Глава I. Свершившаяся месть.
Как же хорошо в лесу погожим ранним утром! Воздух чист и прохладен, между стволов деревьев стелется легкий туман, а на каждой травинке, на каждом листочке, в чашечке каждого цветка дрожит и переливается крохотной радугой капелька росы... Косые лучи солнца то тут, то там пробивались сквозь плотный полог изумрудных крон, заставляя даже землю сиять мягким золотистым светом, и Гэбриэлла, подняв голову, с улыбкой ощутила на щеках их ласковые нежные поцелуи. Где-то поблизости мелодично засвистела проснувшаяся птичка, и ее незамысловатая песенка зазвенела по всему лесу, окончательно сбрасывая сонные оковы: «Фить-ти-ти! Фить-ти-ти!»
- Гэбриэлла-а-а...
Опять! Это он, тот самый страшный голос! Девушка в испуге отпрянула прочь, но тут же запнулась о торчащий из-под земли старый сухой корень и упала в росистую траву, осыпав себя холодными брызгами...
- Гэбриэлла-а-а...
Тихий, словно шорох листвы шепот прошелестел в ветвях, повеяв могиль-ным холодом, от которого у нее на голове зашевелились волосы. Уже сколько ночей этот жуткий, ужасный голос мучил ее во сне... и вот он явился ей и при свете дня...
- Гэбриэлла!
Звонкий оклик эхом разметался по полянке, и ледяное нечто, будто испу-гавшись, исчезло, а с ним развеялся и принесенный им морок. Гэбриэлла испуганно оглянулась, но тут же с облегчением вздохнула – из-за ствола векового дуба выглянула растрепанная русая голова, увенчанная венком из ромашек.
- Гэб, ты чего?
- Ничего, Миера, - сквозь силу улыбнулась, вставая, - Просто упала.
- Что ж ты так неосторожно? Не зашиблась?
- Нет, нет, все хорошо.
- Хм, - Миера внимательно посмотрела на нее, - Ты сегодня какая-то странная... Ты е заболела? Случилось что?
- Да все в порядке, не волнуйся.
- Гэб, ну я же вижу, что ты какая-то потерянная ходишь. Я же тебя не пер-вый год знаю! Скажи мне, что стряслось?
- Я же говорю, ничего, просто... Чувство какое-то неприятное... будто камень на душе лежит. Слушай, пойдем домой? Отец, наверное, скоро проснется, беспокоиться будет. Ты же его знаешь!
- Это точно, он у тебя затворник, каких поискать, - фыркнула Миера, - Нет, ну ты помнишь, как он в прошлом году двух парней, которые пытались тебя на праздник вытащить, отшил? За шивороты их, как котят – и в бочку с дождевой водой, чтоб остыли маленько! Помнишь? Они потом от него, как от призрака, шарахались!
- Еще бы не помнить, - улыбнулась Гэбриэлла, но в ее голосе проскользнула застарелая печаль, - Хотя, честно признаться, я его не совсем понимаю. Мне уже семнадцать, а он до сих пор обращается со мной, как с малолетней! «Туда не ходи, этого не делай!» Когда же он поймет, что я уже не ребенок?!
- Может быть, он просто беспокоится за тебя?
- Но что со мной может случиться? Я понимаю, он заботится обо мне, но нельзя же на всю жизнь запереть меня в четырех стенах!
- Это верно, - кивнула подруга, - Девушка – это не цветок, который можно посадить в горшок и поставить на окно, иначе она завянет, так и не распустив-шись...
- Попробуй это объяснить моему отцу, - вздохнула Гэбриэлла, - Жаль, что мамы нет рядом.
- Твой отец тебя любит, - улыбнулась Миера, - А это главное. Поговори с ним. Может быть, он тебя послушает.
- Думаешь, я не пыталась? Уже сколько раз...
- А вдруг на этот раз получится? Ладно, Гэб, не грусти. Иди домой, а я побегу через вересковый овраг, иначе раньше полудня не доберусь, и мама точно заставит меня переполоть весь огород! Еще увидимся!
