... Медея была счастлива.

***

- Плохо! Всё плохо! Всё очень плохо! – истерично выкрикивал Анаксагор, разбрасывая бумаги на столе, - Всё плохо! Всё бездарно! Я глупый неуч и дилетант!
Он схватил несколько листов и яростно порвал. Клочки смял и бросил в огонь. Они сморщились и рассыпались.
- Я столько времени потратил зря! Ну куда эти стихи, куда эти новеллы - они бесполезны! Они такие однообразные, такие скучные, такие гадкие!
Анаксагор кочергой разгрёб угли в камине и бросил туда ещё бумаги.
- Права была Либитина, когда говорила, что лучше бы я шёл учиться на доктора! Сейчас бы рылся в чужих головах, а не сжигал бы мусор, высосанный из своей!
- Либитина была не права.
Анаксагор бросил кочергу и завертел головой. Голос Кристины, а это был, несомненно, её голос, шёл издалека. Анаксагор даже бросился к зеркалу, проверить, не оттуда ли она с ним разговаривает, но тщетно: зеркало лишь отражало его зелёное лицо, искажённое мучительным ожиданием.
- Анаксагор, я… я глубоко внизу. Спускайтесь сюда, найдите меня. Моё лицо…
Голос пропал. Анаксагор ждал ещё указаний, каких-то подсказок, но ничего этого не случилось. Кристина молчала.
Анаксагор задумался. С одной стороны, Леонард строго-настрого запретил ему спускаться в Бездну, да и сам дядюшка не горел желанием вновь испытывать судьбу. Особенно, если Леонард не преувеличивает, и Бездна действительно разбушевалась. Но с другой стороны – найти Кристину, говорить с ней, слышать её голос, видеть её лицо… Лицо!
- Лицо! – громко крикнул Анаксагор, - Она недоговорила, но она дала мне блестящую подсказку! Мне нужно спуститься в малую сокровищницу и найти её портрет! Портрет – лицо!
Довольный своей догадкой, Анаксагор бросил разгребать писанину, пулей вылетел в коридор и вскоре уже был в малой сокровищнице. Окинув взглядом её площадь и горы хлама, разваленного на полу и развешанного по стенам, Анаксагор приуныл. На поиски может уйти не день и не два. Он не может столько ждать!
Помощь пришла с неба. Вернее, с потолка. Пылевой оборотень Чихун, лучший друг Анаксагора и верный спутник по жизни, кляксой стёк с потолка Анаксагору на макушку. Затем перепрыгнул на руку и свёл вместе два желейных глаза, словно спрашивая: «помощь нужна?».
- Чихун, друг! – обрадовался Анаксагор, - Ты-то как раз мне и нужен! Ты поможешь мне найти картину!
Чихун с готовностью превратился в огромную лупоглазую стрекозу и завис, жужжа крыльями, у Анаксагора перед носом. Он спрашивал: «что искать?».
- Это портрет. Девушки. Лет двадцати – тридцати на вид. Лицо белое, волосы каштановые, потрясающей красоты глаза. Возможно, в синем платье.
Чихун издал странный звук, похожий на смешок, и превратился в большое пульсирующее сердце.
- Будешь отвлекаться - не буду тебя ни о чём больше просить! – заявил Анаксагор, - так ты мне поможешь, или нет?
- Чихун! – радостно пискнул оборотень, вновь обернулся стрекозой и ринулся на поиски.
Чихун тайфуном пронёсся по сокровищнице. Старинные латы и канделябры летели в стороны и падали на золотые монеты, полы парчовых платьев вздымались, угрожающе мигали лампы под потолком. Анаксагор навалился на стену, осел на пол и поднял что-то с пола. В руках у него оказалась небольшая шкатулка из слоновой кости. С трудом подцепив мелкую застёжку, Анаксагор открыл шкатулку и обнаружил замечательную подвеску внутри неё. Подвеска была с синим камнем. «Кристине должно понравиться» - решил Анаксагор и спрятал подвеску в карман. Шкатулку закрыл и положил обратно, как было.
- Чихун! – завопил малыш.
Анаксагор поднялся и бросился к нему. Чихун маячил около большой груды, состоящей из каких-то потемневших плевательниц, индейских копий и нескольких поломанных картинных рам.
Чихун превратился в указатель и ткнул в середину завала.
