Меня зовут Аластар Грин. Я генеральный директор преуспевающей фармацевтической компании. Мне 75 лет. И, несмотря на это у меня молодая и красивая жена, двое детей-подростков и особняк полный прислуги. Я воплощение счастливого и довольного жизнью человека. И помог мне в этом случай, а точнее выбор.
**
Мне было 16, когда случилась эта авария. В ней погиб мой брат и двоюродная сестра.
То утро я запомнил до мельчайших подробностей. Солнце было особенно теплым для октября. Оно разливалось жидким золотом по комнате, окрашивая ее в летние желто-оранжевые тона. Небо было кристально чистым, таким неотразимым и прекрасным в своей недосягаемости. Несмотря на теплую погоду в воздухе пахло дождем. Я любил этот запах грибов и леса. В такие моменты я был далеко за пределами душного серого города, разгуливая где-то босиком по сырой от капелек росы траве. Тогда где-то за спиной вырастали неосязаемые крылья. Я был готов развернуть их и улететь далеко к пушистым облакам и раскаленному солнцу. Да, тогда я еще мог мечтать. Солнечные зайчики отскакивали от серебристой поверхности зеркала, перед которым я красовался в новых джинсах и футболке, решая, какие кроссовки надеть. Я был очень красив, даже слишком, наверное. Это налагало на меня некую ответственность: мне всегда нужно было держать марку. Ведь на меня смотрела вся школа. И не только женская половина, мальчишки-младшеклассники подражали мне, копировали манеры, всюду ходили за мной хвостом. Я был популярен. И мне это нравилось. Стоя там, перед зеркалом, я решал еще одну проблему (тогда она казалось мне очень важной) Я никак не мог решить, ехать ли мне на школьном автобусе или же на новеньком «Вольво» с братом и сестрой. Если поеду на автобусе то, наверняка, встречу Мэри-Энн. Мою милую-милую Мэри. Вчера она согласилась встречаться со мной, а сегодня я снова смогу ее поцеловать. От такой мысли у меня скручивало живот, и колени предательски подкашивались. Но прокатиться в машине хотелось больше. Алекс сказал, что даже даст порулить мне. Только представьте: я на серебряном «Вольво» въезжаю на школьный двор, выхожу из нее весь с иголочки и целую Мэри. Обо мне будут говорить 3 дня! Я стану еще круче и популярнее! И эта мысль была слаще любого меда! Она согревала мой эгоизм не хуже горячего кофе. Отточенным движением, накинув куртку, я скатился вниз по лестнице. Алекс и Бэт уже ждали меня в машине. Прежде, чем сесть, я снова кинул восхищенный взгляд на «Вольво». В лучах солнца она казалась еще прекраснее, еще новее, лучше, быстрее… Лучи скользили по гладким крыльям, и я мог поклясться, что видел, как они ласкают и целуют их. В тот момент я готов был делать то же самое. Это была идеальная машина. Это было идеальное утро.
-Ну, долго ты там еще торчать будешь? Протрешь дыру на капоте! – Алекс никогда не отличался тактичностью. Он считал, что вещи нужно называть (или, как он выражался «обзывать») своими словами. «Вдруг человек, с которым ты разговариваешь полный дуб? Ну как он может понимать твои изысканные намеки? Он же дуб!» В этом был весь Алекс.
Не дожидаясь повторного рыка, я, молча, уселся на заднее сидение и с упоением вдохнул запах новой обивки. Наркотик.
-Боже, мой брат токсикоман! Ну и семейка! Нужно срочно менять фамилию!
