Утро начиналось, так же как и всегда, со звонка будильника на сотке.
Я встаю, ищу его и пытаюсь спросонья выключить телефон. Не получилось, пришлось открыть один глаз. За первым пошёл второй и естественно я проснулся.
Кляня Белла, иду на кухню. Чайник уже кипел. Родители и сестрёнки проснулись и отправились по школам брат – в университет. Дедушка с бабушкой и прабабушкой ещё спят. Чай они будут пить только в девять часов. Положил пакетик в кружку и залил его кипятком, пока чай настаивается, пытаюсь одеться в ту одежду, в которой придётся идти в институт.
Чай, что я вчера купил в супермаркете оказался такой дрянью, которую я не пил даже в столовке, хотя там давали такие помои, что мне, ценителю и любителю чая он казался дерьмом, разведённым полусладким сиропом. Пришлось вылить это пойло и заварить нормальный чай. Отплёвываясь чаинками и пытаясь распробовать печенье, которое тоже купил вчера, думаю о том, что же мне надо было сделать на сегодня, и какое же у меня расписание.
Быстро покидав книги и ксерокопии в сумку, я, одевшись уже до конца, вышел из дома. Ключей не надо, дом мы запираем магией, проведя по замку рукой, я со спокойной совестью пошёл по своим делам – точнее на остановку.
Остановки было две, одна за углом, идти к ней максимум пятьдесят шагов, другая за квартал – метров триста. Решил пройтись и пошёл к дальней остановке. Её преимущество в том, что там ходят два маршрута, которые идут до моего института.
Сел на первый попавшийся автобус. Он тронулся так мучительно и громко, что мне казалось, что он развалиться. Плюс автобуса в том, что на нём едят мало людей: в основном пенсионеры (маршрут проходит мимо ГЦВП – государственного центра по выплате пенсий) и студенты (все ВУЗы в городе находятся по соседству друг с другом) и потому, что в автобусе пенсионеры ездят бесплатно, а студенты со скидкой. Я сел спиной к движению, лицом в салон на место, которое находится рядом с контролёром.
Автобус! Автобус!!! Как хорошо ездить в нём: ты сидишь вокруг много людей, которые тоже хотят сесть, но ты закрываешь глаза и делаешь вид, что спишь. При этом твоё третье око ищет источники энергии и эмоций, а их тут много: долги, которые надо сдать, пенсию, которую недодали, дотации, которые не платят, сердце, которое часто шалит, «С» в зачётке грантника…
Это моя пища, пища духовная и энергетическая, правда после неё остаётся запах тела, которое несколько дней не мылось, но исправно пользовалось косметикой: точнее запах человеческого жира, выделяемого сотней потовых желёз. От него очень легко избавиться, использовав ту же силу.
Сегодня мне повезло: два очень больших центра справа белое, пушистое, но в тоже время колючее как ёжик, другой рядом, тоже справа, красное страстное, жгучее. Я открыл глаза: так и есть, несмотря на зиму, студенты ведут свой образ жизни: белой оказалась молодая девушка, видимо вспоминавшего возлюбленного, красным – парень, у которого давно не было девушки, и теперь он ехал весь сжавшийся, и положа сумку на колени. Я закрыл глаза.
Я стал тихонько качать энергию от того и другого центра. Моё третье око следило за тем, чтобы ничего не случилось. Энергия как еда глоталась мной потихоньку, ведь я не дикарь, я ем всё приборами, она входила в меня, будоража всё тело, и возбуждая всё больший аппетит. У девушки зазвонил телефон. Она подняла трубку, услышала всего пару слов и её энергия погасла. Я открыл глаза: по её лицу катились слёзы – её бросил парень. Пришлось использовать резерв парня. Мне не нравится такая энергия: она навевает не те мысли, но мне даже она нужна. Пришлось его выпить до дна: теперь он дня три не будет думать о девушках, а может о парнях: сейчас не разберёшь, кто с кем спит. Я повернул голову к парню, сканируя по дороге ещё и лица, так и есть: глаза подведены, а ресницы накрашены.
Автобус остановился у следующей остановки: вошли две бабушки. Я встал, уступая им место. Они не сказав ни слова, сели рядом друг с другом: сиденье слева было свободно. Я просканировал их, пустые, видать уже поругались или траванули кого-нибудь. Пришлось прислониться к стойке и ехать дальше. Ессно я закрыл глаза.
