Утро пробивалось в избу яркими солнечными лучами. Как и следовало ожидать, хозяина в доме уже не было, петухи, судя по всему, отпели давно. Обругав себя последними словами за лень, я вскочила с печки. Точнее попыталась это сделать, но ноги, почуяв отдых, работать отказались окончательно. Вся стопа представляла собой одну большую мозоль, наступать на которую было проблематично. Обругав себя еще раз, уже самыми последними словами, я все же кое-как оторвалась от теплой печки и перебралась на лавку за стол. Завтрак торжественно дожидался меня под прикрывающей его от мух скатертью лишь для того, чтобы исчезнуть в моем чреве в считанные минуты. Усевшись у окна, я принялась переплетать косу и думать. Почему-то эти два занятия у меня чудесным способом совмещались, и вместе с прядями волос заплетались в голове более или менее разумные мысли.
Для начала нужно разобраться уже с тем, что видела и слышала.
Более трех месяцев назад в столицу, где находилась Школа, пришел запрос, что в этой деревеньке появилась нежить мелкого десятка. Естественно, на такое дело посылать опытных архимагов было бессмысленно, поэтому старшекурсники в таких случаях использовались как бесплатная раб сила по нахождению и уничтожению вредоносных элементов местного фольклора. В данном случае этим старшекурсником стала я.
Итак, что я имею?
Три месяца – лишь время рассмотрения запроса, но не думаю, чтобы те, кто нес сию сомнительно благую весть, неслись в столицу во весь опор. Скорее всего, это были редкие купцы, или, что наиболее вероятно, очередной отпрыск из деревушки, ушедший в большой мир в поисках счастья. Если склоняться к этой версии, то вестника не сразу пустили даже на порог главного оплота Ковена Магов. Следовательно, появление здесь этой неизвестной нежити, ибо я очень сомневаюсь в наличие упырей в горах, было обнаружено как минимум полгода назад. Примерно в этом же время здесь появился забор, но за это не ручаюсь, спецом по огораживающим строениям я точно не являюсь. Так что не нужно упускать из виду то, что местное население могло не сразу обратить внимание на проделки своего новоявленного соседа. Подумаешь, курица пропала, мало ли, что с ней случиться могло?
Кстати о курицах, а в чем именно проявлялась деятельность… ну пусть первое время будет упырь, не суть. Вряд ли ему хватило одной курицы. А если он покушался и на людей, то почему спустя месяц всего селение чествует старосту не беспокоясь о том, что под шумок кто-нибудь из них может лишиться руки, ноги или головы сразу? Обычные сельские жители хоть и вернуться к работам, но особо дотошные еще перестраховываться будут года три, не меньше.
От мыслей меня оторвала тень за окном, стучащая по раме тяжелым клювом и хлопающая большими черными крыльями.
Вытащив из мешка полотенце (разумеется, сначала попался не тот мешок, а противный кусок ткани нашелся лишь на самом дне другого, от чего содержимое обеих сумок представляло собой печальное зрелище), я выскочила из избы. Когда в глазах провала резь от перемены освещения, я, наконец, смогла осмотреть место, куда меня закинула судьба. А она, надо сказать, опять постаралась! В дневном свете деревушка казалась мирной, но… пустой. Если бы не ласковое солнышко, то сложилось бы впечатление, что она вымерла и полностью необитаема. Перекосившиеся от времени домики, черные бревна и почти никаких домашних животных. Какая там корова, хоть бы курицу увидеть! Неудивительно, что я проспала утренних петухов, их просто не было!
Ворон нашелся на заборе, напротив Бурова, которые увлеченно рубил дрова. Я бы даже сказала, что он делал это стра-ашно вдохновлено. Не хотелось бы быть тем чурбачком, на который только что опустили с такой яростью топорище. Не знаю, кого мысленно представлял себе староста на месте бревен, но закадычными друзьями они явно не были.
- А, проснулись, - хозяин избушку увидел меня лишь когда я подошла ближе,- утро доброе выпало, мы давненько тут таких не видывали. Не иначе, за вами солнце идет.
