Конь переступал с ноги на ногу и нервно прядал ушами, косясь налитым кровью глазом на нового хозяина, упорно не желая его признавать. Конрад стоял, раздумывая, как подступиться к норовистому дестриеру, когда сзади раздались тихие шелестящие шаги и голос Ирги:
- Опять тебя отсылают?
- Но я же тебе обо всем рассказал… - Он обернулся и замер на месте, пораженный дерзостью.
Перед ним стоял, прислонившись плечом к подпирающему крышу столбу, пестро разодетый в красное и зеленое незнакомец. Вьющиеся волосы невообразимого огненно-рыжего оттенка свисали чуть ниже плеч, лицо обрамляла короткая щегольская бородка – он бы ничем не отличался от очередного бездельного отпрыска какого-нибудь скороспелого знатного рода, но холодные желтые глаза не оставляли сомнений в природе гостя.
- Какая жалость, я опоздал. – Произнес он уже своим обычным голосом, мягким и приятным, совсем не похожим на яростный раскатистый рык, гремевший на затерянной ночной дороге близ Тревы в начале этой осени. – Помнишь меня, церковник?
Конрад молча смерил его взглядом. В этом облике демон был чуть ли не на голову ниже, и сил у него было совсем немного, но паладин прекрасно помнил, каково было с ним биться – совсем не на равных.
- Что ты здесь забыл, отродье?
- Я тебе должен.
Конрад промолчал; то, что он этой твари не противник, не было секретом для обоих.
- Хочешь сбежать? – Спросил вдруг рыжий со странной интонацией, будто предлагал – хóчешь?
- Некуда мне бежать. – Буркнул рыцарь. – Отдать тебе твой долг прямо сейчас?
В этот раз не ответил его собеседник.
- Твое слово. – С нажимом повторил он.
Малхира покачал головой, обернулся на дверь, словно там пытался найти ответ на его вопрос, и, будто после колебания ответил:
- Разве ты так торопишься умереть?
- Ты явился разводить со мной разговоры о смерти? – Прорычал, теряя терпение, Конрад. – Пошел вон из моего дома!
Тот посмотрел на него снизу вверх, долго и странно, будто что-то хотел спросить, но не мог.
- Отвернись, - Наконец, попросил демон, - Я не могу исчезнуть, пока на меня пялятся.
- Дверь за твоей спиной. – Нелюбезно бросил сквозь зубы паладин, почувствовав, наконец, себя хозяином положения.
Малхира не стал огрызаться, только обернулся на самом пороге, пробурчав будто себе под нос:
- Я дождусь твоего приезда.

...В холодном хрустале воздуха кружилась, взмахивая пестрой рваной юбкой бродяга-осень. В городе ее необычайно мягкое для этого времени присутствие ощущалось только по утрам – хрустом льда в лужах и затяжными дождями, неустанно стучащимися в крыши. Конрад акх Меда снова был в пути, пробыв дома всего лишь две недели, он отправился в какой-то сомнительный поход вместе со старым другом Зельгом из дома Хорнаков, но ему уже неважно было куда, не имело значения с кем – главное, не дома, не в Долони, подальше.
Серый иноходец плавно мерил разбитую дорогу; и каждый шаг удалял, уносил его прочь от ее укоряющих глаз, от тонких пальцев, смятенно теребящих зеленый шелк, от светло-каштановых волос, светящихся в столпе солнечного света, словно золотой нимб… Это была тяжелая осень, слишком теплая, бесцветная и сырая, пахнущая отсыревшей кожей и вянущей травой, и ветром в спутанной конской гриве. Что-то изменилось, трагически и бесповоротно; возможно, он просто снова тосковал без своей... чего уж скрывать, возлюбленной, а возможно, это просто предчувствие маленьким серым зверьком поселилось в его груди, рассыпая мысли и теребя сжимающееся сердце, заставляя с непонятной тоской оглядываться назад…
Он все не мог забыть того отчуждения, пролегшего между ними, когда он уезжал – фальшивые слова, отведенные взгляды, и она больше не казалась желанным миражом. Неловкая и потерянная, она стояла перед ним – такая близкая и в то же время отдалившаяся, недосягаемая, утраченная… протяни руку – и призрак растает в серой утренней мгле.
