Ветер в тот день поднялся нешуточный, Робин думала, что уже начала привыкать к климату жестокого Аргхора, но бесчеловечные потоки разрушили ее уверенность. Было так холодно, что и хозяева в своих жутковатых доспехах тряслись, а когда переговаривались на языке, больше похожим на лай, зубы их стучали.

Мама всегда рассказывала о феях как о существах добрых, заботливых и веселых. Феи ассоциировались у Робин с цветами и летом, со смехом и песнями, с ароматом луга и живописными холмами, в глубине которых волшебные троды ведут в удивительную страну.

Иллюзии были развеяны, когда ночью на их корабль напали. Робин никогда не забудет страх в глазах мамы, когда она разбудила девочку, не забудет ее слезы и не забудет отца, до последнего вздоха сражавшегося за их свободу. Его лицо преследует девочку во снах, в своей темной камере она тихо давится слезами, боясь, что надсмотрщики услышат ее. Фэйри захватили большую часть экипажа на жуткое судно, что терялось в ночной мгле. Ее и маму бросили в сырой трюм, где на дурно пахнущих подстилках лежали и другие рабы, заразные, здоровые, раненые, мертвые. Потом их распределили по камерам, детей отдельно, женщин отдельно. Мертвых выбросили за борт, раненых и больных лечили. Робин помнила, как кричала, когда холодные руки фей разлучали ее с матерью, она запомнила ее добрые, но испуганные зеленые глаза заплаканными и больше никогда их не видела.

А затем их высадили в черном городе, никогда прежде она не видела таких страшных улиц: узкие, смердящие, вопящие, визжащие. Рабов вели на торговую площадь, а лица ужасающих фэйри глумились над ними и пели на своем языке безобразные песни, резавшие слух. Робин была самой маленькой и худенькой среди детишек, она терялась за ними, когда те приникали к прутьям клетки, в надежде, что будущие хозяева приметят их и купят как можно быстрее, словно забыли они родителей, погибших в надежде защитить их свободу. Робин же смотрела вверх, надеясь, что у нее отрастут крылья, и она сможет улететь домой, и видела серое небо и тусклое Солнце, видела острые пики высоких домов и гигантские стены, настоящая цитадель зла.

Робин не могло задеть, что ее называли некрасивой эти существа: бледные, высокие и худющие. Большие малиновые глаза на вытянутых лицах, с кожей, приклеенной к костям. С пошлыми украшениями в ушах, носах, бровях, губах. С улыбкой, напоминающей акулий оскал, с заточенными зубами и гаркающими голосами. На себя бы лучше посмотрели! Робин задевало то, как ее трогали, как кусок мяса, не обращая внимания, как краснеет веснушчатое личико, когда с нее срывают платье, подаренное в день рождения. После того как ее бросили в зловонную яму, Робин плакала, свернувшись в клубок у стены и так, чтобы только неровные холодные блоки могли слышать девичьи стоны.

В тот день Робин и еще множество человек собрали за воротами города. Они миновали ворота, напоминающие раскрытую пасть змеи, перешли через подвесной мост, где в темной воде клацали челюстями ужасные рыбы-людоеды. На ее глазах один ослабший человек соскользнул вниз, и его тело разодрали на части за секунду. Фэйри каркали, как довольные вороны.

Их построили в длинную шеренгу, на Робин надели жесткий мешок, но он нисколько не спасал от ледяного ветра. Рядом стоял высокий мужчина и некрасивая черная девушка. Робин слышала о таких, они проживали далеко от ее дома, на Юге. Похитители, работорговцы, требовавшие называть их «хозяева», охраняли шеренгу с двух сторон, а их глава разъезжал на огромной саблезубой кошке, она низко рычала, обращая взгляд пламенно-рыжих глаз на людей. Он был очень красив, малиновые глаза на чистом, симметричном лице горели зазывающим цветом, волосы его развевались на северном ветру и напоминали оперение ворона, тонкая полоска губ изгибалась в очаровательной улыбке, а камень в дорогом венце приковывал взгляд. Ему шли иссиня-черные латы, несмотря на их жуткий вид, они были украшены драгоценными камнями и явно говорили о высоком положении. Робин больше любила рыцарей в сияющих доспехах и на белых конях, которые спасают принцесс и сражаются с драконами, а не порабощают людей. И то, что этот фэйри был красив, как принц из сказок, но позволял такие жуткие вещи пугало Робин сильнее всего. Зло должно хищно ухмыляться, как те существа на рынке рабов, оно не должно блистать драгоценностями, обрамляющие ангельский лик.

