Глава 4. Снова лонгодримцы и снова беда
Дни и ночи бежали своим чередом. С момента гибели Лонгодримского зверя прошло уже около трех недель, и за все это время Ворон ни разу не вспоминал ни о герцоге Вильгельме, ни о ком-либо другом из лонгодримцев – для воспоминаний не случалось ни повода, ни желания. Покинув Кевтику, он отправился, куда глаза глядят, полностью положившись на волю провидения. Дорог Ворон не придерживался, торопиться не торопился, а потому, покружив по Риввенскому нагорью, оказался близ Леонии – небольшого городка на северо-восточной окраине Ладвинского аллода – куда позже, чем если бы добирался туда торными путями.
В город он въехал вскоре после рассвета. Ворота только-только открылись, дорога была пуста, скучающие стражники неодобрительно покосились на одинокого путника, но расспрашивать не стали. Впрочем, Ворон не собирался надолго задерживаться в Леонии, разве только разузнать – не появилось ли в округе каких новых слухов. А самым лучшим местом для этого всегда был и до сих пор оставался здешний трактир.
Для посетителей было еще слишком рано, но дверь «Дубового бочонка» уже отворили, а хозяин коротал время, протирая и без того чистые столешницы и заново расставляя лавки. Завидев вошедшего охотника, он с притворным удивлением хмыкнул.
- Ну, ты глянь-ка, вот так ранняя пташка к нам залетела! Стало быть, жив еще?
- И тебе доброго утра, Герберт, - отозвался Ворон. – Что нового в последнее время было?
- Ты имеешь в виду, кроме того, что тебя ищут? – уточнил трактирщик. – Пожалуй, ничего особенного.
- А кто ищет-то?
- Откуда мне знать? – трактирщик неопределенно махнул тряпкой. – Ходит тут один, здоровый такой. Недели полторы назад заходил, потом исчез, а последние три дня каждое утро наведывается. Я уж ему говорил, что зря ждет – может, ты сюда через год заглянешь, а может, и вообще не придешь, да только проку мало. Если интересно, обожди – может, и сегодня забежит. Только скажу сразу, ежели разговоры какие серьезные начнутся, то извольте снаружи, а мне здесь и своих драк хватает.
- Постараюсь, - пообещал Ворон, прошел в дальний угол и уселся там за столом, низко надвинув капюшон.
Солнце поднималось все выше, и трактир постепенно начал оживать. Люди приходили и уходили, мало кто из них обращал внимание на неподвижную фигуру в углу, и пока что ни один не подошел под краткое описание Герберта. Ворон уже начал подумывать о том, что дальнейшее ожидание бесполезно, когда дверь «Дубового бочонка» открылась в очередной раз, впуская в трактир кряжистого полуседого мужчину в стеганом дублете. Не оглянувшись по сторонам, он сразу направился к стоявшему за стойкой Герберту, и после короткого разговора трактирщик махнул рукой в сторону Ворона. Мужчина кинул Герберту монету, уверенно подошел к охотнику и, не спрашивая дозволения, уселся напротив.
- Значит, ты и есть Ворон, - скорее подтвердил, чем спросил он.
- Да, - коротко ответил охотник.
Мужчина кашлянул.
- Ну, а я, стало быть, Конрад, начальник стражи у герцога лонгодримского, Вильгельма. Вишь, в Кевтике-то мы с тобой разминулись, а хотелось глянуть, кто таков, - он окинул охотника оценивающим взглядом и вынес вердикт. – Надо признать, я тебя малость иначе представлял.
Ворон пожал плечами.
- Вы только для этого ехали сюда из Лонгодрима?
Конрад снова закашлялся.
- Да не то чтобы совсем… Дело тут, вишь, другое… только что за разговор на сухое горло? – он оглянулся и жестом подозвал Герберта. – Ты чего будешь? Да не скромничай…
Ворон от выпивки отказался, а Конрад заказал себе эля. Когда трактирщик принес ему наполненную кружку и ушел, Конрад продолжил.
- Дело-то вот в чем. У нас там затевается поездка в Ваппурию, ну и надобен кто-то, кто бы присмотрел за всем этим делом, за дорогой, то да се… ну, ты понимаешь…
Ворон недоуменно посмотрел на собеседника.
