Нас буйным ветром размело –
Тебя на север, мне назло
Достался долгий южный путь –
Но я вернусь когда-нибудь.
Мне предсказали жребий мой:
Твоим рабом быть и слугой,
Куда бы я не убежал,
Им быть не перестал.
Над нами в ночь одни и те же звезды
Звонко поют
Ту канцону о любви,
Что я сложил тебе на память - может,
Вспомнив её,
Не забудешь обо мне.

Франсуа Мебон, по прозвищу Жаворонок «Наши времена»

- Именем госпожи графини, открывай, каналья! – удары алебард в дверь, заставленную изнутри скамьями и поставцами, наскоро сваленными у порога, чтобы преградить дорогу преследователям, становились всё сильнее.
- Открывай! - голоса слышались яснее, свободно проникая сквозь щели, пробитые в дереве двери.
Антуан д’Аршамбо затравленно озирался, ожидая, когда же наконец перемычка между ним и его врагами рухнет или разлетится в щепы. Несколько слуг, оставшиеся с ним, когда сегодня утром внезапно замок окружили всадники в блестящих латах, а стража немедленно пропустила их внутрь, загораживали сейчас д’Аршамбо собственными телами. Те воины ворвались, словно толпа варваров, перебили людей, отряженных в Веритэ бароном для охраны д’Аршамбо, назначенного наместником в графство. Престарелый сенешаль де Вертадон, о котором д’Аршамбо говорили, будто он дряхлый старик, почти выжил из ума, впал в детство и пускает слюни в своем маленьком домене в Фо, вдруг явился, словно святой Георгий, разметал людей д’Оэна, а сам д’Аршамбо спасся чудом во время всеобщего избиения и заперся в отдаленном покое графского замка.
Дверь содрогалась и жалобно скрипела. Д’Аршамбо расширенными бешеными глазами смотрел, как сквозь пробоины в дереве проникали сверкающие лезвия, кое-где бурые от крови. Д’Аршамбо взвесил меч в руке и приготовился сражаться.
Рыцари ворвались в проем, и бессильные удары д’Аршамбо по их защищенным доспехами плечам и спинам ничуть не вредили им. Д’Аршамбо топтали, кололи, рубили. Он кричал, как кричит забиваемый зверь – страшно, обреченно. Кровь заливала глаза, лицо, обрызгала всё вокруг. Кто-то, сильно ударив, наконец с хрустом сломал ему позвоночник. Уже мертвое, тряпично-поддатливое бесформенное тело с висящими лохмотьями мяса рыцари волокли во двор, чтобы повесить труп на замковой стене. Под радостный гогот д’Аршамбо вздернули над толпой.
Тибо отвернулся.
- Напрасно, мессир Тибо, вы брезгуете кровью, - заметил ему сир де Вертадон. – Нет ничего приятнее зрелища мертвого врага. Я словно помолодел лет на тридцать с тех пор, как этот пес д’Оэна издох и его смрадное дыхание не отравляет воздух нашего графства.
Франсуа внимательно разглядывал слегка раскачивавшийся труп д’Аршамбо. Солдаты потешались тем, что, когда мертвец замирал на месте, концами пик толкали его, и этот страшный маятник снова приходил в движение.
- Понимает ли она, что натворила?
Леофраст, не расслышав, наклонился к поэту:
- Вы что-то сказали, Франсуа?
Тибо, бледный как мел, умоляюще обратился к сенешалю:
- Снимите же его, пожалуйста! Не мучайте мертвых!
Сенешаль лишь снисходительно усмехался, наблюдая за искренними бесхитростными забавами солдат.
Франсуа взял Тибо за плечи и развернул его спиной к повешенному:
- Не в силах видеть – не смотри. Пусть остается так, как есть – этого уже не остановить.
- Не остановить чего? – переспросил обеспокоенный холодно-спокойным тоном друга Тибо.
