17.  ТАЛТОС
 

- Ваше высочество, сир! - громкий голос вырвал Лестера из сладчайшего сна. Ему снилась Айана, вот только она была женой не Дована, а его. Её волосы сверкали на солнце, точно расплавленное золото, из груди вырвался мелодичный смех. Вдвоём они восседали на высокой галерее, возвышающейся над всей Нерелиссой, и народ, бесконечной вереницей стекался к их дворцу, желая преклонить спины перед новым владыкой и его женой.
Лестер недовольно поморщился и сел в кровати. Судно протяжно скрипело, удивительно, что этот мерзкий звук не разбудил его раньше. Тяжело поднявшись на ноги, он отпер дверь и впустил в каюту Уилла, единственного слугу на Острове, преданного лишь ему. Вместе они вышли из Нерелиссы, отправляясь в Долину, вместе возвращались обратно.
Уилл был немногим старше своего господина, однако неприглядная внешность сильно его старила. Тощее нескладное тело, узкие острые плечи, длинная тонкая шея с сильно выпирающим кадыком делали его похожим на большую птицу, вроде грифа. Черты его лица были мелкими и некрасивыми, крупные водянистые глаза казались бесцветными, а длинные пряди волос, спадающие на покатистый лоб, всегда казались сальными. Двигался Уилл резко, его шаги были широкими и быстрыми, точно пол под его ногами мог в любое мгновение вспыхнуть. Он был уродлив, отвратителен настолько, что люди чурались его, не давали даже самой захудалой работы. 
Отчаявшись, Уилл прибился к единственному человеку, которого нерии любили ещё меньше - палачу. Он застилал эшафот соломой, готовил все необходимое для казней и правил телегой, на которой тело покойного увозилось для захоронения. Он даже обучился снимать и выделывать шкуры павшей скотины и вполне мог бы себе так и жить при палаче, если бы не патологическая жадность. 
У известной доли населения всегда был спрос на вещи весьма щекотливого характера, вроде веревки, на которой повесели убийцу,  большого пальца вора или волос с головы ведьмы. За все это они были готовы платить большие деньги, которые, миновав палача, оседали в карманах Уилла. И болтаться бы тому в веревке, если бы его не заметил Талтос.
Кто знает, чем приглянулся наследнику престола столь жалкий тип, однако с тех пор Уилл служил ему верой и правдой, выполняя самые щекотливые поручения Талтоса. Новый слуга принца никому не пришёлся по душе. С лёгкой подачи Гидеона, Уилла стали называть не иначе как Червь, и последние пять лет Уилл отзывался только на это имя.
- Что ты хотел, Червь? - спросил Талтос, возвращаясь к кровати. Присев, он снял со стола тяжёлый серебряный кувшин и принялся цедить вино прямо из узкого носика.
- Мы уже вошли в порт, мой господин, - с елейными нотками в голосе произнес слуга и низко поклонился. - Вас ожидает владыка, мой господин, может быть не стоит пить вина. Не до ведёт оно вас до престола, нет, боюсь, не доведёт.
- Ты прав, - согласился Талтос и с такой силой поставил кувшин на стол, что Червь испуганно втянул голову в плечи. Открыв дверцу шкафчика, Талтос устремил взгляд в крохотное зеркальце на её обороте и найдя свой вид приемлемым, затворил её вновь.
- Идём, - произнёс он.
Талтос ожидал, что в честь его возвращения домой и победы над Фоллендом отец организует пышную встречу вроде той, когда Гидеон взял Каскадеи, но верфь была пуста. Не было ни приветствующей его толпы, ни музыки. Все, что до него долетало - грубые голоса моряков, далёкие крики базарных зазывал и смех шлюх. Как бы сильно он ни любил верфь, Талтос ощутил жгучее разочарование. Плечи его поникли и он неторопливо начал путь во дворец. Червь остался на этаже челяди и наверх Талтос поднялся в полном одиночестве. Никогда прежде он не замечал скорбной тишины своего родного гнезда.
Он нашёл Аластера в его покоях. Прячась от жгучих лучей полуденного солнца, отец сидел посреди комнаты и смотрел на океан через открытые двери балкона.
- Владыка, - пробормотал наследник и отец обернулся. С минуту он пристально вглядывался в лицо сына, а затем, так и не произнеся ни слова, молча указал ему на стоящий у стены стул. Лестер опустился в него, ожидая расспросов.
