Софья бродила среди домов маленького городка, единственного в резервации, славившейся своими необъятными просторами. По-началу, она пыталась спросить у жителей дорогу, но передумала это делать. Вообще, что она могла им сказать: «Извините, вы не подскажите, где живёт человек, отрёкшийся от Бога, из-за которого я упала с небес?». В конце концов, девушка пришла к выводу, что этот человек найдётся сам собой.
Блуждая среди витиеватых улиц, Софья натолкнулась на церковь, которая вызвала у неё отвращение. Она отшатнулась от каменных стен, как от огня, и с ужасом осознала, что в ней всё меньше остаётся святого. Это было для неё сродни концу света. Софья не узрела тех мерзких горгулий, которые преследовали её в женском монастыре, наоборот эта церковь была светла, просторна, красива, тепла, радушна, и это всё пугало девушку. Она не чувствовала былого трепета перед величием господа. Она боялась его на уровне подсознания, но этот глупый страх был столь силён, что Софья не могла удержать его в себе.
Девушка сделала несколько шагов назад, собираясь развернуться и убежать, но неведомая сила не отпускала её. Софья из последних сил пыталась удержаться на ногах, опасаясь, что её падение привлечёт ненужное внимание. Небо стало казаться её тяжёлым куполом, деревья – колючим терновником, вода – ядом. Она с трудом втягивала в себя воздух, ставший невыносимо горячим. Кто-то схватил и потащил её проч. Девушка не сопротивлялась. У неё не осталось сил для этого.

Софья неохотно открыла глаза. Прохлада, окутывавшая её, тянула в сон. Девушка приподнялась, обнаружив, что лежит на грязной брусчатке. Ей стало непосебе. Рядом был ещё кто-то, но его лицо было скрыто в тени тупика. Софья безуспешно старалась вглядеться в лицо незнакомца. От него не исходило угрозы, но девушка все равно была насторожена.
- Это вы унесли меня с площади? – спросила она.
- Вам нужно быть осторожней, - произнёс до боли знакомый голос.
Девушка вздрогнула. Она ставилась на него потерянным взглядом. Этот бархатный голос… Голос ангела… Слова вертелись у неё в голове, дразня, но не показываясь. С этим человеком было связано бесконечное множество воспоминаний, воспоминаний столь далёких, что они запылились в её безразмерной памяти. Неожиданно Софье припомнился запах дождя, а точнее тонкий аромат земляной пыли, поднятой упавшими в небес каплями. Но в тот день не было дождя. Тогда светило солнце столь яркое, что она не видела того, что происходит. А происходило что-то очень важное. В нос ударил аромат крови: ангел стоящий рядом с ней плакал алыми слезами. Эти слёзы падали на остывающее тело девушки. Эту девушку звали... Софья почти вспомнила её имя, но… Она была прекрасней всех людей, которых ей доводилось видеть. Тогда ангел вынул своё сердце и порвал его надвое. Одну половинку он вернул себе, другую вручил девушке. Это был чёрный ангел потому, что крылья его были темнее ночи. Софья каснулась своей груди там, где билось её сердце. Там, где билось его сердце.
- Джозеф, - прошептала она.
Юноша вышел из тени, широко улыбаясь. Ну конечно! Эти серебристые длинные кудрявые волосы, они могли принадлежать только ему. Ему, спасшему её. Многие ангелы презирали Джозефа потому, что он был тёмным. Девушке никогда не доводилось видеть столь чёрных перьев, даже вороны не могли похвастаться такими. Это говорило о его душевных страданиях. Софья долго выпрашивала у него их причину, надоедая, зля, но он молчал, печально созерцая девушку. Его взгляд словно говорил ей: «Неужели, ты не видишь причины? Она вот, перед тобой. Хотя… Что ты можешь понять?» Это своёобразное пренебрежение раздражало девушку. Она, если разговор сходился к этому, вспылив, уходила, даже, можно сказать, убегала прочь. Он, разумеется, пытался догнать её, но не мог угнаться за быстрыми белоснежными крыльями. После ссоры Джозеф часами ждал Софью у утёса, где они встречались, и проклинал себя за нерешительность. Но девушка не видела этого. Она была слишком поглощена собой. Потом его нашли другие ангелы и прогнали. С тех пор они не виделись.
Вспоминая всё это Софья успела подняться на ноги. Она ели сдерживала слёзы, готовые хлынуть из глаз. Он был одет, как подобает особам благородных кровей. Девушка выглядела скорее похожей на оборванку, нищенку, поберушку: грязное, пахнущее пылью тело, растрепанные волосы, мятая одежда. Он был… он был… Софья тряхнула головой. Он просто был. Был! Она не верила своим глазам, твердила себе нет и плакала потому, что слёзы невозможно было уже сдержать. Капли прозрачной, солоноватой воды смывали с лица дорожную грязь, оставляя после себя две светлые борозды. Был… Софья глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и обнаружила, что находится в его крепких объятий. Их сердца бились в унисон, хотя прошло столько времени, и они должны были сбиться с ритма, но нет. Они отбивали быстрое: «тук-тук-тук», которое гулко разносилось в девушкиной голове, затуманенной произошедшим, как крепкой брагой, от одного запаха которой становится дурно.
Софья долго плакала. Джозеф всё это время бережно обнимал её, пытаясь утихомирить содрогания. Девушка легонько оттолкнула его, когда смогла совладать с собой. Он отпустил её с неохотой, неким томным сожалением, разбитого сердца. Она отвернулась, утирая слёзы, и попыталась выдавить счастливую улыбку. Получилось нечто похожее на улыбку грустного клоуна: яркая, но печальная.
- Я не знала, что и думать, когда ты пропал. Мне кошмары снились после, - тихо сказала ему Софья.
Джозеф вздрогнул, услышав о её страданиях, но постарался не выдать этого, хотя уже было поздно. Девушку всегда удивляла его чувствительность. Чёрный ангел, вестник несчастья, беспощадный – всё это не про него.
- Я так рада, что встретила тебя. Мне было так плохо здесь одной, а теперь…
Софья тяжело вздохнула, выталкивая из себя горечь.
- Мне хорошо, - закончила она.
Джозеф криво ухмыльнулся поспешил стереть получившуюся гримасу с лица. Чтобы она не прилипла к нему, как это порой бывает.
- Как торой различны понятия рада и счастлива. – прошептал он скорее самому себе.
Девушка сказала что-то невнятное, соглашаясь. Она сделала несколько шагов назад и прижалась спиной к холодной каменной стене, с завидным рвением высасывающей из неё тепло. Софья посмотрела на площадь, где ходили люди, не замечающие их, и подумала о том, что с ней случилось. Джозеф нарушил её размышления, потянув за руку, приглашая к себе в дом и явно опасаясь, что ледяные, бездушные стены превратят её кровь в стальные прутья.