- Все будет хорошо, Ирге.
- Приезжай скорее…
Ложь. Он не собирался возвращаться до весны, а весной ничего хорошего тоже не будет. Не должно быть. Глупо надеяться, что она остынет, забудет, найдет кого-нибудь другого, такого же молодого, как и она, но Конрад готов был одобрить любой ее выбор, кроме него. Они жили, точно на тонком льду – провалившись, он потащит ее за собой, и под ними двоими лед таял быстрее…
Боль. Боль, рвущая на части – наполненные слезами темные глаза и уходящие в вечность белые шпили небесного города, который он столько раз видел во сне, ее голос и сотрясающие все его существо дрожи неведомых струн где-то Там… Вина, безотчетная вина и сладость и соль этой странной тоски, которая хранила тепло прикосновения на кончиках пальцев. Стоящий-у-врат, он не мог оставить свой город, спутанный своим призванием, увязший в нем, как птица в силках и тяжкая, выстраданная любовь, избитая, загнанная далеко и вглубь, но упорно продолжающая жить. Он боялся. За нее, за себя – ибо в Долони, темном двойнике небесного града, страх был естественной стихией, он вил гнезда и рыл норы на извилистых грязных улицах. Горький кубок тяжкой густой отравы, который не прольется, которого не избежать, который можно только испить самому, до конца, до последней капли. Пусть Ирга живет, пусть она будет далеко от этого. И пусть она будет счастлива.
Дорога тянулась под копытами коня. С севера наползал вечер.

…Сон повторялся.
Ослабевшая, замерзшая, она беспомощно упала на колени в рыхлый зернистый снег, колющий ступни и больно царапающий кожу. Она отчаянно пыталась согреться, обхватив себя дрожащими руками, затравленно глядя в темноту. Темнота и снег – все, что окружало отчаявшуюся девушку, она могла разглядеть что-либо только благодаря странному золотистому сиянию, испускаемому ее собственным телом. А где-то в темноте слышалось тяжелое сиплое дыхание и тяжелые шаги, чья-то ненависть, клокочущая и жаркая, точно отворенная кровь земная…
Было страшно. Дико, неистово страшно – он подходил все ближе и ближе, дразня, позволяя ощутить свое присутствие, и снег мертво шуршал под тяжелыми лапами. Пронзающая тело метель рвала волосы, секла голое тело – она уже почти не стыдилась своей наготы, все заполнял этот животный ужас перед тем, кто кругами ходил во мраке и хотел, чтобы она слышала, что он здесь. Где-то там тупятся о раскисший весенний наст изогнутые когти, готовые терзать и рвать беззащитную плоть, там сухое опаляющее дыхание окутывает паром желтоватые клыки… Ирга обернулась, давясь рыданиями – в завесе начинающейся метели светились янтарные глаза, холодные и ненавидящие. Движимая отчаянием, она поднялась на ноги и сделала несколько шагов – так смертельно раненное животное из последних сил стремится отодвинуться как можно дальше от своих мучителей, но он уже подходил, неотвратимый как надвигающаяся буря и ветер сносил на нее тепло его тела и дыхание, в котором странно сплетались запахи пряных трав и чего-то неестественного, алхимического.
- За что? – Боясь обернуться и увидеть его, она опустила голову, замерзшие губы не слушались, - Зачем я тебе?
Обойдя ее кругом, он сел на снег напротив опущенного лица. Ирга не смела пошевелиться, уставясь в тающие на своих руках крошки льда, а потом проснулась, точно вырвалась из глубокого бездонного омута. На щеках застывали слезы, руки тряслись как у припадочной, чтобы не кричать от ужаса, она старательно глубоко дышала, гася рыдания. Всего лишь сон… глупый повторяющийся сон…
Лежащий на покрывале в изножьи кровати Малхира поднял голову, недовольно топорща усы и беззвучно скалясь.
- Тихо, Ирге, успокойся… он больше не тронет.
Крыло цвета стоящей в зените луны пресекло жгучий взгляд. Незримая ладонь осушила слезы, одним своим касанием развеяла злой морок. Опустившись на пол у изголовья ее кровати, воитель медленно положил поперек колен тяжелый белый меч.