- Пока, - улыбнулась та, и вскоре неброское серое платье Миеры уже исчезло за поворотом едва различимой тропинки, а наша героиня, вздохнув, поплотнее завернулась в теплый отцовский плащ и побрела домой. Солнце поднялось довольно высоко, и широкий луг из седого стал вновь зеленым, а выгнанные коровы и овцы с удовольствием щипали свежую траву. Река Иливон неторопливо журчала по глинистому руслу, а старый деревянный мост добродушно скрипнул под босыми ногами: «Здравствуй!». Гэбриэлла, улыбнувшись, провела ладонью по гладким сосновым перилам, но вот дальше ей было не до улыбок. Их дом, к счастью, стоял почти на самой окраине селения, и она никого не встретила, кроме старухи-молочницы, да и та не больно-то глазела по сторонам, собираясь на базар. Пугливо озираясь, девушка подкралась к высокому забору, отодвинула с детства ей знакомую планку и ловко проскользнула во двор. Сторожевая псина насторожила уши, но голоса не подала – узнала хозяйку, так что Гэбриэлла, прячась в кустах малины, добралась до сарая и уже почти поверила, что ее вылазка останется незамеченной, как невесть откуда взявшаяся грубая и широкая ладонь клещами схватила ее за плечо, резко крутанула на месте – и она оказалась лицом к лицу со своим отцом.
- Где ты была?!
- Я... я... – пролепетала она, не находя слов. Жесткие пальцы сжались еще сильнее, от боли по ее щекам брызнули слезы.
- Ты хоть понимаешь, какой опасности ты себя подвергла? – проревел Барвон, - Я здесь места себе не находил, а ей хоть бы что!
- Но что со мной могло случиться?
- Да все что угодно! Я просыпаюсь, а тебя нигде нет! Неужели ты не пони-маешь, что я волновался?!
- Но ты не можешь постоянно держать меня на привязи, папа! – Гэбриэлла, совершив титаническое усилие, все-таки вырвалась из его хватки, - Я уже не ребенок, понимаешь? Почему всем другим можно, а мне нельзя? Почему ты не даешь мне даже на шаг от тебя отойти? Чего ты боишься?!
- Я... – на мгновение обычно невозмутимое лицо ее отца перекосилось от боли, и у Гэбриэллы защемило сердце, но в душе ее всколыхнулась надежда – может быть, сегодня... может быть, сегодня откроются все тайны? Однако Барвон не смог себя пересилить, и лишь прошептал:
- Тебе не понять...
- Чего не понять?
- Неважно! Иди к себе, и чтоб я больше не слышал об этом, тебе ясно? – и, пихнув ее в спину, он угрожающе показал в сторону двери. В его глазах полыхнул огонь, и Гэбриэлла, поняв, что зарвалась, шмыгнула мимо и исчезла в доме. Там у нее была комната не комната, но свой собственный закуток, отгороженный расшитой старенькой ширмой, и она привычно заскочила внутрь, задернула полог, а потом закрыла лицо руками – и расплакалась. Слезы часто-часто закапали из-под зажмуренных век, плечи сотрясались от рыданий, но с губ ее не сорвалось даже стона, даже всхлипа – она молча выпивала свою чашу горестей, свой бокал обиды... Через некоторое время в дом вернулся отец – дверь жалобно заскрипела под его могучей рукой, и старая добрая половица несколько раз вздохнула, когда он, замявшись, остановился рядом.
- Ангел, - осторожно позвал он ее, - К тебе можно?
Гэбриэлла ничего не ответила, и тогда отец нерешительно сел рядом – кровать прогнулась под его немалым весом – и обнял ее за плечи.
- Ангел, ты плачешь? Ангел...
Шершавая и твердая ладонь почти робко прижала ее голову к груди, примяв густые и непослушные волосы, золотисто-рыжие, как осенние листья рябины.
- Знала бы ты... – прошептал он.
- Почему ты мне не доверяешь? – Гэбриэлла с болью смотрела ему в лицо, - Я же не птица в клетке, папа! Я не могу всю жизнь держать тебя за руку! Я ведь тоже человек!
- Я знаю, - он тяжело вздохнул, - И я бы все тебе рассказал... но мне кажется, что еще не время. Мне не хочется тебе лгать, как не хочется взваливать на тебя бремя знание – тяжкое бремя, что пока несу я сам. Обещаю, что когда-нибудь я все тебе расскажу, и ты поймешь, почему я так долго молчал. Но не сейчас, ангел, прошу тебя. Не сегодня.
- Папа, - прошептал она и прижалась к нему всем телом, обвив его шею руками, а он лишь грустно улыбнулся, склонив львиную голову ей на плечо.