Каррок что-то хрипнул, но комментировать не стал. Солнце действительно светило весь мой путь, своим излишним вниманием угрожая одарить солнечным ударом. Бурый покосился на птицу, видимо, только что ее заметил.
- Изыди, бестия, - шуганул ворона мужчина, замахиваясь на него топором.
Тот поспешно взлетел, обиженно каркая. Мы с ним давно условились, что на людях он не разговаривает, ибо реакция вышеупомянутых на болтливую птицу всегда бурная и, в подавляющем большинстве случаев, отрицательная.
Скрыв улыбку, я вежливо осведомилась, где здесь ближайший ручей, в котором можно и смыть с себя дорожную усталость, вчера вечером плавать в темноте как-то не тянуло, и, при этом, не быть унесенной сильным горным течением.
- Да, вот за тем уступом озерцо есть, - махнул на юг мой благодетель, - водичка, правда, свежеватенькая, но с утречка это даже лучше.
Когда озерцо было найдено, я пожалела, что поблагодарила старосту за ответ. «Свежеватенькой» мужчина ласково назвал талую, никто не спорит, что чистую и бодрящую, но безумно холодную воду, кажется, только несколько минут назад бывшую льдом. Но наивности, непростительной для опытного мага (меня оправдывает тот факт, что я им еще не являюсь), я сразу разделась и узнала об этом лишь когда погрузила одну из ног в манящую гладь вод. О том, что прекрасная дева решила искупаться, услышала вся окрестность на три версты вокруг.
Наблюдающий всю эту сцену Каррок, начиная с самого раздевания (малолетний развратник!), и все это время молчавший (ну забыла я ему вынесли вкусненькое, забыла!), не выдержал и разразился громким скрипучим смехом.
- Закаляйся, кр-расавица, - прохрипел он, - будешь здор-ровая, если не помр-решь!
Нога снова опустила в воду, но лишь затем, что потом веером окатить противного комментатора бодрящей водицей. Ощипанные курицы после этого смотрятся лучше. Захлебываясь возмущенным карканьем, Каррок поспешно упрыгал от воды. Моя вторая, темная часть натуры упивалась местью, а добрая и светлая сделала вид, что ничего не заметила.
- Кошмар-р-р! Кааар-ра! Кикимор-ру тебе в печенки и лешего в…
В общем, лешего мне пожелали примерно в таком же виде, как его болотную сестру.
- Ты откуда таким выражениям выучился? Вороны учатся говорить у хозяев, я не выражаюсь!
Правда - правда не выражаюсь!
Смущенная птица умолкла, но дуться не перестала. А казалась бы, получил по заслугам! Одним словом, купание было испорчено.
Возвращались мы в селении все такие же грязные и сердитые. Завидев ворота, Каррок взмыл в синь небес и был таков. Увидевшие меня стражники, когда я выходила, их еще не было, в количестве трех штук сначала хором побледнели, а потом пошли пятнами и, почему-то, у всех одинаковыми. Наверно, это из-за особенности климата.
Утренний туалет окончен, я с грехом напополам была готова приняться за непосредственное выполнение дела, приведшего меня сюда. Неплохо бы для начала обстоятельно расспросить старосту, а уж потом идти в народ. Увы, моей идее не суждено было воплотиться в жизнь: Бурый как в воду канул. Обследовав селение от начала до конца, а именно, пройдясь по единственной улице обратно к воротам, я еще более укрепилась в мысли, что здесь что-то не чисто. По дороге мне ни встретилось ни одной живой души! И только трое стражников все так же героически охраняли ворота. Интересно, зачем нужны ворота, если некого охранять?
Увидев, что я целенаправленно направляюсь к ним, отважные борцы за безопасность начали бросать алчные взгляды на ворота. По-видимому, храбрые витязи хотели оказаться по ту сторону забора, лишь бы подальше от меня, закрыв за собою створки. Желание заказчика – закон для мага, на глазах у изумленных зрителей ворота закрылись сами собой, таинственно хлопнув друг о друга. Вот только незадачливые мужички остались на этой стороне. Энтузиазма и стремления к общению им это не прибавило.
- Доброе утро, - моя улыбка была приятная и приветлива.
