Се грянул апокалипсис

«И перекуют мечи свои на орала, и копья свои на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут больше учится воевать»…
Увы, но библейский Исайя был мечтателем. Человечество лучше всего усвоило только одну науку – войну, и только одно искусство – искусство убивать.
…Когда ты неожиданно приходишь в себя, первое чувство, наполняющее тебя, – боль. Тупая пульсирующая боль по всему твоему израненному телу. Второе – усталость. Не та, что возникает после нескольких первых минут боя, а та, что наваливается на тебя мертвенным грузом тогда, когда ты уже потерял счёт времени, минувшего с начала битвы, как, впрочем, и число убитых тобою противников. Именно эта усталость заставляет разжаться твои руки, и они роняют оружие. Усталость, когда тебе просто хочется пить и сдохнуть, чтобы хоть там перевести дыхание.
Усталость… Боль… Больше ничего.… Только боль и усталость, усталость и боль. Для тебя больше не существует ни времени, ни пространства. А ещё тебе ужасно хочется пить и спать. И вот ты снова впадаешь в полузабытьё…
Снова открываешь глаза – небо над головой голубое-голубое, а по нему медленно ползут ватно-сахарные облака. И тебе не верится, что ты лежишь на поле боя, даже не боя, а бойни. Потому, что нельзя по-другому назвать эту жестокую битву, участником которой ты и сам был. Ты начинаешь молиться всем богам и святым сразу за то, что твой Ангел хранитель не оставил тебя под час битвы, что все они даровали тебе шанс выжить в этой передряге.
Ты медленно переворачиваешься на живот, скрежеща зубами от боли где-то в районе груди, и уже недобрым словом поминаешь всех святых. Гнешь трехэтажным заковыристым матом, намекая на противоестественную половую связь, и врагов, и тех, кто тебя послал в эту Богом и людьми забытую, выжженную солнцем, чужую для тебя степь – яйлу на вершине гор.
Сжимая покрепче зубы, чтобы они так громко не стучали, ты распрямляешь сначала одну руку, затем – другую. Дрожащими пальцами ты сгребаешь в горсть жёсткую колючую траву и подтягиваешь свое тело вперед, отталкиваясь ногами от лежащего перпендикулярно тебе тела лучшего друга. Ему уже не помочь.… Здесь бессилен сам Бог. Он сидит высоко в голубом небе на звёздном престоле и ему, видно, нет никакого дела до тебя. Да что там до тебя, ему нет дела до всей этой заварухи, нет дела даже до всей планеты…
Ты начинаешь медленно вращать землю от себя, притягивая к себе пучки травы. От боли и усталости ты снова теряешь сознание…
– Пить! – по мимо твоей воли шепчут твои растрескавшиеся от жажды и зноя губы. Ты ощупываешь себя в поисках фляги. Её нет. Тогда ты правой рукой нашариваешь автоматную гильзу, благо хоть этого добра полно кругом, и отправляешь её в рот, принимаешься катать языком. Тебя этому учили – выжить любой ценой. Твой рот наполняется слюной и ты жадно проглатываешь, но тебе лишь немного легчает.
Пробуешь приподняться на руках, но твою грудь снова пронзает боль и ты падаешь ничком в колючки. Милосердное сознание снова покидает тебя.
… Вечер. Веет прохладой. Ты поднимаешь голову и вертишь ею. Слева догорает ваш БТР, а справа дымит вражеский танк с оторванной, как видно прямым попаданием ракеты с противотанкового вертолёта, башней.
Вонь… на сорокоградусной жаре трупы очень быстро разлагаются не зависимо от вероисповедания и принадлежности к враждующим сторонам…. Рядом валяется труп вражеского сержанта и ты подползаешь к нему. Фляга на месте. Непослушными руками ты отстёгиваешь её от солдатского ремня и сворачиваешь крышку. Ты садишься, опираясь спиной на груду поваленных друг на друга тел.Они мертвы. И всё равно. Им нет дела до того, что ты было схватился рукой за чьё-то мужское достоинство, чтобы не сползти.
Ты запрокидываешь голову и делаешь долгожданный глоток. Но вместо того, чтобы принести тебе долгожданное облегчение, он почему-то обжигает тебе рот и глотку.
Ты закашливаешься, из глаз брызжут слёзы, а жидкость фонтаном выплескивается из тебя…. Откашлявшись, и кое-как утерев окровавленным рукавом камуфляжа глаза, ты понимаешь, что ты вовсе не отравлен, а попросту глотнул коньяку….
– Что ж, – думаешь ты, – и это сгодится. Делаешь новый глоток, снова и снова глотаешь огненную жидкость. Теперь ты пьян, ты не чувствуешь ни вечернего холодка, предвестника близкого тумана, ни боли, ни безысходности…
Ты снова начинаешь ползти вперёд, пока больно не ударяешься лбом о что-то твёрдое. Ты поднимаешься на руках и видишь, что на тебя смотрит, также приподнявшись на руках, как и ты, некто в почти таком же камуфляже, только с чужими погонами. Вы оба какое-то время пялитесь друг на друга. Наконец, до каждого из вас доходит, что перед ним враг и ваши руки почти одновременно начинают нашаривать оружие. Только тебе это удается первым, и ты пробуешь выстрелить из табельного пистолета, но спусковой механизм только глухо клацает – нет патронов. И ты понимаешь, что в этой жизни ты как дятел – по понятиям ноль, и всё, что ты успел, так это умереть молодым – в девятнадцать с небольшим лет. А твой враг, здоровенный взрослый мужик лет сорока, находится в самом рассвете мужской силы. Ты на ощупь находишь камень и бьёшь его в висок…
Тьма, наконец, закутала землю в свой тёмный плащ, лишь высоко в небе стоит полная луна.
Ты заползаешь в пулемётное гнездо за блокпостом. Прижимаешься исцарапанным лицом к холодному ложу приклада. В гнезде трое убитых. По бородам видно – враги. Ну, эти своё оттоптали на Матушке земле.
Вдруг ты слышишь шорох камней и чужую речь, через дорогущий просветлённый оптический прицел этого иностранного пулемёта ты их чётко видишь, как на ладони. Ты поудобнее разворачиваешь станковый пулемёт и плавно натискиваешь гашетку.
Ночная тишина нарушается рёвом крупнокалиберного пулемёта, а тьма разрывается вспалахами огня из дула и трассирующими пулями.
Словно крестьянин, вышедший на сенокос, ты косишь эти фигуры по пояс, как, впрочем, скосил бы и молодой сосновый бор у себя дома – на Родине.
Выжившие после шквального огня, залегают за телами погибших, используя их как щиты, и огрызаются короткими автоматными очередями. Но крупнокалиберные, запрещённые всеми конвенциями, разрывные пули всё же достают их и через щит тел….
Вдруг, громко всхрапнув, твой пулемёт замолкает, только слышно негромкое жужжание охлаждающего механизма. Ты продолжаешь машинально давить на гашетку, но толку-то от этого ни какого. Тогда ты бросаешься искать новый боекомплект…. Всё конец. Нет больше боеприпасов.… А фигуры по-пластунски начинают подползать к тебе, окружая со всех сторон. Ты срываешь с пояса трупа гранату и выдёргиваешь чеку – в гости к Богу не бывает опозданий – и накрываешь её своим телом…
Се грянул апокалипсис…



Ялта
8.01.2009 г.