Глава 3

- Мисс Грейнджер! – старательно скрывая радость в голосе, откликнулся Снейп.
Эйлин не была столь же сдержана.
- Мамочка! – воскликнула она и со слезами на глазах рванула к Гермионе.
Снейп быстро оглядел пустой коридор и, не увидев кого-либо поблизости, чуть расслабился, позволяя Эйлин упасть в объятия мамаши.
«Я начинаю привыкать», - мелькнуло в это время в голове мисс Грейнджер. Рыдая, Эйлин поведала ей о том, что папа решил избавиться от дочери, отдав чужим людям в Хогсмиде.
Гермиона удивленно взглянула на недовольного профессора.
- Сэр?
- А Эйлин не хочет рассказать, почему папа решил так сделать? – прошипел Снейп.
- Он говорит, что я взяла у него какой-то огневиски, - сообщила девочка, давясь рыданиями, - но я ничего не брала-а-а…
Гермиона присела на корточки и обняла ребенка.
- Ладно, ладно, успокойся, никуда он тебя не отдаст, - тихо сказала она, успокаивающе похлопывая это хрупкое создание по спине.
Подняв взгляд, она вопросительно взглянула на Снейпа.
- Профессор Снейп, - сказала Гермиона, - что происходит? Вы решили, что не хотите нянчиться с Эйлин и подумали, что удобнее будет отдать ее кому-нибудь? Как вы можете, ведь она ваша дочь!
Профессора давно не доводили до такого исступления. Ему даже в некоторой степени казалось удивительным, что какая-то мелкая шестилетка смогла разбесить грозного зельевара за каких-то полчаса. Если бы в Хогвартсе устроили конкурс по выведению Снейпа из себя, Эйлин победила бы в нем, оставив всех соперников далеко позади. Во втором раунде к девчонке присоединилась бы мисс Грейнджер, и они вдвоем в пух и прах разбили бы всех участников, добившись сердечного приступа у главного объекта соревнований.
- Этот дьявол в юбке… - брызгая слюной начал Снейп, но затем, почувствовав непреодолимое желание кого-то ударить, развернулся на каблуках и со всей силы впечатал кулак в каменную стену.
Гермиона и Эйлин вздрогнули. Снейп же едва не взвыл от боли. Стиснув зубы, он прижал ушибленную руку к груди и через плечо взглянул на виновниц его нынешнего состояния.
- Если кто-то явится в мои подземелья в течение получаса – придушу, - прошипел он и улетел, мантия развивалась за ним, словно распахнутые крылья.
Гермиона растерянно смотрела ему в след.
- Мама, пойдем, поиграем, - вдруг раздался невинный голосок Эйлин.
Она говорила так, словно сейчас ничего не произошло. Нехорошие, страшные мысли появились в голове мисс Грейнджер.
- Он что, часто так себя ведет? – спросила она у дочки, выпрямляясь и беря ее за руку.
Они пошагали по коридору в никому неизвестном направлении.
- Нет, конечно, - ответила Эйлин, - он вообще никогда так себя не ведет.
Гермиона почувствовала, как камень – огромный валун – упал с ее души.
- Но ты не кажешься удивленной или напуганной, - констатировала она.
- Ну, это же папа. Чего он нам сделает? Сейчас он позлится, а мы поиграем, и потом придем к нему и обнимем, и он снова станет хорошим.
Гермиона промычала в ответ что-то нечленораздельное.

***

Портреты галереи войны 1315 года стали свидетелями умилительной картины: молодая девушка и адское создание в облике ребенка сидели на широком подоконнике и разговаривали о сладостях. Портреты галереи войны 1315 года вообще не часто бывали свидетелями каких-либо картин, ибо находились в крыле, где не было ни классных комнат, ни потайных помещений, ни комнат завхоза, ни даже выходов или входов в секретные ходы. Да и сами портреты галереи войны 1315 года были не самыми приятными ребятами: они любили обругать забредших в крыло студентов и даже преподавателей, часто пускали пошлые шуточки или делали двусмысленные намеки.