За меня воззрились так, словно на них облизывалась голодная гарпия. Никогда не питала иллюзий по поводу своей внешности, конечно не эльф, но чтоб вот так, до полуобморочного состояния. Невежливо так смотреть на девушку, между прочим!
- Как дела на посту? – попыталась я поддержать разговор.
Молчание было мне ответом.
- Да вы чего все молчите, я же не кусаюсь!
Мои «собеседники» думали, видимо, иначе.
Второй блин вышел комом. Я почти полдня пыталась выжать из этих трех чурбанов хоть что-то. И чем больше я старалась быть дружелюбной, тем больший ужас сквозил в глазах стражей. Да, что-то денек не заладился. И даже поговорить не с кем, Каррок до конца дня на меня точно будет дуться.
Но боги все же смилостивились надо мной, потому что по возвращению в избу, я застала в ней Бурого как ни в чем ни бывало начавшего готовить обед, который по временным меркам города вполне мог называть ужином.
- Накупалась? – не оборачиваясь, спросил меня староста.
Интересно, он издевается или это искреннее? Но Бурый уже перешел на другую тему.
- Увидела у нас чего-нибудь интересное? – поинтересовался он, колдуя над едой.
- А где все люди? – вопрос вырвался против моей воли.
Бурый вздохнул, опустил нож и кивком указал на место напротив себя. Судя по его резко потемневшим глазам, меня ждала не самая радостная история.

Овцы, которых обычно водили пастись на зеленые долины у подножья гор, стали пропадать еще три с половиной года назад. Сначала одна в два месяца, потом каждую неделю. Усиленная охрана не помогала. Селение жило последние десятки лет лишь шерстью, потеря овец черной волной страха и возмущения прокатилась по деревушке. Собрались народом и пытались решать проблему. Голосили и причитали неделю, пока кто-то не предложил, пусть и дурную, но хоть какую-то идею: охранять всем вместе. Схватились, как за соломинку. Бытовые дела оказались неважными, в домах оставили незамужних девок для поддержания хозяйства, стариков, несмышленышей не разменявших одиннадцать зим. Староста покинул любимую брюхатую жену. Все остальные похватали кто что и ушли. Охраняли два дня, толпясь вокруг стада, создавая свое собственное, человеческое.
На третью ночь пришло оно. Не к стаду, нет. Из селения прибежал пацаненок с таким страшным выражением на лице, что его ни о чем не спрашивали. Люди бежали обратно, мысленно ожидая самое худшее. Все молчали, единственными звуками были сбивчивое дыхание и топот ног.
Но они все равно оказались не готовы к предстоящему их потрясению. Половина оставшихся в селении людей была загрызена. На месте шеи кровавое месиво, разорванные тела. Ужас пришедших и боль от их утраты словам не поддавалась. Все трупы закапать сразу не удалось, а сжигать побоялись, вера запрещала.
Тогда-то в селении и появилась моровая девка. Серым бесцветным глазом заглядывала в каждую избу, голодной дворняжкой насыщалась и не могла насытиться. Больна жена умерла при родах, обессиленная болезнью не справилась, ребенок же родился мертвым.
Полгода чума свирепствовала, вырезав еще две трети от оставшихся. Селение опустело. Как только болезнь прошла, большинство разбрелось по родственникам. Кто-то умер уже за пределами страшного места у порогов домов близких, люди не захотели пускать к себе пришедших, опасались заразы. Кто-то возвратился.
А потом вернулось оно, во время чумы пропавшее. Нет, немногочисленных людей уже не трогало, а вот скотину и домашнюю птицу вырезало под чистую. От неизвестного гостя из последних сил поставили забор, которой, как оказалось, не спасал. Парнишка из соседнего селения согласился передать новость в город, он уходил туда в подмастерье к гончару. Про чуму решили не говорить, иначе помощь тогда бы точно не пришла. Недавно умерла жена Гребая, в селении остались пятеро мужчин и три женщины.
Один из односельчан скоро вернется, он уходил за дровами для деревни, женщины отправились в соседнее село, пытаясь обменять старые шерстяные вещи на что-то нужное по хозяйству.