Демон покосился на защитника, с презрением скривил морду и отвернулся, истаивая в воздухе. Вскоре его тяжелые шаги раздались за порогом, отдалились и затихли.
А ангел оставался рядом с Иргой до самого рассвета, оберегая ее сны – упрямый бес не желал признавать поражения. Он ждал у самой кромки откатывающейся за северный горизонт ночи до тех пор, пока наступающий день не пожрал последние клочки его убежища. Только тогда он сложил рыжепестрые крылья и вернулся в сотворенный им же метельный сон; взгляд, ничуть не уступающий по холоду демонскому, проводил его. Много ли еще таких ночей впереди?
Первые утренние лучи скользнули в окно и, коснувшись гладкой стали меча, обратили ее в прозрачный хрусталь. Азаэль в последний раз долго глянул на спящую, точно стараясь запомнить ее лицо, и сбросил с себя последнюю видимость плоти, обращаясь прозрачным столпом золотистого света. Тяжелое давящее предчувствие не отпускало, словно только что он сделал роковую ошибку. Да, конечно. Демон вернется. Он может позволить себе быть упрямым, ибо, явившись в Долонь только частью себя, львиноликий мог не опасаться угрозы со стороны ее хранителей.
А Ирга наутро не помнила ничего. Она жила, лелея свою тоску и ждала возвращения паладина. Она по-прежнему не боялась гасить свечи перед сном, не зная о молчаливом противостоянии, продолжавшемся от захода до восхода солнца. Иногда только старая Карута подолгу не могла заснуть, ей чудились шаги и чье-то присутствие, но сколько бы старуха не вставала и, затепливая огонь, не обходила комнаты, она так ничего и не замечала.

…Да только на следующую ночь снова был сыпучий весенний снег, и снова – безумный бег сквозь пугающую бесконечную темноту и шорохи за спиной. Усиливающийся ветер хлестнул по лицу, забил в горло судорожное дыхание, пошатнувшись, Ирга медленно упала, дрожа от холода и страха. Здесь, в этой метели, она помнила каждую ночь нескончаемого кошмара. До сих пор кто-то не давал ему завершиться, кто-то возвращал ее в нормальный мир и забирал все жуткие воспоминания. Сейчас же ужас продолжался как никогда долго. Собравшись с силами, девушка вслушалась в приближающиеся шаги и снова рванулась с места. Еще несколько десятков ярдов. Малхира терпеливо шел сквозь метельные вихри следом за ней, на золотистый свет. Еще какое-то время. Теперь время не имело для него никакого значения.
- Он не придет, Ирга. Не жди.
Обессиленная, она как упала на колени, так и не смогла подняться даже когда он, ничуть не скрываясь, подошел и по-кошачьи уселся перед ней на снег.
- Зачем я тебе? Чего ты хочешь?
- Ни зачем не нужна и ничего не хочу, - Фыркнул в ответ демон, - Во всяком случае, от тебя – ничего.
- Тогда… за что ты меня мучаешь?
- Мучаю? Я еще не брался за тебя всерьез, смертная... Но ты умрешь чуть позже, твой трусливый паладин – чуть раньше... и Азаэль тебе больше не поможет. У него сейчас есть дела поважнее, увы.
- Он тебя найдет.
- Он не сможет покинуть Од, глупенькая. Посмотри на меня, подними голову.
Она не пошевелилась.
- Я все равно сейчас тебя уничтожу. Выпью досуха. Посмотри на меня, ты же не хочешь, чтобы я перед этим причинил тебе то, что достойно зваться муками?
Ирга, дрожа, закрыла лицо руками. Малхира бережно отвел их, отогревая дыханием и прикосновением, а потом их глаза встретились.
Если бы кто-нибудь смог пробиться сквозь эту колдовскую метель в ее сон, то увидел бы, как долго девушка и хозяин ее ночного кошмара сидят на снегу друг перед другом, соединив руки и не отводя взглядов. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем демон обратился в сполох пламени, угасающий, сносимый ветром.