Именно отсутствие даже случайных прохожих в этой части замка заставило Гермиону Грейнджер выбрать это место для проведения получаса со своей будущей дочерью. Тем более, им никто не мешал, поскольку Эйлин довольно быстро наладила дружеские взаимоотношения с портретами галереи войны 1315 и те болтушкам практически не мешали.
Время пролетело довольно быстро. К своему удовольствию, Гермиона выяснила, что Эйлин была совсем неглупой девочкой. Она хорошо говорила, умела рассуждать и четко высказывать свою мысль. Было заметно, что она много времени проводила в беседах с папой, поскольку некоторые речевые обороты были определенно заимствованы ею из его лексикона. Более того, взгляды девочки на многие вещи походили на взгляды профессора Снейпа – насколько только Гермиона была осведомлена о них. Но мисс Грейнджер все еще не могла осознать тот факт, что ребенок перед ней был ее собственным. Она почему-то легко видела Снейпа в качестве отца Эйлин, это казалось естественным и как будто бы единственно верным (ну у кого еще мог родиться такой бесенок? И, с другой стороны – кто еще мог родиться у профессора Снейпа?). Но вот себя мамой девочки она никак представить не могла. Тем более она не могла представить, что могло заставить ее стать женой профессора. Стараясь не думать об этом, и даже не спрашивать Эйлин о подробностях их семейной жизни, Гермиона продолжала вести беседу о пользе шоколада для хорошего настроения.
По прошествии отведенного им срока, мисс Грейнджер предложила Эйлин пройти к комнатам зельевара, дабы сдать девочку в руки отца.
- Надеюсь, он уже успокоился, - скорее самой себе сказала Гермиона.
- Конечно, - безмятежно ответила Эйлин.
Немного подумав, Гермиона спросила:
- А ты правда не брала огневиски?
Повисла пауза. Посмотрев вниз на шагающую рядом девочку, мисс Грейнджер повторила вопрос. Вид у Эйлин был виноватый.
- Неужели ты все-таки…?
Эйлин вдруг заплакала.
- Я хотела посмотреть, что там было в той бутылке. Она была такая красивая. Но я не удержала бутылку, и она упала на пол, и разбилась.
Гермиона остановилась, заставив и девочку сделать то же самое.
- Но почему ты не призналась проф… папе? Он бы, конечно, позлился, но потом наверняка простил бы тебя. А отрицая вину, ты только разозлила его еще больше.
Эйлин упрямо поджала губы.
- Он все равно ничего мне не сделает. А пока я не призналась, он и наказать меня не может, - ответила она.
Брови Гермионы удивленно взлетели вверх.
- Знаешь, это довольно странная логика. Мне кажется, ты поступила нехорошо. Мало того, что ты провинилась, разбив бутылку – хотя, честно говоря, это не так уж и страшно – ты соврала отцу. Ты упрямо лгала ему, доведя до бешенства. Мне показалось, что ты, ну, любишь его. Почему же ты его не жалеешь?
Теперь Эйлин просто заливалась слезами, тря ладошками влажные щеки.
- Я жа-жалею, - заикаясь от рыданий, ответила она.
- Мне так не показалось, - строго ответила Гермиона, - я думаю, тебе стоит извиниться перед ним.
Эйлин кивнула и они пошли дальше.
Гермиона на их пути к комнатам Снейпа, очень гордилась собой. Ей казалось, что она сделала хорошую работу. Может быть, у нее действительно были способности в области общения с детьми? Может быть, в их семье профессор был как бы ответственным за умственное развитие дочки, а она, Гермиона, за развитие ее положительных моральных качеств?
На этой мысли она вдруг встрепенулась – с какой легкостью она подумала об их со Снейпом семье! Это недопустимо. Не-до-пус-ти-мо.

***

Профессор был вне себя. Он уже успел успокоиться после того, как расстался с Эйлин – на самом деле, это произошло довольно быстро, ему потребовалось каких-то пятнадцать минут, чтобы придти в себя. Но тут выяснились новые обстоятельства дела с огневиски, и Снейпа снова трясло.
И так не вовремя, кто-то постучал в дверь. К несчастью то ли хозяина, то ли гостей, это оказались Мисс Грейнджер и персональный ужас Северуса Снейпа.
- Профессор Снейп, Эйлин хочет что-то вам сказать, - сообщила Гермиона спокойным, но твердым голосом, и зельевар почувствовал, как раздражение набирает обороты.