А потом он начал кричать, на языке ее народа с сильным каркающим тоном, вставляя слова на своем.

- Что вы трясетесь, жалкое мясо? Ваши гнилые тела не могут принять дыхание Аргхора?! Хаха! Мерзкий скот! Tara na! Tara dur! Должно быть в ваших маленьких, пустых, ненужных головенках проносится мысль: «Зачем нас сюда созвали»! Будь моя воля, я бы развесил вашу вонючую грязную плоть на пики наших стен, чтобы море подхватывало ваш смрад и разносило ветрами по всему свету, чтобы все знали: «Жалкий человек гниет здесь!» Хах! – кошка ходила взад вперед, ее обсидиановая шерсть была похожа на колючие иглы, а когти на острые кинжалы, но фэйри сидел на ней легко и непринужденно, хотя не было ни стремян, ни седла, и выглядел грациозно и изящно настолько, что у Робин затряслись поджилки, - Я даже передать не могу насколько я ненавижу вас! А теперь поднимите ваши маленькие свинячьи глазки и узрите бессмертный Нарганор! Лес, который погубит вас! Освободите их руки! – то был приказ другим фэйри, - И ноги, - неохотно добавил он. Феи с копьями сняли с них тяжелые кандалы, ветер больно обжег раны на запястьях, но Робин была рада, что освободилась от металла.

Ее сосед, высокий, могучий мужчина радостно возопил, локтем ударил фэйри в лицо, выхватил его копье и, крича что-то на непонятном языке, кинулся к тому, что сидел на кошке. Тот не успел среагировать, зато успело чудовище, оно резко накинулось на мужчину, сбросив всадника, и вонзило в него свои клыки и когти. Робин отвернулась, затем она услышала, как неловко выбирается всадник из снега, немало навалило за шиворот, и фэйри неловко тщился достать его, это рассмешило девочку, и Робин не сдержалась.

Фэйри обратил на нее озлобленный взгляд

- Чему ты смеешься, мерзкое создание? – он оказался рядом быстрее, чем пришел страх, в руках угрожающе скалился зазубренный крюк. Она почувствовала холодные пальцы на своем лице, и липкий ужас сжал все ее нутро, ангельский лик превратился в мерзкую гримасу, еще более ужасную, чем у торговцев на рынке рабов, - Знаешь, мне ведь не составит труда заставить страдать тебя, я могу сдирать твою кожу и продлевать жизнь, пока ты не станешь молить о смерти, - крюк коснулся ее щеки, она почувствовала теплую кровь и горячие слезы, застилающие взор, кошка чавкала, сжирая труп, - Ты хочешь этого? Нет? Тогда чего ты смеешься, сука!

- Gvahir,hart na ash dur! Что ты делаешь с этим человеческим детенышем? - фэйри отпустил ее, и Робин упала в снег и громко зарыдала.

- Hur dur ash na tar, maer gvar, av tad na!

- И что? Охота подразумевает охоту, а не убийство перед охотой… Что это, Бездна тебя забери?

- Антрокс, мой ездовой vardan!

- Я вижу, что он здесь забыл? Что вообще они все здесь забыли?! Гортар, тебе делать нечего?

- Приказ вашего брата, maer ghor, - Робин помогла поняться черная женщина, девочка поблагодарила ее, но та, кажется, не знала языка.

- Это правда, Гвахир? Ты посчитал, что взять на охоту полтора десятка гвардейцев это разумно? И кошку? Что же, по-твоему, я должен был прийти с гарнизоном?

- Они тоже хотят снискать славу на охоте, Ашнагхор!

Тот, кто вмешался, выглядел много проще, но намного внушительнее. Ашнагхор был одет в простую кольчугу, кожаные штаны и ботфорты, на плечах его лежал плащ с гербом, где змея вонзала клыки в сердце, такой же был у всех фэйри здесь. Кроме того он был вооружен луком и кинжалом, в то время, как у латников были мечи и копья. И еще они были похожи, но Ашнагхор более напоминал мужчину, чем Гвахир, у него были широкие плечи и могучие руки, он был выше, а черты лица были более резкими, чем у женоподобного помпезного всадника.

- Неужели? – к тому же он говорил почти без акцента на ее языке, - У Гортара свадьба сегодня, но ему, конечно, необходимо провести утро перед церемонией на охоте! И Рондр, поездку, наверное, пришлось отменить? – один из черных фэйри кивнул, - Шагрот? И ты здесь? Вроде бы ты должен учить сына мореходству. Но, видать, слава им всем важнее, не так ли, брат?

