Молила: "Верни дочь! Держишь девочку в студеном своем тереме, где, кроме вертлявых белок да куниц, никого нет. Неужто не понимаешь, что она там вырастет букою. Смеха не услышит, радости не увидит, любви не узнает".
- Кыш! - Он брезгливо отталкивал меня носком валенка, как паршивого волчонка. - Думаешь, я тебе дитя невинное отдам? На себя погляди, распустеха. Голова непокрытая, ноги босые, глаза шальные. С кем опять любишься, бесстыжая?
- А раньше звал ладою, - шептала я, надеясь, что он хоть на секунду вспомнит, как любил.
- Молчи! Закружило меня тогда твоим колдовством. И то ладно, что вовремя очнулся от чар. И себя спас, и дочку.
- Верни дочь ... Пожалей сердце материнское.

Уходил прочь, опираясь на серебряный посох. Ни в какую не желал видеть моих слез. Я цеплялась за длинные полы его шубы. Падала в сугроб. Поднималась, оставляя после себя горестную проталину. Бежала за ним до самой ледяной границы, за которую путь мне был накрепко заказан. Там, на краю снежной пустыни, стояла как вкопанная, долго глядела, как он садится в сани, как медленно разбирает поводья, как поправляет на седой голове свою красную шапку. "Но, родимые!" Тройка брала с места резко, зло, безнадежно. Снежный вихрь взвивался до самого неба, кутая горизонт в ломкую хрустальную кисею. Сани исчезали за ней, будто и не было их вовсе никогда. Я дрожала на пронзительном ветру и знала, что не получится у меня пройти через белую пустошь, не добраться мне до вечных снегов, не найти ледяного терема, где безжалостный Мороз прячет мою Снегурочку.

Пятнадцать лет назад здесь, в стране Берендея, сумела я растопить Морозово сердце. Сумела приклонить его голову на свои колени. Ласкала его серебряные кудри, целовала в губы. Лешие берегли наш покой, а вокруг неудержимо распускались цветы, вили гнезда птицы, радовалось лесное зверье. "Ранняя нынче выдалась весна и буйная", - переговаривались добрые люди. А когда в марте он ушел на север, безнадежно зарыдала я ранними грозами, всплакнула дождями, кинулась за любимым, ног под собой не чуя. "Недобрая нынче весна", - перешептывались добрые люди. Но одним майским вечером на порог моего шатра ступил Ярило - рыжеволосый и злой. Намотал на руку мою косу, хотел взять силой, но взглянул в мои глаза и отступил.
- Ночевать здесь останусь. Чай не прогонишь?
Я кивнула, уступив половину ложа.
А утром иней покрыл мать-и-мачеху.
Потянуло стылым ветром. Я приподняла голову, открыла глаза. Мороз стоял возле полога, опираясь на свой посох. Хмурился.
- Не смог без тебя. Вернулся. А тут вон оно что...
Я и слова вымолвить не успела. Повернулся и стремительно вышел вон.

А потом родила я Морозу дочку - светлую, словно звездочка. Назвала Снегурочкой. Едва пришло время, полетела к нему - три стаи журавлей загнала на пути. Мороз меня с дочкой на руках увидел, разом помрачнел. А когда я утром следующего дня проснулась, то ни его, ни крохи моей ненаглядной рядом не было. Металась я и криком кричала. Топила избы и поля талым снегом, обрушивала снежные горы в реки, сходила с ума, летела за Морозом следом, не жалея птиц. Он поджидал меня на границе своего царства. Снегурочка доверчиво обнимала отца за шею.
- Отдай! - завыла я и бросилась к нему, но уперлась в ледяную воздушную стену грудью.
- Нет! Негоже ей видеть, как родная мать по чужим шатрам шляется, про честь свою забыв! - Слова летели в меня, как осколки льда. Хотела сказать правду, но гордость и обида теснили грудь.