Франсуа обвёл своим единственным глазом всех столпившихся в просторном дворе: арбалетчиков в кожаных дубленых куртках, пехотинцев в простеганных кафтанах с металлическими бляхами, рыцарей при полном вооружении, их оруженосцев и всех, кто по своей воле либо по воле своего сеньора отправился в набег на графский замок. Над зубцами крепостной стены всходило спелое синее небо, ясное, словно доброе предзнаменование.
- Она просто не понимает, что сделала. Она всегда боялась междоусобной войны – и вот она сама начинает эту войну, приказывает начать её. Что, если д’Оэн пошлет сюда своё войско, что, если он убедит короля собрать армию – против нас? Мы – бунтовщики, которые подняли оружие против д’Оэна на свой страх и риск. При случае графиня первая отречется от нас, поскольку она не должна ничего знать о наших поступках, иначе её тоже будут судить за неповиновение королю, за мятеж против короны, коль скоро Генрих – её сюзерен.
- Не понимаю вас, мессир Жаворонок, - пожал плечами сенешаль. – Если вы испугались наказания – вас никто не держит. Вы – трубадур, человек вольный, и никто, поверьте мне, не заставляет вас, поэтов, участвовать в битвах – это дело рыцарей.
Франсуа покачал головой.
- Я никуда не уйду, сир де Вертадон. Я не боюсь сражений. Я боюсь того, к чему они приведут нас.
Старый сенешаль засмеялся:
- Они приведут нас к победе, мессир Жаворонок. Вперед, Веритэ!
Воины дружно откликнулись на этот призыв. Франсуа склонил голову.
Сенешаль выслал во все концы графства гонцов, которые должны были оповестить владельцев замков и бальи городов о том, что отныне в Веритэ распоряжается сенешаль де Вертадон. Один из вестников по дороге заехал ненадолго на мельницу близ Монкри, переговорил о чем-то с мельником и тут же проследовал дальше. Ночью, стараясь не привлекать внимания, из Монкрийского монастыря выехали пять человек и помчались по Малерской дороге на север. Останавливаясь на лесных заставах лишь для того, чтобы наскоро поесть и сменить уставших лошадей на свежих, они быстро продвигались к Брионе – пароль, который они называли комендантам застав, немедленно доставлял этим людям всё требуемое.
К переправе через реку пятеро подъехали на закате, и вскоре они оказались в Кар-дез-Анже. Там им указали новый большой дом городского прево, где на время остановился барон д’Оэн со своей свитой. Пятеро проехали мимо особняка прево, а в конце улицы разъехались в разные стороны.
Когда стемнело, один из них пешком вернулся к дому прево и тихо постучал. Ему открыли и, выслушав, впустили внутрь. Слуга проводил гостя в тесную темную комнатку и попросил подождать. Посетитель уселся в единственное кресло и принялся изучать лепнину, густо покрывавшую балки потолка.
Через несколько минут вошел улыбающийся барон, держа в руке выточенную из яшмы пешку с серебряным ободком, охватывавшим основание шахматной фигурки. Посетитель и не подумал встать.
Барон слегка нахмурился и высокомерно спросил:
- Что у вас ко мне за дело?
Посетитель наклонил голову на бок и заговорил, пренебрежительно растягивая слова:
- Вы, я вижу, играли в шахматы, мессир барон? С кем же? Конечно, с графиней Веритэ! Кто побеждает?
Барон смерил сидящего взглядом. Тот ответил нагловатой улыбкой.
- Я к вам, мессир барон, с важной новостью. Антуана д’Аршамбо убили взбешенные сеньоры графства Веритэ, и теперь там полыхает мятеж. Они посмели восстать против вас, господин барон. Их предводитель – дряхлый старик сенешаль де Вертадон, хотя одному Господу Богу известно, для чего этому столь преданному своим графам псу понадобилось бунтовать.
Барон спокойно перебрасывал пешку из руки в руку.
- Сколько вам заплатить за дурные вести? Я прикажу своему казначею отсчитать вам золото, – равнодушно спросил он, поворачиваясь, чтобы выйти.
