Я открыл глаза, но почему-то увидел темноту, было лишь сияние света, где-то сбоку. Попробовал пошевелить головой - теперь дошло - я грохнулся на пол прямо лбом, уж не знаю, как я так изловчился. Теперь стало понятно, почему во сне, так заболела голова, словно по башке ударили молотом. Шея хрустнула, когда я пытался поднять голову, та же была словно колокол, в который всю ночь звонили.
Все же провозившись, повздыхав, и корчась как уж на сковородке, я уселся в свое обычное положение. На щеках я почувствовал влагу, что неприятно стягивала и без того сухую кожу лица. Наверное слезы, «какие ж мы нежные» - сказал я себе.
Сон оставил чувство потери и разочарования, словно последний путь к спасению был закрыт. Все же в душе я надеялся на темного. Он казался мне таким великим, а кто мог думать по другому, когда увидел бы его сжигающий свет, словно от палящего солнца. На самом деле он таким и был, просто я понял, что на таких мелких сошек как я, он свое внимание растрачивать не собирается. У него были дела поважнее – устроить нам апокалипсис например, а что он здесь для этого, я не сомневался, а для чего еще нужны всадники апокалипсиса, уж точно не затем, чтоб спасать заблудшие души. И с чего я возомнил, что он мне поможет? Мне вообще не нравилось, когда он мне снился - я всегда умирал в конце таких снов, а умирать даже во сне не очень то приятно.
Где то сбоку или даже за спиной, я уловил движение, тут же дернулся, сердце прыгнуло в груди - такое бывает, когда внезапно пугаешься. Сознание как будто встряхнулось. Я увидел лицо Шутника, опять он лыбился, а я замер как громом пораженный. Он протянул ко мне руку, с которой стала сползать кожа и мышцы или это была просто игра моего воображения. Его холодные пальцы коснулись моей щеки - я истукан - я не дышу.
- Сл-а-а-дки-ий.- Он причмокнул, как будто попробовал меня на вкус.
Словно внутри моей головы что-то щелкнуло, словно сломался стоп кран поезда и тот понесся на всех парах, и его было уже не остановить. Я заорал, и сам себе удивился, до этого мог только хрипеть, но сейчас я действительно орал, орал дико, долго, иногда я заходился кашлем, потом когда он проходил, я орал снова. Я стал биться головой об арматуру к которой был прикручен проволокой и с радостью почувствовал что затылок заливает теплая кровь. Я чувствовал боль, и бился сильнее, еще, еще больше. И было уже понятно, что так и до очередного приступа недалеко, и хотел бы может остановить, но не мог. Мой внутренний голос пытался меня успокоить: «Ведь ты же не животное, очнись, что ты делаешь?». А я тем временем выкручивал себе руки и дергался и брыкался как бык на бойне. Голова взрывалась - эта боль: « Я чувствую ее - значит я живу».
Моя истерика возымела должное действие – вскоре я увидел мелькнувшего передо мной кровопийцу, после чего я почувствовал что мне опять как будто кувалдой вдарили, правда на этот раз не в лицо а в челюсть. Раскрошенные зубы тут же захрустели во рту, словно я решил погрызть карамелек. Я сплюнул кровью и остатками того, что когда-то было моими зубами.
Я испытал даже чувство благодарности к этой твари, признаюсь, отрезвел разом, словно нашатыря дали понюхать. А ехидный голос в моей голове добавил: «да ты истеричка» - потом тот помолчал немного и добавил – «хуже бабы».