Если бы еще тогда, у озера, я решила сразу прыгнуть в эту ледяную воду, моя душа вряд ли пережила то же самое, что она переживала сейчас, после этого рассказа. Ощущение ужаса было таким сильным, что я чувствовала, как волоски на шее встали дыбом. Сколько же всего довелось пережить этим людям? Через что они пришли, что ждет их впереди?
Мое немое оцепенение староста, меж тем, расценил иначе.
- Жаль, что вас так чума напугала, - развел он руками, но его взгляд стал стальным, - но вы ее не бойтесь, она уже ушла. Поймите, мы не могли рисковать.
- Да, ясно, - пробормотала я.
Хотя как раз ясности меня сейчас и не хватало. Бурый рассказывал события спокойно, отрешенно, но этот взгляд приснился мне ночью, после того, как мы кое-как поев, разошлись по своим углам избы. Было еще рано, но желание свернуться калачиком на теплой лежанки, было непреодолимым. Мысли путались, но я была рада уже тому, что они появились.
Мне стало стыдно за свой розыгрыш с мужиками у ворот. Не думаю, что все были рады отмечать день рожденье старосты, людям просто нужен был не грустный повод собраться и забыться в спиртных парах. По телу туда-обратно бегала мурашка, причем одна, но большая. Нашептав над собой сонное заклинание, я утонула в пучине липкого серого сна.

Утром я опять проспала.
В момент моего пробуждения Бурый как раз собирался уходить, чтобы поохотиться на горных коз.
- Придется для этого зайти повыше в горы, до вечера второго дня, боюсь, не обернусь, - говорил он, собирая походную сумку, - но вы не стесняйтесь, чувствуйте себя здесь хозяйкой.
Но оставаться одной в чужой избе, да и вообще в этом селении, мне, по понятным причинам, совсем не хотелось.
- А можно с вами? – поинтересовалась я.
- Почто? Девушке в горах делать неча, - махнул он рукой.
- Хочу увидеть ваши пастбища, осмотреться, возможно, заметить логово этого… чудовища. Кстати, с чего вы решили, что это именно упырь? – я старалась поскорее заматывать ноги обратно в портянки, что им не нравилось и свой протест они выражали в виде противной боли.
- Кто-то крикнул в толпе, что вупырь по наши душу явился, бабенка какая-то чумная, - пожал плечами Бурый, - с тех пор так его и прозвали.
Дальше по поводу наклюнувшийся компании Бурый спорить не стал. Наскоро поев, достав из-под лавки закатившийся туда посох и проверив свои вещевые мешки, я была готова к выходу уже через несколько минут. Староста только тяжело вздохнул, но промолчал. У ворот никого не было. Точнее, были все те же мужички, но о том, что сторожа на месте, я узнала совершенно случайно. Просто обернулась и увидела три торчащие головы из-за соседней избы, терпеливо дожидающихся моего ухода. Интересно, кого они сейчас бояться больше, меня или чудовища?
При воспоминании о нем, настроение, более или менее выспавшееся и от того бодрое, тут же испортилось. Шли мы тихо, не разговаривая, каждый погруженный в свои мысли. Вокруг пейзаж все больше терял зеленую краску, ей на смену пришли серая, коричневая, белая. Царило молчание, голубое небо без единого облачка все больше напоминало чащу, опрокинутую над землей. Не удивительно, что у горцев символ неба – полусфера, опущенная своими концами вниз.
Когда солнце зашло в зенит, сделали привал. Нашли пещерку, а точнее, просто площадку с нависающей от выступа тенью, решили остановиться на ней. Здесь состоялось основательное знакомство Бурого с Карроком.
Произошло это следующим образом.
Внезапно с неба на меня упала большая черная птица, громко при этом каркая. Бурый схватился за топор, который взял с собой скорее для защиты, чем для рубки деревьев, но мне кажется, что на его месте целесообразнее хвататься за сердце. Птица заговорила:
- Ну, наконец-то явилась! – ворон устроился у меня на плече, - чуть р-родную р-речь без тебя не забыл!
С каких пор для воронов человеческий язык стал родным, осталось секретом.
- Что-то не так? – каркнул Каррок на Бурого, - никогда говор-рящих воро-ронов не видел?!