- Не золото, - последовал неторопливый, с ленцой, ответ. – Я услужил вам по желанию моего духовного отца, Великого Инквизитора Франсии.
Барон остановился в дверях. Не оборачиваясь, он бросил собеседнику через плечо:
- Нет никакого Великого Инквизитора Франсии. Нет никакой Инквизиции.
- О, если бы! – притворно вздохнул гость. – К моему глубочайшему сожалению, наша Святейшая Инквизиция живет и благополучно здравствует. Впрочем, вам это известно не хуже меня. Мессир барон, не притворяйтесь – не перед кем. Хорошо, если это так уж необходимо, я назову вам пароль. Sed libera nos…
Посетитель вдруг запнулся, растерянно водя глазами по потолку. Несколько раз он даже прищелкнул пальцами, помогая себе вспомнить окончание пароля. Барон потерял терпение и повернулся к нему лицом. Неожиданно гость от души расхохотался и без запинки нараспев прочитал:
- …mais delivre nous, Sire, a malo, de tout mal et de cruel martire! Теперь довольно, мессир барон? Меня прислал к вам отец Трувера-Вайон. Он считает, что вам может понадобиться моя помощь.
- Я в ней не нуждаюсь.
- Будто бы? Я чудесно умею составлять яды и… противоядия. Так что…
Барон решительно перебил посетителя:
- Нет! Я благодарен вам за сообщенные известия, но теперь делать вам здесь больше нечего. Передайте поклон отцу Вайону. Прощайте!
Гость остался сидеть, покачивая носком сапога.
- Мессир барон, не думаете ли вы, что я осмелюсь вернуться к Великому Инквизитору и доложить, что не выполнил его приказание? Упаси меня всемогущий Бог от этого! А как расстроится отец Великий Инквизитор, когда узнает, что вы один, среди врагов - Infixus sum in limo profundi et non est substantia . Нет, мессир барон, я останусь при вас, - он встал и добавил внушительно:
- Вы же сами прекрасно понимаете, что яды – не единственный мой талант. И что это – неплохой предлог поступить к вам на службу. Однако на самом деле у меня совсем другая миссия.
Барон сжал пешку в кулаке.
- Как вас зовут?
Посетитель слегка поклонился:
- Морторан де Верней, нунций Великого Инквизитора Франсии, отныне - лекарь барона д’Оэна.
В это время Клер в одиночестве скучала над шахматной доской – Робера куда-то позвали, и он ушел, не окончив партию. Наконец он вернулся. Клер с изумлением смотрела на человека, который появился вместе с Робером. Незнакомец приятнейшим образом улыбнулся и склонился в почтительном поклоне. Он был высок, строен, светловолос, все движения его были изящны, точны, по-кошачьи вкрадчивы.
- Я, мадам, - сказал он, опускаясь на одно колено перед Клер, - смиренно молю вас принять мою службу. Я - новый лекарь в свите мессира барона… и вашей.
Клер оглянулась на Робера – тот был поглощен приведением в порядок шахматной доски. Заметив, что он расставляет фигуры заново, Клер обратилась к нему с упреком:
- Мы же не закончили партию!
Робер, не поднимая голову от рядов шахмат, ответил вполголоса:
- Я признаю, что проиграл.
Де Верней поднялся, улыбаясь и придавая лицу выражение бескорыстной услужливости. Клер обернулась к нему.
- Мадам, по воле мессира барона я приставлен к вам – меня известили, что вы недавно претерпели некоторые весьма неприятные лишения. Мессир барон опасается, что они могли принести вред вам, мадам, а я обязан следить за вашим добрым здравием.
Клер милостиво кивнула лекарю:
- Если вам доверяет мессир барон, то вы достойный человек, мэтр де Верней. Не хотите ли сыграть со мной?
- О! – почтительно рассмеялся де Верней. – Я заранее сдаюсь, мадам. Попасть в плен к столь прекрасному противнику - счастье несравнимо большее, нежели победить. Но всё же позвольте мне попытаться.
Барон уступил своё место за доской де Вернею, и игра началась.