиться ещё долго. Когда Рона прожила пятнадцать лет своей жизни, Рудака успокоилась. Страшный рубеж её дочь прошла и не погибла, как её сын. С того дня Рона могла быть в горах так долго, как ей этого захочется. Обычно Рона приходила домой, когда уже пряди её волос, вымытые дождем, начинали леденеть. Сегодня она вернулась раньше.
А девушка уже проворно подскочила к потухшему очагу и, приложив руку к дымящимся углям, на секунду зажмурилась. Огонь вспыхнул ярко и радостно – Рона едва успела одернуть руку.
- А где Кириан? – спросила она, бегло оглядывая глазами комнату.
- В горах. Тренируется. – В последнее слово Рудака вложила столько ненависти и презрения, что Рона даже пожалела своего брата.
- Ну что ты, не надо так! – она похлопала огорченную мать по плечу и выбежала на улицу.

_________________
***
Своего брата Рона нашла совсем не далеко. Он сидел на большом валуне и сжимал камень в ладони. Костяшки пальцев побелели от усилий. Рона встала недалеко от него, немного смущенная и растерянная. Она смутно ощущала свое превосходство над ним – беззащитным мальчиком, жизнь которого рушилась с каждым мгновением. Девушка осторожно села на небольшой поросший с северной стороны мхом валун. В ушах заливисто засвистел ветер. Рона, как в детстве приоткрыла рот и глубоко вздохнула. Через пару секунд она почувствовала, что воздуха не хватает, что она начинает задыхаться оттого, что ветер был вокруг неё и в ней. Девушка тряхнула головой, как будто сбрасывая наваждение. Совсем рядом, рукой подать, стояло огромное дерево. Норий говорил, что это дуб, но Рона не верила – у дуба не могли быть такие прекрасные и широкие листья. Рона часто приходила к дереву, что бы с ним поговорить – однажды, в глубоком детстве, Рудака читала ей сказку, где принцесса приходила к самому прекрасному цветку в своем саду и долго говорила с ним. Чем сказка кончилась, Рона не помнила, а спрашивать было неудобно – она уже давно не ребенок. Её детские впечатления наложились отпечатком на всю её жизнь и Рона всегда старалась подражать той принцессе из сказки.
Под ногами у Роны скрипели маленькие камушки – каменная крошка, сыпавшаяся со старых валунов. Девушка часто спрашивала Нория, почему Заоры живут в горах, но ответом ей было вечное - «так повелось издавна и будет во веки веков». Рона любила свою гору, она верила, что когда-нибудь она станет хозяйкой их горы, а потом, когда найдет себе достойного мужа – уйдет из дома и станет хозяйкой другой горы. Тогда в доме хозяином останется Кириан, а когда он приведет в дом жену… Тут мечтательный настрой девушки исчез – «вдруг Кириан никогда не найдет себе жену и у горы не будет хозяйки? Что тогда делать? Тогда я, наверно, должна буду посвятить жизнь тому, что бы оставаться вечной хозяйкой этой горы. Придутся отказаться от мужа и детей, от нового дома и семейного очага…» - Такие мысли почему-то совсем не огорчили Рону – она не представляла себя матерью и женой. Наверно, потому что принцесса в сказке никогда никого не любила – только свой цветок. « Я буду любить только свое дерево. Только его. Его и Кириана», - решила девушка и повеселела от этого решения. Она проворно вскочила на ноги, потянувшись вверх, пошла в Кириану. Она почти неслышно подкралась к нему и тронула за плечо. Абсолютное безучастие Кириана ничуть её не обнадежило.
