Вот так юный единорог попал в Тайнолесье, обитель крылатых коней, где провел еще добрые двадцать лет. За эти годы он очень вырос, и, если бы мама увидела его сейчас, то и не узнала бы своего сына, ибо подобного ему еще никогда не рождалось на свет. Он был статен и строен, как и положено представителю его народа, но шкура его так и осталась чернее ночи – ни единого белого волоска не было видно, и оттого еще ярче мерцал мягким серебряным светом длинный и прямой, как стрела, рог, росший у него во лбу. Ростом он был немного меньше обычной лошади, как и все его соплеменники, однако крылатые кони тоже были не слишком велики, так что ему это казалось совершенно нормальным, однако среди них он все равно чувствовал себя чужим, и взгляд его чаще был печален, чем весел, а улыбался он реже, чем грустил. У него почти не было друзей, потому что другие жеребята сторонились бескрылого малыша, считая его скучным и недостойным их игр, а потому он особенно ценил то время, что мог проводить с двумя своими товарищами – молодой кобылой, которую звали Тельмира, и самургом по имени Риккен – небольшим, размером этак со среднюю собачку дракончиком, известным воришкой и вруном, которого поминали занозой всего Тайнолесья. Сам он, впрочем, нимало от этого не страдал, хотя порой ему приходилось после особенно удачной проделки по нескольку дней не показывать носа из крон деревьев, дожидаясь, пока возмущенные крылатые кони хоть немного успокоятся, зато потом он преспокойно отправлялся к своему товарищу-единорогу и самодовольно рассказывать ему, как ловко и незаметно ему удалось стащить какую-нибудь побрякушку. В душе Арстелион не одобрял его поведение, но он очень дорожил дружбой с кем бы то ни было, и потому ему приходилось мириться с привычками Риккена, полагая, что рано или поздно он сам поймет, что это нехорошо... но не особо, впрочем, на это надеясь. Зато вот с Тельмирой они жили душа в душу. Молодая кобыла сама панически боялась летать, поэтому в обществе единорога ей было куда легче и приятнее, чем в компании сверстников, то и дело пробующих подниматься в воздух. Вместе с ней Арстелион бродил по всему Тайнолесью, порой забредая даже туда, куда и взрослые не осмеливались уходить, но этой парочке было все равно, и они с удовольствием исследовали неизвестные им доселе части этого гигантского лесного массива, пропадая иногда до самой полуночи. Отец Тельмиры часто ворчал, сетуя, что его дочь водится с «каким-то бескрылым подкидышем», а не со своими соплеменниками, однако Тельмира не предавала их дружбы, и Арстелион был ей за это очень благодарен. Приемные родители утешали его, говоря, что другие просто не могут привыкнуть к тому, что в их лесу живет единорог, однако наш герой не питал по этому поводу излишне радостных надежд – слишком эфемерными они ему казались...
Так было и в тот вечер. Облегченно вздыхая – еще один день позади! - Ар-стелион гулял вдоль реки, меся копытами прибрежный ил и задумчиво наблюдая за рыбками, что резвились на мелководье. Скоро солнце должно было сесть, и Тельмира обещала прийти сразу, как только стемнеет, так что он терпеливо дожидался ее, когда вдруг...
- Эй, рогатый!
Знакомый – даже слишком знакомый! – голос резанул слух будто бы ножом, и Арстелион внутренне сжался, но не повернул головы, прекрасно зная, кого там увидит – разумеется, Нордала! Если остальные крылатые лошади по большей части относились к нему довольно снисходительно, то этот нашел в молодом единороге прекрасную забаву. Он был старше нашего героя, сильнее и крупнее, а потому считал, что грех не притеснить слабого – тем более не-соплеменника! Его приставания изрядно отравляли Арстелиону жизнь, и он, как мог, спасался от него, прячась днем в густой чаще, однако на этот раз появление недруга было неожиданным, и наш герой знал, что не успеет убежать – да и можно ли на четырех ногах скрыться от того, кто умеет летать?..