Око крутилось, сканируя всех вокруг. Девушка закончила говорить по телефону. Я ждал этого мига, но ничего не произошло: от удивления я открыл глаза: странно она всё ещё плакала, глядя перед собой, но никого не замечая. Странно, обычно в таких случаях рождалась месть, или, в крайнем случае, ненависть. Но здесь – ничего, пусто, только зияющий провал, куда слетаются те крохи энергии, которые не пришли ко мне. Она тоже вампир?
Я поспешно закрыл глаза, око, находящееся над моей головой, повернулось к ней. Нет, я облегчённо вздохнул, она просто экстрасенс. Она посмотрела на меня. Её взгляд ходил по мне, пытаясь пробить защиту, но тщетно. Она видит, что у меня есть энергия, но не может её взять. Она встала, пошла ко мне, делая вид, что ей скоро выходить, и повернулось ко мне.
– Нет. – Ответил я на не заданный вопрос.
– Почему?
– Нет, просто нет, прости.
Она вышла, огорчённая ещё больше. Я прошёл и сел на её место.
Две остановки мы проехали, не останавливаясь. Никто ни выходил, ни хотел зайти.
Мы почти подъехали к остановке института. В автобусе было тепло, и поэтому я снял шапку, так думали те, кто смотрел на меня, но в реальности всё наоборот: она мешает оку. Я натянул шапку. С моей большой головой, это было проблематично, шапка собиралась на мне и не могла прикрывать мочки ушей. Почти длинные волосы топорщились между шапкой и курткой. Они и вызывали взгляды со стороны: парень с длинными волосами? Такого не может быть!
До входа идти метров двести, и их я не потерял зря: я разглядывал окна аудиторий, на шестом этаже, именно там расположился мой факультет.
На лифте подняться наверх легко, но девушка, которая ждала лифт вместе со мной, решила в него не заходить. Видимо опасаясь меня, может быть, чувствуя что-то.
Как всегда: я пришёл рано, аудитории не были открыты. Я пошёл на кафедру, там можно было бы спросить ключ и открыть аудиторию самому, но и она оказалась закрытой. Я сел за стол дежурного, и достал из сумки английский и стал писать. Мне, человеку, который десять лет учит немецкий, было сложно учить английский, и преподаватель, молодая женщина, ставила мне только «С». За это я её не любил, даже ненавидел, и каждую пару успевал опустошить, после этого она ходила весь день, как не от мира сего.
У нас на английском отделении преподавал американец, который на два года приехал по какой-то программе. Он тоже был вампиром. Мы вежливо здоровались друг с другом, говоря «Morning» и не пересекаясь больше вообще. И сейчас, он прошёл мимо меня в буфет, поздоровавшись, но, пройдя пару шагов, остановился и повернулся, присмотрелся, и пошёл дальше. Он только опознал меня, только потому, что я качал энергию из пустых аудиторий. Там остались такие сладкие отпечатки эмоций, что просто нельзя было пройти мимо. Я просто касался двери, или садился в одном месте и вбирал в себя энергию.
Американец, возвращаясь, с прищуром посмотрел на меня. И что-то спросил на английском, я сказал, что я не понял (ессно не андэрстэнд), и он сделал круглые глаза. Потом пошёл дальше, кусая недожаренный пирожок и попивая пакетированный кофе.
Писанина никогда не привлекала меня, писать мне было в напряг. Поэтому я замечал каждое движение и копошение. И лаборант с кафедры не прошла незамеченная.
– Уже сидишь?
– Да, решил прийти пораньше, написать английский.
– Только никому не говори, что тебе пришлось меня ждать.
– Естественно я не скажу.
– Вот и отлично.
Она прошла дальше, ей надо было открыть всего три аудитории и кафедру, а именно столько принадлежит нашему отделению. Я встал и зашёл в аудиторию, заняв крайнее место.
Продолжил писать английский. Интересно успеет она сегодня накричать на меня, или я выпью её раньше? За раздумьем над этим вопросом и застала меня одна из моих четырёх сокурсниц.
– Пишешь английский?
– Угу.
– Мало осталось?
– Угу.
– Ты не хочешь говорить?
– Угу.
– Ясно.
– Слушай не мешай мне, дай дописать.
Она села. И стала тупо смотреть мне в спину.
– Не мозоль мне спину. Она и так вся раскарябанная.
– Нда? И кто же её раскарябал?
– Ты, ночью.
Она так и не поняла моей шутки. Небо, с кем же меня свела жизнь!
