Я, наконец, вернулась. Вернулась домой. К себе домой.
Пахло сухой листвой и мокрой землей, которая давно уже не впитывала в себя влаги. Скошенная трава сушилась на солнце. Если идти босиком по лужайке, то очень неприятно, как по соломе - колется. А ещё вспоминается прогулка по лесу. По сухим иголкам и еловым шишкам. Босиком. Запахи, звуки, воспоминания...
Дома стали похожи на сожженные маленькие деревянные крепости. Как-то все почернели, крыши прохудились, отовсюду слышен скрип дверей, половиц и ставень на окнах. Вокруг многих домов повалился забор, а у некоторых вообще отсутствовал – растащили на доски ещё пока живые соседи.
Каждый дом пустой. И за грязными окнами не видно, что творится внутри. Они всматриваются в случайного прохожего мутными бельмами слепых окон-глаз. Напряженно, подозрительно, недоверчиво.
Скрип-скрип. Ещё одна душа кричит. Скрип-скрип – на волю.
«Страшно даже подумать, что никого из моей родни не осталось. Бабушка и тётка померли, а маленький двоюродный братик пропал. Говорят, осенью пошёл в лес и исчез. Ничего не нашли.… Говорили, что бабка какая-то, безумная прокляла этот посёлок…»
Юна шла по колючей траве, немного неуклюже переставляя ноги. Светлые, блондинистые волосы опускались ей на плечи, щекотали шею. Длинные ресницы, пропуская солнечные лучи делали цвет глаз радужным. Единственный друг детства, что она помнила – ветер. Сейчас он радовался как ребёнок, шуршал повсюду, подкидывая мелкие травинки.
Остальное… Чёрная дыра в памяти. Помнит и бабушку, и родню, а остальных не помнит. А чувство, будто забыла что-то очень важное. Слишком важное.
Скрип-скрип.
Открылась калитка. Со ржавым ведром стояла пожилая женщина, почти что старушка. Но выглядела она довольно хорошо для старушки. Заплетённая седая коса была туго завязана в пучок на затылке. Белый кружевной фартук был запачкан ягодным соком. В руке покачивалось ведро. Взгляд был ясный и строгий.
Скрип…
Юну пугал скрип. Каждый раз по телу пробегала дрожь, до самых кончиков пальцев. В сердце что-то щемило и очень болело. Будто кто-то привязал к сердцу верёвку и томительно тянул на себя. Но девушка пересиливала себя.
- Здравствуйте.
- Здравствуй, милая.
- Я из соседнего дома, приехала погостить у бабушки, а она, оказывается, уже давно умерла.
Женщина вдруг резко изменилась в лице. Взгляд стал неясным, испуганным, лицо морщинистым и немного перекривленным. Руки ослабли и ведро упало.
Ну, хоть звон, а не скрип…
Укатилось. Пустое? Пустое.
-Ты? – дрожащим голосом спросила старуха.
- Ну… Вы знаете, я не помню ничего и никого из своего детства. И приехала вспомнить. Может быть, вы меня приютите и поможете вспомнить?
Видимо это предложение не очень понравилось женщине. Пошатывающейся походкой она подошла к ведру, подняла его.
Скрип. Опять. Ну да ладно.
- Ладно, заходи в дом. Всё равно больше никто не приютит. Здесь и не осталось-то никого. Так, пару человек. Из молодых вообще никого не осталось. Да заходи, заходи, не бойся.
Юна оглянулась вокруг. В доме было душно и немного неуютно. Пахло жареным луком и салом. От этого запаха мутило и клонило в сон. А ещё запах сушёной травы, в особенности пижмы.
По углам весели какие-то травяные венички из засохших цветов. Скатерть на столе была изношенная, но довольно белая. Впрочем, весь домик выглядел ухоженным. Только тёмным. Темнота шевелилась. Тени пугающе двигались по стенам и потолку. Цеплялись за предметы, словно насекомые лапками.
Юна зажмурилась и открыла глаза. Вроде бы почудилось.
- Располагайся. Сейчас будем обедать. Поможешь мне?
- Да, конечно.
Женщина посмотрела взглядом свихнувшейся старухи. С каждой секундой Юне становилось немного больше не по себе, а по спине лился холодный пот.
- Выпей святой водички, - протягивая стакан, сказала хозяйка, - не помнишь? Обычай у нас такой был. Все пили. Одна ты всегда отказывалась…
Девушка пожала плечами и залпом выпила всю воду. Ей даже стало легче и не так страшно.
Бабулька прищурилась. Потом поставила на огонь сковороду, на которую начала наливать тесто.
- Блины готовить будем. Ты их всегда любила.
- Правда? – удивилась Юна, рассматривая фотографию в ржавой рамочке на столе, - а кто это рядом с вами на фото?
- А ты и их не помнишь?
- Нет.
- Это моя дочь с мужем и сыном. Они приезжали частенько и оставляли своего сына на лето.