Машина тронулась. Она словно летела по дороге. Я смотрел в окно и видел, как мимо скользили дома, улицы, деревья, слегка размытые от скорости и ветра. А небо было неизменным. Пронзительное синее небо, глубокое и такое печальное. Оно все знало. Ни облачка, ни пятнышка. Словно нарисованное синее покрывало. Его я запомнил навсегда. А еще внезапную тишину. Всего на полсекунды, на краткий миг, все вокруг стихло, словно умерло. Я успел рассмотреть на голой ветке гнездо с птенцами и нарисовать себе их дальнейшую жизнь. Они умерли в тот момент, когда чудовищный удар бросил меня на переднее сидение. В глазах все поплыло причудливыми черно-красными волнами. В ушах разрывалась какофония непередаваемых звуков, визг тормозов, сливающийся с криком Бэт. Сначала, я даже решил, что стекла треснули из-за этого ужасного звука. Но скрежет металла и хруст костей вернули меня в реальность. На секунду все стало предельно четким и ясным. Я мог рассмотреть каждую крошку закаленного стекла, каждый миллиметр на лице Алекса, все эмоции, проскользнувшие на искаженном страхом, лице Бэт. Потом была всепоглощающая темнота. Сознание я потерял почти мгновенно, но когда глаза закрывались, я явственно чувствовал запах новой кожи и жженой резины. Иногда я просыпаюсь по ночам, чувствуя этот запах и соленый привкус крови во рту. Все кончилось быстро.
В себя я пришел в реанимации. Первое, что я увидел, был когда-то белый зашпаклеванный потолок. Сначала, я решил, что это тот самый «свет из тоннеля» Но на глаза попались прозрачные трубки, связывающие мою бледно-синюю кожу с полупустой капельницей. Я облегченно вздохнул, но, тут же скривился от нестерпимой боли. Каждая клеточка была сосудом с ядом, которые одновременно взорвались в моем покалеченном теле. Я успел заметить грязные кафельные разводы на белых плитах стен и свое отражение в них, прежде, чем скрылся от этого безумия в бездне тьмы, пахнущей хлоркой и антибиотиками.
В следующий раз я очнулся через 2 дня. Тогда уже не было боли, сжирающей умирающую плоть. В этот раз я не ощущал своих конечностей, но это не мешало мне чувствовать себя так, словно все Земное притяжение действует только на меня. В голове крутилась одна единственная мысль. Живы ли? Нет.
Копы показали мне фотографии, якобы для опознания, но это было издевательством, пыткой, адской насмешкой. На мокром асфальте искрятся осколки красных стекол, покореженный металл даже близко не похож на транспорт. О «Вольво» напоминала только облупившаяся серебристая краска. Грузовик перевернут на шоссе. Всю эту симфонию украшали красно - багровые тона. Я все думал, откуда же там красная краска? Из грузовика? Или у Алекса в капоте осталась с ремонта? Прозрение рухнуло на меня со всей своей тяжестью и болью. Кровь, это все кровь. Там не было людей только мясо и море крови, на стеклах, на машинах, на сером асфальте. Багровое озеро, окропившее собой все в радиусе 10 метров. Я так и не смог понять, чьи части тела и кому принадлежат… Позже, в местной газете, напишут, что я чудом остался жив. Но разве это можно назвать жизнью? Я потерял своих самых близких людей. Забвение пришло меня спасти…
**
Не знаю, какой день я уже был в коме. Но приходить в себя явно не собирался. Снова чувствовать адскую боль совсем не хотелось. Лучше уж так, умереть, не приходя в сознание. Наверное, так и случилось бы, не приснись мне тот сон.
Это было великолепно и одновременно дико и пугающе. Я смотрел на свое тщедушное тело, и мне было жаль себя до безумия. Я стоял и думал, что могу в одночасье избавить себя от страданий. Просто перекрыть кислород и все. Люди, мы так зависимы.… И я это сделал. Просто вытащил трубки, приковывающие меня к Земле. И стал смотреть, как я умираю. Сначала сердце даже ничего не заметило, а потом стало биться все сильнее и сильнее. Каждый удар катился глухим эхом по пустым стерильным коридорам, уносясь все выше и выше к теплому октябрьскому солнцу.
Красная линия жизни стала взывать к помощи, но я больше не хотел жить. Так мне казалось до тех пор, пока я не стал умолять себя прекратить. Что все не так уж плохо, что жизнь будет продолжаться и обязательно наладится. Я не хочу умирать.
