Белый хлад.

Светозар

Яркое зимнее солнце слепило глаза, мячиком отскакивая от свежих сугробов, наметенных вчерашней бурей. Небо сияло великолепной лазурью, эффектно оттеняя черные ветви деревьев, колыхающиеся в прозрачной выси. Древние могучие ели, подобно лесным стражам выступающие из-за светлых стволов берез и ольх, во всю щеголяли кипенно-белыми пушистыми плащами и шапками, как будто из меха зимнего горностая. Стояла настоящая зимняя тишина, воздух был совершенно неподвижен, и лишь изредка слабое дыхание ветра шевелило далекие от земли кроны деревьев, застывшие в зимнем сне.
Снег мерно похрустывал под копытами коня, осторожно ступавшего по хорошо утоптанной узенькой дорожке, петляющей между черно-белых березовых стволов. Животное ступало широко, время от времени фыркая и упрямо мотая головой, словно бы напоминая всаднику о необходимости следить за дорогой. Однако всадник был полностью погружен в свои мысли, поэтому он лишь рассеянно подбирал поводья для того только, чтобы через минуту они снова проскользнули между его пальцев. Конь и сам знал дорогу, но дорога эта ему категорически не нравилась… Она вела через мрачную еловую рощу, затем через хлипкий бревенчатый мостик над заросшей и ныне замерзшей речушкой, и прямиком в хоромы местного ведуна, свет-Багульника Лесового. Конь, как и все порядочные животные, ведуна недолюбливал, чего нельзя сказать о его хозяине, который наезжал в эту сторону гораздо чаще, чем приличествовало молодому знатному витязю. С другой стороны, преданное животное никогда не думало критиковать своего наездника, потому что знало – у того имеются серьезные проблемы. Если бы не имелось, стал бы он так открыто показывать родным свою дружбу с колдуном!… Стал бы хорониться в лесной чаще вместо того, чтобы устраивать набеги на соседей во главе княжеской дружины!… Пренебрегал бы шумными пирами в княжеских палатах!… Ворон – как почему-то окрестил свою собственность описанный чуднОй хозяин – был скотиной благородной, к тому же, не первый год служил витязю, поэтому немного разбирался в жизни и точно знал, что с хозяином что-то не так. Понять, что именно, он даже не пытался – справедливо рассудил, что это не лошадиного ума дело – но зато беде сочувствовал и старался не очень-то противиться порой странным велениям своего собственника.
Светозар – так звали витязя – поправил колчан со стрелами, висящий подле его правой ноги, и зябко передернул плечами. В очередной раз он с тоской подумал, что зря не послушался случайно встреченной в сенях кормилицы младшей сестры, которая посоветовала одеваться теплее. После вчерашней метели ощутимо похолодало, поэтому в данный момент у витязя зуб на зуб не попадал от холода. Стеганый кафтан на пуху и мохнатый плащ из шкуры невиданного заморского зверя, казалось, вообще не грели, не говоря уже о подбитых кроличьими шкурками сапогах. Руки в латных перчатках закоченели в первую очередь, щек, носа и ушей юноша уже давно не чувствовал… ему казалось, что единственным, что в его теле еще осталось живого, было отчаянно колотящееся сердце. Оно нудно болело. Болело уже который день, наверное, даже уже которую неделю – от всех тех странностей, что стремительно следовали одна за другой. Сначала княжеские дружинники, с кем еще пару месяцев назад приветливый и улыбчивый Светозар здоровался за руку, стали тревожно замечать ему, что его ладонь с каждым разом становится все холоднее. Поначалу витязь отшучивался, говоря, что, мол, зима на дворе, да и у меня руки всегда холодные, но потом и сам стал понимать, что этот холод иной. Он идет словно бы изнутри, от сердца, а не от легкого морозца, только-только схватившего озера и речки.