- Давненько не виделись! – продолжал Нордал, - Что-то ты ловко научился от меня прятаться! Хотя, что еще ты умеешь, ты ведь единорог! Вся ваша порода – сплошные трусы!
Арстелион и на этот раз ничего не ответил, хотя мускулы на его опущенной к воде шее заметно напряглись. А Нордал, будто и не заметив ничего, продолжал:
- Потому, видно, и истребляют их, как хотят! А вместо того, чтобы бороться, вы предпочитаете прятаться в своих лесах и даже носа не показывать оттуда! И кто это, интересно, придумал, что одним из пяти Великих Духов был единорог? Трус? Бесхребетное, ничего не стоящее существо? Да вы же ничего не можете против настоящих бойцов! А родители твои, видать, бросили тебя, чтобы не растить еще одного такого же беспомо...
- Замолчи! – не выдержав, закричал наш герой и, вскинувшись на дыбы, помчался на этого наглого жеребца, наклонив голову с рогом, что неожиданно полыхнул ярким серебряным светом... Он был готов воткнуть его в чужое сердце – лишь бы заставить этого коня наконец умолкнуть и не поливать грязью его род и семью! Однако ярость ослепила его, и он даже не заметил, в какой именно момент Нордал отпрыгнул в сторону... и тут его витой рог с треском вонзился в древесный ствол, крепко увязнув в переплетении волокон. Арстелион дернулся из всех сил, но тщетно – рог даже не сдвинулся, а Нордал тем временем чуть не падал от смеха, глядя на него.
- Вот сумел, Рогатик! – простонал он, - Вот сумел! – и, подойдя к нему, он что есть силы лягнул его в бок. Арстелион так и содрогнулся от боли и попытался защищаться, но тщетно, а Нордал, все еще хохоча, еще раз ударил беззащитного единорога, но тут...
- Нордал! – раздался звонкий голос и из леса показалась стройная серебристая кобылица с ясными серо-голубыми глазами, - А ну перестань!
- А, Тельмира, - он неприятно осклабился и, словно не расслышав, ударил Арстелиона в ребра, едва не сломав, - Надеюсь, ты ко мне.
- Я сказала, прекрати! – она гневно на него посмотрела, - Что он тебе сде-лал?
- Мне? Ничего, - и он состроил лицо человека (или коня) которому задали глубоко философский вопрос, - Но почему должна быть какая-либо причина? Тайнолесье – исконная обитель нашего племени! А он пусть убирается в свою Лунную Рощу или откуда он там родом!
- Ты же сам прекрасно знаешь, что Лунная Роща пуста и мертва, - холодно сказала Тельмира, и в ее голосе послышались печальные ноты, - Там никто е живет. И Арстелион уже двадцать лет живет с нами, поэтому Тайнолесье – его дом, так же, как и твой!
- Ну, это ты так думаешь, - усмехнулся тот, - А пока этот однорогий будет ошиваться здесь, я буду вдалбливать в его пустую голову, что ему здесь не место! – и, примерившись, он хотел ударить Арстелиона. но Тельмира бросилась вперед и оттолкнула его прочь, заслонив друга своим телом. В глазах Нордала полыхнули опасные огоньки, но потом он улыбнулся – от его выражения Тельмиру чуть не стошнило – и сказал:
- Ладно, Тельмира. Может быть, я и оставлю его в покое... если ты со мной погуляешь сегодня ночью.
- Что?!
- Ага. Погуляй со мной – и, клянусь, я не буду бить Рогатика... по крайней мере, до следующего утра.
- Да я... я лучше с крысоголовом пойду на прогулку, чем с тобой!
- Ну, как знаешь, - фыркнул Нордал и шагнул вперед, однако невольно остановился, увидев, как опасно сощурились серо-голубые глаза Тельмиры.
