Часть первая.
Тонкие пальцы виртуозно касались клавиш гигантского фортепиано. Золотые украшения тускло блестели в свете солнца. Императрица Эллина вдохновенно играла Песнь Любви, под которую так красиво пели альвы. Её ухоженные руки порхали над клавишами, извлекая легкие и изысканные звуки. Всё её тело изгибалось под властью творимой ею музыки. Солнечные лучи сияли, запутавшись в её золотых волосах, играли в гранях драгоценных камней её диадемы. Она открыла глаза такие же голубые, как небеса над дворцом столицы Империи Людей. Она играла уже давно, а рядом сидел и заворожено слушал её игру мальчик лет восьми. Эллина посмотрела в такие же голубые глаза как у неё самой и ласково улыбнулась. Это был её сын. Она взяла его ладошку в свои руки и положила растопыренные пальчики на клавиши инструмента, он неловко нажал, извлекая из недр фортепиано громкий немелодичный звук. Она улыбнулась и, протянув руку, тонким пальцем легко произвела долгую, глубокую мелодию. Он повторил её движение, и гигантский инструмент вновь выдал свой хрип. Императрица погладила его по голове, пригладив непослушные каштановые кудри, и провела нежными пальцами по загорелой щеке сына. Она была счастлива, как мать, как женщина, а не как могущественная покровительница Света. Сейчас она чувствовала себя живой, ЖИВОЙ! Временами ей начинало казаться, что если бы не Свят, она ушла бы в монастырь Сестер Защитниц. Куда - нибудь в горы, далеко от людей, и познавала бы там истинный свет и добро. Но сын держал её здесь, во дворце, в центре огромного города, столицы Империи, со всех сторон окруженной врагами. Раздался осторожный стук, и в комнату склонившись в низком поклоне зашла нянька. Мальчик поцеловал руку матери и, получив ответный поцелуй в лоб, побежал к сиделке с искренней радостью и нетерпеливым ожиданием веселых игр и забав. Едва за ними закрылась дверь, как Императрица встала с узорного табурета и вышла на террасу. Перед ней раскинулся город. Внизу под окном караулом ходили стражи, о чем-то негромко разговаривая, носилась челядь, отпуская различные
замечания, прошел мажордом. Жизнь кипела, и только в комнате принца стояла тишина и течение бурной жизненной реки здесь замедлялось, как бы стараясь продлить недолгие минуты покоя. С белоснежными складками платья Императрицы лениво играл ветер, гладил легкими прикосновениями
её золотые пряди, прикасался теплыми струями к её нежной коже. Пели птицы, и светило солнце, и, казалось, так будет всегда. Но повелительнице было хорошо известно, что это лишь затишье перед бурей. Императрица резко развернулась и вышла из покоев сына, оставив за собой лишь легкий запах полевых цветов. Спустившись по мраморной лестнице в малый тронный зал, она, как и ожидала, обнаружила там своего мужа, Императора Авгита. Император был бледен, под глазами мешки, волосы растрепанны. Он представлял собой сейчас лишь бледную тень того грозного и уважаемого мужа, который девять лет назад взял её в жены. Но Эллина была далеко не глупой женщиной и потому понимала, что наступили очень сложные времена: советники предают и продают государственные тайны, вокруг шпионы, Темные только и ждут какой-нибудь ошибки Императорского дома. Он уже не знает кому верить... Он потерял последнюю веру в людей.
-Знаешь, Лина, мне все чаще кажется, что лучше бы сдаться. Тогда они дадут нам возможность жить. Просто жить...
-Ты что? Ты не можешь так говорить! Мы последняя надежда этого мира! - Императрица приблизилась к мужу, и, сев рядом, обняла его за плечи. - Любимый мой, ты сдашься, и рухнет все...
Император горько усмехнулся и, протянув руку, нежно провел пальцами по щеке своей женщины:
-Что рухнет? Все уже давно на дне.
-А Сестры Защитницы...
-Они лишь условность. Ты сама знаешь, что оборотням веры нет. Сегодня они тебе улыбаются и послушно поставляют войска, а завтра их Жрица договорится с Княжной, и эти самые войска перережут всех нас.
-Так нельзя... Должен быть выход...
Авгит покачал головой:
-Какой? Герой не сваляться с небес и не спасут нас. В это может верить чернь, но мы должны видеть истину...
Эллина ласково пригладила растрепанные кудри мужа и, не глядя на него, прошептала:
-А если обратится к Совету...
Император горько засмеялся, резко поднялся с места, стряхнув заботливые руки жены, и прошел по залу большими, быстрыми шагами:
-Это лишь сказки, моя дорогая. Его существование не могут доказать ни блестящие умы Света, ни гении Тьмы (вынужден признать, что там они есть!). А вот потребовать воинов от альвов можно. Если повезет, то у нас будет отряд превосходных мечников...
Императрица едва заметно улыбнулась, Авгит оживлялся, в глазах появился блеск, движения стали более собранными. Но это продолжалось не долго: он остановился, вновь постарев на добрый десяток лет, ссутулился, и сел обратно на своё место, опустив голову на руки.
-Но где взять на все это денег? Казна почти пуста. Сдирать налоги с и без того нищих? Дороже выйдет продать весь этот дворец...
Он повернулся к Эллине, и холодный взгляд его карих глаз потеплел, притянув её к себе, он нежно поцеловал её в лоб и впервые обратился к ней, как к просто любимой:
-Сейчас снова придут эти лгуны. Иди прогуляйся по дворцу, поиграй со Святом, а потом приведи его ко мне...Хорошо?
Она понимающе улыбнулась, легко коснувшись его губ своими губами, встала и, чуть поклонившись, произнесла:
-Да, любовь моя... - и вышла из зала.
Часть вторая.
В золотых зрачках отражался серебряный рог месяца, отбрасывая неровные блики на тело лежащей на кровати женщины. Она не спала уже давно, но на лице её не видны были признаки усталости. Смуглая кожа в свете ночного солнца казалась серой, мертвенной. А рассыпавшиеся по подушке темные волосы искрились тысячами маленьких колючих отражений луны. Богатое её ложе было покрыто медвежьими шкурами и украшено золотом и костью. Смутными тенями на стенах виднелись дорогие гобелены. На
каменном полу, оскалившись, смотрела в вечность остекленевшими глазами шкура крупного тигра. На месяц наплыли тучи, и комната погрузилась во тьму, лишь яркими огнями горели два золотых зрачка. Засвистел ветер, и облака исчезли, освобожденный месяц залил серебристым светом спальню. Теперь было видно, что женщина лежит обнаженной поверх шкуры, служащей ей одеялом, что она невероятно сильна, и все тело её словно змеи опоясывают крупные мускулы. Женщина отвела взгляд от неподвижного кораблика луны, устало вздохнула. -Чего ты не спишь? - подняла голову другая женщина, выглядевшая хрупкой девушкой по сравнению с первой.
-Не могу уснуть...
-Может тебе холодно, Ферга?
- А ты можешь согреть, Мариго?
Мариго повернулась на спину, раскидав длинные волосы по подушке, протянула тонкие руки и, облизав острым язычком пересохшие губы, прошептала:
-Иди ко мне.
Ферга послушно нырнула под одеяло и позволила тонким рукам Мариго обвить свою шею. Склонилась к ней и запечатала начавшие произносить что-то губы долгим поцелуем, вначале нежным, но с каждой секундой все более зверино - жаждущим, страстным. Задохнувшись от прилива внезапного желания, женщины разъединили объятия, но Мариго, прильнув к телу Ферги, прерывающимся голосом прошептала:
-Ты согрелась, любимая?
Но та лишь крепче прижала её к себе и, проведя длинным языком по шее любовницы, вызвав у той сдавленный хрип, сверкнула белозубой улыбкой:
-Мне все еще прохладно...
Женщины слились в поцелуе, в жарких объятьях, в порыве запретной страсти. Ночь огласилась криками и стонами, хрипами и сдавленными признаниями в любви. Много раз за эту ночь останавливалось дыхание, и сердце стучало с перебоями. Много раз достигнув небес любовницы падали в бездну и начинали восхождение сначала. Лишь когда страсть стала яростью, наслаждение - болью, а стоны - криками, два сплетенных тела замерли на взбитой постели. Прижавшись к горячему телу любимой,
заснула Мариго, обняв её сильными руками, спрятав от всего мира уснула и Ферга. Лишь слабые, полумертвые лучи рассветного солнца разбудили их, нарушив сладостную тишину прошедшей ночи.
Когда Мариго с трудом разлепила глаза, Ферга уже стояла у окна, завернутая в медвежью шкуру, и что - то внимательно рассматривала. Она обернулась, лишь заслышав движение, и, подойдя к любовнице, поцеловала её в лоб и тихо произнесла:
- Ты уезжаешь сегодня?
Мариго улыбнулась и, поймав подругу за подбородок, поцеловала её узкие сухие губы.
-Это теперь вместо <<Доброго утра>>? - но взгляд её был серьезен, поэтому, помолчав, она все же ответила: да. Ты сама знаешь. Мне надо в клан, князь зовет. А он не тот зверь, которого можно злить.
Ферга вдруг изменилась в лице и резко отвернулась к окну. Мариго тяжело вздохнула и прикоснулась губами к плечу подруги, её хитрые восточные глаза были полны усталости:
-Ферга, перестань! Ты прекрасно знаешь, что ты одна на свете, и нигде не будет такой как ты!