…Тук. Тук. Тук. Словно в дверь стучат. И кого там принесло так поздно ночью? Гэбриэлла с трудом разлепила веки и, выбравшись из-под теплого одеяла, прошлепала к двери и тихо, чтобы не разбудить отца, спросила:
- Кто там?
Ответа не последовало, и девушка, зевнув, уже хотела снова лечь, как в распахнутом настежь окне заметила очень даже знакомое и широко улыбающееся конопатое лицо...
- Гэбриэлла!
- Миера? – удивилась та, хотя тихо – Барвон спал неподалеку, и подошла поближе, оперевшись о подоконник, а подруга отошла, чтобы видеть ее.
- Привет! Ну как, сильно тебе досталось?
- Да вроде ничего... Обошлось. Что ты здесь делаешь, ночь ведь на дворе!
- Так потому и пришла, что ночь! Да какая ночь! Ты что, запамятовала? Сегодня праздник! Середина лета! Все парни с девушками уже давно в лесу, хороводы водят, через костер прыгают, одним мы с тобой, как клуши, сидим. Пошли, Гэб, а то опоздаем!
- Но... папа... вряд ли он позволит...
- А мы потихоньку. Он и не узнает никогда! До рассвета домой вернемся, оглянуться не успеешь! Ну, пошли! Хоть раз в жизни по-настоящему повесе-лишься со всеми!
- Ну... я даже не знаю.
- Да чего тут не знать? Пошли! – она схватила ее за руку и потянула наружу, - Не век же тебе здесь куковать, нужно хоть иногда и выходить из дому!
- Миера, нет! Я не хочу... Послушай...
- Ой, да ну тебя! – она с обидой в голосе отпустила ее и зашагала прочь, - Зря только время теряю... Вот так и будешь тут всю жизнь черепахой сидеть, нос бояться высунуть из панциря!
- Миера! – Гэбриэлла, не думая, что она делает, свесила ноги с окна и, спрыгнув на землю, побежала следом, - Подожди! Не сердись, я... я согласна! Только быстро, ладно?
- А кто ж тебя просит тащиться улиткой? – Миера дружески ее обняла, - Вот это другие дело! Пошли, и, клянусь седой бородой моего дедушки, никто и не заметит, что ты уходила!
Ночь была безлунной, но крупные ясные звезды давали достаточно света, чтобы позволить двум молодым девушкам добраться до леса, где уже вовсю пылали костры и слышалась веселая музыка. Подружек встретили радостно, и они тут же закружились в стремительном хороводе, вовсю топча босыми ногами пышную изумрудную траву. Гэбриэлла сначала отмахивалась, пыталась улизнуть, но не тут-то было! Кравн и Делиор, соседские близнецы, подхватили ее под локти и едва ли не на руках понесли по кругу, так заразительно хохоча, что она сдалась и засмеялась вместе с ними, а в темно-зеленых глазах ее зажглись задорные огоньки... Волосы ее разметались по груди и плечам, широкие рукава белой сорочки напоминали птичьи крылья, а на всегда грустном лице чудесным цветком распустилась счастливая улыбка.
- Ну, я же говорила! – Миера со смехом схватила ее за руку, - Побежали, сейчас через костер прыгать будут! Давай и мы с тобой махнем!
- А не обожжет?
- Да ты что, он ж сегодня добрый! Он не обидит... К тому же, мы же за руки друг держать будем, верно?
- Верно! – улыбнулась Гэбриэлла, с трудом поспевая за быстроногой подругой. Не разжимая ладоней, они подбежали к самому высокому и жаркому костру, и, не замедляя бега, точно птицы, взвились в воздух. Горячее дымное дыхание огня лизнуло их ласково и нежно их замерзшие пятки, а подруги, хохоча во все горло, плюхнулись наземь, но не удержались и покатились по траве, пока не остановились и, раскинув руки, стали смотреть на мерцающие звезды.
- Как хорошо...
- Ну, я ж тебе говорила, что весело будет! Такую ночь ни за что терять нельзя, это я тебе точно говорю!
- Особенно, если есть возможность провести ее в обществе милой красави-цы, верно? – раздался веселый голос, и Делиор уселся рядом, - Ну, или с другой стороны – в компании с молодым и в меру обворожительным парнем.