Следующей бедой, приключившейся с юношей, стали дикие боли между лопаток, которые порой не давали ему разогнуться по нескольку часов кряду, заставляя сидеть, прислонившись спиной к печке, и тихонько бормотать молитву богу-покровителю воинов Пересвету. Отец витязя, храбрый богатырь Славин, был просто в отчаянии, решив, что кто-то попросту наслал на его сына порчу. Еще больше он уверился в собственном предположении, когда однажды утром смущенный собственными словами Светозар поведал, что несколько часов назад у него внезапно выросли крылья, которые через несколько секунд пропали без следа. В качестве доказательства ошеломленному богатырю были продемонстрированы чудовищные дыры на рубашке, как раз на уровне лопаток, и две как будто ссадины, под углом отходившие от позвоночного столба. Разумеется, воина это не убедило и он уже совсем отчаялся, переключив все внимание на младшую сестру Светозара Олену, живую и капризную девчушку десяти лет от роду, все еще никак не могущую найти в себе сил быть нормальным человеком с кем-то кроме своей матери.
Покинутый всеми Светозар был вынужден замкнуться в себе еще глубже. Разумеется, по строгому приказу Славина, никто в доме не смел напоминать ему о крыльях и прочих происходящих странностях, никто не смел указывать юноше на тонкие кожаные перчатки, которые он носил всегда, даже дома, но морок, проклятье или никто не знает, что такое, заходило все дальше. Крылья появлялись все более внезапно, на все более длительные периоды, но только когда никого не было поблизости; холод рук, в свое время так смутивший дружинников, тоже давал себя знать – все, к чему бы не прикоснулся несчастный юноша, мгновенно покрывалось инеем и безжизненно холодело, превращаясь в кусочек обычного льда. Такой беды избегало лишь его собственное тело… За прошедшие с начала этого кошмара дни бесшабашный некогда Светозар истосковался по настоящим человеческим ощущениям. Ему ужасно хотелось погладить голой рукой пушистого в зимнюю пору коня, дотронуться до воды или дерева, приласкать мурлыкающего у ног котенка или почувствовать тепло руки матери. Но ничего этого было нельзя; больше того, рассказать об этой беде юноша мог только ведуну, который слыл в округе черным колдуном и совершенным безбожником. Разумеется, такое знакомство чести витязю не прибавляло… скорее наоборот, отнимало ее остатки. Отец стал невыносимо суров с ним – не мог видеть, как рушатся все его надежды, некогда возлагаемые на прекрасного и телом и душой сына – сестренка только и знала, что насмешничать, слуги его явно боялись, и только мать да кормилица Олены по-прежнему не могли лишить несчастного юношу своей любви и своего тепла.
Теперь он снова ехал к ведуну, который по мере своих сил пытался отвести злую волю, замораживающую витязя изнутри, и хоть как-то облегчить его бесконечный озноб. Родовая усадьба Березовая Роща уже давно осталась позади, мостик проскрипел под копытами Ворона несколько мгновений назад, так что скоро за поворотом должен был возникнуть терем Багульника. «Там тепло, - подумал Светозар, снова подбирая поводья негнущимися пальцами. – Там друг. Только он еще может спасти меня… Пока я сам не превратился в лед, бесчувственный и холодный, как сама зима». Он понятия не имел, кто и зачем мог так проклясть его, лишить одной из главных радостей человечества – тепла, прикосновения… Да даже не просто тепла, а самой возможности согреться – ни огонь, ни теплая одежда, ни крепкий мед, ни ядреная брага не могли по-настоящему согреть несчастного юношу. Багульник только разводил руками – он усиленно искал верное средство, чтобы помочь другу, но уже второй месяц не мог найти. Все его взвары, чаи и настои обладали весьма кратковременным действием, так что Светозару удавалось только доехать в тепле до дома. Лишь только он оказывался в своей горнице, все начиналось снова – боль между лопаток, холод и грусть. Хоть он и превращался в лед, чувствовал он как все, потому что сердце было пока еще живым. Пока еще, но вот надолго ли?… Светозар и сам не знал, чего хочет больше. Порой ему казалось, что заледенеть окончательно было бы проще. Во всяком случае, тогда будет все равно и равнодушие и суровость отца не будет так ранить, не будет разрываться душа от слез матери, не будет тосковать по дружине и товарищам… Все чувства умрут, останется лишь мороз, навеки сковавший тело и сердце толстым панцирем, который невозможно растопить.