Пятнадцать лет из года в год сперва угрожала, потом умоляла ... Потом уже и не надеялась вовсе, а больше по привычке бежала следом, безуспешно цепляясь за полы горностаевой шубы. Поэтому, когда однажды он вдруг обернулся и произнес: "Завтра приведу. Жди", - я забыла, как дышать.
- Мама, - сказала она и потянулась ко мне, - я так скучала.
- Милая, - я обняла ее и забаюкала, точно маленькую.
"Упроси отца. Останься хоть на недельку, - шептала ей на ухо, налюбуюсь на тебя вдоволь".
- Батюшка, хотела спроситься пожить среди берендеев. Песенки попеть с подружками, в снежки поиграть, в салочки. Скучно мне одной в тереме, боязно. А как ты свои дела закончишь, пришлешь мне весточку - и я тотчас соберусь, - молвила Снегурочка, а сама мне ладонь крепко сжала.
- Негоже это ... - Вздрогнул, пристально на меня поглядел.
Я смотрела из-под ресниц, как он мучается. Молчала. Надеялась, что не сможет он отказать дочери. Он и не отказал. А мне на ухо прошипел так, чтобы она не слыхала: "Коли задумала дурное, знай: все тут выморожу. Детей малых не пожалею. Я тебя предупредил"
А что мне какие-то чужие дети, когда моя дочка, наконец, рядом? Глядела на нее - никак наглядеться не могла. С утра до ночи невидимкой сидела я на завалинке у избушки бобыля, где в приемышах жила моя кровинушка. Людишки со всей округи на ее красоту дивиться сбегались, а уж от женихов просто отбоя не было. Пастушок играл возле ее калитки на свирели. Темноглазый купец обивал порог, одаривал шелками и жемчугами. А я тихо радовалась и ждала заката. На закате прибегала Снегурушка ко мне на озеро. Пела я ей все неспетые песни, сказывала все нерассказанные сказки, целовала в обе щеки. И все думала о том, как мне кровинку подле себя удержать, потому что чуяла, что больше разлуки с ней мне не вынести.
- Доченька моя, любо тебе со мной? Хочешь, увезу в теплые индии, Туда, куда Морозу не добраться? - Bывeдывала я осторожно.
- Любо, да только батюшка без меня затоскует.
Прижималась ко мне тесно-тесно. Ласкалась. Не отдам! Никому больше не отдам!

- Мама, а верно люди говорят, что нет на свете ничего слаще любви? Я про такую любовь говорю, как у вас с отцом. Мама, научи меня любить. - Однажды вечером прибежала ко мне на озеро растрепанная, испуганная. - Научи.
- Кто он, - усмехнулась, - бесстыдник Лель или молодец из рода Мизгирева?
Она зарделась как ясная заря. И надо бы мне сказать, что любовь придет сама, как только наступит срок, но зашевелилась внутри поганым червем ревность. Так недолго доченька побыла со мной и уже готова уйти за мужчиной.
- Солнышко мое, дитя Мороза и Весны не может любить. Полюбишь - умрешь, дочка. Растаешь, - солгала я. Не раздумывала.
- Батюшка тоже так говорит ... - Она вдруг загрустила, присела на корягу, вздохнула. - Я не верила, думала, оберегает от людей, а выходит, что все это правда.
Я сдержала горький смех. И он и я солгали одинаково, не сговариваясь. Потому что страшились оба. Он - потерять величайшую свою драгоценность. Я - расстаться с только что обретенным материнским счастьем.
"Страшней всего Морозу слово «таять» - отчего-то вдруг вспомнила, как он шептал мне это на ухо и называл любушкой своей.
- Мне не боязно умереть, мама. Страшнее жить без любви. Страшнее умереть в холодной гордыне. Прошу, научи любить! Пусть на миг, пусть на полмига, но я хочу знать, как это! Хочу, чтобы сердце мое стучало так, как у отца, когда он слышит твое имя. Чтобы глаза мои сияли, как твои, когда ты смотришь на меня и узнаешь во мне его черты.
Она смотрела на меня - юная и такая бесстрашная. За миг неведомого счастья, непознанной неги готовая отдать жизнь. Снежинка моя, красавица-ласточка. Такая отчаянная, моя юная девочка.
Я набрала пригоршню озерной воды, брызнула ей в лицо, промолвила медленно: "Люби, дочка!" - и отвернулась, чтобы не видеть, как расцветает весенними красками ее еще совсем детское лицо. Можно было признаться во лжи, но тогда разве она поверила бы в силу обычной воды и материнского благословения!

Снегурочка ступала медленно рука об руку с купцом. Народ расступался, пропуская ее к трону Берендея. Она шла. Ступала шаг за шагом, а я следила за ней с самой высокой ветлы и, как девчонка, загадывала, что если дочка сейчас испугается, вырвет руку и сбежит, то я так ничего и не скажу ... А если ...

- Она сейчас думает, что растает. - Он осторожно присел на ветку рядом со мной, и ветка тут же покрылась инеем. - Я так боялся, что однажды она уйдет. Боялся потерять тебя еще раз. Прости меня.
Шаг. Еще. Первый рассветный луч коснулся царского трона, скользнул по завитку, выплеснулся на красный ковер, осветил лица берендеев ... Шаг. Снегурочка крепче сжала руку своего избранника.
- Она сбежит. Она должна сбежать.
- Он тяжело дышал, но в его дыхании я совсем не слышала холода.
Солнце дотронулось до ее рукава, взметнулось к плечам и вдруг охватило всю с ног до головы, словно осыпая свадебным золотом. Снегурочка зажмурилась ... А потом засмеялась счастливо и сделала еще один, уже решительный, шаг навстречу солнцу.
Я все еще его ненавижу ... Его губы коснулись моих. Горячие губы. Любимые губы. Губы, по которым я так тосковала все последние пятнадцать лет.

Автор - Лариса Бортникова