20
В «Павлиньем пере» его не ждали, как не ждали в Помпеях извержения Везувия. Он шагал по мягкой траве парка, под тревожно перешептывавшимися ветвями деревьев. Ласковые сумерки льнули к земле, окрашивая воздух оттенками сепии, как на старинных фотографиях. Вечер – первый вечер его полной свободы - был нежен и прекрасен. Некоторое время был.
Ему нужно было найти эту женщину, пока не угасло дивное пограничное время между днем и ночью, пока не явились звезды и луна. В такие ночи он жаждал… Раньше в такие ночи он действительно жаждал крови. Теперь другое. Теперь всё другое.
Она сидела на скамье у садового столика, сервированного для вечернего чая. Смеющаяся счастливая женщина с юным и лживым лицом, в платье зеленом, как листва. С женщиной был неизвестный ему высокий молодой человек, который держал ее руку в своей. Один направленный в грудь удар, пальцы, пронзающие, разрывающие сердечную мышцу, выходящие из окровавленной спины женщины с непринужденной легкостью, словно проделали дыру не в клети из мяса и костей, а в дымном облаке. Убийство произошло так быстро, что спутник женщины не успел помешать ему.
Помешать ему юноша не успел, однако отомстить захотел. С каким наслаждением он принял бой – в сражении ему хотя бы ненадолго удавалось почувствовать себя ЖИВЫМ. Эта схватка не оставляла безрассудному юнцу никаких шансов на спасение – полная свобода, обрушение печатей и разрыв пут превращали поединок с ним в простое и безжалостное уничтожение врага. Ему не придется даже делать небольшое усилие, хотя упрямый мальчик - почти достойный его противник. Такой мог бы надеяться на победу - но не сегодня, когда всё другое. Совсем другое.
Он усмехнулся: юнец полагает, что сумеет справиться. Какая восхитительная самонадеянность, решил он, ощущая привкус горечи от этой мысли. Горечь усилилась, когда он понял, что просто раздавить препятствие не удастся – ему хотелось бы завершить все как можно быстрее, несмотря на то, что такие удачные опасные поединки выпадали на его долю слишком редко. Юноша был силен – на свою беду.
Он повел плечами, из которых на длинной черной шее выросла вторая голова – собачья. Звериная пасть распахнулась, и три ряда зубов сомкнулись на руке юноши; одновременно с этим пальцы человеческой руки пробили грудную клетку врага и стиснули бешено колотившееся сердце. Несколькими мгновениями позже сердце было вырвано и сожрано.
Сумерки загустели до чернильной синевы. Чудовище заметило это только тогда, когда утолило томившую его жажду и вволю напилось крови побежденного. Даже она сегодня на вкус была другая.
- Совсем другая… - произнес он вслух и обвел глазами дело рук своих: искалеченный труп женщины, растерзанное тело юноши. Он привык к таким зрелищам уже много веков назад. Он с трудом уяснил, что перед ним лежит та самая маленькая потерявшаяся девочка – для вампира мертвые все на одно лицо, вместе с жизнью и душой теряющие индивидуальность, становящиеся ненужной рухлядью.
Ветер, гуляющий в траве, внезапно донес необычный аромат. Чудовище принюхалось – откуда-то из глубины парка доносился тонкий запах Мортимер, но кровь убитой женщины такого запаха не имела. Не успел он подивиться странности этого факта, как под деревьями появилась девушка, как две капли воды похожая на Анну. Алые глаза с недоумением устремились на нее.
- А ты, смотрю, так и не успел залечить свое око? – обронила она замечание. – Надеюсь, тебе было очень больно?
Чудище раскрыло пасть и захохотало:
- Ты способна укусить врага, даже подыхая. Ты смелая сучка. Отважная, но мертвая. Я уже убил тебя.
- Та, что погибла – не более чем биологический двойник. У меня таких много, так что не стесняйся, - она сделала радушный приглашающий жест, - вся моя коллекция в твоем распоряжении.
- Предпочитаю начать с тебя.
Анна вышла к нему из тени деревьев, словно призрак дамы в зеленом.
- Где твоя охрана? – спросил Алукард, глядя на нее сверху вниз.