Это было чудовищно. Словно спектакль Сатаны. Я жалел и ненавидел себя, убивал и пытался спасти, валялся в ногах и надменно насмехался над собственной слабостью. Я был судьей и подсудимым, жертвой и палачом. И именно тогда появилась она. Или оно? Это был ребенок, мужчина и женщина в одном лице. Страдающий призрак, мятущийся дух и неуспокоенная душа. Бледная, просвечивающая насквозь, но не больничные стены, а тысячи дверей и колодцев, лазеек и щелей. Бездонная бездна смотрела на меня провалами иссохших глаз. От нее веяло смертью и запахом лесных грибов. Наверное, она была голая, но шрамы и угрожающие узоры умело скрывали это. На голове, да и на всем теле, не было ни единой волосинки или родинки, словно глянец из модного журнала. Что-то в ней заставляло трепетать меня всем телом.
-Трудно? – спросила она, не размыкая губ. Впрочем, они отсутствовали, и это не казалось таким странным.
-Что?
-Выбрать, - кивнул призрак в сторону койки.
-Нет, я выбрал. Я все решил.
-Смерть?
-Нет.
-Тогда что, боль?
-Что?
-Ничего.
Ничего. После всех страданий, сомнений, пререканий, аргументов и выводов, я ничего не выбрал. Ничего не решил.
Она продолжала смотреть на меня, пронзая тяжелым взглядом насквозь, буквально насаживая каждую мою мысль на свой всевидящий взор. И я чувствовал это, пусть не физически, но всеми остальными чувствами и рецепторами. Я не выдержал.
-Я ничего не выбрал! Я не хочу умирать, не хочу страдать и не хочу блуждать по миру несуществующим духом!
Слезы стекали по меловым щекам. Я чувствовал себя старым и уставшим путником, который в конце своего пути нашел лишь прах от заветной мечты.
-Я могу помочь. Научить тебя Выбирать.
-Выбирать что? Эту треклятую жизнь? Паразитическое существование? Пустую серость и уныние?
-Этого больше не будет.
-И что останется?
-Ничего.
Тогда я не задумался над этим ответом. Хотя, что в тот момент я мог знать?
-Ты клянешься?
-Да.
-И что я буду должен тебе? Где подвох?
Дух только улыбнулся. Это была первая и единственная улыбка глазами, которую я видел в своей жизни. И, которая мерещится мне во снах до сих пор.
-Ничего, это же только сон.
Я очнулся. Две медсестры о чем-то тихо шептались. С трудом привыкнув к сухому свету ламп, я как можно громче вдохнул. Я выбрал. Я буду жить.
Только год спустя я узнал, что в день, когда я пришел в себя, меня отключили от аппарата жизнеобеспечения. Я должен был умереть. Но тогда мне не показалось это странным. Всякое бывает.
После этого моя жизнь стремительно понеслась вверх. Я окончил школу с отличием. Поступил в престижный университет на бюджетное отделение. Заочно окончил второй. На работу меня приняли с руками и ногами, через месяц я получил повышение. Через три был помощником директора.
Каждый раз я делал блестящие шаги. Выбирая, тот самый верный и необходимый вариант. Только бы выпал случай.
Мэри-Энн после аварии я видел всего один раз.
Я был приглашен на самую крутую вечеринку года. Меня пригласила сама Эмилия. Лучшая ученица выпуска, самая сексапильная девушка школы. На это событие могли попасть только избранные. И я был в их числе. Но проблема состояла в том, что в тот же день, я должен был идти на день рожденье Мэри. Она никогда их не праздновала, свои дни рождения. Никого не приглашала и предпочитала оставаться одна. Она считала, что это только ее день, и никто не должен ей мешать. Я был первым, кого она позвала. И ради кого вообще решилась на это. Мы ведь встречались. Помните? Но я был уже приглашен. Конечно, мне ничего не стоило отказаться от этой вечеринки, но что-то внутри упорно шептало, что я должен туда пойти. Обязан. Сама Эмилия…
Мэри открыла дверь. На ней было шелковое бирюзовое платье. Оно обтягивало ее хрупкое тело, изящно подчеркивая стройные ножки и аккуратную грудь. На шее скромно висели коралловые бусы, те самые, которые подарил ей отец перед смертью. Она слегка нервничала и стучала тонкими пальцами по косяку двери.