- Я только не понимаю, при чем здесь я, - признался он. – Разве дорога через Лисские поля считается опасной?
Конрад мотнул головой, как норовистый конь.
- Так я то же самое герцогу талдычил – поехали, мол, через Лиссу, пусть дольше, зато спокойнее. Но ты ж его сам видел, если в чем упрется, то спорить бесполезно. Нет, говорит, в Утеру нам нужно, и как можно скорее, чего кружить через полстраны…
- То есть, вы хотите добираться Ладвинским трактом? – кажется, начал понимать Ворон. – Через Навайский перевал и Герконию? Но эту дорогу давно бросили, почитай с тех самых пор, как король открыл столбовой путь. Не знаю, осталась ли она до сих пор проезжей.
- Проезжей она осталась, - проворчал Конрад, - вот только проехать по ней не так-то просто. Нет, о Ладвине я слова плохого не скажу, ну, и о Герконии, наверное, тоже, хотя говорят, на севере там народу уже считай не осталось, а ведь давно известно – откуда люди бегут, там ничего хорошего не жди. Так еще же горы эти чертовы на пути, а про них всякое услышать можно. В общем, провожатый нам нужен позарез. Пойдешь?
Конрад как бы невзначай подкинул в ладони побрякивающий кожаный кошелек. Ворон вздохнул – меньше всего на свете ему хотелось сейчас снова встречаться с лонгодримцами, к тому же охотник никак не мог взять в толк, отчего все-таки начальнику герцогской стражи понадобился именно он.
- Думаю, вы обратились не к тому человеку, мастер Конрад. Если герцог Вильгельм опасается, что собственной охраны для поездки окажется недостаточно, ему лучше бы взять в сопровождение нескольких наемников. А про горы вы тревожитесь напрасно – я тоже многое слышал о Наваях: и про громовых птиц, и про волков с женскими головами, и про другие странные вещи, но ничего этого там нет. В Наваях никогда не было тьмы, ну а если вам на пути повстречаются разбойники, тогда отряд из четырех-пяти человек окажется куда полезнее, чем я.
- Разбойники, говоришь? – невесело усмехнулся Конрад. – А ну-ка, мил человек, глянь и скажи, что за разбойник мог сотворить этакое?
Он выложил на стол искореженную пластину, такие обычно вшивались под ткань в бригантины для пущей защиты. Металл был измят, а местами и вовсе прорван насквозь.
- Волкодлак, - уверенно сказал Ворон, осмотрев пластину и прикинув расстояние между отметинами от зубов. Других зверей такого размера, способных прокусить железо, ему встречать не доводилось. – Где вы это взяли?
- Подарочек из Наваев, - мрачно ответил Конрад. – От нас в Утеру двое вестовых ездило аккурат по тому самому тракту, чтоб ему пусто было, так назад только один вернулся. На засаду, вишь, на обратном пути напоролись – добро, хоть конь не сплоховал, вынес. А ты говоришь «напрасно»… - Конрад скривился, залпом допил то, что оставалось у него в кружке, и с горечью добавил. – Ладно бы еще сам наш старый дурень ехал. Так ведь деваху везти надо, младшенькую его. Что случись, Вильгельм ведь с меня голову снимет и на службу долгую не поглядит. Пойдешь, а?
Ворон посмотрел на сумрачного, как ненастная ночь, начальника стражи, потом на пластину, все еще лежавшую на столе… и согласился. Вот таким вот образом он, вроде бы зарекшийся когда-либо снова иметь дело с лонгодримцами, все же оказался в отряде, сопровождавшем дочь герцога Вильгельма к Утере – нынешней резиденции ваппурского князя.
Начало пути не предвещало каких-либо неприятностей. Отряд покинул Лонгодримский замок спустя неделю после встречи Ворона и Конрада. Герцог Вильгельм, провожавший дочь до границ Лонгодрима, на протяжении всей дороги мрачно косился в сторону охотника, но ни худого, ни доброго слова так и не сказал. Конраду под начало было дано шестеро человек из лонгодримской челяди, помимо них Эвелин сопровождали ее служанки, также с отрядом ехал ваппурский посыльный – мэтр Казимир Россарский с двумя слугами. Итого, вместе с Вороном, четырнадцать человек.
