Темно-фиолетовые, почти чёрные тучи нависали над Александром, желая придавит его к земле. То и дело мглу разрезали молнии, которые, даже затухнув, пугали своим криком, громом, сотрясающим воздух так, что сердце юноши начинало дрожать. Струи дождя, подхватываемые порывистым ветром, били Александра по лицу. Он закрывал глаза руками, щурился, от чего был фактически слеп. Коня рядом с ним было так же не сладко. Животное пару раз пыталось вырваться, свернуть с нужного пути, и юноше приходилось останавливаться, чтобы успокоить его. Колючая трава цеплялась за штаны, словно желая остановить Александра, но он продолжал идти.
Юноше показалось, что прошёл целый час прежде, чем он добрался до девушки. Она лежала на траве лицом вверх, и дождь размыл белила на её лице. Александр каснулся её шеи. Пульс был слабым, ели заметным, а тело холодным как лёд. Струи воды смыли часть крови, оставив размытый алый след на цветастом платье. Девушка закашляла. Александр склонился над ней, чтобы закрыть от дождя. Она открыла глаза, которые по-началу были пусты и лишь спустя время обрели ясность. Юноша смотрел в эту тёмную бездну совсем не пугающую его. Ему редко доводилось видеть столь тёмные глаза, проникающие в самую душу.
Конь дёрнулся, недовольный тем, что хозяин замер как статуя. Девушка застонала и потянулась к левому плечу, куда пришёлся выстрел, чтобы ощупать рану. Александр достал из седельной сумки бинты, которые он второпях запихал туда. Юноша наскоро перевязал рану и помог незнакомке подняться. Александр не задавал лишних вопросов. Он ясно понимал, что сейчас не дождется ответа: девушка пережила сильный шок и находилась в полуобморочном состоянии. Она смотрела на чёрное небо и шептала: «Ричард. Ричард…» Он посадил её на коня и отвёз её к себе в поместье.
На крыльце Александра встречал перепуганный дворецкий, который пытался рассеять темноту светом от керосиновой лампы. Увидев хозяина, Константин со всех ног побежал к нему. Если быть честным, он напоминал Александру преданную собаку, которая тоскует без своего господина. Юноша помнил печальные глаза Константина, которыми он провожал его в столицу, ему каждый раз хотелось остаться здесь, в резервации, а не возвращаться к отцу, чья одежда пропахла лекарствами. Александр ночами вспоминал, как пахнет трава, покрытая утренней травой, и дворецкого, словно укравшего этот запах для себя. Эдуард Бернс всегда жаловался на то, что от его только что прибывшего сына несло сеном. Он обещался выпорот Константина за то, что тот позволяет Александру гулять по необъятным равнинам вместо того, чтобы учить грамоте. А ему, тогдашнему мальчишке со сбитыми коленками, нужна была именно та свобода, то ощущение чистоты и гармонии, которое ему давали эти самые безграничные равнины и лиственные леса.
- Где же вас носит, господин? Гроза ведь! Гроза… - говорил Константин, захлёбываясь от быстрого бега.
- О, Боже мой! – вырвалось у него, когда он увидел окровавленную девушку, чьё цветастое платье насмехалось над бурей.
Константин хотел помочь ей слезть с коня, но она из последних сил вцепилась в промокшего Александра и со слезами стала звать: «Ричард. Ричард…» В её отчаянном зове звенела такая безмерная тоска, что становилось непосебе. Константин ели оторвал её от юноши. К тому времени из дома выбежали слуги, которые с максимальной осторожностью отнесли девушку в дом. Александр нашёл среди них Маркуса. Рыжеволосый мальчишка уставился на него огромными синими глазами, которые теперь были особенно большими, так он смотрел на него всегда. Юноша выловил его оборванного, голодного, осиротевшего на одной из улиц столицы и привёз сюда в резервацию, где накормил, одел и дал крышу над головой, с тех пор Маркус считал его святым. Александр велел ему привести сюда лекаря как можно быстрей. Мальчишка тут же помчался в город выполнять порученное задание, словно сам Бог приказал ему это.
Александр сказал Константину, что поедет за Ричардом, упавшим со скалы. Дворецкий же схватил поводья и потянул их с силой на себя.
- Оставьте, господин. Он мёртв. После такого падения никто не выживет. Дождитесь, пока стихнет буря, какая разница, когда забирать тело.
Юноша отрицательно помотал головой. Он забрал поводья из рук Константина, смотревшего на него преданными, собачьими глазами, и у него снова сложилось ощущение того, что он – мальчишка, поневоле бросающий друга.

