В одной далекой стране, которая лежала у побережья Великого Океана, стоял очень красивый и богатый город. И все было в нем замечательно, да вот только старая мельница, оставшаяся еще с древних времен, ну никак не вписывалась в грандиозную архитектуру этого города. Но никто не решался ее разобрать, поскольку ходили об ее прошлом разные сомнительные слухи и легенды. И никто так толком и не знал, кто хозяин этой мельницы. Почему она все время работала, тогда как ветры редко наведывались в этот город? Что она перемалывала, если муку в город завозили из соседних деревень? Никто из жителей этого города не знал ответов на эти вопросы, потому что они избегали в слух упоминать об этой мельнице, а тем более близко подходить к ней. Старожилы города рассказывали много случаев о том, что те, кто пытался разгадать тайну старой мельницы, сходили с ума, а те, кто, набравшись смелости, входили во внутрь мельницы, уже не возвращались никогда. Поговаривали, что будто бы темной ночью видели, как из мельницы выходил старик, одетый в черные грязные лохмотья, постукивая своим сухим деревянным посохом и, держа в другой руке зажженный фонарь, обходил вокруг своей мельницы один круг, скрывался в черном проеме двери. Кто был этот старик? Никто не знал.
Но вот когда постаревшее за день солнце отходило на покой с уже потускневшего неба, один странник постучал в дверь старой мельницы. Прошло немало времени, пока за дверью послышались шаркающие шаги, и недовольное старческое ворчание на нарушенный покой. Дверь открыл горбатый, лысый, одетый в грязные лохмотья старик. Он вопросительно и как-то недоверчиво взглянул в глаза странника, нарушившего его безмолвное спокойствие.
- Что вам угодно? – холодно спросил старик.
- Прошу прощения за мое вторжение в вашу спокойную обитель, - тихо начал путник. – Но я давно хожу по этой бренной земле, и с тех пор как солнце сделало три оборота вокруг земли, у меня не было ни крошки во рту.
- Это вам не пекарня, - ответил старик. – Я не даю никому хлеба. Обратитесь в пекарню. Она за углом, - и старик хотел было уже закрыть дверь, но путник остановил его.
- Позвольте, но я хотел бы вас попросить, добрый старец, немного вашего драгоценного времени.
- На что вам мое время, если его и у вас достаточно, - пытался избавиться от путника старик.
- Да, у меня есть вечность… - пошутил путник.
- Вечность – это не время, - лихорадочно перебил его старик. – Ладно, входите, - старик отошел от проема двери, который он закрывал собой, пропуская путника в помещение. – Только не говорите мне о вечности. Я не люблю это понятие, потому что время в вечности стоит, оно не действует. А если оно не действует, значит, находится в потенции, но это в том случае, если время еще не возникло из вечности, оно и вовсе отсутствует в вечности, если время рано или поздно в конце своего существования остановится в вечности. Но вечность - что это? Отсутствует ли там длительность? Не знаю. Но, так или иначе, я предпочитаю – время.
Старик провел путника наверх по деревянной скрипучей лестнице в маленькую комнату, в которой умещались только большой шкаф, да треножный стол с двумя стульями с резными спинками.
На круглом треножном столе, покрытом грязно-зеленой, с множеством винных пятен скатертью, стояли вырезанная из красного дерева ваза с завядшей и уже почерневшей розой, серебреный бокал с недопитым, покрытым плесенью, вином, а поодаль от вазы лежал крупный перстень, который был покрыт толстым слоем, мышиного цвета, пыли. Все это выглядело так, словно одно какое-то забытое всеми столетие оставило здесь свои наилюбимейшие вещи для других последующих веков, чтобы хоть немного напомнить о себе. Старик одним махом руки опрокинул все это на пол, достал из стоящего у окна массивного деревянного шкафа белоснежную скатерть и, постелив ее на стол, он принялся доставать и другое: круглый свежий пшеничный хлеб, казалось бы только что испеченный, два хрустальных бокала и глиняный кувшин с какой-то жидкостью, расставляя все это на столе.