Старуха смолкла. На её лице появилась какая-то чернота, что-то вроде тени пробежало. Девушка внимательно смотрела на неё, ждала продолжения воспоминаний.
Скрип...
А что скрипит-то? Тени?
- Да. Ты не помнишь этого мальчика? – от низкого голоса старухи Юна подпрыгнула на месте и нервно затрясла головой, что совершенно не помнит ничего. - Ты очень дружила с этим мальчиком. Он всегда защищал тебя, но от этого было мало проку. В большей степени защищала его ты. Постоянно пеклась о нём. Вы ни дня не могли друг без друга. Он рассказывал тебе сказки, что читал в городе, а ты на ходу выдумывала свои. Да так ловко. Про оборотней. Про какие-то поселения кошек. А ещё красивые вещички и безделушки ему приносила. Где ты их только брала.
Бабка умолкла, переворачивая последний блин на тарелку.
Юна попыталась пошевелиться, но ноги были как каменные. И снова странное чувство, будто кто-то держал её за ноги. Тени.
Убежали.
Скрип.
Бабуля протянула руку Юне.
- Пошли, покажу тебе кое-что. Прогуляемся. Вечер сегодня чудный.
На пороге, гнавшиеся за ними тени остановились, неожиданно отпрянули и сбились в тёмном углу, разбежались по щелям.
Женщина, казалось, менялась каждое мгновенье. Шагая по узкой дорожке, она сгорбилась, коса расплелась и теперь свисала до самых колен. Она достала из кармана аккуратно сложенный чёрный платок и накинула его на плечи. Юне становилось всё хуже. Что-то внутри шептало, кричало. А ветер нежно поддерживал девушку за руку. Только теперь она поняла насколько тихо идёт, насколько дорог ей этот ветер. Именно этот безнадёжно следующий за ней ветер.
Запах лука и сала растворялся в устоявшемся, немного гнилом запахе воды. Ветер ласково гладил Юну по волосам, что-то шепча на ухо, такое приятное, лестное, знакомое…
-Вот.
Юна подняла взгляд и увидела впереди себя озеро, к которому вела тропинка, на которой девушка сейчас стояла.
- Как красиво.
- Это проклятое место. Деревенские его прокляли. Туда давно никто не ходил. Даже я. Ну пошли. Тебе ведь не впервой. Ты часто здесь играла… с ним…
- А как его звали? – Юна уже бежала за старушкой, потому что не успевала так быстро и ловко спускаться.
- По-разному звали. Сначала звали Шэмом. Мать с отцом так назвали, по крайней мере.
- А потом что?
- А потом вот, - женщина остановилась у старой ивы на самом берегу озера.
Юна пыталась что-то вспомнить. С детства. Иву. Озеро. Может даже песок.
Песок?
Такой знакомый. Долго капала в нём глубокую яму. Яму?
- Здесь вы с Зандом долго что-то строили. Ты учила его лазить по деревьям. А он тебя строить песочные домики и, как он выражался, ловить луну и звёзды.
- С Зандом?
- Да, - кивнула старуха. На лице у неё появилась безумная ухмылка, - Это последнее из Имён Шэма.
- Он их менял?
- Это место проклято! – крикнула старуха, хватаясь за собственный фартук, как за край земли. – Проклято, тобой и Шэмом! Ты с ним играла несколько лет подряд, когда он болел, чем-то поила его, отказываясь выпить это сама. О, убийца! Ты довела его до безумия, убежав в лес, покинув его и не сказав не слова! С тех пор он мёртв!
Бабка схватила длинными пальцами за горло Юну и прижала к иве. Изо рта у неё текла слюна, глаза расширились, руки невольно тряслись.
- Убийца! Он ждал тебя, долго ждал! Скажи, кто так долго и нудно плакал у окна и просил у тебя прощения? Так дико рыдая, просил у тебя прощения? Ты, подлая мразь из рода перевёртышей! Я придушу тебя собственными руками за Шэма!
- Пустите! – прохрипела девушка, пытаясь освободиться.
- Не пущу, не пущу!!!
Ветер дико ревел в ушах. Поднимая спокойную гладь воды, опрокидывал волны на берег, пытаясь попасть в безумную.
- Это из-за тебя, он убил своих родителей! Он ждал и не дождался, обезумел от горя! Глаза его не просыхали от слёз, становясь всё чище и светлее. Он был ангелом! А ты, ты дьявол, оборотень из леса, которого подобрала глупая семейка на окраине деревни. И все мы прокляты! На этом самом месте он убил своих маму и папу и закопал в две глубокие ямы, помнишь?
Девушка резко дёрнулась и толкнула от себя старуху. Та упала и потеряла сознание.
Юна схватила камень, но он был уже не нужен. Брызги волн несмываемыми грязными пятнами ложились на ее голые замерзшие плечи.
Бросив камень в воду, Юна быстро побежала подальше от озера. Оно в ответ утробно булькнуло, тряхнув ряской. Проглотило «подарок».