- Я не хочу с тобой ссориться, Тельмира, - почти миролюбиво сказал тот.
- А придется, если ты и дальше будешь издеваться над теми, кто тебе ничего плохого не сделал! – сердито ответила Тельмира, и Нордал в свою очередь выгнул шею, будто собираясь драться... и неизвестно, как окончилось бы это противостояние, но тут раздался свирепый визг, и откуда-то с темнеющих небес на голову Нордала свалилось что-то крылатое и клыкастое, что изо всех сил заехало ему в глаз когтистой лапой, расцарапав бровь, отчего не ожидавший ничего подобного конь шарахнулся в сторону, а тут яростный мститель кинулся за ним, и гордый жеребец, прижав уши, галопом помчался в чащу, а Риккен, издав победный вопль, плюхнулся на загривок Тельмиры.
- Риккен? – удивленно спросила она, - Ты откуда?
- А так, мимо пролетал, да тут увидел, что вам, вроде как, помощь требуется, - гордо заявил самург, но Тельмира улыбнулась и сказала:
- Опять что-нибудь стащил?
- Ну почему сразу стащил? – тот обиженно отвернулся, - Неужели я не могу помочь вам просто так?
- Да просто ты никогда не делаешь ничего просто так, - мягко сказала та совершенно дружеским тоном, однако Риккен вздернул нос и перелетел на спину Арстелиона, проворчав:
- Женщины... Что они мыслят в мужской дружбе! – но Арстелион ничего не ответил, потому что именно в этот момент он уперся копытами в ствол дерева, и яростно дернувшись всем телом, вырвал-таки свой рог, но по инерции отлетел назад и едва не сбросил своего «седока».
- Арстелион! – Тельмира бросилась к нему, - Ты в порядке?
- Да, все хорошо, - он смущенно потер рогом свой черный бок, - Извини, что так получилось... Я сорвался.
- Ничего, бывает, - она ласково на него посмотрела, а Арстелион, улыбнувшись ей в ответ, подошел к дереву. От его рога в стволе осталась глубокая рана, уже заполнившаяся соком – дерево, как умело, пыталось излечить себя, уберечься от гнили и паразитов, что обязательно, рано или поздно, нашли бы слабину в его коре, и тогда оно могло заболеть, а то и вовсе погибнуть... Молодой единорог с жалостью посмотрел на пострадавшее по его вине дерево и, склонив голову, осторожно дотронулся до края раны своим сияющим серебряным рогом. Тельмира и Риккен внимательно наблюдали за ним, подозревая, что им известно, что именно должно было сейчас случиться, однако все равно затаив дыхание, когда морщинистая кора от прикосновения рога Арстелиона вздрогнула, будто разбуженная зверушка, после чего края повреждения потянулись друг к другу, вновь становясь единым целым. Кора потрескивала, словно сухой пергамент, и Гелиос не поднимал головы, пока от раны на стволе не осталось даже шрама. Осмотрев результат своей работы, единорог удовлетворенно фыркнул, а потом, как ни в чем не бывало, спросил:
- Ну что, мы идем?
- А куда это вы собрались? – тут же влез со своим любопытным носом вездесущий Риккен.
- В Пещеру Шепотов, - сказала Тельмира, и еле уловимая дрожь в голосе выдала ее волнение. Про эту пещеру в Тайнолесье говорили всякое, кто-то – хорошее, другие – плохое, но большинство крылатых коней придерживались мнения, что место это попросту другое, и ходить туда не стоит, если тебе жизнь дорога. Однако для Арстелиона и Тельмиры эти слухи были недостаточным поводом для боязни, так что они решили все же посетить эту пещеру.
- Правда? – глаза Риккена загорелись огнем, и он машинально потер лапы, - Говорят, в этой пещере находятся старинные сокровища! Куча сокровищ!
- Может быть, - кивнул Арстелион.
