Не так давно произошла та история, которую я хочу тебе поведать, доро-гой читатель, и не столь знамениты ее герои, но не спеши недовольно нахму-риться и оборвать чтение рассказа, который еще даже не начался. Уверяю тебя, ты не пожалеешь, что открыл эту книгу, а потому устраивайся поудобнее и приготовься узнать историю о том, что самое главное в этой жизни – следовать своему пути, и тогда однажды даже твоя судьба, казалось бы, такая заурядная, может стать настоящей легендой!
Звали ту юную особу, с которой и началась вся эта история, Умница, и, как следует из этого необычного для человека имени, она была собакой. Да, да, самой натуральной сибирской лайкой (правда, бабка у нее была из породы северных ездовых собак – эскимосских хаски, и это от нее внучка унаследовала светло-голубые, холодные, как две льдинки глаза, но хаски по праву считаются близкими родичами лаек, так что это не в счет), от кончика носа до кончика толстого хвоста, что лежал у нее на спине, как это положено у лаек, пушистым белоснежным кренделем. Красавица она была ого-го какая, хоть на любую выставку, но ее хозяин, к превеликому счастью, был не разжиревшим от сытости барином, а бывшим охотником, и собаку он считал не экспонатом для чужих глаз, а верным другом и помощником, так что обходился без этих глупостей. К концу жизни он сумел-таки накопить мало-мало деньжат, а потому жил совсем неплохо, вместе с женой, и охотой занимался разве что время от времени, дабы любимая собака не потеряла сноровки и своего удивительного чутья, которое являлось предметом зависти всех промыслови-ков в округе. Совсем молодая – ей тогда было едва ли около трех лет, самая зрелая пора для охотницы – Умница уже успела прослыть на всю округу, как лучшая промысловая лайка, и, узнав, что ее хозяин решил осесть дома и заняться в кои-то веки семьей, многие не жалели времени и денег, чтобы заявиться к нему домой и еще раз попытаться уговорить упрямого старика продать им его питомицу. Но все их усилия были тщетны – тот лишь отрицательно качал головой. Он слишком крепко любил свою ненаглядную Умницу, и ни за что не хотел с ней расставаться, хотя предлагали за нее столько, что хватило бы и на десять собак. Поэтому жизнь у белоснежной лайки была замечательная – сытая, теплая, беззаботная, а напоминанием о прошлых охотничьих подвигах ей служили лишь редкие вылазки бок о бок с хозяином в леса, где они с удовольствием припоминали былое, бывало, по нескольку дней бродя по лесу лишь для того, чтобы вернуться домой грязными, мокрыми, с пустыми руками – но счастливыми. Старуха ругалась, как могла, но старик в ответ лишь посмеивался, переодевался в сухое да садился рядом с печкой, попыхивая трубкой и гладя разомлевшую от усталости и тепла Умницу. И казалось, что может помешать их тихой жизни? Что?.. Оказалось, есть такое зло. И имя ему – зависть. Что и говорить, а страшнее этой жуткой злобной твари нет на белом свете. Кого хочешь изнутри сожрет, и не подавится, в реку бросит, с ножом в переулок загонит – не моргнет... Добрались ее кривые когти и до стариковского дома. Однажды ночью, когда все добрые люди спали в своих домах, и только сторожевые псы время от времени брехали, разгоняя скуку, Умница, всегда спавшая у порога, услышала топот лошадиных копыт, а чуть позже – скрип калитки и тихие голоса. Шерсть ее мигом поднялась дыбом, а глаза загорелись лютыми огоньками. Мордой отворив специально на этот случай не запираемую дверь, она тенью выскользнула во двор, и тут же увидела чужаков. Да и те ее заметили – не разглядеть такую белоснежную собаку было трудно даже в самую темную ночь.