Надменного ваппурца Конрад невзлюбил с первой же встречи, это было заметно и по словам, и по взглядам, которыми старый охранник награждал посыльного. А тот, как ни в чем не бывало, ехал рядом с каретой Эвелин Лонгодримской, громогласно повествуя о своих приключениях в знойных пустынях Савалойи и Вескурии. Ворон, по обыкновению державшийся немного позади кареты, слушал мэтра Казимира вполуха – рассказы ваппурца мало интересовали охотника, потому что правды в них было ни на грош. Навряд ли россарскому дворянину доводилось забираться на юг дальше знаменитого своими рынками Валлингала, где он, скорее всего, и купил тонконогую красавицу-кобылу, которую теперь выдавал за подарок вескурийского шейха. А уж полчища кровожадных мантикор, рыщущих по савалойским барханам в поисках добычи, и вовсе существовали только в воображении мэтра Казимира.
Так прошло несколько дней. Отряд безо всяких приключений миновал ладвинские земли и все глубже забирался в предгорья Наваев, когда однажды утром Ворон заметил первый тревожный знак. Тот день начинался как обычно – ночь прошла спокойно, они сняли лагерь и беспрепятственно двинулись в путь по зарастающей, но пока еще проезжей дороге. Все было тихо вокруг, влажный воздух чист, и небо ясно, только с юго-запада навстречу отряду тянулась тоненькая, постепенно крепнущая ниточка тьмы.
Череда холмов мешала обзору, не давая возможности понять, как далеко находится источник тьмы, и есть ли причины для беспокойства. Поразмыслив, Ворон решил выждать и не поднимать тревоги раньше времени – вполне могло оказаться так, что их путь даже не пересечется с тьмой, кем бы она ни была вызвана.
Солнце успело довольно высоко подняться над землею и выпить остававшуюся на траве росу, когда отряд взобрался на маковку очередного холма. Здесь Ворон придержал Терна, оглядывая окрестности. Перед ним, насколько хватало глаз, тянулись пологие, заросшие лесом склоны, а на самом горизонте в легкой синей дымке маячили скалы внешней горной цепи Наваев. Над лесом висела тьма, и чем ближе к горам, тем гуще она становилась, а Ладвинский тракт уходил как раз во тьму. Дальше молчать не имело смысла.
Ворон догнал начальника стражи, ехавшего во главе отряда.
- Мастер Конрад, распорядитесь, чтобы ваши люди были поосторожнее. Над горами сгущается мрак.
Конрад, прищурившись, посмотрел вдаль.
- Кажись, глаза у меня не те, что прежде, стали, - признался он. – Ничего тревожного не вижу. Чего ждать-то? Грозы?
Ворон покачал головой.
- Я не про непогоду говорю, сударь. Поверьте мне на слово, мастер Конрад, по лесу кто-то ходит.
- Волкодлаки?
- Не знаю. Может, и они.
- Скверно. Не буду спрашивать, откель ты про них узнал, хотя, наверное, стоило бы. Но, коль уж ты их видишь, может нам обойти это место стороной удастся?
- Навряд ли. С Ладвинского тракта нет хороших съездов. Южнее через горы проходит еще пара троп – коней там провести можно, но карета не пройдет. А других путей здесь нет.
- Плохи дела, - Конрад помрачнел. – Если карету бросать, так это три лишних человека будет и скарбу столько, что ни одна лошадь не увезет. И что теперь делать? Лезть на рожон?
- Отчего же? Думаю, вам стоит держаться прежней дороги, но дальше опушки пока не ходить. Я поеду вперед, погляжу, что к чему. Вполне может быть, что путь еще свободен.
- Ладно уж, давай, - нехотя согласился Конрад. – Только смотри, поосторожнее. Не хотелось бы остаться в чертовой дюжине. Дурная примета, сказывают.