И в наступившей темноте Ирга медленно свернулась калачиком на снегу; метель заносила ее тяжелыми, мокрыми хлопьями.

Из темноты медленно выписались контуры просторной комнаты. Какая-то мебель, какие-то тени; над головой – балки потолка. Девушка поднялась, села в кровати, поводя по сторонам мутным взглядом, дотронулась руками до собственного лица, коснулась пальцами губ, шеи, дальше пальцы наткнулись на ночную сорочку, она с удивлением опустила голову, несколько секунд сидела, тупо уставясь на ткань, потом резко и нетерпеливо дернула, разрывая ворот; шипя и извиваясь на кровати, избавилась от нелепого одеяния, вскочила босыми ногами на покрывающий середину комнаты ковер, завертелась, закружилась в вихре странных грациозных движений, тихонько смеясь.
Это было удивительно. Неповторимо. Малхира с упоением танцевал, едва касаясь ногами пола, чувствуя свое – её тело до последней косточки, до последнего волоска. Он еще никогда не проделывал фокусов с одержанием, почему-то считая их чем-то, лежащим ниже его достоинства, как оказалось, совершенно зря. Она безраздельно принадлежала ему, так же как и он – ей. Новое существо, легкое и юное, древнее и могучее одновременно, восторженное своими ощущениями и до поры лежащей под спудом силы, с интересом изучало себя и кружилось как мотылек по темной спальне. Он едва заставил себя – ее? – остановиться, забывая дышать, замер на месте, вновь собирая свою память, безжалостно выкидывая залитые солнцем или омоченные дождями долоньские дни, чужие человеческие лица и голоса. Пусть большая часть его осталась далеко-далеко, где-то среди клубов пряного дыма в замке на иссушенных пустошах, Малхира, кажется, снова стал самим собой. Демоном. Стратегом. Где-то и когда-то кем-то еще. И Ирга отделилась от него, перестала теряться во мраке и пепле его веков. Но в каштановых волосах огнем зажглось несколько рыжих прядей, янтарные глаза подарили иное зрение, в котором темнота была всего лишь сумерками, а видный из окна Креаальгорт, от фундамента до шпилей горел холодным белым светом так, что выступали слезы. На побледневших губах заиграла нехорошая улыбка. Сила. Ревущее алое пламя, столпом поднимающееся ввысь. Узкая драконья морда, кольца черночешуйчатого тела, исчезающие под зеленоватой водой. Уверенное тепло разогретого подземным жаром камня. Ее сила, до конца ее. Shunmoee. Язык бесов? Пусть!
- Что это?
- Все твое. До последней капли.
- До капли?
- До последней искры.
Тихий смех. Эта связь – в обе стороны. Он бы так никогда не сказал, равно как она никогда не поняла бы, что неправильно, когда говоришь об этом – капля.
- Но там же люди…
- Друг для друга они люди. А для нас с тобой…
- Что?
- Я покажу.
Ночь и темнота. И звуки вокруг, тысячи звуков, без которых раньше она была глухой. Голоса, стоны, дыхание, детский плач. Комочек тепла под рукой – как пришла? Когда? Зачем?
- Это просто голод... Возьми. Тебе станет легче.
Когда-то и где-то это было под запретом. Этот… предмет должен вызывать иные чувства.
- Грязный детеныш? Х-ха! Возьми, как беру его я!
Существо на миг появилось из темноты, соткалось из ночного мрака конвульсивным движением, вспышкой; то, что случилось потом... это было словно удар, словно… агония... насыщение. Голодное пламя, завывая, сыпет искрами в ночь.
- Как… странно.
- Хочешь еще?
- Да!
Дикий, вибрирующий на немыслимой ноте, женский крик. А она обернулась, воздымая горбом поднявшиеся на спине пары крыльев и скаля длинные клыки. Слепящий свет из янтарных глаз, уши прижаты к плоской голове… ты могла бы быть похожей на меня, Ирга… Когти. Удар. Вспыхивающее призрачное пламя. Кровь, брызнувшая на стену. Горло, раскрывшееся новым безгубым ртом, отворенное глубокой булькающей раной, скрюченные руки цепляются за воздух. Изломанная болью, оседающая фигурка. Насыщение…
- Хватит. Идем.
