Под вечер таверна забита народом:
Торговцами, войнами, орочьим сбродом.
Поют менестрели и бьется посуда.
Здесь храм мотовства, пьяных криков и блуда.

И нет интереса нетрезвым мужчинам
До тени в углу, недоступном лучинам,
Где, скрыта дорожной накидкой, фигура
Сидит неподвижно, как будто скульптура.

Изогнуты губы в усмешке презренья,
В раскосых глазах огоньков отраженье,
Что пляшут в камине у дальней стены.
Черты благородны, изящны, бледны.

Упал рыжий локон из-под капюшона
Собой заслонив брошку в виде дракона,
Но тонкой рукой был откинут с плеча…
В тот миг дверь открылась, впустив силача.

Он двинулся к стойке. Хозяин трактира
Расплылся в улыбке, приветствуя Кира.
Все подняли кружки, бойца восхваляя,
С победою новой его поздравляя.

Лишь тень промелькнула напротив героя,
И не было битвы и честного боя,
Но точной рукою направлен кинжал…
Смертельную рану Кир крепко зажал.

Он видел знакомые рыжие косы,
Едва уловил аромат юной розы.
И, глядя на капли стекающей крови,
«За что же, Мияли?» - он хрипло промолвил.

… Эльфийка бесшумно направилась к лесу,
Нырнула за листьев густую завесу.
На нож посмотрела, что был ядовитым.
«Ты ранил мне сердце. Отныне мы квиты…»