Доктор Саймон Томлин рассматривал человека, сидящего за столом напротив него. Раскачиваясь на стуле, обшаривая глазами комнату, опустив плечи и ежесекундно дёргая верхней губой, он здорово смахивал на белку. Едва ли верилось в то, что до приключившегося с ним удара, это был один из ведущих теоретиков мира.
- Как сегодня себя чувствуете, профессор Эршейм?
- Хорошо, хорошо, спасибо, просто замечательно, - даже не взглянув на него, ответил тот.
- Хорошо спалось?
- О, да, я замечательно спал, прям, как дитя, - энергично кивнул Эршейм в такт раскачиванию, так и не подняв глаза.
- Отрадно слышать.
Эршейм внезапно перестал раскачиваться и уставился на Томлина, выпучив глаза:- Хватит разыгрывать хорошего парня, доктор, - резко сказал он, - Я знаю, что вы думаете, что я сумасшедший, но не думаете ли вы, что я знаю, что вы думаете, что я сумасшедший? Это же все думали и про Ласло Блима тоже, они хотят, чтобы и вы так думали.Он пристально смотрел на Томлина, не двигаясь и не моргая.
- О чём вы, профессор? Кто хочет, чтобы все подумали, что вы сумасшедший?
- Числа, доктор, числа. Говорят, что числа не лгут, только это не так, они лгут всё время и постоянно. Но не мне, о, нет – я насквозь вижу их уловки. Я знаю, что они скрывают, - Эршейм снова принялся раскачиваться.
- И что же, профессор?
- Блим, вот что. Блим! – закричал Эршейм, обрушив кулаки на стол. Потом наклонился к Томлину и зашептал, - тайное целое число между тремя и четырьмя.
- Покончим с этим, профессор. Между тремя и четырьмя нет целых чисел.
- Скажите это Ласло Блиму, доктор. Правда, не сможете – он мёртв, - он захихикал, а потом прошептал, - мёртв, потому что попытался разоблачить блим.
- Ласло Блим погиб в автокатастрофе, профессор.
- Не будьте ребёнком! Человек публикует статью, в которой описывает своё открытие доселе неизвестного целого числа где-то между единицей и двадцати, заявляя, что работает над точным доказательством его существования и местоположения, а неделю спустя после публикации – бац! Блим погибает в автокатастрофе, его дом сгорает, в огне погибают все записи. На следующий день с компьютерной системе университета происходит сбой, при котором теряются все его электронные заметки. Видите ли, Блим подошёл слишком близко, и его устранили. Со мной будет так же, если вы меня не выслушаете.
В этот момент Томлин решил, что пришло время выложить главный козырь.
- Хорошо, профессор, представим, что как вы говорите, существует тайное целое число между тремя и четырьмя. Положительное, целое и счётное, так?
- Всё правильно доктор, - кивнул Эршейм, и, словно в подтверждение этого факта, начал считать, качая головой из стороны в сторону, - Один, два, три, блим, четыре.
- Достаточно, профессор, - перебил Томлин, - Значит, если блим счётное число, тогда у вас может быть блим чего-нибудь.
- Конечно, а я и не знал, что вы математик, доктор, - он посмотрел на Томлина с выражением, которое должно было изобразить улыбку, но больше походило на хмурую гримасу.
- Потерпите немного, - Томлин полез в карман и вытащил маленький полиэтиленовый пакетик.
- Что это, доктор?
- Желейные драже, Томлин улыбнулся, открыл пакетик и опустошил его, высыпав на стол около двух дюжин разноцветных драже.
- Теперь, профессор Эршейм, я прошу вас отделить блим этих драже от остальных, - сказал Томлин с самодовольной ухмылкой на лице.
- Хорошо, - Эршейм протянул руку и передвинул три драже на свою сторону стола. Он недоверчиво взглянул на них, перевёл взгляд на оставшуюся горку, снова посмотрел на три, лежащих перед ним, быстро схватил ещё одно и присоединил к ним. Мгновение он изучал четыре драже, лежащих перед ним, затем катнул одно назад в сторону Томлина, но когда он было на полпути к основной кучке, сграбастал и вернул обратно, заметно взволновавшись. Он поднимал каждую их четырёх драже к глазам, вертел их так и эдак, рассматривая с глубоким недоверием. Изучив их все, он откинулся на кресле с выражением разочарованного смирения.
- Я не могу, доктор.
- Так значит, блим не целое число, - с триумфом произнёс Томлин.
- Нет! – вскричал Эршейм, махнув рукой по столу и отправив драже в полёт по комнате, - Блим существует! Что-то мешает мне отобрать блим драже! Я могу взять три или четыре, но не блим!
- Успокойтесь, профессор. Я был здесь и внимательно наблюдал за вами, вас ничто не сдерживало, ничего не мешало вам отделить блим драже, кроме того факта, что блим не существует.
- Но оно существует, - упрямо повторил Эршейм с растущей убеждённостью, - оно существует, и я могу это доказать!
- Как же вы сможете это доказать, профессор, если утверждаете, что этот секрет охраняет вездесущая невидимая сила?
- Вспомните, доктор, - в голосе Эршейма появились заговорщические нотки, - что я математик и один из лучших. Видите ли, вся математика сфальсифицирована, чтобы скрыть существование блим, но не достаточно хорошо. Есть слабо разработанный раздел теории чисел, который я помогал разрабатывать около двадцати лет назад, и думаю, что смогу воспользоваться несколько теоремами для доказательства того, что чтобы математика была истинной, должно существовать целое число между тремя и четырьмя. Это и было темой моей лекции, во время которой меня так грубо перебили несколько коллег, и я потерял самообладание.