Продолжая писать, я стал ей объяснять эту шутку, сначала легонько, она, конечно, меня не поняла, и я объяснил ей напрямик, за что она меня просто обозвала. Я молча перенёс это обзывание, и просто хмыкнул в ответ. Она только разозлилась.
Сколько эмоций было в этот момент, я просто впитал их.
Зашли ещё две одногруппницы. Они, не поздоровавшись со мной, прошли и сели. Причём сразу же начали разговор, куда без моего ведома был включён я. Они постоянно спрашивали меня о чём-то, я отвечал бессмысленными, по их точке зрения, фразами, и они делали бараньи морды.
Надо ли напоминать, что последняя одногруппница, вошла в аудиторию вместе с преподавателем.
Англичанка первым делом спросила, что она нам задавала, и только потом, надо ли ей где-то расписаться?
Я молча вписал то время, во сколько она меня спросила, и дал ей журнал на подпись. Эмоции, сколько эмоций, хотелась впитать их все, но нельзя, опять будет орать. Хотелось погладить её по голове, чтобы получить всю гамму ощущений, но я сдержался, лишь облизнув губы. Она только странно посмотрела на меня. Правильно в полном человеке не заподозришь вампира. Она даже не догадывалась, кто я, хотя зачатки ясновидения у неё были. Дура она и есть дура.
Второй парой у меня была грамматика. Преподаватель – молодая девушка, всегда боялась моего взгляда, который неотрывно был направлен на её лицо, она постоянно пряталась то за книгой, то смотрела себе на колени. Мои мысли были заняты тем, какое время нужно было бы употребить в этом страдательном залоге, но она видимо думала иначе.
Она странно смотрела на меня, не смотря в упор, но и не смотря мимо. Она как бы скользила взглядом.
За дверью я почувствовал всплеск эмоций.
– Darf ich schnell raus? (Нем.: Можно я выйду ненадолго.)
– Ja, natürlich. (Нем.: Да, естественно.)
Я спокойно встал и вышел в коридор. Заместитель декана шла и заглядывала в каждую аудиторию. Я поздоровался, она только хмыкнула в ответ и пошла дальше. Именно она и была источником эмоций. Я не питался мерзостью. Так я называл эмоции безразличности и тихого гнева. Самыми вкусными были страсть, любовь, ненависть, ярость, иногда даже одержимость и фанатизм. Да, сколько энергии таили в себе фанатики, как футбола, так и фанатики религии. В этом городе в изобилии было и того и другого. Здесь было две православные церкви, один православный собор, главная мечеть, стоявшая в ста метрах от собора, и ещё три мечети, также несколько кирх и сборищ сект. Также пять крупных стадионов и много мелких.
Представьте сколько энергии и эмоций можно собрать, выпить, употребить, если ты сидишь на футбольном стадионе, где одна команда с большим счётом выигрывает другую, или же присутствовать на оргии сатанистов, молитве или ещё где-то. Несравнимое удовольствие для меня.
Я тихонько зашёл в аудиторию и прикрыл дверь. Ничего не изменилось: комилитоны пытаются у меня списать, преподаватель укрыться от меня.
Прошло ещё три долгих пары, где мы всё так же играли в гляделки.
На одной из пауз меня спросили, почему у меня такой странный, сканирующий взгляд?
– Я вампир, я выбираю жертву на ночь.
– Давай только не будем врать друг другу.
– Я всегда отвечал тебе так, и впредь буду так отвечать.
Как всегда правда была принята за ложь, и они только посмеялись. Не понимая, что это действительно, правда. Смех, естественно вызвал всплеск эмоций. Они так и не поняли, почему сразу стало так горько.
Назад, домой я ехал опять на автобусе. Мне всегда нравилось ездить на автобусе, особенно домой. Это так помогает наполниться в прямом смысле.
Мне удалось выпить троих: парня, который говорил по телефону со своей подружкой, женщину средних лет, которая мучительно думала, где взять денег и контролёра, мужчину почти пожилого возраста, который мучительно пытался сообразить, сколько сдачи ему надо дать.
Так, что домой я, доехал наполненным по самую макушку. Дома меня ждал горячий обед и расспросы от родных, ничего ли не случилось в институте.
После обеда я сел работать, и сделать свою самостоятельную работу студента.
Тихо наступил вечер, поздней осенью очень рано темнеет, в отличие от лета, но всё равно ещё не так поздно, всего в восемь часов. Ночь накрывает своим тёмным покрывалом мой город в девять тридцать. Тогда же все окрестные собаки, начинают выть, кто, забившись в будку, кто, наоборот подойдя к нашим воротам.