Ворон пришпорил Терна, поднимая его в галоп, и вскоре медленно двигающийся отряд лонгодримцев остался далеко позади. Перед опушкой леса конь захрапел, предупреждая об опасности. Ворон ободряюще потрепал его по холке.
- Я знаю, друг. Поэтому-то нам туда и надо. Ну, идем.
Повинуясь воле всадника, Терн вступил на затененную тропу.
Ворону давно не доводилось ходить по Ладвинскому тракту, но за прошедшее время здесь мало что изменилось. Дорога оставалась проезжей, хотя местами сыроватой. На наиболее влажных участках можно было различить старые следы конских копыт – не иначе, памятка о лонгодримских вестовых. Единожды – уже лигах в пяти от края леса – их пересекли отпечатки исполинских волчьих лап, тоже старые, и больше ничего странного Ворону обнаружить не удалось. В лесу царило обманчивое спокойствие.
Охотник возвратился назад к отряду, только-только достигшему опушки. После недолгого раздумья Конрад решил продолжать путь со всей возможной осторожностью. Другого выхода все равно не было – разве только сидеть у опушки и ждать, когда развеется тьма, если только она вообще развеется.
С лонгодримскими конями сладить оказалось сложнее, чем с Терном. Они ни в какую не желали идти в лес, пятились и храпели, и лонгодримцам пришлось немало поработать плетьми, прежде чем в отряде удалось восстановить порядок. В дорогу двинулись так быстро, как только позволяла груженая карета. Все были настороже, но в тот день, как и в два последующих, ничего тревожного не произошло. Легкие перышки облаков, парящие в небе, предвещали перемену погоды, но пока солнце, только в глазах Ворона приглушаемое легкой дымкой тьмы, светило ясно, а на пути до сих пор не повстречалось ни единого препятствия, которое не смогла бы преодолеть карета – редкостное везение.
На четвертый день, ближе к полудню, облака все-таки начали сгущаться, сизым пологом закрывая небо. Средняя, самая высокая цепь Наваев осталась за спиной, и местность медленно, но верно понижалась. Во время обеденного привала Эвелин Лонгодримская с интересом изучала затянутые серой пеленой дали – на равнинах, что виднелись далеко впереди, шел дождь.
- Это уже Геркония, да?
- Совершенно верно, сударыня, - отозвался ваппурец.
- Магистр Фредерик ведь отсюда родом…
Конрад хмыкнул.
- Ну, положим, не совсем отсюда. Я вот слыхивал, что земли его родные лежат много южнее, за Весмутом. Дотуда еще ехать и ехать. И вообще, мало-мальски обжитые края только от Роквудского монастыря, почитай, начинаются. А здесь что? Горы да леса. Кто ж здесь жить-то будет?
- Прежде жили, - подал голос Ворон. – Это по ту сторону гор места дикие. А здесь до Черной чумы хоть немного поселений, да было. Там, - охотник указал на юго-восток, - стояла Мельрозская обитель, и близ нее три деревни. Дальше к востоку лежит озеро Дорнеби. Рыбацкий поселок около него тоже монастырю принадлежал. За озером края пустынные, ну а потом начинаются земли Уотерхельмского поместья. Его владелец во времена чумы бежал в Вестмут, а обратно так и не вернулся, и с тех пор Уотерхельм тоже пустовал. Как ныне – не знаю, давно я уже там не был.
- Глянь-ка, - удивился Конрад. – А ты хорошо тутошние места ведаешь, оказывается. Часто хаживаешь?
- Да, - коротко ответил охотник, глядя на сереющие под дождем равнины.
Как не ведать тех мест, в которых ты рос? Ныне в лесах на северном берегу Дорнеби тихо ветшал опустевший дом падре Климента. Дом, ставший для Ворона родным, потому что другого у него никогда не было.
После полудня непогода добралась и до гор: с неба посыпал-таки мелкий дождь. На открытых местах морось изрядно досаждала, однако таковых встречалось немного, а под деревьями дождь почти не ощущался. К вечеру он прекратился, но набрякшие тучи напоминали, что радоваться рано. При таком экономном расходе влаги их запасов могло хватить еще на несколько дней.
