Со смертью у нас появляется больше свободного времени, простор для размышления о прошедших ошибках и множество вариантов развития собственной судьбы. Я об этом думал, пока не устал от однообразности длинного бесконечного дня посреди вечной тени. Боги сделали ночь, она как нож для нарезки времени. Дни существуют как песчинки в часах, призванных мерить собственную скорбь. Но здесь времени больше нет, я умер сегодня и оно длится уже много веков. 
Я дремал среди серых садов под светом блёклого солнца, я был всего лишь тенью из теней. Но лишь отсутствие ночи не давало мне заснуть, чтобы окончательно забыть себя. Очевидно, в этом и был чей-то высший замысел. 
Когда врата открылись, стало ясно, что ОНИ пришли за мной. Это было так же ясно, как то, что я мёртв. Я снова шёл на свет, хватаясь за обрывки памяти, твердящий что я всё тот же палач, павший под весом собственных идей. Инквизитор, сгоревший в пламени своих очищающих костров. 
Новый мир ни капельки не изменился, История сделала виток, вернувшись в новое Средневековье. И это нравилось мне. Я снова был жив и знал, что мне делать. 
Стрелка часов замыкает ещё один круг. Печальная муха ползёт по циферблату. Полночь. 
Остывший кофе, стук деревьев в окно, всё привычно и знакомо до дыр. Я сижу, жду, когда откроется дверь, войдёт Танатыч и оторвёт меня от ночного бдения. Люблю свою работу, только скучно и платят мало. Некоторые ночи бывают тихими, как эта, а в иные, я не успеваю и присесть. У меня привычка вечно в ночную работать, а днём отсыпаться. 
Он пришёл, когда кончился кофе. Тощий, с покрасневшими глазами в мутных аквариумах очков. 
- Стажер, дуй в 36-ю. Там Миссис Спенсонр всё. Только не перепутай, как в прошлый раз. 
Я лениво встаю с жёсткого стула и надеваю халат. Только не белый, как у врачей, а чёрный, я бы даже сказал грязно-чёрный. Да, я работаю в больнице… смертью.  
Этот странный и извилистый путь выбрал меня ещё давно. Тут трудно бывает отказаться. Впрочем, я вам потом расскажу, а сейчас спешить надо. 
Иду по коридору, тускло поблёскивают лампы над головой. Всё, как и во всех захудалых больницах маленьких городков: облупившаяся штукатурка, истошный запах мочи и лекарств, общая атмосфера безнадёжности. Но я привык. 
Стараюсь, как можно тише открыть скрипучую дверь. Вороватый луч света стелется по полу, падая на койку возле окна.  
- Вам пора, - порой я не узнаю свой голос. 
Всегда стараюсь казаться тактичнее, чем я есть, главное не пугать бывших пациентов. 
Бабка косится на меня, я понимаю, что всё дело в моих татуировках и перстнях. Танатыч говорит, что надо выглядеть приличнее, да ещё и волосы в хвост убирать, но ничего не могу с собой поделать. Смерть, вопреки стереотипам, не должен быть страшным. 
И я провожаю её по коридору, она старается не отставать, шаркая тапками по полу. Мы идём вверх по ступенькам на тринадцатый этаж, тот, который не видит никто из живых. Лестница заканчивается у ржавой витой ограды, её не красили уже лет двадцать. Я тоже совсем не так представлял себе райские врата. Кто бы мог подумать! Достаю из кармана халата ключ, старый амбарный замок с трудом поддаётся. Врата открываются со скрипом. Сквозь решётки струится белёсый свет. 
- Проходите, - говорю я пациентке. – Там не страшно. Просто очень скучно. 
Это я знаю по себе. 
  Бабка, всё так же шаркая, подходит к двери. Неуверенно мнётся на пороге, затем оглядывается на меня и во взгляде бесцветных возрастных глаз читается облегчение. Она шагает вперёд, теряя один тапок на пороге, и исчезает в пучинах света. 
Из мира мёртвых у меня осталась дурная привычка – размышлять о жизни. Я видел странную бессмысленную нелогичность даже в собственной работе. За недолгое время на службе в больнице я насмотрелся разных случаев. Прооперируют одного, вроде бы успешно. Отойдёт от наркоза, с родными пообщается, а к ночи уже мой клиент. А бывает, зашьют ещё живого как для вскрытия, грубыми нитками через край. И ждут, когда уже в морг везти, а он всё ни в какую, так и выписывается через пару недель свежим и здоровым. Есть определенно силы, чей замысел мне непонятен. Есть ещё и ангелы-хранители, но они всё чаще халтурят и пьянствуют. 
Годом позже, набравшись опыта, я ушёл во фриланс. Адаптировался к миру с его заморочками, не переживал. Прикупил себе машину в крудит. Заказы получаю по телефону. Служба Смерти находит меня везде, где бы я ни был. 
Если что-то и есть в современном обществе интересного, то это созданный когда-то Дьяволом, metal, очень помогает расслабиться на моей нервной работе. 
Я люблю ночь, это время богато на переходы (так я стал называть естественное завершение жизненного цикла). 