Маркус тяжело дышал. Он старался бежать как можно быстрее, но ноги не слушались его. Мальчишка то и дело запинался. Он вспоминал себя бездомного, удирающего от охраны очередного ограбленного магазина, вспоминал себя преступника, которому просто хотелось есть, и который после отдавал украденный хлеб своей маленькой «сестрёнке», всё равно умершей от туберкулёза. Вот и сегодня Маркус бежал, чтобы спасти жизнь, и хоть эта девушка была совершенно ему незнакома, она напоминала ему беспомощную «сестрёнку», никогда не говорившую о своих страданиях и медленно умирающую. Наконец, он добрался до аптеки, через которую можно было добраться до квартиры, где жил лекарь. Он ворвался внутрь как ураган и чуть не сшиб с ног врача, хотевшего запереть дверь, что он никогда прежде не делал даже тогда, когда в городе орудовала шайка домушников. Пожилой мужчина недовольно посмотрел на рыжеволосого сорванца, но это недовольство было выдуманным, наигранным. А Маркус стоял, открыв рот, и с его одежды струями стекала дождевая вода.
Мальчишка начал быстро тараторить о случившемся, разглядывая двух других людей: Фридриха Каборже и Остина Палво. При появлении Маркуса они сделали вид, будто неспешно ищут на полках нужное лекарство. Но ему мало верилось в то, что в такую погоду кто-то захочет прийти сюда, желая подышать запахом картона и пилюль. Чувствовалось весьма отчётливо, что лекарь был рад появлению мальчишки. Он ухватился за него как за соломинку. Маркус даже не понял, как вновь оказался на улице под проливным дождём.
- Что им было от вас нужно в такое время? – спросил он у лекаря, когда они бежали к экипажу, должному отвести их в поместье.
- Не хорошее они задумали дело. – прошептал лекарь, оглядываясь на закутанные в плащи недовольные фигуры, шедшие прочь от аптеки.

Небо выплакалось. И в этом не было ничего удивительного. Майские грозы не отличались своей продолжительностью. Они неожиданно приходили и так же неожиданно уходили. Выжатые тучи, медленно уползали за горизонт, подгоняемые холодным ветром, и открывали чистое звездное небо, лишенное луны. Александр какое-то время смотрел на сияющие огоньки над головой, пока не нашёл место трагедии. Он резко дёрнул поводья на себя, что не понравилось коню, когда увидел Ричарда, привалившегося к скале и выжимающего свой пиджак, как ни в чём не бывало. У него должны были быть сломаны все кости, но они каким-то чудесным образом остались целы.
Юноша уставился на живого человека, в смерти которого был абсолютно уверен. Ричард посмотрел на Александра пустыми, заплаканными глазами, глазами того, кто потерял самое важное и уже не надеялся вернуть это. Так на юношу смотрел его отец, когда чувствовал приближение смерти. Александр так и не смог понять, что он хотел сказать этим. Может быть, Эдуард тогда тосковал по Фионе, покинувшей его, или сожалел о своей жестокости по отношению к сыну, или проклинал свою работу, из-за которой упустил своё счастье. Но тогда Эдуард грустил о себе, а Ричард тосковал о ком-то. И тоска эта была настолько безмерной, необузданной и мощной, что он уже не мог удержать её в себе, хотя и отчаянно желал этого потому, что эта боль была отголоском чего-то громадного, и поэтому она была сладкой такой, какой бывает плохое вино.
- Что тебе нужно от меня? – зло спросил Ричард дрожащим голосом.
Юноша не смог ничего ответить.
Это было невозможно! НЕВОЗМОЖНО выжить после такого падения!
Но человек был жив.
Но он был жив. Александру подумалось, что все случившееся было кошмарным сном, однако такими сны не бывают.
- У вас ничего не сломано?! Я видел, как вы упали со скалы во время грозы. Как вам удалось выжить? Я отвёз девушку, которая была с вами к себе в поместье. Возможно, она ещё жива.
При упоминании о ней глаза человека засияли светом, который испускают ангелы на полотнах живописцев эпохи Возрождения. Он твердил имя девушки, как молитву не прекращая: « Анна, Анна, Анна…», словно отвечая на её отчаянный зов. Ричард подбежал к Александру и схватил его за ногу, чуть не сдёрнув с коня.
- Я для тебя всё, что угодно сделаю. Слышишь? Все, что угодно! Я горы сверну! Слышишь? Если Анна выживет, я тебе всё расскажу: как я нашёл её, как стал бессмертным. Я тебе в верности присягну! Слышишь?.. – горячо зашептал он.
Александр не вслушивался в его восторженную речь. Он понимал, что человек, доведенный до полубезумного состояния, не отвечает за свои поступки, а тем более за слова. Ричард смотрел на юношу как на дар, посланный ему богом, и Александр впервые понял, что с ним что-то не так. Не в том смысле, что он был уродом или подлецом, наоборот, люди тянулись к нему как к живительному источнику, они словно выпивали его душу, от чего Александру было непосебе. Подсознательно он боялся, что скоро в нём не останется живительной влаги. А Ричард продолжал твердить о бессмертии. Этим он напоминал Эдуарда, который под конец жизни сошёл с ума, и говорил об ангеле, подарившему ему вечность, но смерть всё же забрала его.