Магритт родился 21 ноября 1898 г. в маленьком городке Лессине, в Бельгии. Детство и юность провёл в небольшом промышленном городе Шарлеруа. Жизнь была весьма тяжёлой.

В 1912 году его мать утопилась в реке Самбре, что, видимо, оказало большое впечатление на бывшего тогда ещё подростком будущего художника, однако, вопреки расхожему мнению, не стоит переоценивать влияние этого события на творчество автора. Магритт вынес из детства ряд других, не столь трагичных, но не менее загадочных воспоминаний, про которые сам говорил, что они нашли отражение в его творчестве (лекция 1938 года).



Два года Магритт проучился в Королевской Академии Изящных Искусств в Брюсселе, которую покинул в 1918 году. В это время он познакомился с Жоржеттой Бергер, на которой женился в 1922 году и с которой прожил до самой смерти в 1967.
В 1926 году Магритт создаёт сюрреалистическую картину «Потерянный жокей», которую считал своей первой удачной картиной такого рода. В 1927 году устраивает свою первую выставку. Критики признают её неудачной, и Магритт с Жоржеттой уезжают в Париж, где знакомятся с Андре Бретоном и вступают в его кружок сюрреалистов. В этом кружке Магритт не потерял свою индивидуальность, но вступление в него помогло Магритту обрести тот фирменный своеобразный стиль, по которому узнаются его картины. Художник не боялся спорить с другими сюрреалистами: например, Магритт отрицательно относился к психоанализу и особенно к его проявлениям в искусстве. Действительно, природа его творчества не столько психологическая, сколько философски-поэтическая, даже интеллектуальная.
Магритт умер от рака поджелудочной железы 15 августа 1967 года, оставив недописанной новый вариант своей, возможно, самой известной картины «Империя света».


Для картин Магритта характерен отстранённый, как бы невозмутимый стиль. Изображаются на них обычные предметы, которые у Магритта, в отличие от других крупных сюрреалистов (Дали, Эрнст), почти никогда не теряют своей «предметности»: они не растекаются, не превращаются в собственные тени. Однако само странное сочетание этих предметов поражает и заставляет задуматься. И невозмутимость стиля только усугубляет это удивление и погружает зрителя в некое поэтическое оцепенение, вызванное самой тайной вещей.
Цель Магритта, по его собственному признанию, заставить зрителя задуматься. Из-за этого картины художника часто напоминают ребусы, но ребусы, которые полностью разгадать невозможно, так как они ставят вопросы о самой сути бытия: Магритт всё время говорит об обманчивости видимого, о его скрытой таинственности, которую мы обычно не замечаем. Известен цикл работ художника, в которых он под обычными предметами пишет: это не он. Особенно популярна трубка с подписью «Это не трубка». Таким образом Магритт снова напоминает зрителю о том, что образ предмета — не сам предмет.


Вообще названия картин играют у Магритта особую роль. Они почти всегда поэтичны и почти всегда никак на первый взгляд не связаны с самим изображением. И именно в этом видел их значимость сам художник: он считал, что скрытая поэтическая связь названия и картины опять же способствуют тому магическому удивлению, которое Магритт видел предназначением искусства. «Я взял себе ориентир — магическое в искусстве, с которым я встретился, будучи ещё ребёнком» (лекция 1938 года).
Именно борьба за это магическое, борьба против обманчивой самоочевидности обыденного создала, например, такой характерный образ творчества художника, как мужчину в котелке. Помещая эту, казалось бы, квинтэссенцию обезличенной обыденности в разные странные ситуации («Голконда», «Месяц сбора винограда», «Тайна горизонта») художник ставит под вопрос простоту этого образа и простоту самой видимой обыденности.



Мастер стремился решить в своём творчестве проблему соответствия восприятия реальному миру, осмыслить разницу или тождественность между изображением и действительностью. Поэтому Магритт нередко использовал образы картины в картине, зеркала, окна, глаза, сцены или занавеса.


Его искусство часто называли "снами наяву". Художник уточнял: "Мои картины — не сны усыпляющие, а сны пробуждающие". Недаром видный сюрреалист Макс Эрнст, увидев его выставку в Нью-Йорке в начале 1950-х, сказал: "Магритт не спит и не бодрствует. Он освещает. Завоёвывает мир мечтаний".
Магритт писал: "Мы вопрошаем картину наугад, вместо того чтобы прислушиваться к ней. И нас удивляет, когда ответ, который мы получаем, не откровенный".