- Не может быть, - сказал он с таким ядом в голосе, что самому стало горько.
Гермиона вытолкнула из-за спины скромно потупившую глазки Эйлин. Девочка робко подняла взгляд и тихонько сказала:
- Папочка, извини, что разбила твою бутылку и наврала, что не разбила.
- Хороша ложка к обеду! – рявкнул Снейп. – Теперь свои извинения можешь засунуть…
- Профессор! – предупреждающе произнесла Грейнджер.
Встав за креслом, Снейп вцепился пальцами в его спинку, пытаясь хотя бы часть раздражения выместить на этом предмете мебели.
- Вы знаете, что это… мисс Снейп? – Он взглядом указал на какие-то обрывки пергамента на кофейном столике
И он даже не понял, почему назвал ее так. Но в глазах, так похожих на его собственные, появился настоящий страх, и что-то подсказало ему, что он и в будущем времени – времени Эйлин – применял это обращение в целях запугивания.
- Что это, папочка? – спросила она.
- Подойди ближе, - процедил Снейп.
Эйлин несмело приблизилась к столику, таща за руку мисс Грейнджер. Обе посмотрели на кем-то старательно выпрямленные, но некогда очень некрасиво смятые куски пергамента с размазанными чернилами.
- Ой-ой, - прошептала Эйлин.
Гермиона вопросительно посмотрела на девочку. Потом на взбешенного Снейпа.
- Профессор, сэр, что бы это ни было… - начала она успокаивающе, позвоночником чуя, что намечается скандал.
- Это важнейшие документы, не подлежащие магическому восстановлению, которыми это дьявольское отродье решило замести следы своего преступления! – взорвался зельевар.
- Профессор Снейп! Я запрещаю вам так говорить о нашей… об Эйлин, - воскликнула Гермиона.
Но профессора слова Грейнджер только разозлили. Он тяжело дышал, крылья его носа опасно раздувались, глаза налились кровью. Могло показаться, что в течение ближайших десяти секунд Снейпа разорвет на маленькие кусочки.
- Вы мне запрещаете?- вопросил он грозно.
По угрожающему тону и красным пятнам на лице профессора, Гермиона поняла, что стоит изолировать Эйлин от отца, и только после этого пытаться его вразумить.
- Где Эйлин будет спать? – спросила Гермиона спокойно.
- Сегодня в моей спальне, - ответил Снейп (надо отдать ему должное) довольно спокойно, - Я не планирую ложиться спать. Или обойдусь софой.
- Позвольте, я помогу ей умыться и уложу спать?
- Сделайте одолжение.
Снейп жестом приказал им следовать за ним. Запустив их в свою комнату, он не стал сам заходить внутрь.
- Сэр, вы не одолжите Эйлин какую-нибудь рубашку, в которой она могла бы спать? У нее пока нет своих вещей и…
Все еще отказываясь заходить в комнату, он взмахнул волшебной палочкой, и из шкафа на кровать вылетела белая рубашка.
- И еще, профессор, вы не могли бы попросить эльфов принести печенья и молока. Эйлин ведь так ничего и не ела…
Тихо зарычав, Снейп кивнул, вероятно, опасаясь, что если откроет рот, оттуда польются оскорбления и грязные ругательства. Указав, где находится дверь в ванную комнату, он удалился. Когда он ушел, Эйлин, наконец, подала голос:
- Я не хочу спать. Я недавно встала. И вообще еще рано, я не ложусь спать во столько времени.
- Ты хочешь пойти, поговорить с папой? – поинтересовалась Гермиона, пытаясь убрать короткие волосы от лица девочки, дабы позволить ей как следует умыться.
Эйлин ничего не ответила, но больше спорить не стала. Умытая, в белой «мантии» она улеглась на кажущуюся огромной по сравнению с ней кровать. Гермиона, ни на секунду не забывая, чья это была комната, и чья кровать, даже не присела рядом с дочкой. Указав на поднос с едой, уже стоявший на прикроватном столике, она сказала:
- Ешь и ложись. И не высовывайся. Кто знает, на что он способен в таком состоянии…
Эйлин ободряюще улыбнулась:
- Не бойся, мам. Он даже когда очень злой не обижает нас. Он только хлопает дверью и уходит.
