Глава 4. Первые после неё
Миша ерзал в постели, что – то не давало ему уснуть. Он пытался заснуть, но ничего не получалось. Наконец, поняв, что поспать ему не предвидится, он сел на кровать и огляделся. Его комната была наполнена необъяснимым холодом, который исходил из каждой вещи, будь то мягкий, но не уютный диван, или комод, который уже давно надо было выбросить, или стеллаж, на котором всегда стояла всякая разная и ненужная ерунда. Хотя нет, здесь было и кое –что важное для него. Пара записных книжек, где-то подальше лежало пару амулетов, рамки с фотографиями ближе всего. Их было так много, что они могли рассказать историю жизни Миши.
Михаил Васильевич Резов родился вторым ребенком в семье, отец держал мальчика в строгости, мать жалела, старший брат любил, но редко это признавал. Когда ему было восемь лет во время вечерней прогулки с матерью, они столкнулись с пьянимы прохожими, которые напали сначала на мать Миши и убили её, а потом попытались напасть и на самого Мишу, но что-то их остановило. Позднее Миша понял, что это сделал он, используя самозащиту как исключительный, а не простой человек. Но тогда он помнил только то, что проснулся в больнице, рядом с ним сидел поседевший отец, на лице которого не высыхали слезы. Вскоре Миша узнал, что убийцы его матери были кем – то зверски изувечены и умерли сразу после нанесенных ран. По словам медиков, мальчика кто-то оглушил и он потерял сознание. Миша тогда и не мог представить, какая сила в нем живет, и что это именно он нанес раны убийцам своей матери.
Вскоре после этого случая за мальчиком стали присматривать как светлые, так и темные. Но, не найдя в нем черты сходства с этими двумя расами, решили, что он или индиго, либо единственный в своем роде, решили его не трогать.
Резов окончил школу с четверками и пятерками в аттестате и был готов поступать в институт на юриста, но одна встреча изменила его дальнейшую судьбу. В восемнадцать лет он впервые встретился со своей бабушкой по материнской линии. Точнее, это была его прабабушка, но старушка была исключительной, и поэтому в свои девяноста четыре резвая и ещё довольно молодая старушка выглядела лишь на пятьдесят с хвостиком. Она то и была первой, кто рассказал ему про Тьму и Свет, про их силы, взаимоотношения. Она предвидел, что её правнук будет обладать способностями исключительного, но никак не могла предсказать, что он будет индиго. Когда она, просмотрев его ауру, увидела его отличия от светлых и темных, поняла, что он «другой», будучи светлой, отдала его в руки Грызы и его сторонников. Она надеялась, что он может пока послужить у них, сама же не решалась утверждать о его способностях индиго. Итак, Михаил не стал поступать в институт, а пошёл к светлым. Прошло полгода подготовки под чутким контролем сотрудников Света, и теперь он мог быть самостоятельным и работать на их кантору. Во время обучения он входил в спецгруппу, отличия которой заключалось в том, что в неё входили только индиго. Всего их было пятеро, они пытались держаться группой, и редко расхаживали по одиночке на улице. Они ещё чувствовали себя неуверенно.
Прошло два года, после чего судьба невольно свела его с Людмилой Свободовой, ставшей для него хорошим другом,…только другом, а ведь ему хотелось большего, даже сейчас.
И вот эта фотография, запечатлевшая и его, и еще пока его знакомую Людмилу Свободову, его друга из светлых, Никиту Жуковского, и ещё пару знакомых, друзей Люси, которых он мало помнил, это Татьяна Немонова, Евгений Фадеев и Алексей Сычев. И все трое мертвы.
А жив ли он сам?
Миша добрался до ванной, посмотрел на себя в зеркало. Ну и рожа! Каштановые, давно не стриженные волосы растрепались, небритое лицо. «Сразу видно – холост!» - подумал про себя Миша и усмехнулся.
В комнате зазвонил телефон. Резов медленной, ленивой походкой вышел из ванной. «Что теперь? Точно не Свободова, у нас уже давно ничего экстренного не было». Телефон разрывался от звонка, а Миша шёл, протяжно зевая и не предполагая, кто это мог быть. Наконец, достав из кармана брюк мобильный, он нажал на «зеленую трубку».
-Да? – протянул Миша.
В трубке прозвучал знакомый голос Веры:
-Ты не спишь? Это хорошо. Собирайся и поезжай в кантору.
-Что-то срочное?