Тропа завернула и открыла утомленному взору всадника огромное поваленное дерево, примявшее собой добрую дюжину молоденьких елей и осин. Судя по виду, дерево упало во время вчерашней бури, но исключительно от старости; останки его некогда пышной кроны были щедро занесены снегом, а прямо по центру ствола восседал какой-то согбенный человек, закутанный в медвежью шкуру. Светозар удивился – он знал, что эту сторону окрестный люд не жалует – но коня останавливать не стал и осторожным шагом поехал дальше. Путник сидел, опираясь на длинную суковатую палку, и изподлобья наблюдал за приближающимся юношей. Человек был странный… даже очень, как отметил про себя витязь, замечая все новые и новые детали его облика. Во-первых, у него был до странности высокий лоб, отчего и длинные волосы, собранные в хвост на затылке, смотрелись довольно странно, вроде как не очень уместо; во-вторых, на левом глазу у него красовалась обширная черная повязка, а правую сторону лица пересекал внушительной длины шрам; а в-третьих, сам взгляд был какой-то неприятный. Не холодный… не неприязненный… а какой-то пустой и злой, но в то же время и тоскливый, как вой волков в ночном лесу. Светозару сделалось непосебе. Он уже приготовился пришпорить коня и поскорее миновать странника, но тут он почувствовал дикую, парализующую боль между лопаток. Уже приготовился мужественно терпеть, покрепче ухватившись за гриву коня; на лбу выступил холодный пот, руки до онемения сжали поводья и жесткую длинную гриву Ворона… но все было тщетно. Боль со свойственным только ей мучительно медленным отупением вгрызалась в мозг, завладевая всем сознанием. Светозар не выдержал и застонал сквозь плотно сжатые зубы. Еще через мгновение боль стала невыносимой. Будто чья-то могучая рука за шиворот подхватила юношу и с силой сдернула с седла, безжалостно бросила в рыхлый сугроб… Он закричал, закричал не стесняясь странного наблюдателя, громко и отчаянно, на весь лес. Звук его голоса, отчаянный, одинокий, исполненный нечеловеческого страдания, на мгновение повис в неподвижном морозном воздухе, а потом постепенно затих среди рыхлых сугробов и черных ветвей деревьев. Вероятно, на какой-то миг юноша даже потерял сознание, потому как очень удивился, услышав над собой скрипучий голос:
- Ты живой, храбрый витязь?…
- Живой, - выплюнув снег, тихо отозвался Светозар, с трудом принимая сидячее положение. Его взгляд уперся в довольно грязные импровизированные сапоги из засаленных шкурок, перевязанных ремешками, и в толстый конец суковатой палки.
- Чего это с тобой происходит, а? – продолжал тем временем чудак, странно приплясывая на месте. – Вроде бы молодой и сильный человек, могучий воин…
- Извини, добрый странник, я не могу открыть тебе всего, что у меня на душе, - мрачно перебил юноша, зябко передернув плечами – купание в снегу заморозило его еще сильнее и как никогда сильно потянуло в теплый терем Багульника. – Много странного творится в мире, мы лишь рабы богов и их верные служители, поэтому нам не подобает удивляться их воле, хотя порой она проявляется в не очень понятных для нас видах.
- О, ты прав, любезный юноша, любимец Пересвета! О, как ты прав!… Думается мне, даже не представляешь себе насколько прав! – забормотал чудак, продолжая приплясывать.
Его общество стало откровенно тяготить Светозара, поэтому он, не особенно церемонясь, решительно встал и сделал было шаг к своему коню, но назойливый странник вдруг схватил его за локоть и, лихорадочно сверкая глазами, затараторил:
- Познай Хладовея, витязь!… Познай, пока не поздно!… Может статься, богам будет угодно его руками разрушить твою жизнь и забрать у тебя то, что станет по-настоящему дорого. Забрать его оружием – белым хладом и вечным ледяным сном, заставит тебя самого погубить любовь. Твою любовь, которую ты погубишь своими руками!…
Юноша похолодел – откуда, черт возьми, какому-то бродяге известно, что его самого губит белый хлад?!… Или он пророк, или… Одним словом, черт его знает, главное – не верить его словам и скрыться от них далеко, как можно дальше.