- Именно в меру, - засмеялась Миера, а Гэбриэлла смущенно улыбнулась. Она не была и вполовину столь же храброй, как ее подруга, так что ничего удивительного в том, что в завязавшемся через пару мгновений разговоре основное участие приняла именно та, а про «третьего лишнего» они благополучно забыли. Так наша героиня и сидела, обхватив руками колени и слушая больше не их трескотню, а сонные голоса леса – уханье совы, писк вылетевших на охоту летучих мышей, одинокую песенку кузнечика... Веки ее становились все тяжелее и тяжелее, и без того размытые очертания деревьев совсем расплылись, а потом она и вовсе заснула, поникнув огненной головой...
Странный, но знакомый мир обступил Гэбриэллу со всех сторон. Мир снов. Мир фантазий. Мир иллюзий и миражей. Но она не испугалась, ведь она так часто бывала в нем по ночам! Она с улыбкой провела полупрозрачной рукой по жемчужной дымке тумана, подбросила ее в воздух – и не ощутила ни холода, ни влаги, а только необъяснимую радость, бесформенный хаос под ее пальцами взвился к невидимому небу двумя высокими столбами, и те, словно родные, любящие друг друга существа, потянулись друг к другу, припали нежно и страстно... слившись во что-то, напоминающее дверь. А это и была дверь, в которую Гэбриэлла проходила сотни раз, но каждый – впервые, чтобы найти за ней что-то новое, что светлое и прекрасное... Даже сейчас мягкий золотой свет лился откуда-то из ее недр, даруя мягкое тепло, и Гэбриэлла уже хотела шагнуть к нему навстречу, однако...
- Гэбриэлла-а-а...
Внезапный порыв ледяного ветра заставил чудесный туман испуганно съе-житься и пропасть, а Гэбриэлла внезапно, если не сказать - кувырком вылетела из своего сна и резко, до боли в теле, вскочила на ноги, дрожа, как лань, услыхавшая звук охотничьего рога.
- Гэб, что с тобой? – удивленно посмотрела на нее Миера, и для бедной девушки это прозвучало подобно удару бича – она бросилась бежать.
- Гэбриэлла, что с тобой? – испугавшись, закричала Миера и кинулась вдогонку, но все же подруга, обезумевшая от страха, обогнала ее, ворвавшись в самый круг танцующих девушек... те со смехом расступились, давая ей место, но она лишь с легкостью дикого зверя прянула прочь... но тут ноги ее стали вдруг очень холодными, будто неживыми, а глаза устремились в одну точку – куда-то в гущу деревьев, где под сенью дремлющих сосен притаилось что-то... ужасное... Оно напоминало фигуру в темном плаще, но бесплотную, как тень, и оно стояло совершенно неподвижно, не согнув под собой ни травинки... вот только головки ночных цветов неожиданно поникли и сморщились безжизненными комочками, подернулись серебристым инеем...
- Гэбриэлла-а-а...
Она содрогнулась всем телом, но не смогла заставить себя развернуться и убежать... нет, ее глаза, не отрываясь, смотрели на это жуткое существо из ее ночных кошмаров, преследовавшее ее уже столько дней, да и не только она – все на поляне замерли, будто превратившись в ледяные фигуры, и ужас, всепоглощающий ужас заморозил их веселые сердца.
- Сколько лет... Сколько лет, - прошелестело это черное создание, сгусток тьмы, пустой среди пустоты, - Сколько же долгих лет я ждал тебя... И вот ты пришла. Чтобы наконец-то свершилась моя месть.
«Какая месть? За что?» - хотела крикнуть Гэбриэлла, но не смогла – горло будто ледяными клещами сжало, и она стояла перед ним, как беспомощный ягненок на заклание, не в силах пошевелиться... А незнакомец медленно, будто никуда особо и не торопясь, выплыл из густой древесной тени, и девушка невольно отшатнулась, потому что то, что она сперва приняла за рваный плащ странника, на самом деле оказалось... сложенными крыльями! Громадными кожистыми крыльями! А лицо... о боги! Да и не лицо это было вовсе, а длинная чешуйчатая морда с сухой кожей, обтянувшей скулы, с клыками, торчащими из приоткрытой пасти, с пустыми, мертвенно светящимися глазами! И оно направлялось прямо к ней!