На ночлег путники остановились в сухой лощине, найденной неподалеку от дороги. Ворон, расседлав, отпустил Терна, прочих же лошадей, наоборот, на ночь крепко привязывали – им хозяева доверяли куда меньше. Поначалу все было спокойно, но когда минуло часа три, и серые сумерки сменились настоящим, кромешным мраком, тьма над лощиной начала густеть. К тому времени у костра остались лишь Конрад, на чью долю выпало стоять на страже в первую половину ночи, Ворон да Эвелин Лонгодримская. Мэри, ни на шаг не отходившая от госпожи, так и заснула рядом с ней, свернувшись калачиком, а Эвелин, у которой сна не было ни в одном глазу, все расспрашивала собеседников о Герконии и о землях, лежащих южнее. Конрад не знал и половины от того, что интересовало девушку, а потому отвечать в основном приходилось Ворону.
Он рассказывал о Вескурии, о Савалойе, о лежащих за ними Гха-Бирре и гибельной пустыне Макамма, за которой, как говорят, есть еще страны, где черные карлики воюют с мышами, а у пестрых лошадей такие длинные шеи, что они могут срывать листья с верхушек деревьев. Об Аль-Гоа – земле, где никогда не тает снег, а люди имеют шерсть и длинные пушистые хвосты, которыми во сне прикрывают глаза, потому что день в Аль-Гоа длится по полгода, и потом еще полгода ночь. О странных савалойских легендах, в которых герои сражаются с чудовищными дивами, чтобы потом подняться на небо и превратиться в звезды в память о совершенных подвигах. О волшебных животных и птицах. О вескурийских белокаменных городах и поселках, в которых дома строят из засохшего озерного ила, потому что дожди там идут очень редко. О том, как, когда дождь все-таки начинается, из размокших стен домов выползают проснувшиеся рыбы…
Эвелин слушала охотника, затаив дыхание, и даже Конрад вскорости перестал недоверчиво похрюкивать.
- Тебя послушать, так совсем другое дело выходит, - сказал он наконец. – Пусть будет выдумка, то в такую выдумку и поверить не грех. А то этот ваппурский манжетник все к одному ведет: мол, за ихними заставами только дикари да язычники обретаются, кои по деревьям не прыгают лишь оттого, что деревьев нет. Тьфу, пропасть.
- Люди, мастер Конрад, - отозвался охотник, - они везде схожи. На юге, как и в Мерлене, хватает и добрых, и злых, и они точно так же полагают, что одна их вера истинна, а остальные блуждают во тьме язычества. Но о добре и зле они мыслят так же, как мы, а разве не это главное?
- Как знать, как знать, - проворчал Конрад. – Но в одном я с тобой согласен – откуда, как не с караванных савалойских путей, к нам купцы шелка всякие, да булаты, да благовония таскают. Что ж их дикари из земли выкапывают, али сетями, как рыбу ловят? Знать, живут-то там не хуже нас, а может и получше, если такое делать могут…
Разговор постепенно заглох, и над лагерем воцарилась тишина, нарушаемая только фырканьем лошадей и похрапыванием спящих. Ворон смотрел на пляшущее по поленьям пламя, вспоминая душные савалойские ночи и костры оазиса Мгиувалле. Конрад что-то неразборчиво бурчал себе под нос. Эвелин сонно потянулась, повела глазами в сторону от огня и, вздрогнув, выпрямилась. Ворон видел, куда она глядит, и понял, что девушка заметила то, что он обнаружил уже давно, но к чему не хотел привлекать внимания собеседников.
- Ох!.. – забывшись о приличиях, Эвелин Лонгодримская схватила Ворона за руку. – Взгляните! Там, среди кустов, женщина, вся в белом! Она смотрит на нас!
- Полно вам, сударыня, - проворчал Конрад, обернувшись и сощурившись. – Это всего лишь клок тумана запутался в ветвях. Сейчас дунет ветер, и он исчезнет.
- Нет, мастер Конрад, - покачал головой охотник. – Это не туман. Хотя, признаться, женщины я там тоже не вижу.
- Но приглядитесь получше, - настаивала Эвелин, вся дрожа. – У нее длинные белые косы и… о, Господи… она в саване!