- Он не обижает жену и ребенка, - ответила Гермиона, вздохнув, - а я ему сейчас обыкновенная студентка.
- Да ладно! Ты же знаешь, как ма-ни-пу-ли-ро-вать людьми.
- Кто это тебе сказал?
- Папа.
Мисс Грейнджер еще раз вздохнула, взглянула на смешную девочку на большой кровати и вышла.
Профессор Снейп сидел на диване, его поза могла бы показаться расслабленной, если бы не пальцы левой руки, вцепившиеся в подлокотник так, словно в нем было последнее спасение зельевара, и не правая рука сжатая в кулак с такой силой, что синие жилки на руках, казалось, могли лопнуть.
Его глаза были закрыты, но услышав, что Гермиона вернулась, он их открыл и пристально посмотрел на гриффиндорку.
- Профессор, я понимаю, что вы сейчас разозлены, и вас раздражает, что я пытаюсь вам запретить срывать свое зло на ребенке…
- Эти документы существуют в единственном экземпляре, - прошипел Снейп, тыча пальцем в изуродованные бумаги, - и их невозможно восстановить при помощи магии. Если бы эта… эта девчонка сразу во всем призналась, а не пыталась сделать вид, что ничего не произошло, и не решила вытереть пол важнейшими бумагами…
- Но сэр, она сделала это из страха перед вами. И, честно говоря, я не уверена, что на ее месте поступила бы иначе.
Гермиона сама удивилась собственной наглости. Так разговаривать с профессором Снейпом! Да она же, черт побери, только что его перебила. Но, к ее счастью, вся ненависть профессора сейчас сосредоточилась на его единственном ребенке, и он не обращал внимания на явную фамильярность общения.
- Ну так позовите Эйлин, я поглажу ее по голове за то, что она струсила и наврала.
Решившись, мисс Грейнджер неторопливо подошла к креслу рядом с софой и опустилась в него. Профессор ничего не сказал, погруженный в свои мысли, и она чуть расслабилась.
- Мне казалось, изворотливость – это качество, которое ценится на вашем факультете, - сказала она с легкой иронией.
- Да. А еще на моем факультете есть правило – не врать декану. И знаете почему его все беспрекословно выполняют, мисс Грейнджер?
Гермиона отрицательно покачала головой.
- Потому что никто не хочет иметь дело с разозленным деканом, - процедил Снейп, чуть наклонившись вперед, и Гермиона невольно отклонилась назад.
После небольшой паузы, когда запас смелости пополнился из ее внутренних ресурсов, она сказала:
- Эйлин – ваша дочь, и, мне кажется, отношения с ней вы должны строить немного иначе, чем с вашими студентами. Я понимаю, вам трудно иметь дело с человеком, который вас не боится…
- Какое всепонимание, мисс Грейнджер! Это в самом деле достойно гриффиндорки. И еще более достойно представительницы этого славного факультета то, что вы одариваете своим пониманием человека, которому оно к черту не нужно. Я строю, как вы изволили выразиться, свои отношения с дочерью так, как считаю нужным. И поскольку прекрасно обходился эти тридцать девять лет без ваших бесценных советов, то, тешу себя надеждой, справлюсь без них и в будущем.
- Только до этого вам не приходилось иметь дело с собственным ребенком, - справедливо заметила Гермиона, стараясь выглядеть не задетой этой эскападой, - и, позвольте вам напомнить, сэр, хотя мне этого и не хотелось делать, что Эйлин не только ваша дочь, но и моя. И если своих детей вы можете называть так, как вам вздумается, моих прошу «дьявольскими отродьями» не именовать.
- Я привык называть вещи своими именами. Кроме того, мне кажется тот факт, что Эйлин – наш общий ребенок совершенно нелепым и бессмысленным. Это просто невозможно.
- Ну, фактически…
- Это не-воз-мож-но, - повторил Снейп очень медленно.
Гермиона рассердилась.
- Ох, простите, сэр, я не знала, - излишне язвительно сказала она, - в таком случае, если у вас такое недомогание, может быть нам стоит проверить, кто эта Эйлин на самом деле?