- Я принц Орготора! Я сказал – значит важнее!

Ашнагхор ухмыльнулся

- Но не наследный принц, не забывай, братец. Ладно, maer gvar, мне все равно как ты будешь охотиться, но прошу, не бери хотя бы vardan, поверь мне, лес полон диких голодных кошек. А теперь иди и готовься к охоте.

Гвахир отозвал плотоядного зверя, и он оставил окровавленный разорванный труп на снегу, гвардейцы отошли от рабов, а тот, кого называли Ашнагхор, завис над Робин, его глаза были полны презрения.

- Какие же вы уродливые, человеки, - фыркнул он, доставая крохотную склянку с пояса, беспощадный ветер пытался уничтожить Робин, - Держи это, детеныш, выпей сразу – то внутренний огонь, с ним ветра оставят тебя в покое на некоторое время.

Ашнагхор отошел к трупу человека, что попытался убить наездника и покачал головой. Ветра Аргхора приятно гладили кожу Робин, снег показался теплым пушистым ковром, фэйри чувствуют то же самое?

- Животные! Мы отпускаем вас в черный лес Нарганор, за ним лежит раздвоенный пик Вурдур и ледяное плато Норг, а за ними Океан Ваданор, который ваши народы называют Океан Боли. Там вы найдете свободу, и, быть может, выживете, но знайте, пока черный лес не сомкнется за вашими спинами, мы будем преследовать вас. Боритесь за свою жизнь, животные! Сражайтесь за свободу!

Фэйри метнул кинжал в грудь одного мужчины и тот упал лицом в снег. И тогда Робин побежала.

А теперь принц фэйри лежал на снегу, его угасающий взор и ухмылка, не сходившая с тонких сухих губ, были обращены к Робин. Она видела его жестокий бой с человеком, что помог ей выжить, она видела, с какой злобой фэйри убил его, и видела предательство. И почему-то не могла ненавидеть. Лес Нарганор, казалось, оплакивал умирающего Ашнагхора, склонились ветви с черно-зелеными листьями и кошмарные ветры Аргхора завыли печальный реквием меж древних деревьев, поднялось безобразное пение парящих ворон, а огромная черная кошка вышла на опушку и, печально склонив саблезубую морду, подобралась к фэйри. Острые костяные наросты торчали меж игл на ее спине, с зубов капала кровь, но сейчас она казалась такой же печальной, как и котенок, скорбящий по своей матери, которого однажды наблюдала Робин в загородном доме в Пан-Антрале. Кошка уткнулась в лицо фэйри, а умирающий принц попытался поднять руку и погладить зверя, но у него ничего не получилось, силы покинули его и удивительно, как он еще оставался жив.

- Я знаю, о чем ты думаешь, Робин, не стоит этого делать.

- Мне нужна помощь, чтобы выбраться из леса.

- Тебе не нужна помощь от него, он убивал вас с жестокостью и хладнокровием, он погубит и тебя, оставь его, мы сами сможем выбраться отсюда.

- И что потом? Нам нельзя обратно в город, а по другую сторону, только ледяная пустошь, он нужен нам.

- Робин, наверняка есть другой способ

- Нет другого способа, помоги мне.

Доннар вздохнул

- Помогу, куда же мне деваться.

Когда ночь накрыла Нарганор, принц проснулся рядом с ярко горящим костром. Робин крепче сжала копье, указывая острием на фэйри.

- Не двигайся!

Ашнагхор плохо помнил, что случилось. Гвахир предал его, человеческое дитя пряталось в кустах вороньей травы, затем выпорхнуло оттуда, отогнало кошку, и вот он здесь. Лежит у костра, все нутро сводит боль, пылает раненый бок, а перед ним уродливое животное с копьем фэйри в руках. И были б силы, но нет, принц не смог даже сжать кулак.

- Опусти копье, dur, ты держишь его неправильно, к тому же я все равно ничего опасного не смогу сделать, пока мои силы не вернутся.

- Даже тогда я не дам тебе причинить ей боль, отвергнутый, - пламя угрожающе полыхнуло, а голос этот не мог принадлежать ни человеку, ни фее.

Девочка опустила копье и приблизилась ближе к костру.

- Доннар, - она словно хотела что-то сказать, но осеклась на полуслове, - Это Доннар, а я Робин.

- Мне все равно, как зовут тебя, человек… Дух? Дух огня? Что ты делаешь вместе с этим животным?

- Тебе достаточно знать, что я спалю твою кожу и съем кости, если притронешься к ней, faer gvaran.