Скучная пустынная дорога. Включаю на магнитоле одну из болтливых пиратских станций. 
«Знаете ли вы, что второе пришествие Христа состоялось в  ноябре 34-ого года в США? – вещал вкрадчивый голос. – В этот день родился Чарльз Майлз Менсон. Христос не был добрым. Почти две тысячи лет он залечивал свои стигматы,  кровоточащие раны режима, чтобы возродиться вновь! Как и раньше за ним тянулись отверженные, стремящиеся познать истину. «Я – Иисус Христос и мне насрать, хотите вы в это верить или нет», - вещал новый пророк.  В этот раз Христос хотел мстить. Но в место живительного распятья, он гниёт в тюрьме уже несколько десятков лет. Человечество само просрало своё спасение…» 
Бормотание диджея сменяется унылой фолковой песней в исполнении «Нового Христа» - самого Чарльза, мать его, Менсона, я переключаю на другую волну. Следующая песня кажется весьма знакомой.  Переливчатое гитарное соло сменялось  вкрадчивым голосом вокалиста, умоляющего неизвестную девушку не бояться смерти и следовать за ним. Я ухмыльнулся, ведь я сам порой боялся себя.
Дорога ведёт к морю, в зловонные трущобы Последнего Спуска. Обшарпанные дома, разбитая дорога, мутный свет оставшихся фонарей. Удивительно, что даже здесь кишит отвратительная жизнь Северного Острова. Будь я живым, то уже бы умер от ужаса. 
Ветер колышет оборванные провода, сухие ветви деревьев стучат по уцелевшим окнам. Я слышу завывание ветра и гудки мертвых кораблей. Трубы заводов подпирают чёрные облака. Изредка небо режут лезвия молний.  Я останавливаюсь возле дома номер «33». Это ветхое здание могло бы показаться нежилым из-за просевшего фасада и трещин-морщин, но в полуслепом окне горит синеватый свет, коим отмечают наркопритоны. Но здесь и без него всё ясно. 
Я поднимаюсь по грязной лестнице, следуя мимо бледных и тощий теней. Возможно, они узнают меня и тянут свои тощие руки, похожи на голые ветви деревьев, изъеденных язвами жуков-короедов. Завораживающая в своей мерзости картина.  
У порога стоит Он, весь в белом, без прикрас, словно припорошенный снегом, ангел-хранитель. 
- Долго ты, - говорит он. 
Я молча киваю, приподнимая шляпу. 
- Может, договоримся?… - шепчет он, вставая на моём пути. 
- А толку то, этот торч СПИДозный всё равно через месяц загнётся, - я тянусь к дверной ручке - для Смерти всегда открыто.   
- Пару слов, - он предлагает мне сигарету. 
- Чего тебе? 
- Меня к херам  уволят, чувак, если я провалю это дело, - говоря это, он сам дрожит и трясётся как наркоман (ангелы порой становятся похожи на своих подопечных, заражаясь от них редким разгильдяйством). - А мне за жильё платить нечего. Баба бесится. Чувак, выручи. 
Закуриваю, вздыхаю. 
- Я сам ещё кредит за тачку не выплатил. 
- Тут с торчами и бандитами тебе работы хоть отбавляй. Я тебе после пивком проставлюсь в знак благодарности, - добавляет он снова шепотом. 
А ветер завывает в разбитых окнах дома, ему вторят тени. 
- Ну ладно, - развожу руками. – Ну если через месяц не вытянешь своего клиента, то я приду снова и на этот раз по двойному тарифу, чистилищем не отделается. 
Поворачиваю дверную ручку и вхожу в квартиру. 
- Для начала профилактическая беседа. 
Здесь среди обшарпанных стен, запаха скисшей крови и рвоты на кровати валяется условно молодей человек непонятной наружности. Длинные спутанные волосы и иссушенное лицо. Он уже стал похож на теней. Квартирка представляет из себя грязную и серую коробку без малейшего намёка на обстановку с дизайном из мусора и разбросанных шприцов. 
- Эй, посмотри на меня! – почти кричу. 
Я вижу слабое движение его век, он слышит меня сквозь бездну своего смертельного кайфа. Его глаза на миг наполняются осмысленным блеском. 
- Если сейчас не завяжешь, то я приду снова. На этот раз тебя никто не спасёт. 
Наркоманы порой не понимают, что они умерли, для них это просто продолжение trip’а. Находясь в объятьях зелья, они уже одной ногой в могиле. Что смерть для того, кто видит её каждый день, там, за гранью своего сознания? А я уже был там и больше не хочу. 
Я выхожу, и дверь сама захлопывается следом. 
После работы мы пьём пиво в одном из злачных мест Острова. Из музыкального автомата звучит Пат Бенатар, мерцают разноцветные пивные вывески, за окном проезжают машины. Никто из посетителей даже не замечает нас. В этом одна из особенностей нашего места обитания, там, где смерть и разные другие твари сражаются за место под солнцем наравне с живыми. Я сам выбрал свою работу и ничуть не жалею. Я такой же труженик, как врач, полицейский и убийца. 
Звонит барный таксофон, и я снова понимаю, что меня вызывают на работу…