- Рассказывай, - велел Аластер.- До нас доходят самые противоречивые слухи. Что с нашим дорогим племянником, и где его войско?
- Мне жаль, отец, но его больше нет с нами.
- Значит нет, - задумчиво произнёс владыка, задумчиво потирая подбородок. - Что же произошло?
Лестера больно ранило, что судьба Гидеона волнует отца больше его собственной, однако он нашёл в себе силы начать рассказ.
- Как вы и велели, Гидеон собрал войска и направил их на Долину соколов. Он намеревался штурмовать стены с двух сторон города, надеясь, что рано или поздно те не выдержат длительной осады. Главную роль он отводил артиллерии. Все я знаю лишь со слов командира Геральда Тависа, который остался вашим наместником в Долине. Все это время они находился рядом с принцем и знает обо всем не понаслышке. У Гидеона был небывалое количество ядер, пушки не смолкали три дня, но, верно, видно, говорят, сами древние боги возводили эти стены. Ядра заканчивались, но ворота, как надеялся Гидеон, так и не отворились. 
Все это время он был рядом с артиллеристами, в своём шатре и мог самостоятельно оценить ситуацию и принять решение. От Себастиана, пытавшегося взять Фолленд с моря, тоже не было никаких вестей, и ситуация выходила из-под контроля Гидеона.
Тогда он отправил парламентера, вашего слугу сира Каллата. Тот передал сообщение владыке Фолленда. В своём письме Гидеон оскорблял его и обвинял в трусости. Он писал, что моя судьба его не интересует, что ему плевать на будущее династии и враг Фолленда не Аластер Талтос, а Чёрный принц. 
Я возьму Долину в любом случае, писал он. Я отравлю ваши реки и буду травить вас ядовитыми парами до тех пор, пока последний из оставшихся в живых не откроет ворота. В подтверждение своих слов этой же ночью Гидеон поджег пустые фуражные телеги и дым пошёл на город. 
Конечно, никакого яда в них не было, все, что укрывало дно, было лишь сырым мхом, чтобы дым был хорошо заметен ночью, но многие из защитников стены испытали подлинный ужас, увидев пламя. Они побросали свои посты. Многие даже жаловались на боли в животе и страшную мигрень, уверенные что их отравили.
И владыка испугался. Он решил дать бой, хотя многие убеждали его этого не делать. А дальше ворота открылись и началась битва. Места было мало, многих попросту затоптали, и войскам Гидеона приходилось очень тяжело. Под градом стрел он велел разворачивать лестницы, намереваясь подняться на стену. 
Разумеется, он шёл первым. Остальные, а вы знаете, как к нему относились его воины, последовали его примеру. Желающих было так много, что лестница не выдержала их веса и подломилась. Многие погибли, но хуже всего было то, что Гидеон и пятеро его спутников уже были на стене. Третью лестницу уже развернули, но горцы усилили обстрел, и её не удавалось никак поднять. 
Когда, наконец, это случилось, спутники Гидеона уже были убиты, а он сам едва дышал. Его тело окружили, защищая от горцев, войскам, охваченным ужасом перед ранением своего командира, потребовалось минут пятнадцать, чтобы пробиться к воротами открыть их. Тело Гидеона вынесли на щите и отнесли в его шатер. Он все ещё был жив и в бреду отдавал приказы своим командирам. 
Его доспехи были смяты настолько, что потребовалась помощь кузнеца, чтобы их снять. Его ребра были переломаны, в плече сильно кровоточила глубокая рана и кровь остановилась лишь тогда, когда её прижгли огнём. Он с трудом дышал, с каждым вздохом из его груди вырвался свист. Живот его заметно раздулся, должно быть от крови, он сильно страдал и почти не приходил в сознание. К вечеру поднялся жар, а после того, как ему сообщили о захвате Фолленда, он точно перестал бороться за жизнь. Через час он впал в забытье, а спустя ещё четверть часа он умер.
- Умер, - шепотом повторил Аластер. Лицо его окаменелости, взгляд померк и в какое-то мгновение Талтосу показалось, что в глазах отца блеснули слёзы. Аластер порывисто встал и вышел на балкон. Талтос в нерешительности смотрел ему во след, не зная, стоит ли утешить владыку или лучше сделать вид, что ничего не происходит. Ему трудно было понять чувства отца. Тот всегда настороженно относился к победам Гидеона и той славе, которой он пользовался среди нерий, и все же, Талтос помнил, с каким вниманием владыка относился к словам племянника, как гордился его первыми военными успехами. Талтосу даже казалось что Аластер любит мальчишку, разумеется на свой особый манер. 