Ашнагхор поморщился от произнесения этого имени и фыркнул

- Как угодно, дух.

Тишина нарушалась лишь потрескиванием веток, огонь поглощал их, несмотря на то, что они были сырыми и покрыты коркой льда, пламя не волновал ни порывистый ветер, ни снег вокруг, пламя даже самолично направляло дым строго вверх. Все говорило о магической природе этого огня. Словно назло Ашнагхору, с его стороны он почти не грел, зато со стороны девочки, он растопил снег и высушил землю так, что трава стала для нее комфортным ковром. Детеныш сидел, поджав ноги, и копье его народа лежало рядом с ней. Все это жутко злило принца, но, чтобы выразить свою злость, не хватало сил. Он попытался уснуть, но сон никак не приходил к нему. Он пытался посмотреть на звезды, но они будто скрылись на черном небе от его взора. Так что приходилось смотреть на девочку. Она была жутко уродливой. Все эти черты, стремящиеся к квадратным, рыжие волосы и огромное количество веснушек, большой нос, толстые губы, желтые зубы, кривые руки, неловкие пальцы, короткие ножки и слишком большие стопы. Фэйри испытывал отвращение, которое невозможно передать словами, он испытывал негодование и злость, и ярость от своей беспомощности.

Девочка что-то тихо, как она думала, мурлыкала себе под нос, но чуткий слух феи реагировал на это как на скрежет ржавых петель.

- Прошу перестань! – в конце концов, не выдержал принц.

- Что перестать?

- Это… эти звуки, они просто невыносимы! Если прищемить собаке хвост, она и то мелодичней завоет!

- За собой бы следил, каркаешь, как ворона! – обиделась Робин, мама всегда любила слушать, как она напевает «Звезду в ночном небе».

- Послушай, животное, зачем ты оставило меня в живых? Я недостаточно убил зверей вашего вида, чтобы ты позволило мне умереть?

- Я не животное! Меня зовут Робин! Я спасла твою жизнь, и ты должен быть благодарен! – плаксивый голос вызывал бешенство, девочка неловко вскочила и взяла тяжелое копье.

- Благодарен животному? Вот еще, разве ты будешь благодарен собаке, приносящей тебе обувь? Нет, потому что прислуживать хозяевам – природа собаки.

Робин взрыкнула, топнула ногой и снова уселась у костра, что-то обиженно ворча.

- Я желаю есть.

Живот был единственной частью Робин, согласной с фэйри.

- Пойди и найди себе пищу.

- Я принц Орготора, я указываю – ты выполняешь, раб, к тому же у меня слишком мало сил, чтобы я хоть мог дотянуться до копья, чтобы насадить тебя на вертел и поджарить костре!

Глаза девочки выразили еще больший страх, и она крепко стиснула оружие, пламя костра вспыхнуло ярче, а Ашнагхор почувствовал нарастающий жар.

- Расслабьтесь, это шутка, - фыркнул фэйри, - Мясо людей слишком мерзкое, чтобы я опустился до его поедания.

Больше они не разговаривали, принц фэйри лежал на снегу, у Робин не было ничего, что можно было подстелить ему, а снимать шкуру с плеч Олафа она не решилась. Девочка хотела похоронить друга, но он был слишком тяжелым, а она была слишком слаба, поэтому она с трудом оттащила его за деревья и прислонила тело к дереву, так он напоминал усталого путника на привале, будто бы вовсе не был мертвым.

Робин старалась подавить чувство голода, преследовавшее ее последние месяцы, живот болел так, словно его царапали острыми когтями, девочка думала о доме, о солнечном Пан-Антрале, о радужных кораблях, взлетающих под воздействием диковинной магии и о гигантских птицах длинными хвостами-веерами и о прекрасном загородном доме, стоящим на залитом солнечным светом берегу. Девочка уткнулась лицом в саднящие коленки и тихо заплакала, а затем уснула.

Отец тянул к ней окровавленную руку, на груди зиял порез, кровь заливала белую рубаху, корабль сотрясался от попаданий стрел скорпионов с борта корабля фей, наверху слышались вопли, безумный смех, агония. Каюта тонула во мраке, бледные холодные пальцы забирали кричащую мать, она произносила ее имя, а ее добрые очи выкатывались из глазниц и падали в кипящее варево из разноцветных тел…

Девочка проснулась, слегка вздрогнув, хорошо не вскрикнув. Она уже лежала на мягкой траве перед ласковым костром, обняв пугающе ледяное копье. Доннар дрожал в такт собственному голосу, силуэт сидящего фэйри мерцал по ту сторону костра.