- Понятно! Спасибо, Чихун!
- Чихун! – крикнул малыш и умчался наверх.
Анаксагор закатал рукава мантии и ринулся в бой. Вчера он почти разобрал завал в библиотеке, он трудился всю ночь, поэтому опыт работы у него уже был. Он без особого труда и грохота добрался до сердцевины и разочарованно пошарил взглядом по картинам. Ничего похожего, только какая-то уродливая старуха, правда, в синем чепце.
Анаксагор хотел уже было уходить, но тут заметил, что от уродливой старухи словно исходит туман. Протёр глаза, пригляделся и обнаружил, что так оно и есть. Картина будто бы умоляла, чтобы её взяли. Анаксагор так и сделал.
«Кто у нас специалист по картинам?» - задумался Анаксагор и тут же сам ответил на свой вопрос:
- Оливия. Вперёд! – сам себе скомандовал Анаксагор.
Он нашёл её в бальном зале. Леонарда там уже не было, и госпожа Могилина была занята тем, что расставляла по местам многочисленные пластинки. Они использовали их по меньшей мере тридцать штук.
- Оливия, можно тебя на секунду?
- Конечно, Анаксагор, - улыбнулась ему Оливия и отложила в сторону пластинки, - Что это такое у тебя?
- Нашёл в сокровищнице.
- А Леонард не говорил тебе, что в большую сокровищницу сейчас ходить опасно?
- Я знаю. Это из малой. Ты не посмотришь? Ну пожалуйста, мне очень нужно.
- Иди за мной.
Оливия отвела его в свою мастерскую на третьем этаже. Эта комната была обставлена гораздо скромнее Либитининой (тётушка отхватила себе шикарную студию, но совершенно не умела рисовать), да и по размеру была на порядок меньше. Зато в ней было как-то уютнее и вкусно пахло свежими красками и глиной. В углу, у окна, Анаксагор увидел гончарный круг, а на нём – тонкую вазу, ещё влажную.
- Картину на стол, - скомандовала Оливия.
Анаксагор заботливо уложил портрет на постеленную ткань. Он боялся, как бы с картиной ничего не случилось. Он чувствовал, что этот портрет очень важен для него.
Пока Оливия колдовала над картиной, Анаксагор рассматривал стены в её мастерской. Повсюду летали чёрно-белые ангелы, то и дело встречались забавные зубастые рыбы, несколько цветов распустились около оконной рамы. Увидев цветы, Анаксагор невольно вспомнил о Кристине и решил поторопить Оливию.
- Ну, ну что там? – заглянул ей через плечо, - Эй, ты что с картиной сделала?!
Анаксагор схватился за раму. Лицо старухи было исполосовано тонкими линиями, в некоторых местах он заметил сколы. Оливия вооружилась чем-то страшным, отдалённо похожим на нож.
- Не пущу! – крикнул Анаксагор, вырвал картину из-под инструмента и вместе с ней вылетел из мастерской.
Не обращая внимания на что-то говорившую ему Оливию, он дотащил картину до своей комнаты, запер дверь и забился в угол в обнимку с картиной. Положил её себе на колени и увидел вдруг, что у старухи один глаз отличается от другого. Поправил очки, сощурил глаза, но всё равно: один глаз явно был моложе. Решив проверить свою догадку, Анаксагор закрыл глаза, средним и указательным пальцами правой руки провёл по шершавой поверхности холста и обнаружил чёткие сколы и неровности. Открыл глаза: пальцы закрывали молодой глаз.
- А что, если там внутри…?
Анаксагор осенило. Так вот что пыталась сделать Оливия, а он помешал ей! Она тоже увидела, что тут что-то не так и попыталась разгадать загадку картины! А он ей помешал. Проситься обратно? Ну уж нет.
Анаксагор вооружился скальпелем и кусочком наждачной бумаги. Потёр. С ужасом обнаружил, что сделал дыру. Хорошо хоть, что додумался попробовать с краю, а не посредине лица.
- Оливия, пусти, пожалуйста, - спустя минуту он уже стоял около дверей ей мастерской, - Извини меня.
Дверь отворилась. Оливия стояла перед ним со скальпелем в руках.
- Помоги мне, - ещё раз, со стыдливым взглядом попросил Анаксагор. - Пожалуйста.
- Ну что я с тобой сделаю? Заноси.