- Тогда я с вами, - тут же сказал самург, - Проверю сам!
- Ты... уверен? – спросила Тельмира.
- Разумеется! – он посмотрел на нее, как на сумасшедшую, - Сокровища и тайники – что может быть интереснее и приятнее?
- И ты не боишься?
- Нисколько, - он приосанился, - Мало что в этом мире может испугать Риккена Проныру, и уж точно не темнота и холод пещер!
- Тогда идем, - улыбнулся Арстелион, и трое друзей отправились в северо-восточную часть Тайнолесья, где и находилась та загадочная пещера. Стояла великолепная звездная ночь, а они все шли и шли, будто бы одни во все этой темной чаще. То тут, то там попадались скалы, и Арстелион то и дело помогал Тельмире карабкаться на каменные склоны – на них он, с его раздвоенными копытами, чувствовал себя куда увереннее, чем его подруга. Было довольно темно, и лишь бледный свет его рога озарял им путь, но даже он словно бы померк, когда они подошли к провалу в серой скале – зеву Пещеры Шепотов, напоминающему широко раскрытую пасть какого-то хищного зверя, только и дожидающегося момента, когда глупые юнцы ока-жутся прямо в его глотке.
- Выглядит жутко, - поежилась Тельмира, - Что это ты делаешь, Риккен?
- Ну не полезу же я в пещеру без факела, - ответил тот, доставая из своего заплечного мешка, который он всюду таскал с собой, небольшой факел, - Освещать дорогу-то надо! – и, ударив кресалом, он высек искры, отчего помасленная тряпка вспыхнула и загорелась огнем, отчего по траве прочь метнулись причудливые тени, и друзьям сразу стало немного спокойнее.
- Ладно, идем уж, раз пришли, - сказал Арстелион и первым шагнул под своды пещеры. Риккен остался сидеть у него на шее, и его трещащий факел сразу спугнул нескольких летучих мышей, что с писком унеслись в ночь. Тельмира шла следом, с какой-то смесью восхищения и страха поглядывая по сторонам. Тут и там в камне виднелись большие и маленькие трещины, из которых непрерывно веял холодный ночной ветер, воющий и шепчущий на тысячи голосов и отголосков, мечущихся среди покрытого сталактитами потолка.
- Здорово, - заметил Арстелион, оглядывая стены пещеры, - Потрясающее место. Такое... таинственное.
- Только холодное, - сказал Риккен (он терпеть не мог холод), - И сырова-тое... Где-то здесь есть вода.
- Да? Откуда ты знаешь?
- А вы разве не слышите? Вода журчит.
- Среди этих ветров поди что услышь, - пошутила Тельмира, - Ладно уж, поверим тебе на слово.
- Да есть она здесь, говорю вам! – сказал самург и слетел с головы Арсте-лиона, - Идемте, я докажу!
- Мы тебе верим, Риккен... – начал Арстелион, но тот лишь лапой махнул и повел их по коридору, пока тот не окончился у широкой стены громадного водопада.
- Да ж, воды тут предостаточно, - заметила Тельмира.
- И не только воды, - прислушался Риккен, - Кажется, это не простой водо-пад... а с секретом. Там, за ним, есть еще одна пещера.
- Правда? – удивился Арстелион и протянул вперед ногу. Мощный поток воды больно ударил его по колену, едва не вывихнув сустав, но он не смог не заметить, что за довольно тонкой пленкой холодной воды находится пустота, причем не просто пустота, а явно насыщенная магической энергией, которую молодой единорог, обладающий, как и любое волшебное существо, весьма тонкими чувствами, ощущал довольно хорошо.
- Пошли, - сказал он, и, задержав дыхание, просунул голову внутрь. Вода оглушила его, мгновенно вымочив до последней шерстинки, но он не остановился и мужественно преодолел эти два шага под водопадом, прежде чем дуновение воздуха сообщило ему, что он уже в потайной пещере. Следом за ним, отфыркиваясь, показалась Тельмира, а с ней и Риккен. Факел, естественно, потух, но в этой громадной сводчатой пещере было и так довольно светло...
