«Низко летают. К дождю», - подумала Ивлина, наблюдая за полётом двух молодых ласточек.
Мирно по небу плыли рваные полосы подсвеченных солнцем облаков. Прохладный ветер гнал их с далёкого севера, откуда и шёл к этим укрытым летней негой землям, холодный, крупный дождь.
Ивлина поправила капюшон своего просторного тёмного плаща, с которым играл ветер, чуть повела плечом, удобнее устраивая на спине рюкзак, и бодро зашагала дальше. До Гелемсдорфа оставалось чуть менее полверсты, и ей не хотелось, чтобы ливень, сопровождаемый порывами яростного ветра, застал её в чистом поле.
Земля, словно зелёный океан, была покрыта пологими холмами, что точно волны, бежали к далёкому, прорезанному косыми солнечными лучами горизонту. Слева от неё темнел густой лес, а справа, сверкала и переливалась река, огибавшая густо поросшие ивами и кустарником берега. В золотых переливах казалось, будто бы из тихих заводей, с гребней маленьких волн, приветливо улыбаются летнему миру берегини и младшие речные духи, поднявшиеся из светлых вод полюбоваться на лазоревую, поблескивающую солнцем ширь.
Идти было уже тяжеловато. Немудрено, ведь за спиной остались добрые лиги безостановочного пути, промозглый, малоприятный утренний туман. Впрочем, Ивлина ко всему этому привыкла. Не первый год мотается по бескрайним просторам, снося все тяготы того, кто носит имя вольный наёмник.
Нигде она не задерживалась подолгу. Откуда-то, выполнив работу, уходила сама, с кошельком, в котором позвякивало вознаграждение за труды, провожаемая презрительными взглядами. А где-то наградой за выполненный (и хорошо выполненный!) труд, были обнажённые мечи, камни и грязная ругань. Чужаков здесь не очень-то любили, и относились к ним с опаской и некоторой брезгливостью, тем более, когда этот чужак подозрительной, бродячей наружности. Не раз её обвиняли в воровстве, убийстве и даже колдовстве, только потому, что за ней не стояла каменная стена рода, готовая прийти на помощь в любой момент, не раз она была на волосок от смерти, одна, посреди ревущей, жаждавшей крови, её крови, толпы. Тут уж приходилось полагаться на остроту и скорость своего меча, коим, можно сказать без хвастовства, ещё не нашлось равных.
Но, гордости в ней это не вызывало. Лишь острую, ноющую обиду и тошнотворную, едкую горечь, и, поначалу, даже горькие, отчаянные слёзы. Слёзы, обращённые в пустоту, в бездну тоски и одиночества, ибо не кому было её обнять и утешить. Лишь солнцу, дождю и бессмертному, бесконечному ветру.
Но, боль, со временем, начала притупляться, и со временем, она научилась не обращать внимания на обращённые в её спину подозрительные, или презрительные взгляды. Фортуна переменчива, и кто знает, что ожидает за поворотом, а их, несмотря на юность, Ивлина навидалась вдосталь.
Так и сейчас, она даже не задумывалась о том, как её встретят в Гелемсдорфе. И ей было всё равно, какой стороной повернётся к ней фортуна. У этой старухи всё расписано до мелочей, и можно, нервничать и дёргаться по этому поводу, если очень хочется. А можно и просто жить, зная, что за тучами всегда ласково улыбается солнце…

Издалека потянуло дымком и чем-то жареным и вкусным.
Где-то недалеко устроился на привал такой же путник. Или путники, без разницы. Что бы то ни было, Ивлина решила присоединиться к товарищам по «несчастью», разделив с ними «хлеб-соль», как того требовал древний обычай, а заодно и узнать, что где новенького.
Она зашагала чуть быстрее, в направлении, откуда доносился приятный запах.
Лесная тропка резво струилась под ногами, покрытая палой листвой и хвоей, а над ней, тесня друг друга, под посеревшим и помрачневшим небом, высились могучие деревья, недовольно шелестя листвой.
Упали первые капли. И, вскоре, как будто прохудилось небо. Весело и часто затанцевали по земле и листьям капельки, весело заструились между камней узенькие струйки, набухла, размякла почва.
За плотной стеной дождя, Ивлина увидела чёрную тень могучего древа, а в его корнях, под могучей кроной, едва заметную, оранжевую искорку.
Добравшись до дерева, девушка увидела, что под надёжно укрывающей от дождя кроной, у костерка сидит немолодой мужчина, закутанный в плащ, потягивая что-то из своей фляги. Отсвет огня отражался на его спокойном, тронутом морщинами лице. Испод капюшона выбивались седые пряди.