- Звереныш всегда кричит во время сна? – звучал недовольный голос Ашнагхора, девочка хотела было разозлиться, но ей было так уютно, а усталость наваливалась на нее тяжелым грузом.

- Вы не оставили ей выбора, отвергнутый.

- Сталкиваясь со смертью, наши дети пронзают кошмары своей бессмертной волей, дух, это нисколько не оправдывает животное.

- И сколько же детей у вас есть? – Доннар смеялся над ним, Робин улыбалась вместе с другом.

- Достаточно

- Ты знаешь, что нет.

- Каждый из них стоит сотни, тысячи зверей, дух.

- Ты знаешь, что некоторые из них умирают из них до того как даже начнут говорить. Все чаще.

- Значит, они слабы.

- Слабости становится все больше.

- Что ты хочешь сказать этим, дух?

- Твоя культура умирает, преданный принц отвергнутых, кровь твоего народа отравлена, и он превращается в низких чудовищ, с которыми вы когда-то боролись.

- Не неси чушь

- Ты знаешь, что это не чушь. Ты сам это видел, ты выходил на террасу Дворца Шипов и взирал на улицы Орготора, ты видел этих бесформенных изменившихся фей, их лица превратились в отвратительные звериные морды, их конечности стали членами подземных насекомых, их голоса звучат гортанным лаем, ваш язык в их головах извратился и превратился в то, чем сейчас изъясняешься ты.

- Tu tar var na!

- Ты избегаешь своего языка и изъясняешься речью рабов, принц отвергнутых, потому что знаешь, что я прав.

Ашнагхор рассмеялся, но Робин была готова поклясться, что не слишком уверенно. – Я изъясняюсь речью рабов, дух, потому что звереныш проснулся.

Робин поспешила закрыть глаза и притвориться спящей.

- Она вытащила тебя из Бездны, напоила отваром и противоядием, пока ты, в забытье, скреб снег и плевался, а я зашил твою рану собственным огнем, тебе стоит относиться к нам с уважением, отвергнутый. Или твой народ утратил способность к благодарности? – Доннар вспыхивал, покуда старался сдержать свою ярость, девочка чувствовала это. Принц ничего не ответил, а Робин подумала, что пусть он называет ее как угодно, лишь бы вывел из леса. И сон снова накрыл ее измученное сознание.

Девочка проснулась от тихих шагов за ее спиной. Робин вздрогнула, вскочила и развернулась, шею легонько укололо острие копья – Ашнагхор твердо стоял на ногах, одной рукой держа черное, как обсидиан, оружие фей. На его плечах лежал убитый олененок.

- Человеческий детеныш спит слишком крепко, пока я не дал о себе знать, ты могла бы умереть минимум трижды.

Робин обернулась – костерок потух. Ей становилось холодно. Куда делся Доннар?

- Твой дух отлично ищет дичь, человек, - Ашнагхор скинул добычу на снег и сорвал с шеи амулет с красным, как кровь, рубином. Такой же был в венце его брата и такой же, но огромный, алым заревом освещал черный город, когда, по ночам, гладиаторы лишали друг друга жизни на жуткой арене.

Принц поднял рубин и произнес:

- Donnar gven! - струйка пламени вылетела из камня и зажгла пепел, - Запомни эти слова, человек, - фэйри убрал копье от шеи девочки и кинул ей украшение, - Когда понадобится, дух тебя защитит. А теперь тащи ветки, пока костер не потух!

Они вместе ели оленя на опушке под серым холодным Солнцем Аргхора, девочка с удивлением обнаружила, что амулет фей грел ее лучше самой теплой шубы, Доннар отвечал из него и поведал, как фэйри сделал камень домом духа. Разумеется, так, чтобы Ашнагхор ничего не слышал.

Сам же принц Орготора жевал сочное мясо, вглядываясь в чернеющие пики городских башен далеко впереди. Гвахир поплатится за свое предательство, он вызовет его на бой на славной арене Кхорт, что означает «прах», лишит его жизни на глазах у отца и всего народа, он с самого начала должен был быть единственным сыном властителя. А затем Ашнагхор созерцал неловкое маленькое животное, до смешного нелепо глодавшее оленью кость, и подумал о том, что, возможно, стоит провести некоторые изменения, возможно есть что-то, чему феям стоит поучиться у этих зверей. Империя фей Аргхора, построенная на крови братьев и сестер и состарившаяся до одного единственного города, возможно, отчаянно нуждалась в милосердии.

Во всяком случае, этим погожим утром Робин показалась фэйри весьма очаровательным маленьким зверьком.