-Ты пришел, - выдохнула она.
-С днем рождения, - я протянул ей алые розы. Розы цвета крови и боли. Розы умерших людей. - Прости, я не могу остаться.
Ослепительная улыбка мгновенно стерлась с милого лица. Радостный блеск в глазах померк, дымка слез и разочарования превратила их в две обжигающие льдинки. Никто так раньше не смотрел на меня, и тем более, не презирал. Это было непривычное ощущение, и оно мне совсем не понравилось.
-Почему?
Ее глаза умоляли меня солгать. Выдумать самую невероятную историю, она поверит. Но я сказал правду, зачем было врать? Ложь это ведь плохо, не так ли?
-Я приглашен к Эмилии.
Мэри не сказала ни слова, закрыв дверь прямо передо мной. Розы она не взяла, но я был этому только рад. Выбросив их в ближайший контейнер, я отправился на самое важное событие года.
Пока я шел к особняку, что-то неприятно высасывалось из моей груди. Рвались ранее крепкие и нерушимые связи, обрывались нити и сосуды, разрушались устои. Нечто важное и необходимое для жизни покинуло меня. Кажется, в тот момент, на краткий, никому не заметный миг, я умер. Меня обхватила тревога, холод и острое ощущение одиночества. Теперь я, действительно, остался один. Душу заполнила пустота и грусть.
В тот вечер я стал мужчиной и парнем самой сексуальной девушки школы. Вернее, лучшая ученица выпуска стала девушкой самого популярного парня в школе. Я был счастлив и популярен.
Позже я узнал, что Мэри-Энн лежала в психиатрической больнице с нервным расстройством. Но потом выписалась и сдала экзамены в Ель. Я рад, что тогда с ней все обошлось. Что у нее хватило сил идти дальше. Что она сделала правильный выбор.
А я? Я тоже продолжил идти дальше. Моя жизнь теперь напоминала мне лотерею, где я заранее знал ответ. Я выиграю! Я обязательно выиграю!
**
Мне было уже 40, когда я встретил Анну. Впервые после аварии я влюбился. Влюбился без памяти, до безумия, до коликов в животе и дрожи в коленях, до бешено скачущего сердца от звука звонких каблучков. Это было непередаваемое чувство, пьянящее и одновременно отрезвляющее. Я снова мог чувствовать себя мечтающим мальчишкой, который в дождливые дни раскрывает огромные крылья и устремляется к звенящей пустоте. Но теперь рядом со мной парил проводник, мой ангел-хранитель, моя богиня. Мы летели все выше и выше, к небу, солнцу, звездам, за грани этого мира, за грани сознания. Никого и никогда я не любил так, как Анну. Да, знаю, что вы думаете: взрослый и солидный человек, уже многое повидавший, а ведет себя, словно ребенок. Такая любовь не для нас, мы жаждем отношений, связей, уз, брака. Период цветов и песен под окнами давно прошел, пора вести себя по - взрослому. И знаете, что я могу ответить вам на это? Плевать! Плевать я хотел на все ваши мысли с высокой колокольни! Если вы не способны парить в 40 лет, отправляйтесь на кладбище и ройте свою могилу, я приду посочувствовать вашим родственникам! Может, даже венок вышлю. Я любил ее, обожал и жаждал каждой клеточкой тела. Когда я видел ее, то готов был бить себя в грудь, словно Кинг-Конг. Это была моя женщина и только моя! Анна была старше меня, но это только подстегивало мои воспаленные чувства. Ее крутой нрав заставлял меня завоевывать ее каждый день. И каждую ночь вызывать на дуэль. И какие это были схватки! От заката до рассвета мы упивались друг другом. Мы никогда не были одним целым. Потому что были слишком разными, но существовать без нее я уже не мог. Эта львица сделала меня своим безропотным рабом, буквально посадила на поводок, и за это я целовал ее прелестные ножки. Забыв о работе, карьере, коллегах, о мире, я мчался к ней, стоило ей только поманить. Глупый влюбленный мальчишка, я боялся остаться без воздуха…
Но, как и все в этой чертовой жизни, счастье не может быть вечным. Словно кто-то сверху отмеряет вам дозы наркотика и за каждый превышенный грамм обрушивает на опьяненную голову топор. И после вы лежите разбитый и уничтоженный, в слепой надежде и вере, ожидая очередной подачки судьбы.