- Да ладно, уже холодно. Уже поздно. Уже пора есть. Уже пора идти… - настойчиво потянула Рона руку брата. Мальчик мягко, но настойчиво, высвободил ладонь. Он молча встал и, не поднимая глаз, пошел вперед сестры. Рона пошла за ним. Ей хотелось сказать ему тысячу нежных и утешительных слов, хотелось наконец-то обнять его, пригладить его светлые тонкие волосы, но она почему-то не могла даже начать. Кириан всегда отдалялся от неё, у него был такой колючий взгляд, плотно и непримиримо сжатые в нитку губы, что Роне казалось, что он совсем её не любит. По крайней мере, он никогда не отвечал на её ласку, даже не улыбался ей.
Кириан шел впереди сестры и смотрел себе под ноги. Однообразное мелькание темного камня с редкими островками зелени успокаивало его, давало уверенность в завтрашнем дне. На самом деле Кириан боялся высокого и синего неба. У него кружилась голова, ноги подкашивались, а на лбу выступал холодный пот. Кириан очень боялся, что мать или отец узнают об этом, ведь заоры по сути своей порождение гор, и бояться их – стыдно, это то же самое, что бояться своего прошлого. Идущая сзади Рона несколько раз глубоко вздохнула. Глубоко и несчастно. Волна слепого раздражения накатила на мальчика. Он ненавидел Рону.
Ненавидел её за то, что её любили в семье, ненавидел за то, что она обладала талантом, хотя обычно этого не случается с девочками. Ненавидел только за то, что она пыталась его любить и жалеть, а он не хотел, что бы его жалели. Он не нуждался в её жалости и заботе. Как бы то не было, он был заором. Пусть не талантливым и очень-очень несчастным, но все-таки. Он чувствовал в себе силу и знал, что когда-нибудь кокон, в котором зрела эта сила, лопнет. Он ждал. Он надеялся, а мать не верила. «Это неважно. Когда я смогу, наконец-то СМОГУ, тогда все уже будет неважно. Они все увидят. Увидят и все пойму, что я не хуже!» - такие мысли довольно часто одолевали мальчика, но дальше не шло. Камни не слушались его. Дома при его появлении все замолкали. Он чувствовал себя обузой. Калекой. Заором, который не мог даже позаботиться о себе. Это было обидно.

***
Тишина в комнате прерывалась лишь глухими ударами ложек о края мисок с похлебкой. Мать молчала. Рона молчала, но было видно, что она так и хочет ввернуть какое-нибудь слово и нарушить эту гнетущую тишину. От скуки девушка превратила деревянную ложку в золотую вилку, чем заслужила мимолетную улыбку матери и полный темного отчуждения взгляд брата. Норий, кажется, тоже заметил отчаянье сына и тут же строго сказал дочери:
- Мне кажется, что я не раз говорил, что играть с вещами – это глупо. Не для этого тебе дана сила. Если бы я захотел, я бы жил во дворце, ел только жареных кур, а твоя мать целыми днями пела романсы и постригала розы. Знаешь, почему я этого не делаю?
Рона стыдливо кивнула и пригнулась, будто на плечи ей надавила невидимая рука. Но Норий не унимался.
- Я этого не делаю, потому что любой заор, чтобы вершить судьбу простых людей, должен почувствовать себя на его месте. Он должен знать, чем все дается. Я не спорю, побаловать себя можно, это никогда не лишнее, но жить естественным трудом – первое, чему я хотел бы научить тебя и твоего брата. Пусть наша жизнь кажется тебе немного дикой, но именно так мы не отдаляемся от своих корней. Так было и будет во веки веков!
За столом снова повисло молчание. Рудака у печи что-то бормотала себе под нос, явно не согласная с мужем. Она любила Рону, и с удовольствием разрешала ей маленькие вольности.
- Подумаешь, эка важность – девчонка превратила ложку в вилку! Думаю, ты бы мог гордиться ей только из-за того, что она МОЖЕТ это сделать! – не вытерпела. Рудака. Она с силой поставила котелок с водой на пол. – Это большая редкость, это достойно уважения, Норий.