- Эй, Умница, - заискивающе позвал один из них, протягивая ей что-то в руке... мясо, как она поняла, чуть поведя носом. Но с места она не сдвинулась, продолжая держать шерсть на шее дыбом и внимательно следить за незваными гостями. Она бы уже давно могла лаем позвать на помощь хозяина, но была не из таких, и решила сама во всем разобраться. А потому сошла с крыльца и направилась к чужакам. Тот, первый, что с ней заговорил, все продолжал слегка трясти своим мясом и ласково ее звать, в то время как второй осторожно заходил сбоку. В руках его был какой-то бесформенный тюк, и когда собака оказалась, как он решил, достаточно близко – он резко двинул рукой, и крепкая рыболовная сеть взвилась в воздух, чтобы накрыть Умницу с головой, как птицу в силке. Но – не тут-то было. Плоха та охотница, что не имеет глаз на затылке. В последний момент Умница вывернулась из-под падающей на нее сети, и уж больше она не сомневалась: это враги. А потому и поступила так же, как всякая уважающая себя собака – на нападение ответила нападением. Острые, как кинжалы зубы вцепились в жесткую кожу вражеского сапога, раздался дикий вопль, и человек что есть силы ударил ее по голове, а потом еще, и еще, но она только рычала и трепала его, как медведя, ни за что не желая отпускать. Вскоре в доме хозяина раздались испуганный крики, а вот и сам он выскочил на крыльцо в одной ночной рубахе.
- Что здесь творится? Умница, ты что? Отрыщь!
Ответом ему было свирепое рычание. Старик сбежал с крыльца и бро-сился к ней, но тут на него бросился второй из пришлецов, и они вместе рухнули наземь. Ругаясь во все горло, первый, в чей сапог вцепилась Умница, выдернул из-за пояса старый ржавый револьвер и наставил его на собаку, но тут на него, с удивительной для такого старика ловкостью вывернувшись из-под нападающего, навалился хозяин.
- Беги, Умница, беги! – закричал он, а тут подоспел его противник и со всего размаху пнул собаку в пушистый бок. У Умницы перехватило дыхание, и она, против воли отпустив сапог, с визгом отлетела прочь. Вслед ей тут же раздался выстрел, но старый охотник все же успел мертвой хваткой повиснуть на руке стрелявшего, и тот промахнулся – пуля лишь огненной пчелой обожгла плечо собаки, чиркнув по кости.
- Беги, Умни... – отчаянно крикнул старик, но тут прогремел еще один вы-стрел – и он, даже не успев договорить, мешком повалился наземь, а по его седым растрепавшимся волосам заструилась кровь. Убийца же, щелкнув затвором, оглянулся в поисках собаки... но та уже опередила его. Кто бы мог подумать, что живое существо способно двигаться настолько быстро? Ночной грабитель успел разглядеть лишь мелькнувшую белую шерсть, как перед его лицом возникли оскаленные волчьи клыки, и они вместе повалились наземь. Человеческие пальцы сжали загривок собаки, второй рукой он попытался оттолкнуть смертоносные челюсти, но уже ничто не могло остановить их, и зубы Умницы сомкнулись на его горле. В тот же миг новый выстрел оглушил ее, а страшная боль опалила ее бок. Выпустив мертвое тело, она стрелой метнулась в сторону, и как раз вовремя - предназначавшаяся ей пуля, послед-няя в барабане, ушла в землю, не задев собаку, и человек остался один на один с разъяренным зверем, что, свирепо и глухо рыча, пошел прямо на него. Умница была готова броситься на этого человека, чтобы умереть от потери крови – уже немало ее, горячей, темной, вытекло из ее бока, запятнав вели-колепную шерсть – но перед этим разорвать ему глотку и испустить дух со спокойной душой... Однако, как оказалось, выстрелы во дворе охотника привлекли внимание других людей, и вот уже старая калитка распахнулась настежь, а в ее проеме показались еще несколько черных теней... И Умница поняла – надо бежать. С таким количеством противников ей не справиться.
- Убейте этого дьявола! – закричал безоружный и, верно, насмерть перепуганный человек, но слишком поздно – Умница уже метнулась через двор, вскочила на поленницу и перемахнула через забор. Две гнедые лошади, привязанные к старому дереву, почуяв кровь, испуганно шарахнулись прочь, но она даже не посмотрела на них, со всех лап удирая прочь. Один из встреченных ею людей, заметив собаку, попытался было схватить ее за лохматую шерсть, но клыки Умницы тут же хлопнули по его руке, располосовав ее до крови, и он с криком отшатнулся, а она помчалась дальше, и не успокоилась, пока не выбежала из деревни, не переплыла маленькую речушку и не скрылась в глухом лесу. Но и там она не остановилась на месте, и все бежала, бежала, пока не выдохлась и не повалилась на кучу хвои, совершенно без сил. Глаза ее закатились, и она провалилась в спасительное беспамятство...