- О-го-го, - присвистнул Риккен, и его друзья были с ним полностью согласны – такое увидишь не каждый день. Посреди этого природного зала фонтаном бил кристально чистый источник, а над ним, словно бы в гнезде из удивительно тонких, до зеркальной гладкости обкатанных водой трех каменных сталагмитов, сверкал громадный темно-синий камень, мечущий множество лазурных искр на неровные, лишь ветром да водой обработанные стены и потолок.
- Вот это сапфир, - Риккен не отрывал глаз от чудесного самоцвета, - Такой большой... такой красивый... да он один стоит целое состояние! Так, он мой! – и, не успели друзья опомниться, как самург метнулся вперед, собираясь схватить драгоценный камень... однако тут же взвыл от боли, налетев на какую-то невидимую преграду, и тут же бросился прочь, но далеко не отлетел, закружив вокруг сталагмитового «гнезда».
- Что за шутки, во имя всех Великих Духов? – он попытался еще раз доб-раться до сапфира, но ничего не получилось – его словно бы окружала какая-то стеклянная сфера, разбить которую маленькому самургу было не под силу.
- Кажется, это не простой камень, - заметила Тельмира, - И он уж всяко не любит разных маленьких воришек, что просто так собираются его забрать и спровадить на торгу первому щедрому покупателю!
- Ну, так уж и первому! – Риккен не преминул обидеться, - да за такую красоту и поторговаться будет не стыдно... Слушайте, вместо того, чтобы насмехаться, лучше бы помогли другу!
- И как, интересно? – улыбнулась Тельмира, но все же подошла поближе, - Камень защищен, неужели ты не видишь? Смотри, - и, подняв копыто, она поднесла его к камню, ожидая, что вот-вот наткнется на какой-то невидимый барьер... однако ничего подобного не случилось, и камень, покачнувшись от ее прикосновения, вывалился из своего ненадежного убежища, едва не ударившись о пол, но Риккен не дал – он спикировал вниз и подхватил самоцвет, не дав ему даже коснуться пола пещеры.
- Молодец, красавица! – восхищенно сказал он и приземлился ей на спину, сжимая драгоценную ношу, - Вот видишь, какая ты ловкая! Такое богатство вытащить из этой ловушки смогла!
- Да я... я... – Тельмира явно смутилась, - Это... нечаянно получилось...
- Но все равно неплохо, - улыбнулся Арстелион и подошел поближе, рас-сматривая сапфир. Это был очень крупный, величиной с кулак, потрясающе красивый синий камень, светящийся изнутри слабым светом. Форма у него была необычная – икосаэдрическая, как сказали бы знающие, то есть он был как бы составлен из двадцати треугольников с совершенно равными сторонами. Плотное облако мощной магии окутывало его великолепно отшлифованные грани, мерцая в каждом блике, в каждом голубом отблеске.
- Этот камень наделен волшебной силой, - заметил он негромко, - Очень мощной... и очень древней.
- Откуда ты знаешь? – удивилась Тельмира, но единорог лишь плечом пожал и грустно улыбнулся, словно извиняясь: не могу сказать, я ведь и сам не знаю... Понимая, что более четко сформулированного ответа она от него не дождется, молодая кобыла замолчала. Риккен по их молчаливому согласию сунул сапфир к себе в сумку, и примолкнувшие друзья покинули Пещеру Шепотов, оставив за спиной опустевший источник... и было у них такое странное ощущение, будто они только что оказались втянуты в какую-то древнюю и загадочную историю... только вот в какую?..
- Ну... до завтра, - сказал Арстелион, когда они уже стояли на берегу реки, неподалеку от того места, где и сегодня пришлось встретиться.