- Доброго Вам дня, друг, - улыбнулась ему Ивлина, - Как вижу, и Вас непогода заставила чуть повременить с дальнейшим переходом.
Мужчина поднял на неё васильковые глаза.
- И тебе привет, девица, - в ответ улыбнулся её собеседник, - Присаживайся, погрейся, отдохни у моего огонька.
- Спасибо, - чуть поклонилась Ивлина и устроилась рядом, протянув к огню замёрзшие ноги в промоченных сапогах.
Она скинула капюшон, и водопад золотых, волнистых волос, улёгся ей на грудь и спину, рассыпавшись по плечам. У неё было красивое, изящное лицо, с утончёнными чертами, глубокие, как небесная лазурь, глаза, правильные изгибы бровей. Лицом и утончённым сложением она напоминала эльфку, но уши у неё были вполне человеческие. Хотя, взгляд, по-детски наивный, искрящийся…впрочем, это лишь первое впечатление… в этих глазах было достаточно мудрости на десятерых убелённых сединами, а переливающийся в чистой синеве пламень, мог бы заставить стряхнуть с себя излишнюю спесь и гордого эльфа.
- Как звать-то тебя? – спросил путник.
- Ивлина, - просто ответила девушка.
- Из Велерада? – продолжил расспросы её собеседник.
Девушка кивнула.
- А ты? – посмотрела она на собеседника.
- Сигвард Мельфорн, вольнонаёмник. И ты тоже, я смотрю? – он взглядом указал на меч в потёртых ножнах, висящий у Ивлины на поясе, чья гарда поблескивала в неровном свете костра.
Девушка снова кивнула.
- Что ж так далеко от дома-то забралась? – добро улыбнулись васильковые глаза.
Этот человек определённо Ивлине нравился. У него мягкий, честный характер, душа, не чуждая к жалости, общительная и живая. Возможно, он использует меч реже, чем резак плотника, или молот кузнеца. Уж что-что, а это Ивлина, каким-то странным, неведомым даже для себя, образом, могла это чувствовать.
Ивлина пожала плечами:
- Да и дома-то теперь у меня нет, - без саможаления и ностальгии произнесла Ивлина, любуясь на огонь, - Не к чему мне привязываться.
На мгновение, Сигвард замолчал, тоже посмотрев на огонь, как будто о чём-то задумавшись, о чём-то давно ушедшем.
- А куда идёшь? – вновь нарушил он молчание, передав ей флягу.
- В Гелемсдорф, - ответила она, глотнув сладковатого, приятного напитка, передав флягу назад, роясь в рюкзаке, в поисках вяленого мяса и хлеба.
Как раз в этот момент Сигвард приложился к горлышку, и, услышав ответ, эффектно выплюнул.
Когда он повернулся к Ивлине, у него были такие глаза, как у рыбака, которому в сеть попался морской дракон. Взгляд явно говорил: «Ээ, девонька, да ты ё…я на всю голову!»
Ивлина невинно смотрела ему прямо в глаза, и лишь после долгих пяти секунд тягостного молчания осмелилась осведомиться о том, в чём дело.
- Да я только что оттуда, - объяснил он, благо не заикаясь.
Ивлина почувствовала, как где-то в тёмной глубине шевельнулся интерес.
- И что там? – она передала ему кусок мяса, хлеба, и внезапно нашедшееся сочное зелёное яблоко.
- Ну… - запнулся Сигвард, переводя дух, - Тебе с самого начала, или просто…
- Посмотрим, - улыбнулась Ивлина.
Сигвард вздохнул, куснул хлеб, мясо, и задумчиво пожевал. Проглотив, сказал:
- Чертовщина там, в твоём Гелемсдорфе творится. Пропадают люди, скот. И главное, никаких следов, будто корова языком слизала, или испарились вовсе.
Ивлина приподняла бровь.
- А можно подробнее, с этого момента? Если есть, с предысторией.
- Можно, - кивнул Сигвард, - Так вот, как ты знаешь, над землёй, на коей располагается славный (чтоб ему провалиться) город Гелемсдорф, главенствовал граф Леймвенд.
- Это тот, который внезапно скончался, в самом расцвете лет? – поинтересовалась Ивлина.