- Но ты тоже была талантливым заором, хотя в семье тебе много свободы не давали! Думаешь, я не помню? Когда я брал тебя в жены, ты была почти девочкой с тихим голосом и забитым взглядом! В голове у тебя не было лишней мысли, а в движениях – воли! А теперь ты почувствовала власть, конечно!
- А почему бы и нет? Мое детство прошло в маленьком доме, который был расположен на опаснейшем месте! Мы постоянно рисковали! А кроме меня в семье было четыре сына и ещё одна дочь! И, если вспомнить, что моя сестра не обладала никаким талантом, то ко мне в семье могло бы быть более уважительное обращение! Так нет же, я была рабочей силой, я не удостаивалась похвал – я была женщиной! И теперь я не хочу, что бы моя дочь стыдливо прятала свой талант в глубину себя, где он перекипит и выгорит! Да разве и есть ли у нас надежды на кого-либо, кроме дочери? Есть? – закончив свою речь на этой пронзительной ноте, Рудака, тяжело дыша, откинула со лба несколько белых прядей волос и воинственно посмотрела на мужа. Брови Нория сдвинулись к переносице, повисла гнетущая пауза. Кириан незаметно вылез из-за стола и выскользнул за двери, не желая быть участником скандала. Рона во все глаза смотрела на отца и мать. Обычно они никогда не ссорились, а если и случались мелкие стычки, так и Норий и Рудака быстро остывали. Сегодняшний же день не предвещал ничего хорошего.
- Да, твоя сестра никогда не обладала талантом заора, это правда. – Медленно и от этого очень страшно начал Норий. – Но у Лилит было доброе сердце. Она никогда не жаловалась на судьбу, она никогда не претендовала на внимание к себе…
- Лилит – имя дьяволицы, пьющей кровь! – вспылила тут же Рудака. – И ты утверждаешь, что мои родители дали ей это имя в надежде на то, что она будет добра к миру? Лилит не была горда, потому что была некрасива! Не талантливая, довольно глупая, с дурным лицом – конечно, не было и речи о том, что бы желать лучшей участи! Она же была нахлебницей в семье, обузой, как... как... Кириан! – не выдержала женщина. Норий инстинктивно оглянулся, проверяя, нет ли рядом сына.
- Как ты можешь! – горячо и нетерпеливо начал он. – Как ты можешь быть такой жестокой. Ты совсем другая женщина, не тебя я брал в жены, не тебя! Твоя жестокость к сестре, к сыну... Ты любишь власть, силу… Не людей. Силу этих людей. Надеюсь, что ты понимаешь, как не справедлива к ним – Лилит полна очарования и у неё такая добрая душа, а у Кириана – золотое сердце…
- Это все, что у них есть – душа и сердце. Это все, с чем они пришли в этот мир. Не больше, не меньше. – Рудака встала и ушла в другую комнату. Рона почти не дышала. Норий молчал и хмурился. Он ещё не до конца выплеснул свой гнев. Норий повернулся к дочери.
- Ну а ты, Рона, тоже считаешь, что сердце и душа твоей тети не заслуживают внимания и лучшей участи? Ты тоже веришь только в силу, не так ли? Это было бы странно – Рудака знает, что именно Лилит дала тебе эту небольшую силу, который ты так небрежно играешь. И после этого она ещё говорит, что Лилит бесполезна! Её сестра, которая отдала столько времени, что бы привить тебе дар! Лилит! Да как она может!
Норий тяжело поднялся, пару раз моргнул красными воспаленными глазами и вышел из дома. За окном вечерело. Рона, подавленная и молчаливая, все продолжала сидеть за столом – она думала о матери, о отце, который, такой неловкий, разгуливает по горам, а брате… О тете Лил, у которой она провела детство… Да, это так и было – все свое детство Рона провела на берегу моря, где жила тетя Лилит. Память услужливо подкидывала Роне яркие картинки прошлого, а в ушах у девушки шумел звук лижущих песок волн…