- Завтра не получится, - тихо прошептала Тельмира.
- Почему? Я что, тебя обидел?
- Да нет, нет, нисколечко! Просто... ты что, забыл?
- Что я... ах да... церемония.
- Да, - вздохнула Тельмира и повесила точеную головку. Завтра наступало первое полнолуние нового года, и по этому поводу в Тайнолесье всегда устраивался праздник, на котором проходила особенно важная для молодых, достигших девятнадцатилетнего возраста крылатых коней церемония – посвящение их во взрослую жизнь. Арстелион до сих пор с болью вспоминал прошлый год, когда он всеми фибрами души надеялся на то, что его пригласят, однако тщетно – его имя не прозвучало среди имен тех молодых коней, что должны были участвовать в церемонии, и тогда он впервые по-настоящему понял, что он действительно чужой в Тайнолесье, и крылатые кони никогда не будут считать его одним из своего народа... Помнится, тогда он даже не пришел на их празднество, а ушел куда-то в скалы и долго стоял на краю громадного каменистого обрыва, размышляя, а есть ли вообще смысл в его попытках стать не изгоем в гордом племени небесных лошадей... и не проще ли просто броситься вниз, в пропасть, чтобы не ранить больше свою истерзанную душу... Ветра свистели и пели, трепля его длинную темную гриву, а слезы, что катились по его щекам, не успевали упасть на землю, высыхая еще в полете...
- Ты знал, что так будет, - раздался негромкий хрипловатый голос, и, обернувшись, он увидел, что позади него, как всегда, угрюмо и устало склонив седую голову, стоит старый Гархен, - Но все равно надеялся...
- Да, - негромко сказал Арстелион, - Но теперь я понял, что, сколько бы я ни пытался стать частью приютившего меня племени, я все равно сирота и никому не нужен. Я просто жалкий бездомный бродяга. Лучше бы я умер в ту самую ночь, когда лишился родителей...
- Никогда не желай смерти кому бы то ни было, в том числе и себе! – гневно прервал его старейшина, и его пылающий взор заставил единорога испуганно съежиться, - Ты родился – так живи, и не смей умирать прежде времени! Жизнь – это великий дар, что лишь единожды дается, так что забудь о смерти, Арстелион, иначе проживешь свой век напрасно!
- Но ради чего? – воскликнул Арстелион, - Кому нужна моя жизнь?
- В первую очередь – тебе самому... и всем нам тоже. Ты – черный единорог. Ты – вестник новых времен.
- Я... кто? С чего вы решили?
- А ты что, никогда не слышал слова пророчества, сделанного еще во времена Великих Духов?
- Нет...
- Что ж, о нем сейчас мало кто помнит, разве что кроме нас, стариков... Но все же мы надеемся на тебя, малыш. Ты – наша последняя надежда.
- Надежда на что?
- «И грянет гром, когда придет черный единорог, и замрет весь мир, ибо великие перемены принесет он с собой», - немного нараспев промолвил Гархен, - Это слова одного из великих провидцев прошлого, Арстелион. И он говорил о тебе. Ты – первый черный единорог, появившийся на свет с тех самых пор, когда ваш народ только ступил под сень недавно взращенных лесов еще совсем юного мира. Первый и единственный, понимаешь? Со временем, правда, об этом древнем пророчестве совсем забыли, и оно стало скорее поговоркой, присказкой, какой обычно пользуются люди в Центральном Королевстве, когда говорят по совершенно незначительным поводам: «Не говори, что настало время для перемен – дождись, пока родится черный единорог»... Ты для них существо сказочное, почти нереальное... даже более удивительное, чем драконы и кентавры... но ты все же пришел, ты среди нас. И вскоре мир содрогнется.
- Содрогнется? Почему?
