Сегодня мне исполнилось 16 лет. Я получил несколько писем, но ни одного поздравления от одноклассников. Не могу сказать, что я не привык, но почему-то сегодня особенно больно. Заперся в своей комнате и сижу. Темнеет, наверное скоро пойдет дождь.

Ай, обжегся! Палочкой зажигать свечу намного легче. Теперь главное — не уронить ее, а прикрепить к подсвечнику. Ну вот, так хорошо. По комнате прыгают тени, свеча тихо потрескивает. Мои домашние смеются надо мной за пристрастие к свечам, а мне видится в них что-то мистическое, неземное. Они дают призрачный свет, и в нем возможна любая реальность. Даже такая, в которой я другой… в которой у меня есть друзья, а одна девушка смотрит на меня так, как никогда не смотрела в жизни.

Всю жизнь я убегаю в мягкую полутьму от жестокого света. Там, в полуреальности, у меня нормальная семья, я сам хороший ученик, меня любят и уважают. Я никогда никому не говорил о себе, просто потому, что никто не спрашивал. И что я мог бы им рассказать? О моих ночных кошмарах? О вечном страхе, который преследует меня с детства и не оставляет даже в Хогвартсе? О девушке, в которую я влюблен с третьего курса, а она даже не догадывается об этом? Об отце, который был героем, а я на него совсем не похож?

Я не хочу ничего рассказывать. Больше всего на свете я ненавижу жалость. И лишь ее я получаю в ответ на любую попытку сблизится с людьми. Моей тайны не знал никто, кроме преподавателей. Теперь ее узнали еще четверо. И эти четверо меня очень жалеют. Я бы отдал правую руку, лишь бы они видели во мне друга, равного! Но теперь я потерял последнюю надежду.

Мне казалось, что в этом году что-то изменилось. Как будто я стал равным им всем, достойным уважения. Я больше не давал повода смеятся над собой. И в конце года сделал то, чего никто от меня не ожидал. Но… в этот день рождения я сижу один в своей комнате и знаю, что никто обо мне не вспоминает.

Пять лет назад я приехал в Хогвартс. Дома я ни с кем не общался — у нас нет соседей-волшебников — и надеялся, что в школе смогу найти друзей. Дома мне твердили о том, как важно попасть в Гриффиндор или, в крайнем случае, Рэйвенкло. А я мечтал о Хаффлпафе. Говорят, туда берут абсолютно всех, и студенты там дружелюбные и приветливые — что еще нужно испуганному мальчику? Шляпа долго колебалась, ей казалось, что в Хаффлпафе я не смогу развить свои таланты. Четыре года я думал, что Шляпа ошиблась, и ее выбор не дал мне ничего. Но в прошлом году мне показалось, что во мне просыпается сила. Странное чувство появлялось иногда: будто я сосуд, наполненный магией, и палочка направляет поток энергии. Я мог выполнить практически любое заклинание! Теперь я благодарен Шляпе. Я понял, что никто не может изменить мою судьбу, и одиночество предначертано мне с детства.

Пошел дождь. Он смывает с нашего дома пыль, скопившуюся за последние две недели. Теперь будет легче дышать. Как будто и с моей души что-то смыли.Я привык быть один, и почти никогда не позволяю себе раскисать. Что грустить в одиночку? Но раз в год можно, и теперь у меня будут силы.


Кто-то поднимается по лестнице. Наверное, бабушка. Извини, бабушка, я тебя очень люблю, но сейчас не хочу никого видеть.

— Невилл! — стучит в дверь, — открой, дорогой, я хочу с тобой поговорить.

Нехотя открываю дверь. Бабушка протягивает мне связку писем.

— Возьми, мой мальчик. Это нашел наш эльф на чердаке.

Только тут я замечаю, что у бабушки в глазах стоят слезы. Вот одна не удержалась, скатилась по желобку морщины. Мне страшно — впервые за шестнадцать лет я вижу бабушкины слезы.

— Что случилось? — тихо спрашиваю. Бабушка кивает на связку. Дрожащими руками я развязал полуистлевшую ленточку. Верхней конверт адресован Алисе Кинсли.

Привет, Алиса! Уже получила результаты СОВ? Мне еще не прислали почему-то… Надеюсь, мне хватит, чтобы поступить на аврора, ты же знаешь, Джеймс и Сириус тоже мечтают об этом , правда, у них шансов побольше. Ты не будешь смеятся? Я считаю, что бороться с Тем-Кого-Нельзя-Называть самое важное сейчас. И пусть себе посмеиваются! Говорят, что я неуклюжий, толстый, куда мне бороться со злом! Но ведь не важно, какой ты снаружи. Я знаю, что смогу стать аврором, сколько бы не пришлось для этого работать. Ты веришь мне, Алиса?


Я не могу читать дальше. Папа пишет маме, им тогда столько же, сколько мне. Эти письма пахнут обреченностью. Я знаю, где кончается их дорога, но они, смотрящие на меня со страниц писем, еще ничего не знают.

— Никому не дано изменить свою судьбу, — доходит до моего сознания голос бабушки. — Фрэнк и Алиса делали то, что должны были делать. И ты… каким бы ни был конец, наше дело — идти по дороге и не сворачивать.

Я задул свечу, и в комнате стало совсем темно.

— Тьма сгущается перед рассветом, Невилл.

Я слышу, как закрылась дверь, слышу бабушкины шаги на лестнице. В моих руках до сих пор связка писем. Мне кажется, что я прожил несколько жизней за этот час.

Свечной огарок стоит в подсвечнике. Больше я его никогда не зажгу.