Когда она все же очнулась, то над ней уже сгустилась ночная темнота. Звезды мириадами огоньков высыпали на темное небо, и их мерцающий свет заливал все вокруг мягким серебром, отражаясь в блестящих светло-голубых глазах несчастной собаки. Умница немного полежала без движения, а потом подобрала под себя лапы и встала... но тут же пошатнулась и едва не упала.
«Да я слаба, как котенок», - подумала она и даже попыталась улыбнуться, хотя прекрасно понимала – дело серьезное. Она была охотничьей собакой, и не понаслышке знала, что слабость в диком мире не прощается, а запах крови из ее бока мигом привлечет нежеланных гостей. Поэтому, перво-наперво, она села и принялась вылизывать рану, стараясь остановить кровотечение. К счастью, револьверы у этих людей были не ахти, да и сами они, как стрелки, ее хозяину и в подметки не годились, так что пуля, выпущенная едва ли не в упор, пролетела косо и глубоко не вошла, так что, поворчав от боли, Умница ее все же вытащила и бросила на землю. Тем не менее, эта рана ее ослабила, и теперь главное было – найти хорошее убежище и отдохнуть там. Поэтому, все еще шатаясь, но с каждым шагом все увереннее ставя лапы, она потрусила дальше в лес. Вокруг все было довольно тихо – лишь иногда до ее чутких ушей доносился жутковатый крик совы или шорох ветвей, когда какая-нибудь куница пробегала по ним, выискивая беличье гайно – логово. Подумав о белке, Умница облизнулась – у нее самой в животе урчало, но нечего было и думать охотиться в таком состоянии. Поэтому, когда она наконец отыскала неплохую нору под кучей бурелома, укрытую в самой чаще леса, то не смогла думать ни о чем больше, забралась внутрь, легла на подстилку из опавшей хвои и, свернувшись клубком, крепко заснула...
Следующие несколько дней она провела в своем убежище, не вылезая наружу и зализывая свои раны, стараясь не обращать внимание на все воз-растающий голод. А он, как известно, отнюдь не способствует скорейшему выздоровлению, так что, когда она наконец вышла на солнечный свет, то казалось, любой порыв ветра тут же свалит ее наземь, и она про себя порадовалась, что стоял март-месяц, а значит, в лесу было полно добычи – зайцы, олени, грызуны. Правда, поймать их было не так-то легко! Первую попавшуюся белку она по привычке загнала на дерево и довольно долго сидела под ним, негромко потявкивая и выжидая, когда же раздадутся знакомые шаги, пока не вспомнила, что никакой хозяин уже не придет и не свалит зверька метким выстрелом. Невероятно сконфузившись и молча обозвав себя дурой, Умница торопливо пошла прочь, а белка еще долго и, кажется, насмешливо стрекотала на безопасной ветке, подергивая пушистым рыже-серым хвостом. Впрочем, урок не прошел зря, и наша героиня окончательно осознала: в этой новой жизни, если она хочет выжить, ей придется рассчитывать только на саму себя. Так что, уже под утро услышав раздающийся вдали знакомый звук: «Тэк-тэк! Тэк-тэк!», она не растерялась и, осторожно ступая, направилась навстречу, ориентируясь по звуку. Памятуя, что шерсть у нее очень заметная, ей приходилось быть вдвое осторожнее, и она то и дело останавливалась, когда незамысловатое тэканье на мгновение прекращалось, стоя с одной поднятой лапой или припав к земле, пока песня не возобновлялась, разгораясь все с новой силой. «Тэк-тэк!», а потом как заскрежещет, как защелкает – только держись, и Умница, выгадывая это время, тут же прыжками бросалась вперед, пока новый перерыв не заставлял ее опять замирать на месте. Теперь она подобралась близко, и ей надо было подгадать направление, не попасться на глаза, не засветиться белой шкурой, а не то – поминай, как звали! Тэканье уже звучало совсем близко, верно, и сам певец недалеко, да только его ведь еще выглядеть надо! Зоркие песьи глаза пристально обводили мохнатые еловые лапы, под