Ворон обеспокоено посмотрел на девушку. Та была перепугана насмерть. Признаться, охотник не видел никакого зла в блуждающем по окрестностям привидении. Мало ли неупокоенных душ, влекомых незавершенными делами, бродит по земным тропам после захода солнца? Однако раз уж эта вызвала столько тревог, надобно было что-то предпринимать.
- Успокойтесь, юная госпожа. Кто бы ни блуждал сейчас по округе, он не причинит вам вреда. Взгляните, как ярко пылает костер. Ночные скитальцы не любят ни света, ни тепла. Никто из них не осмелится подойти к огню, так что здесь вы в полной безопасности. Мастер Конрад, не пускайте покуда никого в лес, если захотят отойти. Я пойду, погляжу, что надобно нашему гостю.
- Ничего путного, это я тебе и так скажу, - насупился старый охранник. – Не совался бы ты в эту чертову чащобу. Как знать, что там, кроме туманов али призраков, бродит? Сгинешь ведь ни за грош.
- На все воля Божья, - резонно отозвался Ворон и шагнул к высокой туманной фигуре, в которой не различалось решительно ничего из тех подробностей, что сумела разглядеть Эвелин Лонгодримская. Призрак колыхнулся и медленно поплыл прочь, словно приглашая следовать за собой.
Для тех, кто смотрел на мир человечьими глазами, вокруг сейчас царил бы кромешный мрак, лишь изредка подсвечиваемый огоньками светлячков да мертвым мерцанием гниющей древесины, Ворон же видел унылые серые сумерки и легкую дымку тьмы, оставляемую после себя призраком. Казалось, они двигались через лес напрямик, по бездорожью. Однако когда по пути охотнику стали встречаться обомшелые камни, выглядывающие из травы, как обломки зубов, он понял, что привидение следует чьей-то старой тропой. До нынешней поры Ворон и не знал, что нечто подобное имеется близ Ладвинского тракта. Впрочем, он редко забирался по нему так далеко, обычно сворачивая на ту из троп, от которой ближе всего было до озера Дорнеби.
Призрак вывел Ворона на вершину холма, плоскую, как перевернутое блюдце, в центре которого тускло белело широкое ведьмино кольцо луговушек. Охотник остановился на границе утоптанного круга.
- Зачем ты привел меня сюда? – спросил он.
Привидение не ответило. Оно зависло в середине круга в паре футов над землей, колышась подобно легкому дымку, и, казалось, чего-то ожидало. Ворон нащупал рукоять меча.
- Хорошо. Я войду, если так надо.
Он переступил барьер, образованный огромными перезрелыми грибами. Внутри круга было холодно, как в подвале. Привидение нависло над охотником трепещущей прядью тумана. На мгновение в постоянно меняющихся очертаниях Ворону почудился белый старик с длинными космами, затем призрак осел, расплылся по земле и словно впитался в нее. Луговушки начали светиться – сначала слабо, потом все сильнее, и этот свет словно слизнул окружавший холм лес, оставив взамен только клубящееся озеро тумана. Ворон не шелохнулся, не попытался вынуть оружие или покинуть круг. Теперь он точно знал, кого привлек этой ночью свет костра. Привидение оказалось не более чем маской, и завлеченному, или же загнанному ею в магический круг человеку впору было начинать беспокоиться. Да, человеку сейчас было бы самое время обеспокоиться…
- Кукольник, - спокойно проговорил Ворон, наблюдая, как невидимый ткач сплетает вокруг него полотнище тумана. – Ты кукольник. Кто послал тебя? Кому нужна марионетка в отряде?
Ответа не было. Тогда Ворон снял перчатку, и мертвый свет луговушек тускло блеснул на бурой чешуйчатой коже и притупленных черных когтях.