Это был тихий январский вечер. Я и Эд сидели в теплом уютном ресторанчике, потягивая виски. Это была традиция, каждые три месяца на один вечер забыть обо всем и спокойно посидеть в обществе друг друга, как друзья. По вспоминать, по смеяться, по сплетничать. Но когда Эд сегодня позвонил мне, я уже знал, что меня ждет совсем не дружеская беседа. Я знал этого хлюпика с первого курса института. Никогда не умел врать, но это не мешало ему проворачивать такие аферы, которые и не снились виртуозам махинаций. Он всегда знал, носом чуял, где можно по иметь неплохую выгоду, сорвать куш. Вот и сегодня сквозь шипение телефона я расслышал, те самые скачущие и нетерпеливые нотки, которые выдавали его с потрохами.
-Жениться, понимаешь, тебе необходимо жениться! – твердил мой менеджер, как заведенный.
- Анна не согласится! Никогда не согласится на это! – тихо шептал я, потягивая жгучий виски.
-Причем здесь Анна? Тебе нужна выгодная партия! Человек, который поможет тебе подняться к верхам!
Я лишь улыбнулся, припоминая прошлую ночь.
-Ты представить себе не можешь на какие «верхи» я способен с Анной.
-Что ты заладил: «Анна! Анна! Анна! Анна!» У тебя нет с ней никакого будущего! А тебе нужно продвигаться вперед, не стоять на месте! Послушай меня, друг, в следующую субботу устраивает прием Элайза Блэк. Ты ведь знаешь, кто она такая? Я достал тебе приглашение, пойдешь туда и покажешь себя. Ты видный мужчина, без внимания не останешься. Это твой шанс! Беспроигрышная лотерея!
-Я не пойду. В субботу мы с Анной уезжаем в Париж. Я обещал отвести ее на прием к одной экстравагантной личности.
-Да, послушай меня! – взревел Эд. – Ты хоть понимаешь, что говоришь? От чего отказываешься? Ты ставишь на себе крест! Крест на своей карьере и на мне! Подумай, что тебя ждет! Подумай обо мне!
Я поднял глаза на разъяренного друга и на миг увидел в нем призрака из моего давно позабытого сна. Сердце забилось быстрее. Тело сжалось от холода, в нос ударил запах ненавистной хлорки и стерильности.
-Я подумаю, - резко бросил я и вышел из душного зала.
Это был наш последний дружеский вечер. Я солгал. Я солгал самому себе. Я вовсе не собирался ни о чем думать, но тихий голосок упорно навязывал неприятные и пугающие мысли, не давая покоя. Я думал о том, что бы я выбрал, если бы не любил Анну так сильно, если бы не встретил ее совсем? И что ждет меня, если я откажусь от приглашения. Чем все кончится? Что будет дальше? Что ждет меня и Анну? Как долго продлиться наш роман. Увы, все говорило о том, что я ничего не знаю об Анне, о нашем будущем. Я не строил планы на этот счет, просто жил и наслаждался моментом. Просто любил. Оказалось, что этого недостаточно. Такая неизвестность пугала и отталкивала. Зато, я прекрасно знал и понимал, к чему приведет мой поход на прием Элайзы Блэк, одной из самых влиятельных женщин бизнеса, держателю контрольно пакета акций нескольких крупнейших фирм. Ее отец, Джозеф Блэк, старый маразматик был крупнейшим нефтяным магнатом. Без его слова подчиненные даже по ссать не могли. Он оставил дочке огромное наследство и пару нефтяных вышек на Аляске. Ко всему прочему, Элайза была писаной красавицей. Многие кутюрье жаждали облачить ее в свои тряпки. Платиновая блондинка с точеной фигуркой и острым личиком, которое украшали поразительно большие изумрудные глаза, обрамленные роскошными иссиня-черными ресницами. Она отличалась недюжинным умом и смекалкой, это помогло ей открыть свою первую фирму в возрасте 21 года. И та процветает и развивается до сих пор, превратившись в один из крупнейших холдингов страны. Но для тех, кто привык общаться с акулами высшего общества довольно близко, не было секретом, что для того чтобы узнать, какие трусики носит наша прелестница, достаточно было пары слов и глотка коктейля. Эта дама любила плотские удовольствия больше любых денег.