***

- Дамаст, бинокль, - скомандовала Дементра и свесилась с края конусообразной крыши Башни Орла.
Близнецы сидели на крыше уже с час. Сначала они просто бегали по ней, проверяя, провалится ли настил, если по нему попрыгать. Их ожидало разочарование: настил не провалился. Зато во время одного из таких прыжков Дементра увидела, как к воротам «Цитадели» идёт неизвестный юноша в чёрной куртке и с двумя газетными свёртками в руках.
Дементра помнила мамин наказ: присматривать за сестрой. И, наверное, поняла его слишком буквально. Странный юноша скрылся в доме, прошло пол часа, и вот он снова на улице, на этот раз вместе с Медеей.
- Ну, что там видно? – спросил Дамаст.
Он стоял чуть поодаль и не рисковал подходить так близко к краю. Дементра же была настолько бесстрашной, что работала без страховки. Она вообще не допускала мысли, что может упасть.
- С крыш падают только неудачники, - заявила однажды она. Помнится, тогда как раз тётушка Либитина навернулась с крыши конюшни.
- Они идут по кладбищу, - комментировала Дементра, поточнее настраивая бинокль, - Держатся за руки.
- А он что?
- Он что-то говорит, Медея улыбается. Сели на скамейку… а-а-а!
- Держись! – Дамаст упал на живот и схватил сестру за ноги.
- Не толкайся, я не падаю! А будешь толкаться – я точно упаду, и тебя за собой утяну, чтоб не так обидно было… Просто они… они... Я даже сказать такого не могу! На, смотри сам!
Дамаст пристроился рядом, схватился за бинокль, а в следующий миг Дементра почувствовала, как у него глаза округлились блюдечками.
- Они обнимаются!
- Сильно, да?
- Ему повезло, что папа этого не видит! Он бы ему мигом руки оторвал!
- Хм, ему повезло, что Идас этого не видит. Иначе он бы оторвал ему не только руки, но и некоторые другие части тела. Отдай бинокль.
- Ага, щас, я сам смотрю!
- Отдай, или полетишь с крыши!
- Держи, - повиновался Дамаст.
Дементра была сильнее его и старше на несколько минут. Поэтому считала, что может делать с ним всё, что хочет. И делала. А Дамаст, когда не мог убежать, утешал себя мыслью, что однажды справедливость восторжествует. С этой целью он читал очень много книг по истории и втайне лелеял надежду, что однажды изобретут машину времени, и он сможет слетать в гости к Ивану Грозному или к Графу Дракуле, чтобы спросить совета на счёт Дементры. Он был уверен: эти гении-мучители обязательно придумают что-нибудь особенно пакостное для его любимой сестрёнки. И в это же самое время Дамаст очень любил Дементру и готов был защитить её, если это, конечно, когда-нибудь понадобится. Неизвестно откуда, но Дементра умела драться любого уличного мальчишки её возраста.
Близнецы жили под девизом «никому не позволю его/её мучить, это можно только мне» и до сих пор это срабатывало. По крайней мере, никто из них давно не бывал «в обиде».

***

- Оливия, я тебя обожаю! – воскликнул Анаксагор, когда Оливия вручила ему готовый портрет, - Я буду молиться на тебя! Я напишу о тебе оду! Хочешь, я попрошу Павора испечь тебе тортик?
- Не стоит благодарности, Анаксагор. Это было совсем несложно.
- Не скромничай, Лив, - в дверях мастерской показался радостный Леонард, - Анаксагор, ты уже уходишь? – не спрашивая, а скорее по-доброму убеждая, сказал он.
- Да, я, я ухожу… Ещё раз большое спасибо, Оливия! Леонард, у тебя просто чудесная жена, я тебе завидую! – с этими словами Анаксагор вылетел в коридор.
- Что это с ним? Он выглядит таким счастливым…
- Он просто счастлив.
- Я тоже счастлив! Представь себе, всего одна ночь без кошмаров – и я готов расцеловать тебя!
- Ты сам предложил.
- Как скажешь!
Дверь мастерской с грохотом захлопнулась и закрылась на замок.