которыми еще не растаяли высокие сугробы, выискивая знакомый силуэт, и неожиданно, совсем по-дикому блеснули: да вот же он! Так и есть: глухарь. Правда, видно только опущенное крыло да развернутый роскошным веером хвост, но куда важнее то, что сидит он низко, видно, не чует опасности, и как раз под ним навалена целая куча снега. Умница, стараясь почти не дышать, начала подкрадываться ближе. Она знала, что, пока птица играет, на нее хоть дерево падай – не услышит, вовсю захваченная собственной песней, зато уж если замолчит, то шевельнись ветка, хрустни сучок – вмиг поднимется на крыло и улетит – не догонишь! Вот и сейчас громадный старый бородач примолк на своей ветке, а собака под ним вся вдавилась в землю, боясь хоть глазом моргнуть. Озирается, небось, слушает... Но нет, ничего, опять заиграл... что ж, сам виноват. Умница подобралась к сугробу и потрогала лапой. Вроде, крепкий. Тут глухарь неожиданно замолчал. Она замерла. Неужто услышал? Она увидела, как намеченная дичь вертится на ветке, топочет тяжелыми лапами... и тут сердце ее упало – короткие тупые крылья развернулись, и старый петух собрался взлететь. Дальше уж она не пряталась. А глухарь не успел даже на полметра подняться в воздух, как сильные задние лапы уже подбросили лайку вверх, и она, вцепившись в крыло птицы, вместе с ней камнем упала вниз. Сильный противник отчаянно отбивался, молотил ее клювом, царапал когтями, но Умница держала крепко, а потом, улучив момент, перехватила добычу за горло, тут же сломав ей шею, и вскоре глухарь перестал даже дергаться, повиснув в ее пасти. Весил он, надо сказать, немало – килограммов пять, а то и больше, так что тащить его оказалось трудно. Но – древнее звериное правило: добычу безопаснее есть дома. И Умница, что, живя в лесу, должна была подчиняться законам дикой природы, поволокла пойманного красавца в свое логово. На душе у нее изрядно полегчало: первая удачная охота! – так что глухарь не казался ей столь уж тяжелой ношей, и она, весело помахивая пушистым хвостом, неторопливо бежала по лесу, совсем забывшись от переполнявшей ее радости... и Мать-Природа не преминула ей напомнить, чем для дикого, вольного зверя, который должен научиться везде и во всем рассчитывать только на себя самого, подобная беспечность может закон-читься...
Все случилось куда как внезапнее: вот она бежала по собственным следам, неся добычу на спине, а вот какая-то страшная сила налетела на нее, ударив в еще толком не заживший бок, и она, выпустив глухаря, покатилась по земле, а когда все же сумела подняться, то над ее птицей – ее птицей! после стольких голодных дней с таким трудом добытой! – уже стоял, ощетинившись, крупный серый зверь, и она почувствовала, как от ужаса у нее похолодели лапы... Только не это...
- Кто разрешил тебе охотиться на моей земле? – свирепо прорычал волк, его глаза полыхали лютым огнем.
- Но я... я...
- Кто? – глаза незнакомца полыхали лютой злобной зеленью, и он щелк-нул длинными клыками, вот-вот готовясь броситься на нее и растерзать. Умница попятилась прочь, прекрасно зная, что, даже если она побежит, он все равно с легкостью ее нагонит, и тогда уж пощады не жди. Но тут неожиданно вздыбленная щетина врага опала, и глаза округлились от страха, и, оглянув-шись, наша героиня едва не закричала, увидев, что прямо за ее спиной, не-знамо как там оказавшись, словно из-под земли выросла громадная и куда более страшная тень.
- Твоей земле, Буран? – раздался негромкий, но очень красивый звучный голос, а желтые глаза черного, будто печной сажей вымазанного зверя сверкнули, - Что-то я не припомню, чтобы я отдавал тебе во владение эту часть леса.
- Я... Конечно, это твоя земля, Дракон, но... Но неужто ты позволил ей, - он презрительно посмотрел на Умницу, - этой блохастой бездомной псине бродить по нашему лесу?