- Ты выбрал нынче не ту добычу, кукольник, - тихо произнес охотник и молниеносно выбросил руку, пробивая завесу тумана. В нос шибануло гарью, а в следующий миг его пальцы сомкнулись на чем-то, чего он еще не видел и мог только угадать по мечущемуся сгустку тьмы. Морок развеялся, исчез туман, погасли луговушки, вновь превратившись в безобидные грибы, готовые вот-вот рассыпаться в труху. В когтях Ворона извивалась, яростно шипя, скользкая тварь. Не ослабляя хватки, охотник выдернул свободной рукой нож… и едва успел заслониться рукавом, когда кукольник плюнул, целясь противнику в глаза. Часть брызг все-таки попала на лоб и щеку, кожу обожгло, а кукольник извернулся угрем и, вырвавшись на свободу, бросился бежать. Ворон догнал его в три прыжка и повалил на землю. Кукольник заверещал, царапая лапами сжавшую его руку.
- Кто? – выдохнул Ворон на ухо твари. – Кто тебя послал? Ну, отвечай!
- Сшшш… - кукольник вывернулся и зыркнул на охотника черными провалами глазниц. - Сшшш… Осссставь ее…
- Кого я должен оставить? – переспросил Ворон, хотя, кажется, догадался об ответе.
- Сшшш… - кукольник разинул пасть, демонстрируя редкие острые зубы. – Глупеццц… Бросссь… ничего не изменишшшь… сссрок почччти вышшшел…
- Ты говоришь про госпожу Эвелин? Ты ведь к ней пришел, ее звал. Зачем она тебе нужна? Кто ты?
- Ссс…
Кукольник дернулся, замер, нелепо закинув голову. Ворон отпустил его и выпрямился, оглядывая темный молчаливый лес. Тварь не притворялась. Она была мертва, уже давно, с неделю, а то и побольше. Чья-то воля водила мертвого кукольника, как марионетку, а теперь бросила за ненадобностью. Хозяин мог быть поблизости, а мог оказаться за десятки или даже сотни лиг от Наваев – проверить это не представлялось возможным. На всякий случай Ворон отсек кукольнику голову и переломил хребет. Как правило, этого хватало, чтобы не позволить поднять труп повторно.
Когда Ворон вышел к костру, Конрад окинул его настороженным взглядом, долго смотрел на опаленный правый рукав блио, на белые пятна, оставленные слюной кукольника на левом, на обожженное лицо…
- Я видал свет за лесом, - сказал он, как бы невзначай пододвигая к себе топор. – Белесое такое марево. Что бы это могло быть?
- Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться, сударь, - отозвался Ворон.
- А ежели поточнее?
- Кукольник, - честно ответил охотник, видя, что от Конрада так просто не отговориться. – Теперь он мертв.
- Ты уверен?
- Вполне. Не тревожьте оружие, мастер Конрад. Оно бы вам все одно не помогло, приди я сюда по чужой воле. Но я вернулся по своей.
- Как знать, может, и помогло бы, - проворчал Конрад, но топор все-таки оставил в покое. – Рановато ты старика со счетов списываешь. Ладно, отправляйся что ли на боковую, а я Дана с Ингваром разбужу – пущай вместо тебя посторожат.
Ворон качнул головой.
- Думаю, это не будет удачным решением, мастер Конрад. Ступайте лучше вы спать, а я дождусь рассвета. Так будет… надежнее. Кукольник может быть не единственным, кто колобродит нынешней ночью.
Конрад посопел, попыхтел, потом все-таки встал, перетащил свой тюфяк поближе к шатру Эвелин Лонгодримской и улегся перед входом, ворча, как потревоженный медведь. Ворон вздохнул – ну, что тут скажешь? – он понимал старого стражника, он бы и сам особо не доверял тем, кто возвращается из затененного леса.
Над костром мотыльками порхали золотые искры. Где-то далеко уныло кричала сова. Только эти заунывные крики да ровное дыхание спящих нарушало зависшую над лесом тишину. Даже Конрад, поначалу хорошо притворявшийся, вскоре и в самом деле заснул. Остаток ночи обещал быть спокойным.
Ворон провел рукой над пляшущим пламенем, ловя живое тепло, потом сжал кулак и снова распрямил ладонь. Под грубой кожей перчатки царапины, оставленные кукольником, саднило вдвойне, но снимать амуницию в присутствии людей охотник не решался. Даже сейчас, когда в лагере только он один оставался на ногах.