Эти мысли не давали мне спать всю неделю, до той самой злополучной субботы.
Знаете, глубоко в душе, я думаю, что принял решение в тот самый момент, когда Эд сказал мне о приглашении, а все остальное было только показухой и ничем больше. Вот таким я был лицемером.
В последнюю субботу января, я последний раз слышал голос Анны. Мне не хватило смелости увидеться с ней лично. Моя трусость позволила мне лишь набрать ее номер в пьяном бреду. Я ничего не объяснил и не стал оправдываться. Я всего лишь сказал, как сильно ее люблю и что больше мы никогда не увидимся. Она пожелала мне счастья и удачи, села в самолет и улетела в Париж, где погибла в автокатастрофе. Все вокруг меня умирали. Об этом я узнал через 7 лет. К этому времени я уже 6 лет был женат на Элайзе, той самой «выгодной партии». И, как и предсказывал Эд, она действительно помогла мне построить карьеру. Уже через 2 года я стал главным помощником директора. А еще через три и самим замдиректором. В первый же день своего назначения я уволил Эда, мне не нужны были люди готовые ради карьеры на все. Он ушел тихо и молча, также тихо застрелился в своей квартире, где его нашла бывшая жена. Еще один призрак поселился в моей душе.
Но жизнь продолжала идти своим чередом. Карьера стремительно росла в гору, я был счастлив со своей женой, был счастлив на работе. Я был счастлив. Так считали все вокруг. Мне завидовали, мне подражали, любили, готовы были задницу подтирать, ненавидели и проклинали, надо же, совсем, как в школе. Ничего в этой жизни не меняется, все остается так, как есть, только меняются уровни и все становится более завуалированным и скрытым, чем есть на самом деле. А время шло, мне уже было 50. Я старел и с каждой минутой чувствовал себя все несчастнее и опустошеннее. Я был одинок и пуст. И эту пустоту некому было заполнить. Тишину в моем доме так и не нарушил детский плач. Элайза не могла родить, я не мог позволить себе взять приемного ребенка. Так мы прожили еще 2 года. А после я не выдержал, сказав, что я мужчина, что в моем доме должны быть дети, что их отсутствие кидает тень на меня и мою карьеру!
Элайза ушла. Я не чувствовал жалости или горя. Я был зол. Зол на весь мир и на себя тоже. Из этой злости я черпал силу, и мне хватило ее на 5 долгих лет. Через 5 лет, 27 декабря я снова женился. Мне было 57, а Ирэн 19. Это был скандал, настоящий скандал. Меня называли педофилом, извращенцем, уродом. Но меня уже ничего не пугало, главное она согласилась иметь от меня детей. Все остальное было не важно. Через год у меня родился сын Майкл, еще через 2 дочка Элен. Я был на седьмом небе от счастья. Наконец-то у меня появился смысл жизни. И он заключался в том, что я мог оставить после себя хоть что-то. Передать свой опыт и знания. Что я не буду один.
**
Я солгал вам, сказав, что больше никогда не видел Мэри-Энн. Мы столкнулись с ней совсем недавно. Все такая же хрупкая и невесомая, она гуляла в парке со своим внуком.