- О черт! – Светозар одним махом взлетел в седло и пустил коня галопом.
Странник что-то усиленно кричал ему вдогонку, но витязь не слышал – испуг, холод и дурное предчувствие гнали его вперед, как будто посекундно хлеща плетями и подгоняя. Вздохнуть спокойно, без боли в груди, удалось лишь, когда впереди над елями заструилась тонкая струка серого дыма, запахло травяными взварами и где-то залаяла собака. Светозар расслабился и уже спокойным шагом въехал на молчаливое подворье Багульника с аккуратными постройками, замшелыми крышами и приземистым, сложенным из темного дерева теремом, причудливо украшенным резьбой и росписью.

Багульник

Ведун выругался себе под нос и, обжигая руку, убрал с огня ковшик:
- Вот едрить его мать… Убежало все-таки, зараза… опять переварил!
Горница наполнилась довольно странным запахом свежих трав и паленой шерсти. Багульник еще раз выругался и привстал на цыпочки, открывая маленькое окошко под самым потолком. В комнату мощной струей ворвался свежий воздух и закружился под низким потолком, унося с собой мерзкий запах неудавшегося варева. Ведун вытер руки о свой кожаный фартук, отер пот со лба и уселся на низкий табурет, стоявший у печки. Прислонившись к ее теплому боку, он прикрыл глаза и задумался.
Найти подходящее зелье для Светозара не получалось. Уже два месяца колдун бился над этой проблемой, но не продвинулся ни на шаг. Кроме того, он совершенно терялся в догадках, в какой стороне следует искать решение этой таинственной проблемы. Все известные миру чародеи были ему в той или иной степени знакомы – их и было-то не так много – и ни у одного не хватило бы сил навести на юношу такую порчу. Да еще и на таком расстоянии… почти наверняка не имея никакой связи с объектом, кроме зрительной… «Чертовщина! – подумал в очередной раз Багульник, ворочаясь на своем табурете. – И парня жалко… Он из-за этого теряет все! Совершенно естественно, что с таким положением вещей за ним быстро укрепится подозрение в сумасшествии… Он и так уже почти все потерял, включая любовь близких и уважение друзей. Да и самих друзей, если разобраться, тоже».
Мысли прервались. Пушистый черный кот неслышно спрыгнул с полатей, потерся о ногу колдуна и коротко сказал:
- Мя.
- Попрошайка! – привычно заворчал хозяин, нехотя вставая и направляясь в трапезную, где его единственная служанка Элодея накрывала стол к обеду. – Вечно тебе жрать подавай… - под угрюмые комментарии Элодеи, которая распространялась на тему, как вредно прикармливать животных со стола, он отщипнул от жирного бока возлежащей на блюде форели значительный кусок и кинул коту. – Трескай, чтоб тебя…
Кот поблагодарил довольным урчанием и принялся за подачку. Ведун едва заметно улыбнулся и собрался было вернуться в свою рабочую горницу, но во дворе надрывно залаяла собака и застучали по укатанному снегу копыта коня.
- Опять кого-то черти принесли, - откомментировал Багульник, демонстративно направляясь к себе.
Правда, уже через мгновение он изобразил подобие улыбки и приветливо простер руки к своему гостю:
- Доброго тебе дня, Светозар! Как самочувствие?
- Нечем мне тебя обрадовать, - грустно улыбнулся юноша, проходя и стараясь отряхнуть снег с сапог. – Опять вот с крыльями этими… буквально несколько минут назад приступ был.
- Серьезный? – деловито поинтересовался колдун, подбрасывая дров в печку. – Давай, располагайся! – кивком головы он указал на высокую лежанку, покрытую шкурами. – Будем тебя согревать… Ну так что с приступом?
- Ну как сказать, - задумчиво стаскивая сапоги, отозвался витязь. Он с удовольствием откинулся на мягкую лежанку и заерзал на ней, устраиваясь поудобнее на перемежающихся слоями магических трав шкурах. – Сами крылья не показывались… Но боль была дикая – я даже с коня упал.