«Вне всякого сомнения, вы потеряли самообладание, - подумал Томлин, - Понадобилось две недели, чтобы устранить все разрушения в аудитории».
- Те ваши коллеги, профессор, не казались впечатлёнными вашими доказательствами.
- Это потому, что я ещё недостаточно тщательно проработал доказательства. И даже если я это сделаю, ни один из этих идиотов не поймёт и первых слов моей работы, - он сердито кивнул, - Но я близко, доктор. Я чувствую это. Отпустите меня, дайте вернуться к моим исследованиям, и через несколько месяцев я представлю доказательства. Или, по крайней мере, разрешите пользоваться ручкой и бумагой, чтобы я мог работать здесь.
Эршейм чрезвычайно возбудился, и Томлин решил не усугублять его состояние.
- Хорошо, профессор, я подумаю над тем, что вы мне рассказали. У меня к вам ещё один вопрос.
- Какой, доктор?
- Зачем кому бы то ни было скрывать существование числа?
- Не уверен, - Эршейм покачал головой, - может, блим обладает какими-то волшебными свойствами… не смотрите на меня так, доктор… или кто-то считает, что обладает. Нумерология всегда имела множество фанатичных поклонников.После минутной паузы лицо Эршейма возбуждённо загорелось:- А может, знание о блим позволит нам перевести математику на более высокий уровень. Даст возможность разработать стройную математическую теории путешествий во времени или связи быстрее света, кто знает, что ещё.
- Понятно, - сказал Томлин, - и вы всерьёз считаете, что открытие блим сможет всё это сделать реальным?
- Не знаю, но кто скажет, что это не так? – пожал плечами Эршейм.
- Я понял, что вы имеете ввиду. Ну, профессор, я доволен нашей беседой. Давайте, я немного подумаю над этим, а через пару дней мы снова увидимся.
Они пожали руки, и Эршейм вышел из комнаты. Томлин ещё немного посидел, глядя на рассыпанные по полу драже.
«Как печально, - подумал Томлин, - что человек, посвятивший жизнь изучению чисел, теперь думает, что эти самые числа охотятся за ним. Несомненно, что паранойя проявляется по отношению к тому предмету, которым Эршейм был уже одержим».
Томлина совершенно не удовлетворила послеобеденная встреча. Он надеялся, что пример с драже заставит Эршейма увидеть абсурдность своей позиции, но это только усугубило его состояние. Тем не менее, такая острая реакция показывает, что, возможно, Томлин натолкнулся на чувствительное место в бреде Эршейма.
Удовлетворившись тем, что некоторый прогресс всё же достигнут, Томлин собрал вещи и отправился домой. Перед уходом из больницы, он проинструктировал персонал, который наблюдал за Эршеймом, что пациент ни при каких обстоятельствах не должен получить писчие принадлежности.
В эту ночь Томлина мучила бессонница. Как только он закрывал глаза, он видел армию гигантских чисел, приближающихся к нему. Руководила ими смутныая тень, которая была блимом. Расстроенный, он вытащил блокнот, который хранился возле кровати и написал числа от одного до десяти. «Они такие безобидные, - подумал он, - просто каракули на листе бумаги, но числа лежат в основании науки, тем самым делая возможной нашу цивилизацию». Он снова посмотрел на них уже с большим уважением и начал считать одну за другой: «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять». Вот они все здесь, нет места ни для какого блима. Разум наконец-то успокоился, и Томлин заснул.
На следующее утро он проснулся от телефонного звонка. Звонил Жан, один из сотрудников больницы. Эршейм пропал.
Томлин рванул в больницу. По прибытии на место, его встретил Жан и рассказал, что произошло, при каждом удобном случае подчёркивая свою невиновность. Вечером около десяти, когда Жан делал вечерний обход, Эршейм был в порядке, но во время утреннего обхода в шесть, Эршейма в палате не оказалось. Дверь была закрыта снаружи, ночной сторож ничего необычного не заметил. Насколько можно было судить, Эршейм просто растворился в воздухе.
- Думаю, вам стоит осмотреть его палату, добавил Жан, когда закончил.
Томлин пошёл за Жаном в палату Эршейма. Когда он её увидел, подтвердились худшие опасения.
Стены комнаты покрывали уравнения. Ряды и ряды математических символов, о большинстве которых Томлин понятия не имел, написанные неровным почерком красно-фиолетовыми чернилами. Эршейм трудился без остановки всю ночь при свете луны.
Оглядев комнату, Томлин заметил в углу лужу того, что послужило Эршейму чернилами. Он подошёл и нашёл разбитую пластиковую чашку. Он опустил палец в чернила и лизнул его. Виноградный сок. В луже плавал предмет послуживший письменными принадлежностями – соломинка для питья. Одежда Эршейма грудой валялась в другом углу. И нигде ни следа самого профессора.
- Гляньте, он оставил нам закуску, - раздался сзади голос Жана.
Томлин повернулся и увидел Жана, стоявшего у ночного столика. Тот указывал на один из трёх маленьких тёмных предметов лежащих там.
- Не трогай! – закричал Томлин.
- Это просто желейное драже, - ответил Жан и подбросил одно из них в воздух.
Томлин с ужасом наблюдал, как драже описало параболу и исчезло во рту Жана.
- Хотите, - Жан указал на оставшиеся.
Томлин посмотрел на ночной столик. На столешнице лежало три желейных драже.