- Никуда ты от меня не убежишь. Не скроешься. Я найду тебя повсюду... Я переплыву океаны, я залезу на самые высокие горы или спущусь в глубочайшие подземелья... но от меня тебе не спрятаться.
- Ангел! – неожиданно раздался громоподобный крик, и, откуда ни возь-мись, на поляну вихрем ярости и гнева вырвался Барвон. Волосы его были всклокочены, в руке сверкал обнаженный меч.
- Не трогай ее!
- Ах, это ты, - тень неприятно осклабилась, нисколько не удивленная, - А ты почти не изменился за эти двадцать лет...
- Отойди от нее! – прорычал Барвон, - Ты уже забрал мою жену, но не смей и прикасаться к моей дочери!
- Так же, как ты не смел трогать мою семью? – спросил тот, и Барвон вздрогнул, - Так же, как ты? Я не забыл то, что ты сделал! И не простил!
- Я понимаю твой гнев, Адальстар, - Барвон слегка опустил взгляд, - Я бы и сам себя ненавидел, если бы был на твоем месте. Но не надо перекладывать свой гнев на мою дочь! Она здесь ни при чем!
- Моя жена и мои дети тоже были ни при чем, - заметил он и сделал шаг вперед, - Но ты и твои грязные дружки убили их всех! Уничтожили всех, кого я любил! Ты помнишь тот день, Барвон, Охотник на Драконов? Ты помнишь то, что я сказал тебе, когда ты уже удирал со всех ног с моего острова, который я не имел права покинуть? А мы, драконы, всегда держим данное слово, даже спустя многие годы...
- Не забирай ее, - прошептал Барвон, - Адальстар... Возьми лучше меня.
- Ты мне не нужен, - странное существо презрительно на него посмотрело, - Живи, трус, но пусть твоя жизнь будет столь же безрадостной, как моя! Пусть и для тебя никогда больше не взойдет солнце! И пусть наконец свершится правосудие! – после чего он резко, с каким-то всасывающим звуком распахнул крылья и страшно заревел, подняв голову к небесам, а потом стрелой сорвался с места и бросился на Гэбриэллу, однако Барвон метнулся ему навстречу, заведя меч за спину, и стальное лезвие резко свистнуло, рассекая воздух...
- Глупец! – расхохотался страшный незнакомец, - Меня невозможно убить! Я уже мертв! – и, оскалив зубы, он, даже не поморщившись от резкого удара в грудь, вцепился кошмарными челюстями в горло Барвона...
- Папа! – словно очнувшись, крикнула Гэбриэлла, - Папа! – и бросилась к нему, схватила дракона-мертвеца за крылья... попыталась оторвать его от своего отца, но тщетно – он держался крепко, а потом развернулся, и окровавленная пасть его изогнулась в жуткой ухмылке...
- Я долго ждал...
- Отпусти моего папу! – закричала Гэбриэлла, не испытывая ни малейшего страха, и что есть силы ударила его по голове, но он и не моргнул, а тем временем Барвон, очень бледный, опустился к его ногам... Зеленые глаза его напоминали бездонные колодцы...
- Ангел... беги, - выдохнул он последним усилием и повалился набок с разорванным горлом, а Гэбриэлла в ужасе отшатнулась прочь, но, не успела она сделать и пару шагов, как нечто тяжелое, огромное и страшно холодное, будто глыба льда, свалилось на ее плечи, придавив ее к земле. Острые кривые лезвия когтей вцепились ей в спину, дыхание коснулось шеи... Она кричала и билась, пытаясь сбросить его, но он лишь обхватил лапами ее лицо, раздирая кожу в клочья, его безумные глаза встретились с ее взглядом.
- Я долго ждал, - повторил он, и в тот же миг ужасная стужа заполнила все тело девушки, будто превращая его в лед, а правая рука вспыхнула жгучей болью... но ей было уже все равно, и лишь остальные, те, кто остался на поляне, видели, как черная тень влилась в ее тело, почувствовали, как волна холода прокатилась по поляне... услышали ее последний крик... а потом все исчезло, и постепенно тепло начало возвращаться в их окаменевшие тела, и костры запылали по-прежнему... все было по-прежнему... только лежал на земле мертвый Барвон, весь измазанный собственной кровью, да рядом с ним распласталась на траве его дочь, и едва заметно было ее слабое дыхание...

Вот оно, начало моей истории. Что будет дальше? Да разве все расскажешь...