- Скверно. Очень скверно, - оценил Багульник подходя и подавая другу внушительных размеров чару. – На, пей пока… Лучшего ничего нет. Только мед с травами… и немного заклятий, как в прошлый раз.
- Мерзко мне, - пожаловался Светозар. – Этот сегодняшний странник был прав… Здоровый мужчина, вроде бы княжеский дружинник… а живу как растение – постоянно на лежанке у колдуна, закутанный в шкуры, как ребенок, которого бьет озноб!
- Что за странник? – из глубины горницы поинтересовался Багульник, гремя посудой и какими-то металлическими инструментами.
- По пути к тебе я встретил странного человека… никогда его раньше не видел… Сам он вроде бы ничего особенного, только глаз у него один, шрам через все лицо и взгляд… неприятный. Словно хищный, тоскливый. Как волчий вой в зимнюю ночь.
- Так. И что он тебе сказал?
- Видимо, хотел узнать, что со мной такое… Я отказался рассказывать и хотел было ехать прочь, но он остановил меня и начал лепить какой-то бред.
- Что конкретно он сказал?
- Познай Хладовея, витязь!… Познай, пока не поздно!… Может статься, богам будет угодно его руками разрушить твою жизнь и забрать у тебя то, что станет по-настоящему дорого. Забрать его оружием – белым хладом и вечным ледяным сном, заставит тебя самого погубить любовь. Твою любовь, которую ты погубишь своими руками!… Что-то в этом роде, - нахмурившись, выдал Светозар. – А разве это важно?
- Думаю, гораздо в большей степени, чем ты думаешь, - мрачно откликнулся ведун. Витязь услышал, как его друг подтащил свой табурет поближе к лежанке и тяжело на него уселся. – Этот чудак, как ты говоришь, судя по всему никто иной, как Ирдаль. Слыхал о таком?
- Вестник бога войны?! – даже привстал от удивления юноша. – Боже… Да что ему тут надо?! По-моему, ты что-то путаешь!
- Лежи, лежи… Кровень не только бог войны, как ты знаешь. Не говоря уже о том, что он вечно противостоит Пересвету как властитель нечестной и кровавой бойни, он еще и бог раздора, скорби, боли и несчастья. Ирдаль его вестник. Его появление говорит о многом… как и его слова.
- Да нет… Кто такой Хладовей?! Какую еще любовь я могу погубить своими руками?! Кого вообще я могу встретить в этой глуши?!
- Ох, не зарекайся… Не зарекайся, мой юный друг, - покачал головой колдун. – Грядет что-то не то. Боги не пускают своих вестников бродить по дорогам просто так, уж поверь моему слову. А кто таков этот Хладовей – того я не ведаю. Одно знаю – имя не сулит ничего хорошего… Да еще и из уст почти что самого Кровня.
В горнице наступила тишина, в которой было слышно лишь урчание пристроившегося в ногах у Светозара кота. Сам же юноша, время от времени отпивая из чары, наблюдал за явно приунывшим другом. Его всегда поражало, как их вообще угораздило подружиться и как Багульник смог расположить его к себе. В те дни, казавшиеся теперь ужасно далекими, витязь был еще полон надежд на исцеление, поэтому весь светился оптимизмом и дружелюбием, въехав впервые на колдовское подворье. Огромного роста и плотного сложения огненно-рыжий ведун, больше похожий на кузнеца, встретил его недовольным ворчанием… потом только Светозар понял, что это вполне нормально и гораздо хуже было бы, если бы Багульник просто молчал. Это значило бы вечную неприязнь с его стороны и фактически даже отказ от оказания помощи, а может быть, даже и чего похуже… Со временем визиты Светозара становились все чаще, и усадьба, а особенно терем колдуна встречали его все радушнее. Первым сдался кот, который вечно кружил у его ног и норовил забраться на колени, чтобы его погладили; затем дворовый пес перестал силиться укусить Ворона за бабки; последним растаял хозяин всего этого зверинца, и на данный момент только Элодея сохраняла свою обычную угрюмость.