Голова болела, а к горлу подкатил комок. Начался ливень, а небо стало болотного цвета. Падая, она стремилась добежать до первого дома, где жили люди.
«Кто я? Оборотень? Кто она?! Обезумевшая старуха? Кто такой Шэм?!»
Мысли тугой струной выстраивались в цепь воспоминаний. Лопаясь наотмашь били прямо по сердцу , снова становились на места.
«Шэм…»
Юна упала на грязную землю. Разум погружался в дикую пустоту, чёрную, тягучую и липкую. Чувство теплоты не покидало её.

Шэм был лучшим другом Юны. А для неё даже больше. Каждое лето она охраняла его от всех напастей, что окружали бедного мальчика. Она действительно была оборотнем. Кошкой. И многие знали об этом в деревне. Но лишь Шэм принимал ее за простого друга, близкого друга. Но настало время, когда нужно было уйти. Вот так же, в дождь, полностью в несмываемой грязи.
Тот берег озера. Вечно спокойного озера с зеркальной гладью воды. Как нежно волны ласкали берег и песок, как ласково перебирал локоны ивы ветер, когда она, оборотень, сцарапывая лапы в кровь, капала ямы на чистом песке. Капала, чтобы больше никто не ходил здесь, чтобы никто не знал.
Неужели Шэм стал безумным и убил своих родителей?
Вой. Нежное пение.

Здравствуй, реченька,
Синим шелком путь.
Моим детушкам
Не позволь тонуть.
Мово милого
Возверни домой,
Чтоб вернулся он
Целый да живой.
Небо чистое, -
Вольной птицы жизнь,
Солнца крыльями
Мир нам удержи.
Прогони войну
И печаль с земли.
Воинам да отцам
Тих покой верни.
Донеси слова
Мои ветер-брат,
На родной земле
Чтоб был каждый рад.
Каждый рад-здоров,
Весел, да богат.
Людям песнь неси
Мою, ветер-брат.

Мягкий свет растворялся, заполнял собой темноту.

Юна открыла глаза и увидела вокруг себя кошек, небольших, но изящных, со спокойными добрыми глазами. Это они пели песню. Девушка приподнялась на локтях и заметила, что одета в жёлтое шелковистое и чистое платье, что волосы аккуратно заплетены в нежные косы. От грязи не осталось и следа.
Одна из кошек умолкла, за ней и все остальные. Лёгким прыжком они растворились в прозрачном тумане, который обволакивал всё вокруг.
Чувство легкости и беззаботности не покидало Юну. Она пыталась найти в себе разум, хоть что-то понять из происходящего. Но мысли отказывались возвращаться к тому бешеному аллюру.
Ветер пробежал рядом, разрезая туман на неровные лоскуты, как ножом.
Надо понять душой и сердцем, подумалось девушке-кошке.
Почувствовала и поняла. Сразу вспомнилось – бабка. А вдруг померла? Нужно проверить, сходить на озеро.