***

В конюшне было очень тепло и душно. Буцефал и Галатея, готовые к прогулке, были выведены на порог. Завидев Медею и Кирилла, Буцефал радостно забил копытом, а Галатея попятилась назад.
- Кирилл, знакомься – наши лошадки. Это Галатея, мамина. А это папин Буцефал. Ну не бойся ты, погладь по морде, они не кусаются.
Кирилл дрожащей рукой дотронулся до Галатеи. Она шумно задышала носом, понюхала его запястье и успокоилась.
- А ты ей понравился! Она большая привереда… Да, Галатея, ты привереда, и незачем так смотреть на меня, будто это не так!
- Медея, ты разговариваешь с лошадью?
- А что ты хотел?
Медея держала Галатею, пока Кирилл забирался на неё. Для новичка он сделал это довольно проворно. Или он не новичок?
- Лошади – как люди, а может, даже лучше, - говорила Медея, с лёгкостью запрыгивая на Буцефала. Ей мешал сидеть длинный узкий плащ, поэтому пришлось немного расстегнуть нижнюю молнию. – Едят больше, зато говорят меньше. Меньше шансов, что скажут какую-нибудь гадость.
- Ну-с, куда мы поедем?
Кирилл ловко вывел Галатею на дорожку так, будто в свободное время только и делал, что ездил верхом. И спину держал прямо, как надо. Медея теперь сильно сомневалась, что он новичок.
- Кирилл, можно вопрос?
- Давай.
- А ты прежде ездил на лошадях?
- С детства в седле, недавно только бросил, - ответил он, - оттого и подзабыл, что такое лошадь. Два года назад умер мой отец, а мама не так много зарабатывает. Чтобы содержать лошадь, сама знаешь, нужны немалые деньги.
- Понятно, извини, что спросила.
- Ничего. Я скучаю по отцу, но понимаю, что его не вернуть. Он всё равно бы скоро умер, годом раньше или годом позже.
- А что с ним было?
- Рак лёгких. Ладно, довольно об этом.
- Извини. Поедем?
- Давай, я за тобой.
Медея, изредка оглядываясь на Кирилла, наказала Буцефалу ехать по аллее для конных прогулок, вырубленной Павором с задней стороны «Цитадели». Пока спускались с холма, ехали мимо кладбища. Кирилл осторожно поглядывал на многочисленные надгробия, статуи, склепы и каменные плиты.
- Тут весь наш род, - ответила на его молчаливый вопрос Медея.
- Жаль, что Августины здесь нет, - вдруг сказал Кирилл.
Медея посчитала это оскорблением. Чего это вдруг он вспомнил об Авгу? Или ему что, уже приелось её общество? Но тут же одёрнула себя: Августина – её подруга, Кирилл – её друг, и только недавно они с Авгу утрясли этот деликатный вопрос. Понятно, что Кирилл может вспоминать о ней. Они с Авгу друзья. Но Медея предпочла бы, чтобы он делал это как можно реже. Хотя бы в такие моменты.
Да что с ней, в самом деле!?
- Она говорила мне, что любит лошадей, - продолжал Кирилл.
Это немало злило Медею, но она старалась этого не показывать.
- А что ещё она говорила? – язвительно спросила Медея.
Кирилл остановил Галатею. Медея проехала немного вперёд и повернулась назад.
- Что? Ты едешь?
- Медея, что происходит между тобой и Августиной? Вы же, вроде бы, помирились недавно! Что опять случилось?
- Между нами ничего не происходит! А вот что между вами происходит?!
- Медея, о чём ты? Что может между нами происходить?
- А то ты сам не знаешь! Кто постоянно садится на тот же автобус, что и она?!
- Просто мы живём в одном дворе!
- Отлично! Вы ещё и живёте вместе!
- Медея, стой!
- Отлично, желаю вам счастья! – сквозь слёзы крикнула Медея, пришпорила Буцефала и понеслась вперёд.
- Медея, подожди!
Медея слышала, как за ней несётся Галатея, но не могла заставить себя остановиться. Внезапно Галатея прекратила бег и дико заржала. Медея дёрнула за поводья, чуть не вылетела из седла и обернулась назад. Галатея встала на дыбы. Кирилл едва не упал, когда она вдруг переменила направление и бешеным галопом понеслась в сторону заснеженного леса.
- Галатея! – крикнула Медея, - Буцефал, быстро за ними!
Буцефалу не нужно было дважды повторять. Они ринулись в погоню.