После моего спектакля я просидел в этой воняющей словно помойка, камере не долго. Если уж говорить начистоту, то долго я бы там и не смог пребывать, если бы эти ожившие мертвецы опять стали со мной разговаривать и так заботливо гладить меня по щеке, с намеками в следующий раз ее попробовать на вкус, то я бы точно свихнулся. Хотя кто его знает, может я уже чокнулся, ведь все психи считают себя в полном уме и здравой памяти и никогда не признаются никому, а себе самим, тем более, что они того - ну ни в себе короче.
На этот раз за мной пришли двое, видно посчитали, что одному то, что осталось от былого меня, а осталось там всего-то ничего, не утащить. Они ковырялись с моими запястьями, мешая друг другу, пытались открутить проволоку, которой еще два дня назад так заботливо скручивали мне руки. Когда они закончили я шмякнулся на пол, так как и сидеть уже не мог, без того чтобы на что-то не облокотиться. Один из кровопийц пнул меня, но, не увидев в ответ никакой реакции, даже стонов, больше не стал, видно побоялся, что со следующего удара я точно концы отдам.
Хотелось, конечно, сопротивляться, может даже подраться и почувствовать себя при этом героем, но это только в голове, в сознании. Мое самомнение вопияло: «Лид, покажи этим тварям безродным, какой ты храбрый и сильный, что тебя ничем не сломишь. Что ты развалился на полу, словно таракан топком раздавленный? Лапки раскинул.» - голос помолчал и словно выплюнул – «Стыдоба». Было стыдно перед самим собой, но я сейчас даже пошевелиться было трудно, а своих кистей я вообще не чувствовал.
Я бы и дальше занимался самоуничижением, но кровопийцы особо не дали времени подумать, и даже колючкой меня не стали обездвиживать, видать поняли, что я и так для них не опаснее амебы. Взяли меня за руки и поволокли. Кто мне ответит, когда уже я перестану чувствовать боль? Почему когда все чувства исчезают, боль всегда остается?
Мои ноги и зад, больно обдирались об выступающие из пола камни, какой же он неровный черт побери, даже костюм из мертвяков слабо защищал от подобного. Пыль поднималась столбом и я даже чихнул, и в голове отдалось тупой болью. Когда меня дотащили до ступенек, я уже предчувствовал самое худшее, но меня подхватили под руки, наверное боялись, что перечитай я все ступеньки, живым до низа они меня бы точно не доставили.
Самое радостное ощущение почему-то, уж не знаю, наверное, это заложено где-то на подсознательном уровне, было когда меня вынесли на улицу и я увидел небо над головой, пусть оно было затянуто все теми же серыми тучами, но небо всегда ассоциируется со свободой и не важно, держат ли тебя под руки и тащат на казнь или ты просто прогуливаешься в парке и дышишь свежим воздухом. Почему-то все это начинаешь ценить только перед смертью, когда понимаешь - это у тебя отнимут, а до этого ты относился ко всему что имеешь как к должному, и тебе казалось что ты не имеешь ничего: солнце и небо над головой, лес у дороги, река в пустыне, родник у горы, дождь поздней ночью, снег зимой - все это кажется чем то обыденным, ничем, и только когда умираешь, начинаешь понимать что все это волшебство, которое ты потеряешь и погано от того, что ты понял это только сейчас, когда пути назад уже нет. Волшебство вокруг нас - везде, надо только прикоснуться к нему, почувствовать. Что-то меня на лирику потянуло, точно как в той песне поется и «весь мир, виденный мною ранее проплывает у меня перед глазами»*. «Какой же ты стал сентиментальный Лид, сейчас разревусь» - то ли мой внутренний голос прикалывался, но может и вправду был расстроен, умирать то нам все равно придется вместе, без меня исчезнет и он.
Тем временем меня дотащили до костра, который облепили кровопийцы, словно мухи варенье. Ушли мы не так уж далеко, я все же грешным делом попробовал перебирать ногами по земле, чтобы проверить могу ли я до сих пор ходить, и все ноги изрезал об стекла.
Меня опять свалили у костра как кучу ненужного тряпья, но для верности связали руки, хорошо, что веревкой, хотя это было лишнее, рук своих я и все равно не чувствовал.
Пока лежал, я пытался рассмотреть чем там занимается их великий шаман, был там у них такой, он из всех выделялся длинной гривой волос, и плащом из кожи мертвецов, он был наверное самым «модным» у них. У меня вообще если честно сказать появилось какое-то безразличие к своей персоне, а чем они могли меня удивить, зажарить на костре и съесть? От них я чего-то подобного как раз и ожидал. Удалось разглядеть - шаман поминутно клал в костер какое-то стальное приспособление, а потом вытаскивал и рассматривал его на свету, видно хотел дождаться походящего оттенка металла или нужной температуры. Он быстро посмотрел на меня и отвернулся, что-то недоброе и подозрительное было во всей его горбатой фигуре, я бы сказал даже что-то зловещее, извините за банальность.
Мне удалось рассмотреть тот инструмент, с которым шаман так возился: какое-то кольцо, с двумя ручками чтобы удобнее было держать, внутри кольцо было запаяно, а также была щель в центре - не знаю, как называется эта фигура, могу только сказать, так выглядит зрачок у кошки, ну может еще у некоторых животных, точно такие глаза я видел у кровопийц, две стальные иглы торчали по углам фигуры, и тоже имели ручки, наверняка чтобы помогать прокалывать глаза. Я сглотнул и задергался, мне стало сразу понятно, что это за инструментик и что они собираются с ним делать. Догадался, что надо мной сейчас как раз и произведут тот гадкий обряд обращения, о котором предпочитали не рассказывать, кто хоть однажды его видел. Неужели я стану таким же не думающим кровопийцей, как и все кто здесь находится?
Представил как это будет - сначала они возьмутся за мои глаза, потом обломают и заточат точильным камнем зубы, что еще, а точно побреют налысо… Недавно я говорил, что я смирился со своей участью и был готов умереть, а сейчас задергался, и вы спросите с чего бы вдруг? Просто я бы предпочел смерть, чем такую жизнь, как у них. Ну, к тому же можно добавить, что человек всегда боится смерти меньше, чем мучений, а скажу я вам, такие мучения мне они приготовили, что я бы лучше руки на себя наложил, если б мог. Жаль, что я не успел «убиться головой»** об шест в камере, очень жаль…


_______________________________________________________________


*- Строка из песни Atwa группы System of a Down
**- Выражение, услышанное от моего друга, мне оно так понравилось, что поневоле бывает, вставляю в текст.