Джозеф деликатно прокашлялся, прикрывая рот кулаком. Софья, до этого любовавшаяся пейзажем, вздрогнула. Она посмотрела на него потерянным, бледным, в какой-то степени мёртвым взглядом, что свидетельствовало о её душевном разладе, а это для ангела было фатально. Сердце юноши больно кольнуло, когда после короткого замешательства он вновь взглянул в миндалевидные тёмно-коричневые глаза девушки, пристально смотревшие на него. Ему хотелось коснуться её блестящих, вьющихся, тяжёлых, длинных чёрных волос, которые напоминали ему ночное небо, чтобы убедиться в том, что она не очередное видение, пришедшие к нему в минуты волчьей тоски. Джозеф, не отдавая себе отчёта, начал улыбаться. Сколько лет он изнывал от жажды, томимый своей тяжёлой долей, ожидая встречи с ней, с той, что являлась смыслом его жизни. Ему хотелось растянуть это мгновения на века, чтобы бесконечно долго испытывать эту блаженную, сумасшедшую радость. Джозеф легонько тряхнул головой, приподнимая бровь, выслушивая (похоже, уже во второй раз) вопрос, заданный ею.
- Думаю, тебе самой должна быть известна причина, - сказал он, садясь в кресло и приглашая её присесть.
- По-моему, Бог оставил меня.
Софья отвернулась от Джозефа, не желая передавать свою настроенность ему, но он всё равно видел её лицо, отражённое от гладкой поверхности стекла. Юноша отрицательно покачал головой.
- Если бы это было так, ты бы давно уже испытывала адские муки в тартарах. Ты сама отвернулась от него.
- Как ты?
- Я ни от кого не отворачивался, - отчётливо произнёс каждое слово Джозеф. – У моего предательства была другая причина. Можно сказать, что я избрал сёбе нового Бога, хотя, возможно, он не достоин этого, но мои глаза при нём слепнут. Я не вижу его недостатков, а когда свет пытается мне их показать, то я туше солнечные лучи. Посмотри на меня, видишь, до чего я дошёл. Обо мне говорят не иначе, как о самом тёмнокрылом ангеле этого мира, но я не совершал никаких зверств, я просто загасил в себе свет, который пытался лишить меня самого дорогого. А может быть, я просто дурак, который помешался на своём идоле. С чего мне вообще пришло в голову, что свет желает отобрать у меня моего Бога. С чего я вообще взял, что он МОЙ?
Софья перестала созерцать, не замечая красоты, пейзаж. Она внимательно всматривалась в его лицо и не могла разобрать, какие чувства владеют им. Джозеф, словно признавался ей в самом страшном своём грехе, при этом не упоминая о нём. Он отвернулся от девушки, решив прекратить откровенничать. Это давалось ему слишком тяжело.
- Твой новый Бог – дьявол? – предположила она.
Джозеф болезненно скривился.
- Дура, - прошептал он. – Да я продал ему душу, но не сердце! Сердце я отдал другой!
Софья каснулась рукой своей груди там, где билось сердце. Она отрицательно покачала головой, но ничего не сказала. Да, и что можно было здесь сказать? Он продал душу Люциферу, чтобы дать ей жизнь, порвав сердце надвое. Девушка всегда знала это. Однако самоотвержение всегда было свойственно ангелам.
- Ты ошибаешься, - сказала она. – Я не могу быть твоим Богом. Я грешна.
- Дура, - повторил Джозеф. – Ты – моя Богиня не потому, что ты безгрешна, а потому… потому… Потому, что…
Юноша вдохнул полную грудь воздуха и выдохнул, так и не сказав того, что хотел.
- Потому, что ты – дура, - солгал он самому себе и вышел прочь.
Джозеф вышел на улицу. Ему было плохо от того, что он причинил ей боль. Юноша знал, что Софья простит его. Она всегда все ему прощала, но он уже не сможет простить самого себя.
- Я люблю тебя, я люблю тебя… - твердил Джозеф шёпотом, уходя все дальше и дальше, проклиная себя за нерешительность, которая рано или поздно убьёт его.





Не забывайте оставлять коментарии. Буду рада критике.