Они знали, что сегодня ночь свершения, ночь, когда я должен выйти. Выйти, чтобы наметить жертву, жертву ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ. Вас может удивить, но мы поклоняемся ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ, она когда-то породила нас. Мне пришлось перевернуть много книг, прочитать труды многих авторов, но многие сходились во мнении, что ОНА всегда была. ОНА присутствует во многих религиях…
Но я вышел не для того, чтобы думать, а для того, чтобы работать, раз уж я в этом городе назначен главным, я подросток семнадцати лет…. Многих это удивляло, многих ужасало, что я в таком возрасте достиг такого поста.
Ночь пришла, мне не надо было совершать каких-либо обрядов, просто подойти к человеку и сообщить, что он избран, и должен погибнуть. Выбор может быть любым: любого пола, любой национальности, приверженцем любой конфессии, любого возраста…
Мне нравилось выбирать парней, они излучали больше страха, некоторые успевали спросить, насколько сильно я буду их насиловать, но я не отвечал, просто выпивал их в прямом смысле выпивал. Девушки же смирялись со своей судьбой. Они не визжали, не бились в истерике, не кидались на меня, они просто смирялись. И молча умирали, когда парни, ещё пытались меня ударить, и мне это нравилось.
Около столба стоял парень, который видимо, ждал автобус или маршрутку. Он стоял в круге света, который излучал фонарь. Он был молод, максимум двадцать лет, но лицо его было мрачно. Одет он был как все сейчас: в голубые, с хлорными пятнами джинсы, чёрную куртку с меховым воротником, и сапоги, доходящие до колен.
Ему не суждено было дожить до утра.
Я окликнул его, попросил помочь. Он нехотя отозвался. Подошёл ко мне, уверенный, будто он хозяин мира. Пока он шёл, я проверял его. Просто человек, несколько нераскрывшихся задатков и всё.
– Что такое?
– Ты знаешь, кто ты?
– Я – человек!
– Нет, ты избранный, избранный мной, Моей Богиней, своей судьбой.
– Понаехало тут всяких в город.
– Я здесь родился. – При этом я гипнотизировал его взглядом, он сдался.
– Это не будет больно?
– Нет, тебе придётся с этим смириться.
Всё это время мои глаза светились красным, именно они не давали ему посмотреть в другую сторону, туда, где свет, туда, где ещё можно спастись. Они не давали ему думать о чём-либо другом. Именно на это тратилась собранная мною энергия.
Его взор стал масляным. Он смотрел на меня, как и многие другие до него.
Каждый месяц здесь умирал один. Один, который всегда был одинок. Жил один, ни с кем не общаясь, в моём городе таких можно найти сотни. Так, что я можно даже сказать избавлял их от оков одиночества.
Он игриво посмотрел на меня. Я наклонил его голову направо и сказал, чтобы он закрыл глаза и стиснул зубы. Он повиновался.
Острые зубы разорвали молодую плоть, кровь побежала по моим рукам, не идя дальше запястий, просто собираясь вокруг большого пальца. Я выпью её потом. Пять литров крови нельзя выпить сразу. Я сосал и сосал кровь, выпивая, вкушая, новую кровь, новые силы, новую жертву…
В последний момент он открыл глаза, увидел кровь и пытался закричать, но разорванное горло не давало ему возможности произнести и звука. Воздух с хрипом выходил из дырки пищевода, и разбрасывал веером кровь по моему лицу. Он задёргался в агонии и умер, тихо, не пытаясь лягнуть меня.
Я бросил его тело на землю. Оно, в знак принятой жертвы превратилось в жижу, цвета детской неожиданности и запахло соответственно. Я, слизав с себя всю кровь, пошёл домой.
Мне предстояло обзвонить всех вампиров, которые есть в этом городе, и сказать, что жертва принесена, и они могут жить спокойно…
А следующее утро начиналось также как и все предыдущие:
Я встаю, ищу его и пытаюсь спросонья выключить телефон. Не получилось, пришлось открыть один глаз. За первым пошёл второй и естественно я проснулся.
Кляня Белла, иду на кухню. Чайник уже кипел. Родители и сестрёнки проснулись и отправились по школам брат – в университет. Дедушка с бабушкой и прабабушкой ещё спят. Чай они будут пить только в девять часов. Положил пакетик в кружку и залил его кипятком, пока чай настаивается, пытаюсь одеться в ту одежду, в которой придётся идти в институт….