Мужчина не ответил, за него это сделало выражение на лице. Моргнув, мужчина чуть встряхнул головой и, наконец, закрыл отвисшую челюсть.
- Я еще петь могу! – похвастался Каррок и, в подтверждение, затянул, - Р-расцветали яблони и груши! По-о-оплыли туманы над р-рекой! Выходила…
Допеть ему душещипательную историю о новоявленной ундине Моргуше не удалось, я одной рукой схватила его за клюв, а второй прикрыла свое бедное ухо. К 20 летам с ним глухой стану! Бурый, как и я, так же не оценил певческий талант моей птички, но, наверно, по другим причинам.
- Простите, что сразу не рассказала о своем спутнике, - виновато глядеть из-под полуопущенных ресниц – мой коронный прием, - но поймите меня правильно, люди на Каррока… ммм… странно реагируют. Вы сейчас лишь удивленно сидите, а некоторые сразу за луки с арбалетами хватаются.
Первое изменение в лице моего проводника почему-то натолкнуло меня на мысль о том, что тот сильно жалеет, что у него нет вышеупомянутых мною предметов, (мне сказали, что они оставлены в пещерке, неподалеку от пастбища горных коз), но постепенно шок стал мужчину отпускать, и Бурый перестал шарахаться от ворона. Ну, почти перестал.
После передышки дорога, вместо того, чтобы идти дальше вверх, начала медленно спускать вниз в одну из долин. Чем ниже мы спускались, тем более сумасшедшей змейкой заплеталась тропка. Она прыгала через валуны, резко ныряла то вниз, то вверх и почти свешивалась с обрывов.
- Как же вы по этой маленькой тропинке стадо гнали? – удивилась я, в очередной раз пытаясь спуститься так, чтобы оставить в сохранности все свои конечности и голову заодно.
- Мы их гнали по другому пути, - пояснил Бурый, с невозмутимым видом и легкостью преодолевая попадающиеся на пути препятствия, словно главным горным козлом на всю округу считался сам, - эта тропка короче, но рассчитана не на многих.
- Это точно! - саркастично добавил Каррок, получая наслаждение от зрелища моего спуска.
В какой-то момент мы вышли, (кто спокойно сошел, кто мягко спланировал, а кто чуть кубарем не выкатился!), на подобие дороги. Даже на подобие большой и хорошей дороги.
- Это и есть путь к бывшим рудникам? – поинтересовалась я, разминая слегка прихрамывающую правую ногу.
- Он самый, - подтвердил Бурый, - сейчас по нему пойдем, а недалеко от входа свернем.
Иди по дороге было во много раз приятнее. Она, конечно, тоже не была похожа на гладкие отполированные мраморные полы гномьих залов, но после горной тропки ни шла ни в какое сравнение.
- Вот здесь продолжение нашего пути, - махнул рукой Бурый, указывая на еще одну тропку - мечту самоубийцы, - до вечера уже на месте будем.
- А где вход в рудник? – поинтересовалась я, совершенно не горя желанием продолжить путь.
- По дороге прямехонько, потом она заворачивает за уступ, там и будет вход, - я с самого начала заметила, что Бурый говорил в городской манере, но периодически вплетал в речь сельские словечки. Причем они ему самому коробили слух, иногда он о них забыл, но потом все равно пытался вставить.
Поймала себя на том, что начинаю гадать, а кто же такой, этот Бурый. Откуда, все же такое имя, в горах с медведями чуть лучше, чем с упырями? Нет, забредают и те, и другие, но ой, как редко!
- Я хотела бы посмотреть на рудник, - задумчиво произнесла я.
- Зачем? Туда уже давненько никто не ходил, – удивился Бурый, - да и не хочет ходить.
- Да, и пр-равда, зачем тебе эта дыр-ра? – заволновался Каррок. Кроме большой воды он не любил замкнутые пространства, рудники как раз подпадали под эту фобию.
Честно говоря, я сама не знала, зачем это было нужно.
- Почему бы не начать осмотр окрестностей отсюда? – наиболее жизнерадостным тоном попыталась оправдаться я.