- Он самый! – живо откликнулся Сигвард, - Так вот, рассказывают, что он по уши влюбился в княжну, дочь князя соседней земли, Регенсвальд. Не мне тебе рассказывать, что такое Регенсвальд – лучшая древесина Империи, лучшие лучники и следопыты, лучшие овощи, дичь и множество разных других диковинных товаров. Слава дворянского дома Регенсвальд сверкала так, что остальным князьям оставалось лишь скрежетать зубами от зависти, да прикрывать ладонью глаза. И немногие удостаиваются чести воссесть за Столом Совета рядом с графами Регенсвальда.
- Князь, конечно, хотел выдать дочурку за более презентабельного кандидата, - продолжила мысль Ивлина.
- Ну да, - кивнул Сигвард, отхлебнув из фляжки, - Но, только граф Леймвенд оказался настойчивее. Тут трудно понять, любила ли дочка, Греттлин, Леймвенда, но, так случилось, что она исчезла из родительского замка.
- То есть? – не понимающе переспросила Ивлина, внимательнее глянув на собеседника.
- А вот так! – развёл он руками, - Была и нету! Конечно, все всполошились, ломонулись к Леймвенду, и давай по башке стучать, мол, верни, скотина, дочку, а то хуже будет! А он, сидит, глазами, невинно так, хлопает, мол, как?! Княжна пропала?!! О горе мне, а я-то, горемычный, и не знаю, всё – не жить мне без любимой!! Кжемвенд, князь Регенсвальда, распаляясь гневом даже хотел вызвать Леймвенда на смертельный поединок хольмганг, по давнему обычаю, но всё-таки взял себя в руки и решил действовать законным путём, обратившись с жалобой к самому Императору Нашему, храни его Дэориал, Францу-Хайнрику.
- А тут Леймвенд и умер… - предположила Ивлина, подперев голову рукой.
- Как раз перед тем, как к нему заявились Императорские паладины. Самое интересное, что встретил их лишь пустой замок, только ветер свистел. Странно всё это было. Чтобы оживлённое поместье вдруг так резко опустело, - Сигвард на секунду задумался, устремив свой взор куда-то вдаль, вновь откусив от хлеба и мяса.
- А дальнейшие поиски? – спросила Ивлина.
- А что дальнейшие поиски? – удивлённым тоном ответил Сигвард, - Ну, да, Кжемвенд поплакал, растратил чуть ли не всю родовую казну на поиски, с обещанием дочки впридачу, как тут говорили (враки, небось!). Да только безрезультатно всё. Некоторые смельчаки даже не возвращались. А колдуны и провидцы, коих сыскалось множество, с удовольствием жрали и пили княжеские харчи, обещая скоро разыскать княжну, но не торопясь предоставить князю результатов. Шли все – от настоящих, сильных магов и ведьм, до ловкачей-шарлатанов. И, вскоре, в княжеском замке их развелось порядочное множество. В конец озверевший князь разогнал всех, для острастки посадив десяточку из них на кол. В общем, постепенно, когда князь понял, что дочки ему не видать, поплакал ещё, да и махнул на поиски рукой.
- Железные нервы надо иметь, чтобы решиться на такое, - покачала головой Ивлина.
- Ну, не оставляет он надежды. А история эта со временем превратилась в легенду о спящей в лесном замке деве, которая отдаст сердце тому, кто выручит её и рассеет злые чары. А в это верят отчаянные смельчаки-рыцари, знаешь, такие, у кого ещё пух на губах как следует не вырос, а гонор аж из ушей прёт, или же мечтательные мужи, ещё не до конца распрощавшиеся с детством. И немало их сгинуло в этих краях.
Сигвард вздохнул, и снова молчание укрыло небольшой бивуак.
Тем временем, дождь перестал, и на умытую, обновлённую землю, снова взглянуло улыбчивое, ласковое солнце.
- Чует моё сердце, - опять заговорил Сигвард, - Обросла эта легенда острыми клыками, когтями и чёрно-серой шерстью.
Затем, он, крякнув, поднялся, затушил, забросал костерок.
Встала и Ивлина.
Путники поблагодарили друг друга за угощение и компанию, и простились. Ивлина шла к Гелемсдорфу, а Сигвард, к Хельмбургу, что лежал южнее. Расходились их пути-дорожки, о чём каждый немного жалел. Когда ещё удастся поговорить всласть?
- Да, господин Мельфорн! – окликнула его Ивлина, обернувшись, хитро глянула на него своими синими, искристыми глазами, - Сами вы, из-за того, что Гелемсдорф верит в легенды, уходите оттуда?
Вольнонаёмник лишь виновато слегка улыбнулся:
- Всё-таки и ты б не совалась туда, - и, затем, уже поворачиваясь к ней спиной, добавил, - Ну, бывай, дочка.