- Любая армия, которую я могу выставить против тебя, бесполезна. Кроме того, я против войн и кровопролитий, помнишь?
- Против КРОВОПРОЛИТИЙ? – многозначительно повторил вампир.
- Но не против убийств, - поняв его намек, уточнила она. – Не против, если они являются ходом моей игры. Всё сделано лишь ради вас, воевода, князь, милорд.
- Уничтожила всё, что мешало тебя обладать мною?
- Я поступаю так, как поступил бы ты, владыка.
- Это в прошлом.
- Неужели вы последуете примеру того чёрта из поговорки, который, состарившись, взялся за Библию?
Носком туфельки она пошевелила руку Влада.
- Белая Богиня одновременно – это Дева, Мать и Старуха Смерть. Так уж получилось, что я тоже совмещаю эти ипостаси... Надо же, он не рассыпался прахом, хотя ты сожрал его сердце. В нем было больше от человека, чем я надеялась. Знаешь, что это древняя первосортная месть – обманом заставить съесть сердце любимого существа? Филомела, Тит Андроник, граф Руссильонский… Разумеется, ты его не любил… но мог бы полюбить. А ты заметил, какие у него были глаза? – вдруг спросила она, мягко растягивая слова. – Нет, конечно же. Ты вообще ничего не заметил, иначе не убил бы его.
Алукард молча смотрел на нее. Просто смотрел.
- А глаза у него были карие с зеленью. – Она указала на собственное лицо. – Точно такого же оттенка, как у меня.
Алукард не пошевелился.
- Но в остальном Влад был поразительно похож на своего отца.
Алукард смотрел и молчал.
- Разумеется, всё задумывалось по-другому, - голос Анны становился все нежнее. – Эдип, не зная правды о своем происхождении, должен был убить собственного отца и влюбиться в свою мать. Планы удались лишь наполовину. Причем на худшую половину. Так иногда случается – на то она и игра. А теперь… твой ход.
Анна остановила взгляд на вампире, приглашая его действовать.
- Твой ход, - повторила она.
Голос Алукарда обнял ее холодным порывом ветра:
- Хорошо, я его сделаю. А потом убью тебя.
Анна чуть наклонила голову к плечу, готовясь к контрудару противника.
- Моим ходом будут вопросы, на которые ты обязана ответить.
- Да будет так.
- Тот уродец, которого я убил пять лет назад, действительно был моим и Интегры?
Она кивнула.
- Вы что-то сделали, чтобы он стал таким. Чтобы не отдавать его мне.
Она кивнула снова.
- А эта мертвая падаль – сделана из тебя и меня?
- Я обещала, что выращу ребенка, который мог бы убить вампира Алукарда. Он был почти такой же сильный, как ты. И способности у него были немалые. Надеюсь, ты оценил противника. Твоего долгожданного врага.
- Ты что, не понимаешь, что ВСЁ КОНЧЕНО?
- Для тебя или для меня? – невозмутимо уточнила она.
- Для нас.
Она не успела пожать плечами – чудовище выбросило вперед руку. Его пальцы стали погружаться в живот Анны, разрывая кожу. Она покачнулась, но не упала – надетая на его запястье, словно диковинный браслет, она стояла, ухватившись за ту самую руку, что терзала ее тело, пытаясь не пропустить ладонь глубже.
- Это не первая моя схватка, наивный. По правде говоря, на мне нет живого места – то и дело кто-то пытается оторвать руку или ногу, а то и голову. Это легко починят... Запрашиваю разрешение на подключение, пароль: «Odi et amo. Quare id faciam fortasse requires. Nescio, sed fieri sentio et excrucior», - она прикрыл глаза и произнесла уже совершенно другим, медным голосом. – Проект «Пандора» активирован на 15%. Процессы регенерации тканей запущены. – По ее истерзанному телу прошла судорога. Учащенный пульс замедлился до нормального, лицо осветила улыбка. – Я такое же чудовище, как и ты, князь, - не человек, хотя когда-то им была. Младенец, которого отобрали вместе с десятками других для великого эксперимента. Мои сестры оказались слабыми и умерли, я осталась единственной, на кого возлагались все надежды. Они хорошо потрудились надо мной, добрые женщины из «Геры». Они выпотрошили меня, вынули начинку и заменили ее, промыли вены растворами, укрепили кости. Они переделали меня, маленькую девочку со спичками, замерзшую в снегу, в Пандору, «одаренную всеми богами».