-Да, да, - торопливо отвечала Вера,- собирайся быстрей, и не зевай!
Вера положила трубку и поспешно выбежала из квартиры. Миша тем временем начал одеваться.
Что он чувствовал? Опустошенность, или что-то большее? Нет, мне самой этого не понять, можно только прочувствовать. Иногда, когда ему было особенно одиноко, казалось, в него вливается музыка, божественная, похожая на тонкое дуновение ветерка, и какой – то богом забытый листочек летит, ведомый этим порывом ветра…И нет, нельзя ему мешать, нельзя сбивать его с пути, иначе музыка оборвется и она станет лишь набором нот. И душа в очередной раз опустеет. А когда она здесь, рядом, они вместе, ему так спокойно, так хорошо, что ему хотелось закрыть глаза и идти куда угодно, лишь бы не переставать и слушать, слушать эти прекрасные переборы гитары, которые казалось говорили что – то именно о нем, о нем одном, о ней, о его страданиях, непонятных фразах, силе, смерти, любви, ненависти, пропасти…Но вот гитара начинала умолкать, и он, подобно этому листочку, повиновался её музыке, замирая с ней и вновь возрождаясь на этой грешной земле…
А иногда и сам Миша, и остальные, я думаю, все люди на свете, сидели в темной комнате и вслушивались в простой текс песен, под которые хотелось любить, бросать, играть, танцевать, нежно плакать, или реветь на взрыв…Но иногда эти чувства, вызванные музыкой и просто звуками, приходилось скрывать. Так сейчас делала и Вера, предчувствуя беду, но, всё таки надеясь, что это будет лишь обман, её просто подводит интуиция…Она вышла на улицу, на голову валил снег, мягкий, почти невесомый, но склоняющий под собой деревья и разрушая фонарные столбы. А дома сейчас тепло, особенно на кровати, где рядом, тихо посапывая, лежит её муж, ещё не знающий, что лежит здесь уже один.
Вера Сергеевна Сирдаге родилась в обычной восточной семье, которая чтила традиции и многими почиталась. Хотя нет, это была не совсем обычная семья. Уже десять поколения женщин были иногда светлые, а иногда и темные. Но индиго никогда не было. Вера была первой. Мать Веры была темной, а бабушка – светлой, поэтому знания о Свете и о Тьме Вера получила сразу же с двух противоположных сторон. Семейная легенда гласила, что однажды темная колдунья, которая была учительницей первой исключительной из рода Сирдаге, предсказала рождение Веры Сергеевны так: «Так, что получит знания от Света и от Тьмы, но изберет свой, иной путь, будит жить во времена Большой Битвы, станет родоначальницей новой расы в роду – расы индиго. Её дети и внуки, если смогут выжить, будут индиго». Также легенда гласит, что после того, как первая исключительная из рода закончила своё обучение у темной чародейки, она решила заполучить силу своей учительницы и устроила против неё бунд, объявив её колдуньей, приносящей смерть и раздор. Ведьма была сожжена и, всё таки, перед смертью, горя на костре, отдала всю свою силу своёй ученице. А вместе с силой она послала на неё проклятие. Проклятие гласило, что в роду все женщины будут исключительные, а мужья – обычные люди, и что рождаться в семьях рода будут только девочки. Проклятие, так же по предсказанию темной колдуньи, закончит своё действие только во время и после великой Битвы, которую по – другому называют «Свержением Небес». Но прошло много времени, люди забыли слова, а отголоски чувствовали на себе.
И сейчас, когда Вера подходила к зданию конторы, даже не задумывалась об этом. Прекрасное обладание прорицанием позволило ей самой предсказать многое. Веру уже осветил свет зажженных окон, когда она оглядела здание с крыши и до подвала. Здания других кантор – темных или светлых – были серые, заброшенные здание, ничем не привлекающие прохожих. Это же здание было совсем новым, невысокое, но крепкое, всегда наполненное светом. Так и сейчас в окнах первых трёх этажей горел свет, а на четвертом - только в одном окне, на пятом, как и обычно было темно. Вера зашла в здание. При входе её встретил охранник, проверяющий, является ли посетитель исключительным или это простой прохожий. Увидев Веру, он поздоровался, а затем пропустил её. Вера спросила его, пришёл ли кто–нибудь ещё, на что он ответил, что почти все уже в кабинете у Свободовой. Вера поспешила к лифту, и уже несколько минут спустя она входила в кабинет к Людмиле, находившийся на четвертом этаже.