- Ты обещал еще!
- Сейчас, но не здесь.
Это была охота. Крики и страх – она пила их из холодного воздуха, точно изысканные вина, она пила души, захлебываясь в их солоноватой боли, крича от немыслимого, противоестественного демонского наслаждения, когда огненная капля падает в гулкую пустоту, сокращая ее, отзываясь жаркими волнами пьянящей, лишающей рассудка силы. Она не помнила, кто она и кем была. Она не понимала, что то, что она пьет, неумело проливая большую часть наземь – это людские жизни. Малхира только дал ей свою жажду, вечный голод ненасытного Пламени Оскверненного, только подарил свое зрение, которым нельзя увидеть младенца – только человечьего детеныша, которое не различает ничего, кроме стен и улиц… и пищи… и всего лишь отворил ворота для одного вечного человеческого чувства…. Это была незамутненная человеческая ненависть, которая полыхала в ней ярче демонского голода.
За детство в грязном монастыре, за косые взгляды, за ненависть к ухоженным рукам и богатым одеяниям, за эти сплетни за спиной, за вьющую гнезда в ваших сердцах зависть... за подлые мысли и похотливые желания... за право... быть собой, за желание быть любимой... и... за свою любовь... за Курта... Убивай!
Малхире уже было почти жаль, что придется уничтожить такое чудное существо, разящее и опасное, точно сотворенный настоящим мастером клинок – изящный и богато украшенный, но предназначенный для боя. Она уже не задумывалась ни о чем, кроме насыщения зажженного в ней пламени, и демон мог позволить себе просто молча понаблюдать.
Потом, наконец, появились воины церкви, выдернутые, как очевидно, из теплых постелей. Малхира забрал власть над телом себе, повернулся на слепящий зримый только для него свет...


…Утро он встретил уже в каком-то подвале, намертво прикрученный ко вбитой в каменную стену решетке. Под решеткой виднелись пятна вполне очевидного происхождения, слева – приржавевшие инструменты, долженствующие, скорее всего, внушать дикий страх пленникам; чуть поодаль, рядом с дыбой – относительно чистый стол, предназначенный для писаря. Перед решеткой стоял невысокий худой человек в темной рясе, почти облысевший. На смуглом загорелом лице выделялись глубоко посаженные черные глаза. Вдоль щеки – ряд свежих царапин. Малхира покосился, вывернул руку, почти утонувшую в кольцах толстой веревки, посмотрел – ногти у его Ирги и впрямь были замечательные, длинные и ухоженные.
- Ну что, будешь говорить или пялиться на ее грудь? – Поинтересовался демон, утомившись паузой.
- Я пришел говорить с Иргой ДаСарр, а не выслушивать твои нападки.
- Я еще и не начинал лгать. – Нахально фыркнул на это Малхира.
- Замолкни, тварь. – Спокойно произнес Иероним, глядя ему в глаза. – И дай мне с ней поговорить.
- Кажется, я услышал угрозу в голосе церковника?
Инквизитор не ответил.
- И чем же мне угрожают? – Тот ухмыльнулся, сделал вид, что принюхивается, - Ага, церковник припер пузырь со святой водой! И кого постеснялся? Уж лучше бы сразу ванну, после вчерашней ночи она бы ей не помешала.
- Закрой пасть, бес.
Малхира замолчал и уставился на инквизитора.
- Неужели ты думаешь, что я милостью Божией не изгоню тебя из этого тела? – Так же, не повышая голоса, спросил тот.
- Вряд ли. – Уже серьезно ответил демон, - Я очень внимательно подошел к этому вопросу. Если будешь пробовать, почти наверняка повредишь ей рассудок. А паладин Конрад, я так полагаю, будет решительно против такого исхода. Возможно, даже проредит тебе зубы.
- Значат ли эти слова, бес, что тебе понравилось в этом подвале?
- Хочешь сказать, ближе к делу?. – На грязном лице девушки вновь появилась безобразно коверкающая его ухмылка, - Я бы с радостью, вот только твое обращение оскорбляет. Меня зовут Маллэхэ-Ийру.