=====
Шэм брел по дороге, поднимая пыль, которая долго потом клубами парила в воздухе. Беззвучно ложилась на траву.
Зачем он приехал сюда, в это старое место из детства. Зачем? Проведать бабушку?
Безумную бабушку.
Парень решил не заходить домой, а сразу пойти на берег, там, где всё началось и там, где всё закончилось. Страшно было подумать, что вот уже 18 лет он здесь не был.
Что вот уже столько лет, он помнит, верит, ждёт и любит…
Тихо улыбнулся сам себе. Так просто и безнадёжно грустно. Он был уверен, что приехал в последний раз в это проклятое издавна место.
Послышался знакомый запах угля и мокрого песка. Кто-то недавно разжёг костёр, и дым заполнил собой воздух, повис на ветках ивы. Кто-то был на берегу.
Шэм с замиранием сердца подходил всё ближе. Возле дымящихся углей сидела женщина.
Скрип-скрип. Тень пробежала по песочным горкам и ухватилась за ногу парня. Шэм резко упал на колени. По всему телу пробежала сильная дрожь.
Бабка обернулась. Глаза её будто дырявили всё вокруг, выжигали всё, к чему только прикоснётся их взгляд. Длинные костлявые пальцы плели какую-то верёвку из мокрых водорослей.
- Ба-бабушка? – заикнулся Шэм, но ему стало ещё холоднее и он совсем упал на песок.
- Шэм! Ты вернулся. Вернулся остаться здесь навечно? Я знаю, ты проклят, как и все мы. Той подлой кошкой, тем перевёртышем. И ты убил своих родителей лишь из-за Юны!
- Я не убивал, - ворочаясь по земле, прошептал Шэм. – Я никого не убивал, не я, слышишь, бабушка?!
- Убийца, убийца, убийца, убийца!!!
Бабка начала вырывать себе волосы, встав на колени и раскачиваясь в разные стороны.
Шэм схватил острый камень, лежавший на песке. Собрав все силы, он поднялся. По его щекам текли слезы, на губах дрожали мелкие песчинки.
- Я не убивал! – он кинулся на неё с диким воплем. – Это ведь ты их всю ночь протыкала ножом, а потом несколько раз закапывала! Я видел, это ты!
Женщина резко обернулась. Глаза округлились и были полны жуткого безумия и страха.
На озере зазвенела рябь.
- Шэм! Стой!
Парень остановился, уронил камень и снова упал на песок. Тело била крупная дрожь. Юна быстро и тихо подбежала к нему, положила его голову себе на колени.
- Ты прости меня, прости, что я ушла тогда, прости, прости, прости.
Она долго повторяла слово «прости», которое хрусталём отдавалось в сердце у Шэма. На каждое прости, сидевшая рядом старуха, всё больше походила на реальное живое существо и пыталась встать и поскорее исчезнуть с этого места.
Юна посмотрела женщине в глаза. Взглядом, который был наполнен брызгами воды и рёвом ветра. Старуха заскулила, отползла к иве и свернулась калачиком.
- Ты прости, Шэм. Я больше не брошу тебя, пойдём только из этого места. Теперь оно действительно проклято. Прости…
Девушка аккуратно, с лаской и нежностью помогла подняться Шэму. По его щекам до сих пор бежали слёзы, оставляя за собой тоненькие влажные дорожки боли и страха.

Они ушли. Остался скрип и крики. Крики теней и кровь на берегу озера. Ветер ушёл с ними.
Застывшая зеркальная гладь озера превратилась в болотную муть. Ива засохла. Или просто отравилась присутствием болотной грязи у её корней.
Лишь бабка с острым камнем стояла на широкой дороге. Царапала себе руки, разрывая вены, вновь и вновь умирая. Чёрные глаза глядели вдаль и пересказывали всю историю деревни. И каждый раз сухие губы говорили последние слова.
Скрип.