- Светозар! – позвал вдруг Багульник.
- Да?… Прости, я задумался… - беспокойно шевельнулся уже полностью отогревшийся юноша. Как ни странно, тепло не принесло ему ожидаемого облегчения – ведь он знал, что спустя несколько часов его снова скует отвратительный, тяжелый и неизбежный как сама смерть холод. Белый Хлад.
- Я только хотел спросить, не пообедаешь ли ты со мной?
- Охотно. Дома мне все равно делать нечего… В лучшем случае буду трапезничать под сочувственные вздохи матери в ее горнице. В худшем – один.
- Ну вот и славно. Вылезай и пошли – Элодея, поди, давно уже ворчит на нас, непутевых.
Витязь улыбнулся, неохотно слез с теплой лежанки и направился вслед за другом в трапезную. Кот, конечно же, последовал за ними; как только приятели устроились на дубовых скамьях за длинным столом, зверь тут же прочно оккупировал колени Светозара, хитро кося изумрудным глазом.
- Ну вот, нигде от тебя спасу нет! – расстроился Багульник. – А ну пошел вон, скотина!…
- Ладно. Не гони. Пусть сидит, - устало попросил юноша. – Мне он не мешает.
- Смотри, как бы он тебя не объел, - привычно заворчал ведун. – Это ж дружина витязей, а не кот!…
Обед из жареных куропаток, рыбы, соленых грибов, свежих лепешек, сыра, пива и меда был великолепен. Поняв, что он сыт, Светозар откинулся на спинку скамейки и заметил:
- Вот в данный момент я даже готов поверить, что жизнь еще идет и я где-то в ней.
- Это так и есть, - заверил его колдун, подливая в обе чары меду. – Не может быть, чтобы не было способа избавить тебя от этой напасти!… Погоди, может, весной все образуется…
- Почему? – удивился его собеседник, задумчиво поглаживая урчащего кота.
- Ну… кто знает, - уклончиво ответил его друг. – Может быть, Заря вернется…
- Заря? Кто такая Заря?…
- А, да неважно. Не обращай внимания на болтовню старого и нудного ведуна, давно спятившего среди своих многочисленных трав и отваров.
- Прекрати, Багульник. С тобой все в порядке, ты же знаешь.
- Там… эта пришла, - угрюмо сообщила Элодея, просунув голову в открытую дверь.
- Да ну?! – безмерно удивился ведун, даже привстав с места. Луч солнца, заглянувший в комнату через чисто вымытое окошко, зажег огнем его взлохмаченную медную шевелюру, пробежал по вплетенным в длинные пряди на висках ярким перьям и бусинам. Светозар удивленно поднял брови – он никогда еще не видел друга таким возбужденным. – Ты ничего не путаешь?…
- Да ее поди спутай!…
- Так… ладно… сейчас прибегу!… Э… Светозар, иди в горницу, я сейчас приду, - это он сказал, уже выбегая прочь из трапезной.
Юноша лишь пожал плечами, бережно взял на руки задремавшего у него на коленях кота и вернулся в «поварню», как частенько называл свою рабочую горницу Багульник. Там он снова притулился на уже ставшую родной лежанку, поджал ноги и задумчиво вперил взгляд в берестяную пластину, сплошь покрытую неразборчивыми рунами, которая висела на закопченной стене. В этой комнате было тепло как в бане, потому что в ней имелось целых две печки… вернее, если считать таковой еще и огромный открытый очаг, то даже три. Одна служила лишь для обогрева и использовалась только зимой – это именно на ней любил отдыхать в послеобеденные часы Быгульник. Вторая была совсем маленькой, и на ней ведун грел различные настои и готовил свои знаменитые лечебные взвары. Для чего служил очаг, Светозар не знал – его друг никогда не распространялся на эту тему, а сам витязь и не спрашивал. Ему вполне хватало тихого созерцания целых гирлянд трав, лука и целых веток деревьев, пересекавших потолок; самых разных горшочков, ковшиков, деревянных и берестяных туесков, а так же ложечек, черпаков, чарок и половников, во множестве украшавших стены и полки горницы; покрытых шкурами скамей, чисто выскобленного пола и почему-то безобразно рассохшейся двери. Этот факт всегда вызывал у юноши улыбку. Конечно, можно было бы предположить, что дверь не заменяют, оказывая услугу Элодее – чтобы лучше слышала приказы, но если уж Багульнику было что-нибудь нужно, его звучный бас и при закрытых дверях разносился ни много ни мало по всей усадьбе, а то и за ее пределы… Кстати, голос ведуна в данный момент отчаянно спорил с кем-то в непосредственной близости от окна… второго голоса слышно не было, но, судя по репликам колдуна, разговор был далеко не мирный.