Они сели. Старик отломил краюшку еще не успевшего остыть хлеба, подал гостю, затем налил в бокалы из кувшина чистой прозрачной воды и промолвил:
- Это вечный хлеб, который утоляет голод, а это вода из реки времени, в которую один знаменитый грек не мог войти дважды, но он так не смог войти в нее и один раз. Ты будешь этим сыт.
- Спасибо, старик, - поблагодарил странник, когда их скромная трапеза подошла к концу. – Ты говоришь, что предпочитаешь время, - начал странник, обращаясь к старцу. – Тогда объясни мне, что представляет собой этот мир? Все-таки странный он какой-то… Я не понимаю, где суша, а где море? Где сталь, а где дерево? Где вода, а где вино? Где медь, а где золото? Где мука, а где пыль? Где хлеб, а где камни? Где слезы, а где смех? Где смерть, а где жизнь? Где любовь, а где ненависть? Где война, а где мир? Где мудрость, а где глупость? Где белое, а где черное? Разве их отличие так уж очевидны, как полагают большинство людей? Ведь тьму можно принять за свет, ложь - за истину, произвол - за свободу, и все это становится в порядке вещей. Не понимаю, зачем кто-то строит красивые города, а другие превращают всю эту красоту в безобразные руины? Почему помимо храма любви существует и храм разбитых сердец? Я спрашивал тех, кто шли в храм разбитых сердец: «Зачем они идут туда?» А мне отвечали, что нет больше иного пути, когда твое сердце разбито. Но потом все повторяется: приходит любовь, и они ходят в храм любви, когда любовь по тем или иным причинам проходит (но проходит ли она и была ли она, если прошла?), то они меняют храм и так всю жизнь они ходят из одного храма в другой. Мне не нравится все это устройство мира. Почему здесь ложь, несправедливость, смерть постоянно поднимают свои черные знамена, а истина, справедливость и жизнь находятся под грязной пятой у тех, первых? Может, где-нибудь есть другой мир, лучше этого? Я не могу понять, что это за мир такой, который полон всевозможных противоречий? Может, можно как-то примирить эти противоречия? Я не говорю, чтобы избавиться от них совсем, потому что они будут всегда.
Люди смеются друг над другом, словно сатиры или комедианты. Кто-то, по наивности своей и доверчивости, обнажает душу свою перед другим человеком, а последний бесцеремонно плюет в открывшуюся ему доверчивую душу. Так кто же он – плеватель в человеческие души? И кто захочет потом обнажаться перед другим? Большинство предпочитают читать черные сказки, где описывается то, что кем-то было подсмотрено в замочную скважину, а белые сказки, написанные самой Истиной, кажутся им скучными и ненужными. Люди ходят по этой бренной земле, что-то ищут. Может быть, счастье? Но что это такое? Соответствуют ли наши представления о счастье действительности? Мне рассказывал один человек, как он и многие другие с ним, шли по дороге, как они думали, ведущей к счастью, Но вождь, который вел их к счастью, зашел в тупик. И тогда дороги не стало под ногами идущих, свинцовое небо поливало их горевшие от любви сердца серым дождем; земля, растрескавшаяся от полуденного зноя, не поддерживала их уставшие ноги; прогнившие на ветвях плоды, не давали им чувство сытости. Они сидели на выжженной траве, ели сырое мясо, потому что уже никто не мог разжечь огонь, который не хотел гореть, запивая это мясо гнилой водой, потому что другой уже не было и не дышали, потому что и воздуха уже не было. И это они получили взамен на счастье? Может, они шли не по той дороге? Но как узнать какая из дорог ведет?… Не знаю…
- Все, что ты мне говорил, задавал вопросы, пытаясь, найти на них ответы, и перемалывает эта мельница, - сказал старик, когда путник закончил. - Она перемалывает камни, превращая их в пыль; все живое, превращая это в прах; иллюзии, превращая их в реальность; бытие – в небытие; порядок – в хаос. Но она не в состоянии перемолоть Истину, Любовь, поскольку это не в ее силе, потому что это есть сама Вечность.