- Мне все равно, кто ты, женщина. Я пришел убить тебя.
Она ласково улыбнулась:
- Кронос убил отца своего, Урана, чтобы самому править миром. Зевс убил отца своего, Кроноса, чтобы стать верховным властелином. И никто не называл их убийцами и не проклинал их имен. Победитель всегда прав, Алукард, какими бы путями он ни пришел к своему величию. Ты не согласен со мной, грозный и справедливый вóда Цепеш, тот, кого называли зломудрым?
- Сейчас – другое, - возразил Алукард, удивляясь, что ему не претит спорить с ней. – Ты отняла у меня…
- То, чего у тебя никогда не было. Я всего лишь лишила тебя иллюзий, лорд мой.
- Ненавижу тебя.
- Даже ненависть лучше безразличия. Впрочем, спорить на эту тему мы можем до бесконечности.
- Пусть так. Но от смерти это тебя не избавит, - он надавил пальцами на кровавую жижу, под которой скрывались внутренние органы Анны. Она не сдержала крика боли. – Впрочем, как и от мук.
- Смерть, смерть, смерть… Вы только о ней и говорите, дорогой милорд. Смерть! Но вы же хотите не смерти, а жизни. Так?
- Жизнь обошлась со мной более жестоко, чем смерть, женщина.
Анна смотрела на Алукарда без страха, с любопытством средневекового ученого, только что давшему больному чумой ребенку новое, неизученное еще, снадобье на основе мышьяка.
- У меня осталась еще одна карта, - шепнула она. Из уголка ее рта потекла струйка крови.
- Хватит! – оборвал Алукард, нащупывая ее печень.
Она засмеялась, выплеснув из раны на траву немного крови:
- О нет, только сейчас начинается самое интересное! Моя последняя ставка – это последний из твоих сыновей.
Он остановился.
- Подними голову, чудовище. Что ты видишь за моим правым плечом?
Алукард меньше всего был расположен следовать приказам Анны, все-таки не удержался и посмотрел. На краю лужайки стоял его двойник: слишком высокого роста для человека, длиннорукий, с черными волосами и светящимися в темноте красными глазами.
- Матиаш, - выдохнула Анна, сплевывая кровь. – Целиком и полностью – только твой ребенок. Искусственный вампир, но выглядит как настоящий, правда? Нелюдим и безжалостен, замкнут и жесток, но послушно исполняет все приказы. В нем нет дьявольской искры, как во Владе, нет ни капли обаяния зла, как в тебе, но даже Матиаш лучше, чем ничего.
Заметив, что Алукард не сводит глаз с сына, Анна мягко добавила:
- Больше наследников Алукарда у меня нет, все карты разыграны.
Он перевел взгляд на нее.
- Забирай свое дитя и уходи, князь. Тебе же этого всегда хотелось?
- Ты умрешь от ран, - задумчиво произнес Алукард, осторожно вытаскивая окровавленную руку и поддерживая Анну, чтобы она не упала.
- О, я бы на твоем месте на это не надеялась, - прошептала она. – Раньше у меня никогда не получалось преставиться. Чудовище может убить только настоящий человек… или настоящее чудовище. Но, по моему скромному разумению, нам с тобою далеко и до того, и до другого.
Он покачал головой:
- Ты ничего не понимаешь, овечка. Я сейчас едва не уничтожил тебя.
Она саркастически усмехнулась:
- И что же вам помешало, князь мой? - Они с минуту мерялись твердостью взгляда, и ни один не хотел уступить другому. – Хорошо, если вы так настаиваете, заключим перемирие. Потолкуем о способах сокрушить друг друга позже – может быть, у нас даже что-нибудь получится.
- В таком случае пора позаботиться о тебе. – Алукард бережно поднял Анну на руки и понес в дом. – Так значит, чудовище может убить только настоящий человек или настоящее чудовище? Никогда бы не подумал, что у моей смерти будет невинное девичье личико…