Светозар прислушиваться не стал. Он даже не заметил, как его голова склонилась на подушку и как буквально через мгновение он крепко заснул, так и держа в руках довольного кота.

Багульник не стал будить друга, когда вернулся. Кроме того, он совершенно не хотел беспокоить юношу поступившими сведениями, поэтому рассудил, что и сам сначала должен успокоиться. Пусть даже и поспать – чем не занятие?… Кряхтя и ругая сквозь зубы свою больную ногу, он влез на полати, укрылся шкурой и задумался. Вести были дурные. Не один только Светозар видел Ирдаля, а помимо вестника Кровня с юга стали приходить странные слухи – мол, следующий за месяцем Вихрем Травень, а затем и Цветень не наступят… а если наступят, то мало чем будут отличатся от своих зимних собратьев. Что за ерунда! – рассмеялся Багульник, но вестник лишь покачал головой. Нет, не ерунда. Он-то ведь оттуда, его сила не в пример больше силы ведуна, поэтому он все знает… а то, чего не знает, чувствует. Природное чутье, понимаете ли.
Проснулись приятели уже ближе к закату и практически одновременно. Багульник сел на полатях, потянулся и хрустнул костями. Раздражение и тревога улеглись, но вот зато во рту стояла неприятная сухость, поэтому колдун тяжело спрыгнул на пол, улыбнулся задумчиво поглаживающему кота Светозару и крикнул:
- Элодея! Грей мед! – он повернулся к своему гостю и с улыбкой спросил. – Выпьешь со мной?
- Наверное, мне пора, - неуверенно отозвался тот. – Мать будет волноваться, отец – кричать… Все равно этого не избежать, как бы я не оттягивал. Все-таки я должен сохранить еще те остатки чести и уважения, что когда-то имел. Только поэтому я живу еще с моим родом и моей семьей. Не хочу терять их, хотя, кажется, они все уже давно потеряли меня.
- Не отчаивайся. Все еще образуется, поверь старому ведуну, - изобразил улыбку Багульник. – Да, и еще… для начала смени этот ужасный черный цвет!!!
- Э… что? – не сразу уловил занятый своими сапогами Светозар, откидывая с лица непослушные пряди длинных волос.
- Говорю, вели сшить себе одежду другого цвета. Это не дело – ты два месяца ко мне в одной и той же гамме ездишь… Серебро с черным! Как будто уже в траур обрядился… По кому?! По самому себе, что ли?!
- Да нет. Не задумывался как-то…
- Так вот и задумайся. Счастливого пути!
- Спасибо. Я скоро приеду снова…
- Да уж конечно, приедешь! Куда ты от меня денешься, горе луковое?
Светозар улыбнулся и вышел, глубоко вдыхая свежий морозный воздух. С таким трудом согретое тело еще не успело остыть, а воздух в горнице был очень тяжелым и душным, поэтому юноша просто наслаждался приятным покалыванием в носу. Снова ощутимо похолодало. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая снег в мягкий оранжево-красный цвет, снова принося в молчаливый зимний лес холод ночи и сумерек. «Уже все засыпает, - подумал витязь, прислушиваясь к еле различимым звукам леса. Его конь нетерпеливо фыркнул совсем рядом, дохнув в руку теплом, и он со вздохом взобрался в седло. – Замерзает и успокаивается. И я буду таким же, если не найду спасения».