Ты ищешь ответы на свои вопросы о несовершенстве этого мира, они есть, но не сейчас, в будущем, а еще лучше, ты найдешь свои ответы у Вечности, которая объемлет время. У нее вся полнота, гармония, а у времени всего лишь протяженность. Но возможно, что в вечности тоже есть протяженность? Если мы знаем, что Вечность есть Дух, и там нет ни материи, ни пространства, ни времени, поскольку все это творение Вечности, и она находится вне этого, но тогда каким образом, мы, временные существа, в конце времен будем жить вечно? Как можно соотнести нашу временность с вечностью? Но возможно, что наши представления о Вечности, о времени не верны? Вряд ли мы можем дать хоть какое-то удовлетворяющее определение чему-либо, в том числе и времени. Откуда берутся эти временные ямы? Я знаю одного человека, который в одно осеннее утро вышел во двор своего дома и на глазах своей жены исчез, а потом через несколько недель появился на том же месте. На все расспросы его родных, отвечал, что видел будущее, и его удивляло, когда ему говорили, что он отсутствовал больше трех недель, тогда как он уверял, что пробыл в будущем всего на всего несколько мгновений. Но потом об этой истории пронюхал местный епископ, но об этом разговор особый, и я не хочу более подробно вдаваться в это. Скажу только одно, что потом это место, где исчез мой знакомый, было огорожено епископом, как дьявольское место. Но суть в другом. Временные ямы действительно есть, и мне довелось «провалиться» в одну из них. Правда, я попал в прошлое… Я видел, как строился этот город за четыреста лет до моего рождения. Видел, как возводили стены каждого здания в этом городе, видел, как никто не решался разрушить эту мельницу. Никто не знал, с каких пор она тут стоит и кто ее построил. Но как это могло произойти? Не знаю. Я никогда не страдал ни какими психическими расстройствами, и у меня никогда не было галлюцинаций, и в тот день я не пил вина. Или каким образом все эти пророки, ясновидящие знают будущее? Откуда это у них? Ведь будущее еще не наступило, однако они его уже знают. Может быть, наш опыт восприятия времени совсем иной, чем у них? Ведь наш опыт говорит нам, что есть прошлое, настоящее и будущее, то есть мы как бы разделяем все это. Но должны ли мы ставить какие-то преграды между прошлым, настоящим и будущим? Вряд ли. Мы, может быть, должны обхватить это в целокупности. Но тогда может получиться, что времени нет. Однако это не так. Если бы не было времени, ничто не изменялось бы, или человек не умирал бы. Но все меняется или, как говорил все тот же знаменитый грек, «все течет», а человек умирает. Таким образом, человек есть временное существо и ему присуще ощущение времени. И действительно, для человека прошлое – это его память. Но что это – память? Она ведь тоже напрямую связана со временем. Почему мы запоминаем какие-то моменты своей жизни более отчетливо, а другие – менее? Что тогда так могло поразить человека, удивить или наоборот, что это запечатлелось у него навсегда в памяти? И мы не можем забыть то, что с нами произошло в прошлом, хорошее или плохое, как бы нам этого не хотелось бы. Если от прошлого остается всего лишь память, то в настоящем мы уже есть. Но оно для каждого индивидуально. Для кого-то настоящее – это день, у кого-то – миг, мгновение, а у кого-то настоящее – это вся его жизнь, от рождения до смерти. А будущее тоже каждому видится по-своему, в зависимости от его мировоззрения или вероисповедания. Для кого-то оно просто уход в небытие, кто-то видит будущее в блаженной жизни, в Вечности, а кто в риенкарнации. Разве это не есть память о будущем, память о смерти и то, что нас, может быть, ждет за ее чертой? Не парадоксально ли, что мы помним о будущем? Но как бы там ни было, время постоянно стремиться исчезнуть в Вечности. Оно подчинено законам Вечности, потому что рождено Вечностью. Оно движущийся образ Вечности, как это сказал другой мудрый грек в своем диалоге «Тимей», и вся его школа вторит ему, включая и христианских теологов. Но это всего лишь слова, которые ничего не стоят для человека, не размышлявшего над этим. И сколько я не думал, что это – время? У меня нет точной дефиниции. И не знаю, будет ли? Не все в этом мире поддается определению.
Старик замолчал. Его утомил этот длинный монолог, но он его не удовлетворил. Он налил себе и страннику из глиняного кувшина чистой, приятной на вкус воды и одним залпом опорожнил свой бокал. Живительная влага вернула старику силы. И он собрался было пуститься в дальнейшие рассуждения, но странник опередил его:
- Скажи, добрый человек, в городе ходят множество басен и всякого рода народного фольклора про твою мельницу, есть там хоть какая-то доля правды?
- Нет. Обычно, люди создавшие разные басенки о моей мельнице, ничего не знают о ней, а, как известно, инкогнито всегда порождает страх. А страх перед чем-то или перед кем-то делает человека рабом, загнанного в угол своими предрассудками. Так было и тогда, когда Вечность стало временем, чтобы говорить нам о Вечности нашим, временным, языком. Но люди настолько привыкли к времени, что слова Вечности резали им слух, а взгляд Вечности слепил им глаза. И на голгофе время распяло Вечность. Люди распяли своего Бога, который умер в одиночестве. Не парадоксально ли? Разве Вечность может умереть? Отнюдь. Вечность – источник жизни и всего сущего. Поэтому Вечность, которую распяли, живет и будет жить в наших сердцах. Но есть люди, возвещающие о «Смерти Бога». Зачем? Само выражение: «Бог умер» – абсурд. Я не знаю, почему находятся проповедующие «Смерть Бога»; может быть, используя это в своих личных мотивах, а может, они дальше смерти ничего и не видят, не знаю…
Старик снова замолчал, о чем-то задумался, и после затянувшейся паузы, он очнулся, взглянув на молчаливо сидящего напротив него путника, промолвил:
- Пришло мое время покинуть время и отдаться в объятия Вечности. А тебе придется присматривать за этой мельницей. Извини, что я не оставляю тебе никакого выбора, но так или иначе, должен же все-таки кто-то находиться здесь, в мельнице, чтобы время следовало к своему завершающему логическому концу, к Вечности. Твоя служба здесь будет состоять из элементарных обязанностей: смотреть за тем, чтобы все здесь работало как надо. Если же тут что-нибудь сломается, ведь во времени ничто не совершенно, то в подвале есть наипростейшие инструкции, кстати, там же есть и очень хорошая библиотека, она в полном твоем распоряжении. Так что ты с легкостью можешь устранить любую неполадку в механизмах, а так же украсить свой досуг, которого у тебя будет более чем достаточно, чтением какой-нибудь занимательной книги. И твоя служба будет продолжаться до тех пор, пока в один прекрасный день какой-нибудь путник не постучит в дверь этой мельницы и не попросит у тебя пристанища. Но сколько времени пройдет до этого заветного стука в дверь? Не знаю. Может, десять лет, а может и триста, а может ты услышишь этот стук и завтра. Кто знает? Я прождал тебя сто пятьдесят лет. Но мне пора, ведь время не ждет. Прощай.
Договорив последнее слово, старик исчез, словно его никогда и не было. А путник был удивлен последними словами старика и его невероятной кончиной, если, конечно, это можно было бы так назвать. Но дальше путнику идти было некуда, да и незачем. Может быть, он уже нашел, что искал? Кто знает?