-Аластар! Аластар Грин! – поначалу я даже не собирался останавливаться. В последнее время меня часто окликали на улицах незнакомые люди. Причиной такой популярности было вовсе не огромное состояние, умелый пиар или схожесть с одним актером, а развод. Да, именно развод. Неделю назад я поймал эту шлюху с каким-то наркоманом. Они наслаждались друг другом в моем кабинете, в то время как Майкл и Элен пытались выкурить косяк, «случайно» выпавший из кармана этого дегенерата. Я не хотел скандала, предложил ей тихо развестись и 10 миллионов, в качестве компенсации. Но ей показалось этого мало, эта продажная тварь захотела половину и контрольный пакет акций одной из моих фирм. Я был взбешен такой дерзостью! Что она о себе возомнила? Не знаю, что стало последней каплей, наглость Ирэн, ее избранник, или здесь сыграла роль моя бессонница и тягость к виски, но я ее избил. Если бы не мой телохранитель, я убил бы ее. Размазал по стенке и заставил съесть собственное говно. Сейчас моя, теперь уже бывшая, жена лежит в одной из лучших клинике страны. А я скрываюсь от навязчивых репортеров и папарацци в таких вот маленьких осенних парках. Где деревья стоят так близко друг к другу, что порой невозможно понять, где кончается одно и начинается второе. Здесь, в этой маленькой рощице, я могу быть обычным 70летним стариком с грустными глазами и уставшей походкой. Здесь я чувствую себя человеком.
-Аластар, погоди! – высохшая аккуратная ручка легла на мое плечо. – Аластар, это я, Мэри!
При этой фразе все мои ночные кошмары стали такими реальными, что голова закружилась. Я схватился за влажную кору желтеющего ясеня.
-Мэри.
На меня смотрели родные нежно-голубые глаза. С возрастом они ни капли не изменились, все так же напоминая два озерца родниковой воды, оставшись такими же изменчивыми и живительными. Но они были единственным, что пощадило время. Аккуратное лицо избороздили мелкие трещинки – морщинки. Сам цвет лица теперь напоминал осенние листья, от былого нежно-розового бархата не осталось ни следа. Казалось, она стала еще меньше и легче, чем была в той прошлой жизни, где я мечтал ее поцеловать. Странно, что она сразу узнала меня. Мне казалось, она похоронила меня в свой день рождение.
-Аластар, неужели ты меня не узнал! А я все время тебя вспоминаю! – ее голос звучал так тепло и нежно, так уютно, что мне захотелось расплакаться. И я плакал. Плакал, обняв мою любовь за тонкую талию, моля о прощении, понимании, утешении и защите. Прося понять и простить, радуясь неожиданной встрече, оплакивая ушедшую молодость. А она только тихонько похлопывала меня по плечу, приговаривая: «Ну, что же ты. Тише, тише» Как ребенка. Да, в тот миг я был 16 парнем, который в один момент потерял все, и кому так нужна была родительская забота и дружеское плечо.
Позже, мы сидели в маленькой квартирке на Звездной улице. В ней было по-настоящему тепло и уютно, пахло пирогом с капустой и свежим зеленым чаем с жасмином. Миниатюрная кухня была образцом и примером для любой домохозяйки. Светлые кремовые тона, большой обеденный стол с кружевной белоснежной скатертью стоял у окна, с видом на осенний промозглый город. На подоконнике, плетясь вверх к гардине, цвел жасмин. Никогда его раньше не видел, но решил обязательно купить себе такой же. Холодильник был увешан детскими неказистыми и чересчур яркими рисунками. Я словно оказался дома, впервые мне было так спокойно.
Мы пили какой-то китайский чай с цветком, который плавал на дне кружки и пах ромашкой и свежескошенной травой, напоминая мне давно минувшее лето, которое я провел на ферме одно маминого знакомого. Мэри рассказывала о себе, своей жизни, как познакомилась с Картером, как вышла за него замуж. Рассказала о дочери Cью, которая сейчас преподает в университете философию. И был в ее глазах какой-то огонек счастья и умиротворения, свет гордости и печали о прошедшей жизни. Да, Мэри-Энн нашла свое место под солнцем. И от этого где-то внутри меня съедала зависть и печаль. Я знал, что добился большего, что реализовал все свои шансы. Но ощущение прожитой зря жизни, горечь об ушедших днях разъедала душу и сердце. Яд медленно разливался по старческому телу, отравляя мысли, заполняя пустоту в душе ненавистью к себе. Да, я себя ненавидел, за всю боль, которую когда-то причинил близким людям, за деньги и успех, за равнодушие и отстраненность от мира, за эгоизм. Я был противен самому себе. Отвратительная каменная и бесчувственная биомасса, стремящаяся поглотить и разрушить все то, что окружает ее. Плесень, полумертвая, опротивевшая всем плесень.