Она прижалась к мускулистому телу любимой и потерлась теплым носом о плечо.
-Перестань ревновать меня попусту. Я никогда не покину тебя, пока смерть нас не разлучит, - неожиданно серьезно добавила она. - Я так люблю тебя!
По грубому, невыразительному лицу Ферги словно пробежала судорога. Губы изогнулись в мучительном подобии ласковой улыбки. Железная воевода просто не умела быть ласковой, и поэтому такие внезапные её порывы можно было считать высшим проявлением любви. Ферга обняла подругу, крепко прижав её к своей груди, словно не хотела выпускать в этот грубый внешний мир. В дверь громко постучали. Любовницы вздрогнули от неожиданности и, заметив схожесть своих порывов, нежно улыбнулись друг другу. Стук повторился. Мариго надула пышные губки и сморщила тонкий носик, показывая, как ей надоели всякие, кто ломятся. А через мгновенье она, завернутая в свой плащ, нырнула в распахнутые двери умывальной комнаты. Ферга лениво поднялась, накинула на обнаженное тело плащ из грубой медвежьей шкуры и распахнула массивную дубовую дверь.
-Кого нелегкая принесла? - раздался её зычный голос. В проеме двери стоял, склонившись в поклоне, княжеский посланник. Или, как их стало модно называть, герольд. Маленький, щуплый, почти тщедушный, однако быстрый и говорливый, он сумел добиться неплохой должности при дворце, ведь не каждому Княжна доверит нести её поручения. У Ферги он не вызывал никаких чувств кроме раздражения, что этот шельмец нарушил так хорошо начинавшееся утро.
-Госпожа Воевода, Великая Княжна изволит видеть Вас...
-Когда? - прервала, не любившая длинных витиеватых речей, воевода. Герольд на мгновение замер недовольный прерыванием своей речи, но, встретив тяжелый взгляд золотых зрачков, склонился в раболепном поклоне и просипел оттуда:
-Как можно быстрее-с, Госпожа. Я хотел бы добавить...
-Буду. - буркнула Ферга и захлопнула дверь перед носом посланца. Тот постоял еще мгновенье, тупо рассматривая кованый узор на деревянной двери, а потом скривился, будто вместо браги уксуса хлебнул, прошипел, в бессильной злобе уставившись в него:
-Медвежья тварь... - и замолк, пригнувшись, словно ожидая громогласного голоса и неминуемого смертельного удара. Но дверь осталась закрыта. И шельмец зло сплюнул в угол, поспешил быстрее уйти из этого дома. Ферга прошла в умывальню и невольно залюбовалась своею подругой. Та была элегантна даже в простом рубище, но сейчас она была великолепна, одетая в черный легкий доспех гвардии, богато украшенный серебром и мехом лисицы, что подчеркивало её статус и роль в клане, в высоких сапогах и тонком черном плаще. Её густые рыжие волосы, собранные в высокий хвост, перехватывала широкая кожаная лента, её чуть раскосые глаза зелеными огнями горели на бледном от недосыпа лице. Ферга обняла подругу сзади и, склонившись, коснулась губами её шеи.
- Ты прекрасна! Ну, как мне не ревновать тебя? - прошептала она в маленькое остроконечное ушко.
Мариго улыбнулась, вывернулась из объятий любимой, поцеловала её губы и, взяв со столика свой булатный меч, молча вышла. В её глазах стояли слезы. Но долгие прощания не были приняты в среде оборотней. Поэтому тихо закрылась дверь, а Ферга стояла, уставившись в пол. И глаза медвежьей воеводы подозрительно пощипывали. Но уже через полчаса воевода Ферга в полном боевом облачении
входила в тронный зал дворца Великой Темной Княжны. Последняя стояла у большого стола с полной картой мира и что-то задумчиво рассматривала. Княжна как всегда была в своем серебряном доспехе и черном плаще, её распущенный черные волосы скрепляла на любу тонкая хрустальная диадема
- знак чистоты власти, принадлежащей Княжне. Заслышав шаги, Повелительница подняла голову, сверкнув серебристыми зрачками, и чуть улыбнулась, поприветствовав вошедшую:
-Ферга? Почему так долго?
-Прости, Соньга. Твой гонец задержал болтовнёй.
Пожалуй, только два оборотня за всю историю клана обращались с Соньге на ты. Скальный и Ферга. Оба медвежьи воеводы, правые руки трона, незаменимые, верные, им Княжна доверяла без остатка.
-Что ж... Я накажу бездельника. А теперь иди сюда. У нас появилась проблема: мятеж на южной каменоломне....
Тонкий палец Княжны опустился на карту.