- И что же, ты, рекомый Малхирой, намереваешься делать? – Инквизитор подошел к подносу с пыточным инструментарием, остановился перед ним, опустив взгляд на устрашающие орудия.
- Произношение, типичное для такого быдла, как инквизитор. – Прокомментировал демон, вытянул шею, пытаясь заглянуть через его плечо, - Не можешь определиться? Возьми для начала тиски для пальцев, преврати ей руки в кровавую кашу. Не знаю как поговорить, но наслушаться визгов этой Ирги ДаСарр ты тогда сможешь досыта.
- Бес, не мни о себе больше, чем ты есть на самом деле. Паладин Конрад акх Меда уже отбыл, но ты проявил свойственную исчадьям пламени неосмотрительность. Ты не подумал, что сюда могу приехать я. – Иероним подошел к решетке, заглянул в светящиеся в темноте глаза, - Ты явился в Долонь, а не в языческую деревеньку. Скоро ты задумаешься о том, как бы самому уцелеть. Я уничтожу тебя, адское отродье.
- Отродье? Не понимаю, зачем ты раз за разом цепляешь мою родословную, – С иронией заметил Малхира, - А если бы в прочих твоих словах было бы поменьше вранья... ах да, церковники выше этого, назовем сие искажением реальных фактов, так вот, если бы ты сейчас не нес что попало, не подумав, то ты бы не стал со мной разговаривать. У тебя же нет ни минуты лишней, а чтобы распутать мои заклятья, одного божественного вдохновения недостаточно. Там ведь люди, - Он мотнул головой в сторону стены, - Люди, которые жаждут костра. После того, что я устроил, они хотят увидеть задыхающуюся в дыму ведьму, почуять запах ее паленого мяса, услышать ее крики. Так?
- Посмотрим. – Инквизитор позволил себе усмехнуться уголками губ. – Од ближе, чем твоя грязная преисподняя.
- А что смотреть? – Удивился Малхира, - Пока будешь ждать благодати с небес, эту девку поручат кому-нибудь другому. А уж он-то, как и полагается инквизитору, сразу возьмется за клещи, потребует признаний, имен других ведьм, подробностей о шабашах, м-м… в том числе и пикантных… - Демон прищурился почти мечтательно, - Но Ирга будет только молчать. Гордо молчать, потому что я умею терпеть боль. Она начнет говорить только тогда, когда мне покажется, что вы достаточно хорошо искалечили ее тело... все согласно вашему же протоколу... плети, дыба, тиски... А потом ее потащат на костер, и, когда я увижу глаза твоего паршивого паладина, то после этого смогу с чувством удовлетворения от свершившейся мести вернуться домой. Как видишь, я не скрыл ни одной детали своего незамысловатого плана. Так ты собираешься мне мешать? Мне искренне интересно, как.
Иероним потер пальцами пересекшие щеку царапины.
- Думай что хочешь, Малхира или как там тебя. – Проговорил он, снизу вверх глядя на прикрученное к пыточной решетке существо, - Говори что хочешь, тки для себя лживые иллюзии, у тебя хорошо это получается. Складно.
- Это все, что ты хотел сказать?
- Господь покарает тебя за эту невинную душу.
- Может, тогда хоть отпользуешь эту невинность на прощанье, а церковник? Некоторые из вас это страсть как любят. – Демон, усмехаясь, склонил голову, облизнул пересохшие губы. – Хотя, может, ты предпочитаешь мальчиков? Позволь, сам угадаю, совсем юн…
Договорить он не сумел, потому что прикусил язык, получив звонкую затрещину.
- Следующая капля грязи, которую ты посмеешь пролить, переполнит чашу моего терпения, бес.
- Но чем же ты меня собрался пугать? – Хмыкнул ничуть не впечатленный Малхира, и резко ударил его подбородком в переносицу, пользуясь тем, что инквизитор подошел слишком близко.
Иероним не стал отвечать, повернулся и вышел, платком вытирая потекшую из носа кровь и с некоторым удивлением отмечая, что демон сумел-таки его разозлить… что ж, ему же хуже.

Первую часть, практически доведенную до ума, можно читать здесь: раз и два.

(З.Ы.: там комментить ничего не нужно, совсем не нужно)