-Знаешь, я иногда думаю, если бы не неделя в больнице, всего этого не было бы, - тихий и неуверенный шепот ворвался в мои мысли.
-Почему?
-Сама не знаю, просто, мне было очень плохо.
-Мне жаль, - сказать что-то большее я не мог. Уже давно разучился.
-А знаешь, в ночь, перед тем, как меня выписали, мне приснился удивительный сон. Мне снилось, словно я стою над собственным телом и думаю, вернуться в него или же пойти посмотреть на других людей.
В горле у меня пересохло. Нет, только не это! Этого не может быть! Мэри продолжила:
-И в этот момент рядом со мной появилось нечто. Оно не было похоже на мужчину, женщину или ребенка, скорее их симбиоз. Высокий, впитавший в себя всю Вселенную и ее тайны, молчаливый призрак. Он говорил со мной мыслями, предлагал научить меня, как избавиться от боли, сделать свою жизнь лучше и счастливее.
-И что ты ответила? Что Выбрала? – казалось, сердце мое вот-вот выскочит из груди и станцует на столе румбу. В горле было суше, чем в Сахаре. Я ждал.
-Выбрала? А что я могла выбрать? На тот момент, я знала только то, что не знаю ничего. И что есть люди, куда несчастнее меня, и если делиться тайнами жизни, то с ними, а не со мной. Я же была дурочкой, которая наивно полагала, что ее страдания помогут вернуть несуществующую любовь. Я сказала, что хочу сама всему научиться и построить свою жизнь.
-Прости, мне нужно идти. Дела, - бросил я потрескавшимися губами.
Я вышел навстречу ночи в промозглый неприветливый город. Было холодно, воняло сыростью и дешевыми сигаретами, но в душе моей пылал пожар. Или скорее, адское пламя. Я совершил ошибку, погубил себя своими руками, я не выбрал жизнь, я отказался от нее. Я умер там, в стерильной больничной палате, пропахшей хлоркой и антибиотиками. Я призрак, дух, никто. Без семьи, без друзей, без родственников и родного дома, даже не бродяга, просто тень. Было так легко осознавать свою ошибку, тот самый коварный подвох в сделке с собственной душой, совестью и верой. Каждый раз я делал выбор там, где его не было. Там, где должен был пожертвовать всем ради любви. Я гнался за призраком. И настигнув его, сам стал таким же. Бездушным и бестелесным.

**
Аластар Грин умер в 75 лет. Врачи сказали, не выдержало сердце. Последние годы своей жизни он провел в маленьком городе *** ,где родился и жил с родителями. Он был одинок и замкнут в себе, не с кем не общался и никого не узнавал. Только рассказывал всем странные истории о молчаливом призраке, который предлагает всем Выбор. Наверное, сказалось пристрастие к крепким напиткам.
Рядом с ним было найдено завещание, в котором часть денег он передал монастырю Св. Елены, часть в больницу родного города. Все остальное он разделил между внуками Мэри-Энн Страйк, оставив бывшую жену и двоих детей без гроша. Фирму он передал сыну покойного Эдварда Биза, его бывшего менеджера.
Так же в завещании была просьба похоронить его рядом с трагически погибшими Бэт и Александром Грин.
Похороны состоялись 27 декабря 2009 года.
[center]Аластар Грин
27.12.1934-27.12.2009
«Я не умер вместе с вами, но убил себя сам»[/center]

P.S. Спасибо, за внимание. Отдельное спасибо, тем, кто дочитал до конца. :ca:
P.P.S. Буду очень благодарна за критику. :feel: