Паршивое выдалось лето.
Целыми днями моросил холодный дождь, серое небо, похожее на тоскливую тонь угрюмо нависало над тёмной, оцепенелой землёй. Разбрякшая почва напоминала кашу, конь проваливался в грязь чуть ли не по мохнатые бабки.
Охотник на ведьм, Вацлав Радоневский ехал неторопливо, отпустив поводья пегого коня, безразлично озираясь по сторонам.
Всё одно и тоже.
Лохматые, похожие на проволочную мочалку кусты жмутся к искривлённым деревьям с влажными стволами, похожим на окоченевшие тела древних великанов. По земле, прочерченной дохлой змеёй размытой дороги, вьются их вековые корни, насквозь пронзающие чрево земли. И туман…
Вацлав не любил туман. Было в нём что-то бесовское, чуждое человеку. В его пелене мог скрываться самый лютый враг.
Бренча уздою шагал конь. Промозглый ветер трепал его гриву и чёрные, с сединой, волосы Вацлава. Мокрый плащ свисал с узких плеч охотника. Мерно позвякивал висящий на боку палаш, повешенные на сёдельные крючки ручные арбалеты.
Под шлепанье копыт Дымка, бряцанье снаряжения, шёпот ветра, смешанного с моросью паршивое настроение охотника становилось еще хуже. Хотелось погреться у огня, отведать гороховой похлебки и никуда больше не ехать.
Была б его воля, Вацлав ни почем не сунулся бы в самую глушь. Но долг требовал. Приказы Великого Инквизитора Одо Рутгера не принято обсуждать: опасно для здоровья.
Охотник на ведьм направлялся в восточные пределы великой Геледорской Империи в одну захолустную деревушку, название которой Вацлав слабо помнил. То ли Сэлемдорф, то ли Сальвендорф…тьфу, да бес побери, все они одинаковы, что по жалкому и зловещему виду, навевающему мысли об упадке и мрачной ветоши, что по бесцветному, серому названию!! Такому же забитому и непроходимо невежественному, как и живущие в них люди!!
Деревня располагалась в поросшей лесом речной долине, которую постоянно укрывал рваный саван молочного тумана. Дорог в такое захолустье почти не было, а если и были, то настолько запущенные и заросшие, настолько тёмные и обросшие жуткими легендами, что мало кто рисковал своей шкурой туда сунуться. Поэтому люди там жили замкнуто, окружённые дикими лесами, полными древних, загадочных сил: оборотней, русалок, лешаков, кикимор, призраков и прочей нечисти, держащей немногочисленное население деревни в суеверном страхе.
Воинствующая церковь боролась с нечистью всеми силами. Однако, на востоке Геледор граничит с землями, поросшими лесами, чьи деревья помнят рассвет мира, чьи саженцы были посажены ещё древними богами, в чьих зачарованных рощах обитают загадочные, прекрасные и люто ненавидимые Аэн Ши, или, эльфы. Когда-то люди видели эльфов, торговали с ними. Но случилась страшная война, в которой не было победителей. После этого пути людей и эльфов разошлись окончательно, хотя, иногда эльфийские князья и князья и бароны из рода людей ведут переговоры, заключают договоры, воюют. На севере, у Грозового Хребта, городкам и деревням часто приходится отражать набеги яростных эльфийских воинств, подобных воинствам призраков, появляющихся из ночных теней.
Об этом угрюмо размышлял охотник на ведьм, вспоминая храмовые уроки истории, противоречия в мемуарах и исторических хрониках, убедительный, страстный голос лектора монаха повествующего о перипетиях путей различных народов.
Однако, мысли его не отличались особой усидчивостью, и незаметно для самого Вацлава предательски незаметно перескочили на недавние воспоминания.
Одной ненастной ночью в ворота обители постучался мальчик-монах. Шёл он издалека, ноги сбились в кровь, балахон вымок насквозь, тщедушное тельце била крупная дрожь. Глаза большие, тёмные, отражали страх и мольбу.
Охотники и Паладины отогрели и накормили путника, а после магистр Алексей Ворон сразу же принял его. Оказалось, парнишка – ученик священника окраинной деревни, располагающейся на берегу реки, отделяющей земли Империи от вековых зачарованных лесов Аурэллона, и прибыл он с дурной вестью. Он рассказал, что в их деревне бесследно и при загадочных обстоятельствах пропадают младенцы и маленькие дети. Да ещё и год выдался неурожайный, голодный. Бед в деревне хватало, но эта, стала самым страшным ударом. Отчаяние и горе, охватившее маленькую деревню, нельзя было выразить словами. Нет там дома, где бы не раздавались жалобные стоны и плач.
Конечно же, все решили, что это – дело рук кровожадных, холодных и жестоких Ши.
После чего, магистр Ворон вызвал Вацлава и велел отправляться в деревню, чтобы на месте разобраться в происходящем. Вацлав послушно, но без энтузиазма принял поручение и на следующее же утро, как только солнце выплыло из-за зубчатой стены восточных лесов, выехал из ворот обители. Сердце его точили самые противоречивые чувства и предчувствия.

До деревни он добрался лишь под вечер, и увиденное его немного удивило.
Деревня была небольшой. С десяток дворов, окружённых впечатляющим частоколом и валом.
Дома – покосившиеся, приземистые избы с крышами, покрытыми лапником и дёрном, почерневшие от времени, изъеденные холодами и дождями. В окнах теплится слабый свет. Дорожки поросли дикими травами, лебедой, полынью. Где-то дебоширили собаки, плакал младенец, визжали играющие дети и что-то кому-то кричал пьяный мужик, не скупясь на сочные выражения.
И всё равно в деревне было странно тихо. Только мрачно ударили в колокол, возвещая наступление ночи.
Вацлав не слышал ни смеха девушек, ни песен юношей, ни балаканья меж собой людей. Деревня казалась мёртвой. И страх, витающий здесь, отупляющий, животный ощущался остро, очень остро. Охотнику стало не по себе.
Вацлав ловил на себе полные страха, изумления и подозрения взгляды. Прохожие торопливо расступались перед ним. Конечно, он знал, что даже самое мужественное сердце замирает под пристальным взглядом охотника на ведьм и инквизитора, но здесь это было неуместно. Ведь они сами позвали на помощь инквизицию.
Бабы и девки, стоящие у заборов спешили укрыться за стенами дома, испуганно жались к отцам, братьям, или мужьям, провожая Вацлава испуганными взглядами. Мужчины старались поскорее убраться от него.
С грехом пополам Вацлав нашёл избу старосты. Она почти ничем не отличалась от изб прочих жителей, за исключением лишь того, что была чуточку выше и чуточку просторнее. Встретил его заливистый лай цепной собаки, так и норовящей укусить Дымка за бабки. Конь лишь презрительно фыркнул в её сторону.
Охотник соскочил с седла, привязал поводья к неровному, щербатому забору, а сам подошёл к массивной двери и несколько раз тяжело стукнул.
Отворил ему невысокий, широкоплечий мужик в холщовой рубашке, с густой рыжей гривой и заросшим щетиной лицом. Маленькие серые глаза недоверчиво поглядывали из-под кустистых бровей. В их глубинах прячется предательский трепет, к которому Вацлав уже привык. Немудрено, об ужасах инквизиции слышали даже здесь. И совсем не понятно, кого больше боится люд – доблестных стражей веры, или ведьм и колдунов, истязающих род человеческий.
- Ваше преосвященство, - угрюмо сказал он, - Проходите.
- Покорнейше благодарю, - сказал Вацлав, проходя в горницу, скидывая с головы капюшон.
В неровном свете лампад блеснул железный обруч, стягивающий голову, в бесстрастных стальных глазах охотника на ведьм зажглись искорки огненных язычков.
- Слышь, жена, перекусить поставь! – крикнул он, заходя за стол, и усаживаясь за скамью.
Опрятная, симпатичная, но уже немолодая баба поставила на стол кружки, крынку с молоком, хлеба и немного сыра.
- Чем богаты, тем и рады, - извиняясь, молвил староста, приглашая Вацлава за стол.
- Стало быть, знаете о беде нашей, - спросил он, разливая молоко по кружкам.
Вацлав кивнул:
- И вы полагаете, это Ши?
- Они самые, дьяволы проклятые! – зло процедил сквозь зубы староста, - Никакого житья не дают, мрази. Охотников убивают, лесорубов убивают. Плевать им, что зимой мы тут подохнем от холода. Плевать, что нам жрать нечего будет. Это де их земля, и деревья в ней святы. Топимся скудным валежником, рыбу ловим, ну, иногда удаётся нашим охотником пару кабанов притащить, чтоб уж совсем животы к спинам не прилипли. А так.
- А видели ли вы их?
- Ещё дед моего деда сказывал…
- Недавно, - перебив, уточнил Вацлав.
- Каждую середину лета видим их всадников, скачущих в тумане, - сумрачно ответил староста, - Тогда запираемся на засовы и молимся Святому Вальрену Заступнику и Мириале Деве, чтобы не попустили смерти нашей.
- А дети? Зачем они им?
- Как зачем? – глаза старосты округлились, - Да эти твари пьют их кровь и едят мясо! Жертвы своим нечестивым богам приносят кровушкой невинной!
Это Вацлав уже слышал. В принципе, такого ответа он и ожидал.
- Как давно произошло последнее похищение?
- Около года назад, - немного задумавшись, ответил староста.
- А кто исчез? – продолжал бесстрастно задавать вопросы паладин Радоневский.
- Сынишка мельника. Они тут, на отшибе живут. Как пойдёте по этой улице, никуда не сворачивая – там найдёте избу их. За ней будет мельница, а подале – поля наши.
- Хорошо.
- Вы уж помогите, ваше преосвященство, - в глазах старосты промелькнула надежда, - Усмирите тварей! А то спасу от них никому нет.
Поблагодарив за угощение, Вацлав встал из-за стола и вышел на улицу.
Надвигалась ночь, а надо было со многими переговорить.

Вацлав проснулся ещё до петухов, на сеновале. По правую руку располагалась деревня, по левую – бескрайние грязно-золотистые поля. Вечный туман своими щупальцами оплетал предрассветную мглу.
Легко соскочив на ноги, Вацлав решил, не мешкая, направиться к лесу.
Перед этим, он преклонил колено, сложил руки и произнёс утреннюю молитву.
Затем, он проверил фиалы со Святой водой, хорошо ли выходит из ножен палаш.
Подготовившись к опасному походу, он уверенно зашагал к шаткому, ветхому мосту, соединяющему два берега.
Окутанный полосами тумана, безмолвно стоял лес. Не шелестела листва. Лишь мрак окутывал искривлённые огромные стволы с узловатыми ветвями и вытянутыми тёмными листьями. Холод пробирал до самых костей, забираясь под плащ и под тёплую одежду, покалывал щеки, и охотник невольно вздрагивал от прикосновения его костлявых, когтистых пальцев.
Узнать удалось немного. Мельник с женой заставили его насторожиться. У них полная изба детишек. Сокрушённо они рассказали охотнику на ведьм о самом младшем, чахлом и болезненном сыне, который ещё в самом раннем возрасте чуть не умер от лихорадки, чудом выжил. Слабенький мальчик вряд ли прожил бы долго, даже если бы и не был похищен ужасными Ши. Слова были искренними, и в глазах матери блестели слёзы.
Инквизитор покачал головой: вряд ли мальчик жив. Настало время прекратить похищения детей.
Когда кроны сомкнулись над головой охотника и могучие, замшелые стволы обступили его, Вацлав вновь опустился на колени, сложив руки и прикрыв глаза. Губы его вышептали священную формулу, наделяющую его чутье небывалой звериной остротой. Когда он поднялся с колен, он почувствовал дыхание земли, услышал, о чём шепчет запутавшийся в непроницаемых кронах ветер. Ощутил, как жизненный сок течёт по травам, по могучим стволам.
Повинуясь внутреннему голосу, он зашагал по неприметной, петляющей меж гигантских стволов тропке, поросшей папоротником и копытнем.
Зеленоватый полумрак окутывал лес. Гигантские стволы, кривясь и извиваясь, теснили друг друга, оплетая влажную землю могучими корнями. К ним, как дети к родителям, жался молодой подрост, чуть возвышающийся над папоротником и лесными травами. Пахло прелой листвой.
Вацлав долго шёл, повинуясь внутреннему проводнику, не останавливаясь, черпая силу из своего рвения и веры.
Незаметно миновал полдень, и совсем скоро чащу пронзили розовые вечерние лучи. Деревья вокруг будто бы с враждебностью смотрели на охотника на ведьм. Наблюдали, следили, готовые в любой момент наброситься на него, переломать кости и раскроить череп, чтобы затем лес насытился его плотью и обратил её во всепобеждающую, вечную силу Жизни.
От этих мыслей становилось немного не по себе, но железная воля паладина держала их в тройных цепях и не давала прорваться наружу.
В одной из лощин, Вацлав сделал привал.
Он чувствовал, что цель уже недалеко, а по телу начала разливаться свинцовая усталость. Сила, высвобожденная им, опустошила его, и, охотник на ведьм даже не заметил, как провалился в тяжёлый, глубокий сон.

Очнулся он от чувства опасности.
Резко вскочил на ноги и огляделся. Ничего.
Лес начинала окутывать ночная тьма. Небо синело, подёрнутое прощальным отблеском заката, догорающим где-то в невидимой дали, а деревья становились темнее и как будто больше. Лениво щебетали птицы. Ничего…
Только туман и сумерки…
Но что-то скребло сердце и душу, заставляло озираться по сторонам.
Что?
Вацлав прислушался…
Или ему показалось, или он действительно услышал странный, не похожий на ветерок, шёпот.
Только благодаря отточенной за годы изнурительных тренировок реакции охотник сумел увернуться от острых, древесных щупалец вздыбивших почву там, где мгновение назад он стоял.
Словно тени из-за стволов деревьев выскользнули изящные человекоподобные создания с корой вместо плоти, гривой древесной кроны, узловатыми конечностями-ветвями. Что-то просвистело в воздухе – у Вацлава хватило ума пригнуться, и режущие листья просвистели у него над головой.
Выхватив палаш, он метнулся в сторону, уворачиваясь от атаки древолюда, кувыркнулся, чтобы избежать захвата, и, вскочив на ноги, палашом отбил несколько выпадов.
- Sanctus Deus Gloriam! - рявкнул нквизитор, и священные письмена на лезвии вспыхнули огненным светом.
Короткая боевая формула придала Вацлаву сил, и он, отскочив от древесных щупалец, сам перешёл в наступление. Он бил, мастерски крутя палашом, снося конечности и безликие головы с полыхающими изумрудным огнём глазами. Призывая на помощь силу Дэориала Творца, он разбивал древнюю магию, испепелял её, словно огонь, пожирающий хворост.
Силён и коварен был противник. Но и Вацлав, в отличие от паладина рыцаря был подвижнее, быстрее. Он уклонялся от ударов, отбивал выпады, нещадно бил сам, в щепки разбивая древесную плоть. Вольт, вольт, пируэт, удар с кварты, от плеча, контрудар от локтя. Палаш слился в сплошную огненную полосу.
Вскочив на поваленный ствол, он увернулся от хлёсткого удара древесными щупальцами, вихрем пронёсся мимо последнего, ещё сражающегося врага и ураганным ударом снёс ему голову.
Потухли изумрудные глаза, и тело древолюда безжизненной трухой осыпалось на лесную землю.
«Близко, уже близко», - подумал Вацлав, стерев со лба пот.
Эти маленькие деревья могут быть призваны любым Ши и являются его защитниками, духами, не покидающими своего подопечного до самой смерти. Поэтому в любом лесу эльф чувствует себя в относительной безопасности.

Сердце стучало быстрее. Ощущение близости цели придавало сил, и Вацлав прибавил шаг.
Деревья расступились, и он очутился у края небольшой поляны, обрамлённой красивыми вековыми дубами. В центре поляны горел костёр, наверняка собранный из валежника. Около него сидела эльфка, держа на коленях дитя. Ребенка лет пяти. Нежно улыбаясь, мать что-то говорила сыну (судя по одежде, штанишкам и меховому жилету поверх теплой рубашки, её ребёнок был мальчиком).
Охотник на ведьм вступил в кольцо света, отбрасываемого огнём.
Увидев его, эльфка вскочила, выхватив меч, свободной рукой завела сына за спину. Глаза полыхнули гневом.
Эльфка была прекрасна. Лунно-серебряные вьющиеся волосы доходили ей почти до пояса, белая, алебастровая кожа будто сияла изнутри. На эльфке было платье из тончайшего шелка с драгоценным шитьем. На поясе висели ножны короткого меча, коий она сжимала в руке. Меч был великолепен, с рукоятью изысканной работы. Накинутый на плечи серебрился легкий плащ.
- Кто ты такой, человек? – спросила она на языке людей, в мелодичном голосе звучали жесткие нотки, - Как посмел вступить в пределы Лесного Королевства и тревожить наш покой?
- Можем и на Старшей Речи, - сказал Вацлав на хорошем эльфийском, - Я пришёл за мальчиком.
Мальчик ещё крепче вцепился в плащ эльфки, испуганно глядя на охотника большими тёмными глазами. Ну совсем как маленький трогательный зверёк.
эльфка недобро усмехнулась:
- Ты думаешь, что сможешь отнять его у меня? Ты самоуверен и дерзок, человек!
Вацлав бегло ещё раз взглянул на мальца. Ну точно! Рыжеватые волосы мельника, волнистые, немного топорщащиеся, и мягкий лучистый взгляд тёмных глаз мельничихи.
- Это не твой сын, - спокойно продолжал Вацлав, - Он ничем не похож на тебя. Уши у него не заостряются подобно твоим. Зачем ты похитила его?
- Это мой сын, Аронд, - процедила сквозь зубы эльфка с такой непоколебимой уверенностью, на какую способна только мать, - Я спасла его от смерти и воспитала! Дала надежду на Жизнь, а не жалкое существование.
- Мама! – пискнул мальчик, спрятав лицо в складках плаща эльфки.
Она шепнула ему что-то успокаивающее, нежно погладив по голове. Лицо ее при этом наполнилось светом и любовью.
- Он забыл своих настоящих родителей? – сдвинул брови Вацлав.
- Настоящие родители - те, кто дарит жизнь, а не жалкое прозябание. Что ожидало мальчика в его родном хуторе? В смрадной избе, где вместе с людьми живет скот, где кроме него еще несколько ртов и все ложатся спать голодными…
- Это жестоко! Не удивительно, что кметы ненавидят вас, - перебил ее Вацлав. Рука его сжала рукоять палаша.
- Жестоко? – выкрикнула эльфка, гневно вскидывая тонкие брови, - А не жестоко душить младенцев в голодный год?! Не жестоко нещадно лупить свое дитя за малейшую провинность?! Не жестоко бросать у большаков лишнего сына или дочь?! Будто ты не знаешь! Аронд с рождения был слабеньким, - уже спокойнее продолжила она, успокаивающе перебирая волосы ребенка, - вряд ли смог бы работать наравне с другими! Что его ожидало?! Мальчика заморили бы тяжелым трудом, ведь никто не станет кормить лишний рот. А селянская баба на другой год принесет нового младенца. Лицемер! Прибереги свою доморощенную мораль для кого-нибудь другого! Я люблю своего сына и никому его не отдам!
- Родители тоже любят мальчика, они тоскуют по нему.
- Тогда попробуй отнять его у меня! - сощурилась она.
Меч эльфки засиял полосой голубого огня.
Сражаться с ней? Но зачем? Ведь она права!
Чёрствая душа инквизитора была потрясена. Почему он никогда не задумывался над тем, что видел. В темных холодных хибарах возятся в грязи чумазые селянские детишки. Немногие из них доживают до отрочества, большинство уносит голод и болезни. Так ли уж виноваты Ши, что забирают младенцев себе для отрады?
Между тем, эльфка продолжала:
- Я вылечила мальчика и наделила крепостью тела и духа. Вся мудрость моего народа, все силы леса будут ему помощью в жестоком мире. Аронд вырастет красивым и сильным воином, потому что защитой ему будет моя материнская любовь.