К тому времени, когда Лестер уже решился выйти к отцу на балкон, Аластер вновь вернулся в комнату имел обратно в кресло. Лицо его вновь было бесстрастным.
- Что случилось после? - спросил он и Талтос поспешно продолжил рассказ.
- Войска охватило уныние. Я сам видел, как многие мужчины плакали, точно дети. Никто не хотел верить в произошедшее. Тело Гидеона мы с сиром Каллатом решили сразу же передать бальзамировщикам, хотя нас и просили выставить его в тронном зале для прощания. Отец, не вини нас в этом решении - в Долине стояла невероятная жара, мы попросту боялись, что останки к концу прощания разложатся настолько, что никакое бальзамирование уже не поможет. Мне пообещали, что спустя два месяца все приготовления к похоранам будут закончены. Тело обработают ядам так, что оно, точно святые мощи, останется нетленным, а святые отцы проведут все положенные ритуалы. За это время мы сможем возвести гробницу достойную памяти Чёрного принца.
Аластер коротко кивнул и Талтос вздохнул с облегчением.
- Я велел войскам вернуться в Каскадеи, где они находились до похода в Долину. Вы решительно из судьбу после похорон. Про наместника я вам уже сказал. Вот ещё. Если вас интересует судьба ближайшего окружения Гидеона, знайте - войскам Себастиана удалось прорваться в город и принять участие в сражении. Себастиан не пострадал и я дал ему разрешение как духовному лицу присоединиться к священникам, отпевающим Гидеона. Что касается сира Каллата, то его я отправил в Мраморный город с сообщением о смерти принца. Думаю, Пеллары оценят этот жест, а Сангрида узнает все подробности смерти дорогого кузена.
Аластер с изумлением воззрелся на сына. Сейчас он видел перед собой не привычного избалованного мальчишку, при виде которого его сердце обливалось кровью, стоило представить того наследником, но принца династии Талтосов. Едва ли бы он принял лучшие решения в сложившейся ситуации. 
- Мы довольны тобой, Лестер, - произнёс он. - Хотя твоя неудача и стоила жизни нашему дорогому племяннику, мы прощаем её тебе. Тень твоего кузена слишком широко пала на Чёрный остров. Порой, чтобы древо дарило крепкие плоды, необходимо избавиться от могучих ветвей. Какой бы сильной ни была бы наша боль по Гидеону, наша династия станет лишь сильнее. А теперь я хочу спросить у тебя, чем ты намерен заняться?
- Если вы позволите, я бы хотел отправиться в Каскадеи. Пройти морским путем. Что бы вы ни решили в отношении войска Гидеона, его нельзя оставлять без присмотра. Я обеспечу вам их любовь и верность. 
- Хорошо, - усмехнулся Аластер. Уж ему было хорошо известно, чем на самом деле Лестера манили Каскадеи. Древняя столица Чёрного острова производила самое лучшее вино, город процветал и славу свою он зарабатывал не только благодаря театрам и философским школам, но и тысячи борделей, в которых содержались самые красивые рабыни Чёрного острова и Вайса. Мальчишка заслужил награду, решил Аластер. В конечном итоге он обеспечил осуществление его планов даже лучше, чем надеялся Аластер. Гидеон мёртв, Фолленд взят и войска не думали бунтовать. Даже будет лучше, если Лестер не станет крутиться под ногами. Кто знает, может ему и вовсе удастся очаровать людей Гидеона и они сами изявят желание встать под знамена владыки?
- До похорон Гидеона можешь жить в Каскадеях. Возьмёшь деньги в казне и любой корабль, чья команда будет готова к отплытию.
Талтос просиял. Бросившись к отцу, он пылко коснулся губами его пальцев и выскочил ночь из покоев, оставляя Аластера посмеиваться необузданной страсти наследника.
Лестер тотчас истребовал золото и, получив его, нашёл Червя.
- Мой господин, удалось ли вам получить благорасположение нашего владыки?
- Удалось, - счастливо улыбнулся Талтос и потряс тяжёлым мешком с монетами. - Скорее, Червь, возвращаемся на корабль. Время не ждёт. Мы отправляется в Красные пашни.