- Увы, этого я не знаю. Но в одном я совершенно уверен – тебя ждут великие дела, так что не теряй надежду, сын мой. Надежда не должна угасать никогда, - и, кивнув ему, старый жеребец зашагал прочь, а Арстелион долго смотрел ему вслед... После этого разговора он несколько дней ходил, задумавшись, и до этой самой ночи слова Гархена огнем горели в его памяти, немного притупив старую обиду... и все же в течение цело года он старался не вспоминать о церемонии, хотя это было довольно трудно – все будущие участники ее очень волновались и без умолку трещали, гадая, что же им предстоит. Они придумывали испытания одно другого опаснее и труднее, но в одном сходились все – это будет полет. Ибо чем же еще может гордиться крылатый конь, как не своими крыльями? Арстелион же, прекрасно понимая, что то значит для его робкой подруги, смог лишь ласково потереться шеей о ее шелковистый бок.
- Я в тебя верю, - тихо сказал он, - Все будет хорошо.
- Да... наверное, - она вздохнула и с нарочитым спокойствием добавила, - Ну, я пошла домой. Доброй ночи, Арстелион.
- Доброй ночи, Тельмира, - сказал он, и юная кобылица, кивнув ему на прощание, пошла прочь, вскоре исчезнув в темной чаще. В последний раз бледное звездное сияние волной прокатилось по ее серебристой гриве – и все, как не было ее, а единорог и Риккен остались одни на речном берегу.
- Все, пошли, - самург потянул приятеля за ухо, - Ушла твоя невеста, так что можно отправляться спать.
- Невеста? – он с сомнением посмотрел на него, - И откуда ты только берешь эти глупости? Какая она мне невеста? Я же единорог!
- И что с того? – Риккен поковырял когтем в зубах, - Да вы же с ней как прилипли друг к другу, всюду вместе ходите! В конце концов, должно же это перерасти в нечто большее!
- Да ну тебя, - Арстелион тряхнул головой, - Забиваешь мне уши своими дурацкими бредовыми идеями... И вообще, что это ты там расселся? У тебя крылья есть? Так лети! – и, вскинув задом, он заставил самурга с визгом взвиться в небо, и уж тут тому волей-неволей пришлось лететь, но излить свое возмущение на товарища Риккен не успел – заржав, Арстелион стрелой помчался прочь, и, уж поверьте мне, нет в мире такого четвероного, что смогло бы догнать скачущего галопом дикого единорога! Его раздвоенные копыта словно и не касались земли, а тень металась среди деревьев – его тень, его самый верный спутник, что никогда не покидал его, никогда не бросал... ни единый раз за все эти долгие, невообразимо долгие двадцать лет, что прожил он на белом свете... казавшиеся ему сейчас такими далекими, такими туманными... и такими недостойными того, чтобы помнить о них в эту чудную ночь, под этими дивными сверкающими звездами – наедине со всей бескрайней Вселенной!
- Арстелион? – сонная Миланара вскинула голову при приближении приемного сына, - Наконец-то ты вернулся... Как погулял?
- Ничего, - он улыбнулся, - Было так здорово! Мы пошли...
- Хорошо, хорошо, - та зевнула и положила голову на землю, - Расска-жешь мне все завтра... утро... - и, не договорив, она крепко заснула, а Арстелион грустно улыбнулся и лег рядом с ней. Мама... Он знал, что она не родная мать ему, но все равно искренне любил ее, как любил и приемного отца, погибшего несколько лет назад, во время страшной грозы, когда упавшее дерево сломало ему спину... Ведь они заботились о нем, сколько он себя помнил, и, если бы не они, он бы погиб вскоре после того, как оказался в Тайнолесье... прибежал неведомо откуда, едва живой... Он не помнил ни своих настоящих родителей, ни то, откуда он сам был родом – только смутные образы порой тревожили его сознание во сне, но когда он пытался что-либо разглядеть, то всегда просыпался, дрожа, как осиновый лист, но ничего не мог припомнить – только свет, жуткий красный свет и неистовый жар во всем теле...