- Позволил, - кивнул тот.
- ТЫ?! – зеленоватые глаза серого волка, казалось, сейчас выскочат из орбит, - Ты разрешил прислужнице людей жить на твоей земле и забирать твою добычу?!
- Да, - черный волк вновь кивнул, - Ты желаешь оспорить мою волю?
- Я... я... нет, конечно, это твое право...
- Или, может быть, мне спросить тебя, что ты делаешь в моих владениях? – теперь в голосе его послышалась легкая угроза.
- Нет.
- Вот и славно. Тогда – до встречи, друг мой. И прошу тебя в дальнейшем постараться соблюдать установленные нашей стаей границы.
- Конечно... до встречи, - торопливо пробормотал Буран и побыстрее скрылся в кустарнике. А Дракон, усмехнувшись, наконец-то посмотрел на съежившуюся от страха Умницу.
- Прости, если этот грубиян успел тебя напугать, - так же негромко сказал он, - Он тебя не поранил?
Она робко помотала головой.
- Хорошо. Тогда я провожу тебя до твоей полянки. Это ты сама поймала?
Она кивнула.
- Солидно, - уважительно сказал волк, ткнув глухаря лапой, а потом с легкостью забросил его себе на спину, - Но это и к лучшему: тебе обязательно надо хорошо питаться, при твоей-то худобе. Пошли, - и он зашагал по лесу, а Умница, ни жива ни мертва, побежала следом, глядя, какие тугие клубки вздуваются под роскошной черной шкурой ее спасителя и про себя радуясь, что ей не пришлось и от него защищаться...
- Ну, вот мы и пришли, - сказал волк, сваливая глухаря на землю перед входом в ее нору, - Приятного аппетита.
- А может... может вы тоже... это ваша земля... и глухарь ваш...
- Мой? Глупости, - улыбнулся тот, - Только гордецы вроде Бурана могут считать, что наш лес – это действительно чья-то собственность, разделенная на части, и что все звери и птицы, живущие на ней, могут принадлежать какому-либо одному зверю, птице или двуногому. Они же так не считают, верно? Так что этот глухарь столь же мой, как и твой, но, в отличие от меня, ты его поймала, а значит, тебе его и есть.
- Ну... тогда спасибо... не знаю, что бы со мной было без вас...
- Пустяки. Да, меня зовут Дракон. Черный Дракон. А тебя как величать?
- Умница.
- Умница... хм... Умница, - он словно обнюхивал это имя, изучая, - Необычное имя. Впрочем, - тут он совершенно по-мальчишески подмигнул ей, - никто не говорил мне, что мое имя такое уж заурядное! Еще увидимся, Умница, - и, махнув хвостом на прощание, он скрылся в чаще – словно и не было его вовсе, а наша героиня, робко улыбнувшись, принялась за еду.
После этого случая она уже никогда не забывала вовремя оглядываться по сторонам, а пуще того – следить, чтобы ненароком лапа не переступила границу территории черного волка – соседи его, как выяснилось, от ее при-сутствия в лесу были далеко не в восторге. Встреч с ним самим она, правду молвить, избегала – боялась, но, если уж случалось, то старалась вести себя почтительно, даже улыбалась, а он молча смотрел на нее – и, кивнув слегка, проходил мимо. Хозяин, что с него взять! И Умница не обижалась – чай, и у самой забот полно, еще там за его настроением следить! Она прилежно изу-чала законы и порядки леса, хотя не все уроки были легкими, а охоты - удач-ными, так что немало жирку сошло с ее пушистых боков за эти долгие трудные месяцы. Древние полузабытые инстинкты и охотничья сноровка, приобретенная ею еще в прошлой жизни вместе с хозяином, сослужили белой лайке хорошую службу. И она сама не заметила, как прошло лето, а потом и осень, как опять наступила холодная сибирская зима. Ее шерсть, изрядно поредевшая весной, вновь стала красивой и роскошной, так что холод уже не так пробирал ее ночами, а хозяйская ласка и забота давно стали для одичавшей собаки чем-то вроде приятного, но далекого детского сна, о котором хорошо вспомнить как-нибудь зимним вечером, но который никогда не вернется, а значит, не стоит о нем и жалеть...