Его звали Штейн, что в переводе с языка викингов означает "камень". Такое имя дала ему умирающая мать. Вероятно, она хотела в будущем видеть сына сильным и смелым, а вовсе не таким же неживым и серым. Имя имело древние корни и звучало довольно воинственно, но мальчик не был в детстве драчуном, да и повзрослев, не отличался особой агрессивностью. Воспитывали его отец и дед, посему избалованностью юноша тоже не страдал. Единственный ребёнок, он не знал материнской ласки и не имел возможности поговорить с кем-то по душам - отец пропадал на работе и не появлялся дома днями, дедушка тоже весь в делах - то в огороде часами засиживается, то на пасеке. Редко когда мужчины собирались вместе для того, чтобы рассказать о своих проблемах. Поэтому Штейн был излишне молчалив и замкнут. По классике жанра, такой молодой человек должен обладать кучей комплексов и являться "мальчиком для битья". Но такого в нём не наблюдалось. Он был физически развит и вынослив, мог дать сдачи. Только в большинстве случаев предпочитал уладить конфликт мирным путём. Единственным его недостатком был горб. Это сильно смущало юношу. Иногда он чувствовал себя ущербным калекой, но... да, опять "но". Каждый раз мысль о его несовершенности сменялась чувством гордости. Ведь он единственный знал, что там, за его спиной, вовсе не горб...

Город, где проживал этот странный парень был не особенно большим. Почти все люди знали друг друга в лицо и здоровались на улице, приветливо улыбаясь. Но приветливость жителей была отнюдь не искренней. В городе было ничтожно мало светлых душ, которые с ужасающей скоростью всё сокращались. Город, да и весь мир в целом погрузился в беспроглядную тьму одолевающих его грехов. Ложь, зависть, гордыня, похоть... Такое было время. Весьма страшное время. Штейну бы родиться на несколько веков раньше - для современного мира он был слишком романтичен и мечтателен.

Его не любили. Не сказать, чтобы совсем уж ненавидели. Скорее, испытывали необъяснимую неприязнь и презрение. Тот, кто не такой как все, автоматически вносится в списки изгоев. Штейн был слишком идеален и слишком не похож на простых людей. Непохожесть - вот повод для ненависти. Над юношей потешались, часто слышал он навзячивый шепоток за спиной, который побуждал его покончить с этим. С жизнью. Ведь он убог, он калека. Но Штейн не поддавался на уговоры. Да, со стороны его его горб и длинный плащ выглядели странно и непонятно. Парень являлся неким аналогом Кваземодо. Но это не могло заставить его закрыться в ванной и перерезать вены. Разве что ложкой. 

К слову, отец Штейна был богат, а значит юноша был прямым наследником всего имущества. По этой причине за ним гонялось приличное количество девушек и не совсем девушек, которые желали не его, а, естественно, богатства. На провокации и их ужимки Штейн не поддавался, потому что попросту знал их намерения, чувствовал их мысли. Но, окружённый такими личностями, одинокий и непринятый обществом, юноша вовсе не утратил веры в лучшее. Он знал, что наступит день, когда всё изменится и его признают. Наступит день, когда чаша весов склонится к свету.

Вода стекала с пепельных волос на лицо и за шиворот, но Штейн не обращал на это внимания, ловя губами капли дождя. Один, отделённый от всего мира серебрянной стеной воды, он чувствовал себя свободным. Одиночество не пугало его, скорее наоборот. Дар, который он унаследовал от матери(дедушка как-то проболтался, что Сольвейг слышала мысли окружающих), обернулся проклятием - разнообразные мысли сливались в неразборчивый шум, ввинчивающийся в мозг. Он знал о чём думал каждый, кто находился рядом. И от этого юноша страдал головными болями. Всё же он ещё не окончил школу, и каждый день для него был словно пытка. Но сейчас, в выходной, Штейн мог немного отдохнуть. 

Когда непогода чуть поутихла, горбун направился в сторону заброшенной библиотеки.По скользким ступеням поднялся на крышу и подошёл к самому краю. Здания, находящиеся рядом были повёрнуты к бывшему книжному дому тылами. Здесь его никто не видел, и можно было не беспокоится за...

Штейн вдруг заливисто рассмеялся, задрав голову к небу. О небо... как оно манило и звало! Сулило свободу от земных оков... да-да, это тёмно-серое, предгрозовое небо...

 - Теперь-то уже можно... - прошептал юноша, одним движением срывая плащ. Тёмная ткань кляксой обозначилась на светлом камне. Дождь неожиданно сошёл на нет, словно чувствуя вину за то, что сделал. Но Штейн даже и не заметил мелких капель. Извернувшись совсем уж невообразимым образом, он с благоговением разглядывал то, что с самого рождения окружающие считали горбом. - Они божественны, - прошептал он, разминая затёкшие крылья.

Настрочить кляузу на пост