- Ну-ну, - ворон многозначительно прошелся вдоль тропинки, решив, что мое желание продиктовано лишь попыткой оттянуть момент спуска на подольше. Не так уж далеко он был от истины, но ему я об этом, разумеется, ничего говорить не собиралась.
Вход в старые заброшенные рудники выглядел до обидного банально. Перекошенные огромные деревянные створки, вросшие в тропинку и местами побитые мхом и временем. В получившуюся между ними «щель» мог залезть даже здоровый мужчина, вроде Бурого. Конечно, мне тут же приспичило подойти поближе, как следует рассмотреть, везде полазать, все потрогать. Ни Каррок, ни Бурый мое исследовательское стремление не поддержали, оба расположились в сторонке, наблюдая за мной.
Когда я уже подошла вплотную к створкам, с любопытством Пандоры почти заглядывая внутрь, из глубины вырвался ветер. Нет, не ветер, а такой сильный ледяной воздух, которым меня тут же проняло до костей. Ощущение необъяснимого панического страха взметнулось откуда-то снизу и захватило все существо, сковало этим мертвым ветром и начало порабощать разум. Из последних сил я вырвалась из потоков воздуха, отскочила и перебросила свой посох из руки в руку. Хотя на него простые люди поглядывали, как на неизменный магических атрибут, данная палка, кроме заговоров от потери и ломки, ничем не отличалась от своего лесной сестры. Колдовала я без посохов, сейчас в моих руках эта была бесполезная дубинка, призванная психологически успокоить своего хозяина.
Мне только показалось, или темнота за створками заколыхалась, засопела, но втянула обратно свои ледяные щупальца, не рискуя выходить всей на солнечный свет? Ничего не имела против такого ее желания.
Байки о магах-недоучках, лихо разделывающихся с монстрами последних кругов Бездны или одной левой повергающих архимагов, эдакие вундеркинды магического мира, ходили по школе из уст в уста, от курса к курсу. Но сейчас меня больше интересовала судьба подавляющего большинства зазнаек, о которых мир даже не вспомнит. А зря, возможно, если была бы спета хоть одна поучительная баллада с печальным концом, то смертность среди молодых магов поползла вниз. И можно сколь угодно льстить себе, что ты один из лучших в группе, находясь в более или менее безопасном классе под присмотром учителя, но лезть туда – это уже было совсем другое. Моя интуиция подсказывала, что оно намного сильнее, а пытаться доказать обратное – занятие по меньшей мере опрометчивое.
Постояв еще немного, я медленно начала отходить спиной вперед, не рискуя развернуться. Конечно, есть это снова пустит свои щупальца, я сопротивляться буду не долго, но первое время постараюсь дорого отдать свою жизнь, да и улепетывать от неизвестного чего-то было страшно. На полпути до поворота тропинки я уперлась во что-то теплое, большое, упругое, но явно здесь раньше не стоявшее. Развернулась. На меня с высоты своего роста смотрел Бурый.
Ну не выражаюсь я, не выражаюсь! Просто слова знаю.
Почему-то я совершенно забыла, что не одна пришла сюда. Душа более или менее вылезала из пяток, то и дела порываясь туда вернуться. Звуки чужого голоса напомнили о реальности происходящего. Только сейчас стало понятно, что до этого я ничего не слышала, даже биений собственного сердца.
- Алия, ты как? – теребил меня староста, озабочено заглядывая в глаза.
С третьего раза суть его вопрос до меня, наконец, дошла.
- Не знаю, - честно призналась я.
Как мы добрались обратно – не помню. Каррок что-то пытался мне прокаркать, поднять настроение, Бурый озабоченно молчал, вопросов не задавал. Все остальные нюансы я упустила. Даже точно не знаю, о чем думала.
Затемно не успели, так что ворота были уже закрыты. На этот раз стражников заставил открыть створки голос старосты, а не эффектное появление одной злополучной ведьмочки. Сейчас вышеупомянутая выглядела чуть лучше человека, страдающего морской болезнью и находящегося при этом уже два дня на палубе корабля. В избе меня разули, опоили какой-то настойкой с подозрительным запахом спиртного, укутали и положили на печь.
Последней мыслью было то, что уже завтра меня в этом селении больше не будет.