***

- Ну вот ты и дома, - с этими словами Анаксагор торжественно внёс портрет Кристины в свою комнату, разгрёб барахло на столе и пристроил картину между кипами бумаг.
- Спасибо, что освободили меня, Анаксагор.
Дядюшка почувствовал лёгкое прикосновение. Да и голос звучал так близко, словно она… Не веря своему счастью, Анаксагор обернулся и увидел её. Она пыталась выйти из его зеркального шкафа. Вернее, из зеркала. За нею выла метель Элизиума.
- Давайте, я вам помогу! – кинулся на помощь Анаксагор и подал ей руку, чтобы она могла перешагнуть через высокую раму.
Оказавшись в его комнате, Кристина поёжилась. Там и правда было немного прохладно.
- Когда мы ступаем на землю, мы чувствуем лучше, - сказала Кристина.
- Вот, накиньте это. Это не моё, племянницы, - поспешно добавил он, - она забыла это у меня.
Кристина с удовольствием накинула на плечи чёрную меховую жилетку Медеи и тонкими пальцами застегнула серебряную пуговицу. Подбежала к окну и мигом погрустнела.
- И тут зима… Зима – моё наказанье.
- Но в Элизиуме всегда зима!
- И в этом моё наказанье… Я люблю цветы, а они гибнут от холода.
- Но в Элизиуме…
- Простите, мне показалось, что в первый раз я ослышалась. Что такое Элизиум?
Анаксагор замялся и повторил нерешительно:
- Я имел смелость назвать ваш славный мир Элизиумом. Я влюбился в этот мир и... в вас, - неожиданно для самого себя выдал он.
Кристина, вместо того, чтобы как-то удивляться или радоваться, принялась морщиться от досады.
- Так каждый раз, всегда мужчины страдают из-за меня! Всё, Анаксагор, я зря пришла сюда, я ухожу! – она ринулась к зеркалу, - Иначе я и вам жизнь сломаю…
- Но вы…! Стойте! – Анаксагор схватил её за руку, когда зеркало уже пошло волнами, - Я вас…!
- Что вы себе возомнили?! Между нами не может быть никаких отношений! Я же мёртвая, чёрт возьми! МЁР-ТВА-Я! – громко прокричала она.
- Мне всё равно!
- Всё равно!? И вот на это тебе тоже всё равно?!
Кристина отошла на шаг назад, и внезапно произошло нечто, что заставило Анаксагора по-новому оценить реальность. А реальность была такова: части тела Кристины свободно разъединялись. При этом, отделяясь, они превращались в то, чем на самом деле были: в кости, увитые остатками сухожилий, в какие-то чахлые кусочки плоти. Что говорить, она была самой обыкновённой мёртвой девушкой, каким-то образом сумевшей сохранить красоту и поселиться в своём отдельном мирке, неразрывно связанным с Бездной.
Кристина вновь стала красавицей и робко глянула на Анаксагора, будто бы спрашивая «ну, как?». Анаксагор собрался с мыслями, решительно шагнул к ней и поцеловал в щёку.
- Мне всё равно, какая ты. Я люблю тебя. Такой, какая ты есть.
Она недоверчиво заглянула в его глаза и убедилась, что он не врёт.
- Я люблю тебя такой: мёртвой, полуразложившейся, любой, какой прикажешь!
- Но я не живая!
- Отлично! Знаешь, что хорошо в таком раскладе вещей?
- Что?
- А то, что даже смерть не разлучит нас. Буквально. Ты уже мертва, - улыбнулся он.
Кристина перешагнула одной ногой через зеркало и серьёзно сказала:
- Ты мне тоже не безразличен. Но не стоит проходить в Элизиум. Я буду приходить к тебе. Ты не против?
- Я буду тебе только рад! – засиял Анаксагор, - Возможно, я снова смогу начать писать!
Кристина повернула в сторону каменный цветок герберы, неизвестно откуда взявшийся у Анаксагора на шкафу, и сказал ему напоследок:
- Элизиум… чудесное название! Мне очень жаль, что я лишила тебя возможности сочинять. Ну ничего! Я стану твоей музой. Я верю в тебя, Анаксагор. До завтра.
- Кристина, подожди! Вот, я хотел подарить тебе!
Анаксагор вспомнил про кулон и застегнул цепочку у Кристины на шее.
- Спасибо, Анаксагор.
Кристина исчезла, рябь на зеркале улеглась.
Внезапно Анаксагор почувствовал острый приступ счастья и одновременно с этим не менее острую необходимость прямо сейчас сесть и написать что-нибудь про Элизиум. Мир, в котором живёт Кристина. Мир, который будет их секретом и убежищем. Мир, в который он, побывав там лишь однажды, уже успел влюбиться. Равно как и в его очаровательную хозяйку.
А цветок-гербера, знак Кристины, так и остался у Анаксагора на шкафу. Он повернул его, но чуда не случилось. Придется ждать, пока она придёт к нему сама.
- Чудесная женщина! – расплылся в мечтательной улыбке Анаксагор, вооружился пером и уже через мгновение принялся что-то строчить.

___________________

то была вторая треть.