Вам, людям, дан дар испытывать радость отцовства и материнства. У нас же дети рождаются редко. Ложь, то, что рассказывают о нас кметы, будто мы похищаем их для своих ритуалов. Наглая и дерзкая ложь. Мы любим тех, кого унесли в наш мир, как собственных детей. Избавляем их от болезней и старости, наделяем силой и мудростью. Они вкушают жизнь во всей полноте в Лесных чертогах.
Инквизитор молчал. Потрясённый, опустошённый. Она объяснила так просто и так правильно. В мире много зла, так зачем же уводить парня туда, где его ещё больше? Видно же - эльфка любит его без памяти. Для неё он родной сын и стоит дороже самой жизни. Она воспитает его достойным мужем. Может быть, это и жестоко звучит, но после её слов, само понятие жестокости в этом вопросе размылось для Вацлава.
- Что ж, - сказал он, - Я верю тебе. Вижу, как ты его любишь. А он любит тебя.
- Если ты говоришь правду, человек, - изумлённо и уже смягчившись ответила эльфка, - То я поражена.
- Мы не так глупы и невежественны, как вам кажется, - улыбнулся Вацлав.
- Вы не глупы, но судите поспешно. Жизнь пестрая, и то, что для одного - тьма, для другого обернется светом. Ступай и не сомневайся, мой сын будет счастлив.
- Надеюсь, - улыбнулся инквизитор, - Тогда, прощай, Дочь Лесов.
Эльфка чуть поклонилась:
- Да осияют Звёзды и Луна твою дорогу.
Вацлав развернулся, на миг задержав взгляд на прекрасном, печальном лице, и зашагал под своды леса. За его спиной сын обнял мать, и та крепко прижала его к себе.

Дорога назад казалась легче. Деревья, будто бы, слыша благословение Ши, расступались перед ним, кустарник не рвал плащ не царапал. Лунный свет будто бы действительно укрывал его путь.
Смесь грусти и радостного облегчения теснилась сейчас в душе охотника на ведьм. Да, он расскажет всё мельнику и мельничихе, старосте, и всем людям деревни. Ши не чудовища. Дети живы и здоровы, окружены заботой и любовью в мире, где чудес всё-таки побольше. Где они так же сильны и ловки, как и сверстники, где Природа одаривает их, а древнее лесное чародейство защищает. Там тоже есть мрак и горе, но там же есть и невообразимая красота и любовь, которую они никогда бы не познали здесь.
Он расскажет всё. Настолько убедительно, насколько сможет.
Вдруг совсем рядом завыли волки. Да полно, волки ли это были?
Из тьмы выскользнули огромные серые тени с шипастыми хребтами. Отсвет луны отражается на гладкой, чёрной шерсти. Диким, ужасным огнём горят глаза.
Оборотни обступили его, рыча, медленно приближались.
Охотник на ведьм досадливо выругался. Он страшно ошибся - зашёл на охотничью тропу оборотней, о которой так много слышал.
Вацлав выхватил палаш, выкрикнув:
- Kyrie Eleison!
Млечный свет окутал охотника на ведьм.
Сорвав с пояса один из фиалов со святой водой, Вацлав бросил в одного из оборотней. Разбилось тонкое стекло фиала. Словно жемчуг рассыпались брызги святой воды. Страшно взвыл умирающий оборотень, и те, кто был рядом, обожжённые священной Силой.
Содержимое другого фиала, Вацлав вылил на клинок палаша, от чего тот словно бы засиял изнутри…
Оборотень прыгнул. Вацлав ушёл с линии прыжка вольтом и рубанул с плеча, перерубив шейные позвонки. Развернувшись, он поймал другого на палаш, пронзив пасть.
Но оборотней было слишком много…
Последнее, что он успел заметить: окружённые бледным изумрудным сиянием тени сребролатных рыцарей Ши. Они молча смотрели на последнюю битву Вацлава.
Но не вмешались.
Оборотень сомкнул мощные челюсти на шее охотника.
Тот даже не вскрикнул, захлебываясь густой, горячей кровью…
Лес не выдаёт своих тайн…