- Какое недомогание? – спросил профессор, сузив глаза.
Гермиона чуть покраснела и виновато опустила взгляд. Она вдруг вспомнила, что беседовать с профессором в такой манере не прилично и, к тому же, не слишком предусмотрительно.
- Позвольте узнать, что вы делаете в моих комнатах? – спросил вдруг Снейп таким тоном, будто бы только что поймал ее в ночной час в коридоре.
Подавив растущее негодование, Гермиона чопорно ответила:
- Беседую с вами, сэр.
- Не думал, что среди гриффиндорцев ходит обычай беседовать вечерами с преподавателями в их личных покоях, - ядовито заметил профессор. - Впрочем, теперь я не так удивлен наличию у нас с вами общего ребенка. Ведь кто знает, чем вам захочется заняться завтра…
Гермиона вспыхнула. Хотя она и понимала, что Снейп оскорблял ее с намерением отомстить за ее последний выпад. Но это не значило, что ее не задевали его слова. Встав, она надменно взглянула на своего учителя.
- Идя сюда, я надеялась поговорить как взрослые люди. В следующий раз я буду менее наивна в своих намерениях. Сэр, - она кивнула на прощание и направилась к двери.
- И минус десять баллов с гриффиндора, - донеслось ей вслед, - надеюсь, сами сообразите за что.
Гермиона ничего не ответила, лишь закатила глаза.

***

Профессор Снейп обладал удивительным талантом не спать тридцать шесть часов подряд, и сохранять при этом относительную ясность ума. Он никогда этим не хвастался, но неоднократно пользовался – как правило в сугубо научных целях. И вот теперь пришло время, когда эта чудесная способность действительно пригодилась бы, но, как будто специально, он уже истратил ее предыдущей ночью, истратил на сущий пустяк. И вот теперь его клонило в сон. Зельевар пытался отвлечь себя чем-нибудь: проверял эссе, читал, ел орешки, чистил колбы и даже пересчитывал ценные ингредиенты. Но все тщетно, глаза закрывались сами собой, словно веки стали слишком тяжелыми, а на глазные яблоки насыпали песка. И тогда он сдался. Как бы ему не было боязно засыпать, когда за стенкой таилось ужасное существо, вполне вероятное бывшее порождением самого Мефистофеля, как бы ни хотелось прежде, чем провалиться в сон, пойти и убедиться, что Эйлин крепко привязана к кровати, он просто лег на софу, неудобно скрючившись и почти сразу уснул.
- Пап. Пап. Пааап. Папааа. Папа. Пап! Пап…
- Что за черт? – пробормотал сквозь сон Снейп, открывая глаза.
Рядом с софой, на которой он спал, стояла малюсенькая девочка в огромной белой рубашке. Ее черные глаза внимательно наблюдали за ним, фиксируя каждое движение.
- Папа, - сказала она тихо, - я не хочу там спать.
Профессор сел на софе и в течение трех секунд приводил мысли в порядок. Хриплым голосом он спросил:
- Почему?
- Там… мне не нравится.
Он устало потер лицо. Вдруг его взгляд упал на ноги ребенка.
- Босиком! Эйлин, ты в своем уме?
Встав, он подхватил ее на руки и понес обратно в спальню. Девочка не стала спорить, просто обняла Снейпа за шею своими тонкими ручками. С папой ей было не страшно даже в этой холодной темной комнате.
Он аккуратно положил Эйлин на кровать и неловко укрыл ее одеялом. Он чувствовал себя не в своей тарелке, если не сказать больше. Ему не приходилось заботиться о ком-то с… да, в общем-то никогда не приходилось. И тут на его голову свалилась эта невыносимая девчонка. И сколько всего стояло за этим появлением!..
- Пап, - раздался писклявый голосок из темноты.
Снейп сел на кровать рядом с Эйлин и вопросительно промычал.
- Не уходи.
Он хотел спросить, зачем ей его компания. Он хотел сказать, что у него есть масса более интересных дел, чем сидение в темноте рядом с вредной лгуньей. Он хотел встать и уйти. Но что-то помешало ему поступить так: может, просящие нотки в этих простых словах, а может то, что он страшно давно их не слышал.