За три дня я впервые вышел из нашего деревянного домика. Нашего. Слово эхом откликнулось в моей голове, и я невольно сжал руки в кулаки. Нет, я не плакал. Мужчины не должны плакать, они защитники, могучие, надежные. От них не должно веять страхом, сомнением, нерешительностью. Меня с детства этому учили. Учили тому, каким я должен быть…
Мама… А ведь она тоже хотела гордиться мной. Хотела…
Я обернулся и посмотрел на дом, из которого только что вышел. Три дня, три бессонных ночи я пытался ее спасти, но не смог. Теперь мне оставалось опять вернуться к этой жизни. И проживать ее одному. Без матери, без родных.
Да разве можно это назвать жизнью?!
Я посмотрел вверх. Кроны деревьев скрывали от глаз небо. Если только за ними и вправду находилось небо. Нам, когда я со своими братьями был еще очень маленьким, рассказывали, что оно прекрасно. Синее, глубокое, а на нем горит огромный шар, кажется, он зовется солнцем. И этот шар греет все вокруг, от него становится тепло. Теперь же в моем мире мало тепла, его хватает только для растений и земли. С трудом хватает. А небо, столь прекрасное по рассказам, не видел никто уже на протяжении сотен лет.
Я побрел по направлению к засохшему руслу реки. Наверное, когда-то там была большая глубокая река,но представить себе ее у меня не хватило фантазии. Я никогда не видел воды.
- Такэда?
Я обернулся и пристально посмотрел на окликнувшего.
- Ты как?
- А ты как думаешь?
Паренек вздохнул и опустил голову:
- Мне жаль…
- И мне… и мне жаль, что мы умираем один за другим.
Мой голос показался мне до неузнаваемости груб и резок. Что ж… он сам захотел этого разговора.
- Старики говорят, что это из-за Каналов. Они слабнут.
- Они были слабы с самого начала.
- Неправда. Вспомни, мы жили раньше радостно, мы…
- Мы никогда не жили ни радостно, ни счастливо! И сейчас не живем и никогда не будем!
Последнюю фразу я выкрикнул, напугав девчушку, которая шла мимо.
- Такэда, успокойся. Так говорить нельзя.
- Почему? Почему никто не хочет ничего изменить?
Руки у меня предательски дрожали, хотя я знал, что «сердце не должно быть охвачено гневом. Это прерогатива обугленных».
- А вдруг завтра будет еще хуже? Такэда, подумай, если мы решимся на что-то, откуда нам знать, что этим мы не сделаем хуже? Вдруг от наших действий пострадают еще больше?
- Не пострадают.
- Почему ты в этом уверен? – говорящий удивленно уставился на меня.
- Потому что мы никогда не решимся.
Я сказал это шепотом, а затем ушел, оставив собеседника стоящим на месте и глупо глядящим мне вслед.

Тот день я скитался по своему миру, старательно избегая встреч с кем бы то ни было. Я ходил между высокими деревьями и растениями, даже забирался на них и карабкался на самую верхушку. Но чем выше я поднимался, тем дальше мне казалась эта верхушка. Я хотел увидеть небо, солнце, но деревья поглотили все вокруг.
Я шел между маленькими деревянными домиками. Становилось все холоднее, поэтому родители кутали малышей в огромные листья. Справа от меня женщины горько рыдали, зарывая что-то в землю. Слева мужчины оплакивали своего товарища.
К вечеру, когда я вернулся в уже свой дом, настроение мое было таким же, как и утром. Разве что на сердце было тяжелее. От чего? Я и сам не знал от чего… может, от неизбежности нашей судьбы? Ведь все мы, в конце концов, или умрем от жажды, или замерзнем здесь, под листьями деревьев. С каждым днем это становилось очевиднее. Даже растения говорили об этом. Постепенно, еле заметно, красивые гибкие стволы сменялись толстыми, грубыми. Деревья изменяли себя, преображались, чтобы выжить. А что делать нам?
- Такэда?
В дверь отчаянно стучали. Наверное, я так задумался, что не услышал раньше.
- Такэда, представляешь, к нам обугленная пришла!
Влетевший в дом был явно в восторге.
- Обугленная? Ей-то что надо?
Я устало зевнул, давая понять, что меня это не интересует, но гость этого, казалось, не заметил:
- Она пришла к старейшинам просить о помощи. Мы чуть не попадали с Дарны**, пока подслушивали. Она говорила, что с каждым днем миры увядают, а живущие в них еле способны выживать.
- А что старейшины? Что они сказали?
Скучность разговора сменило любопытство, теперь я слушал внимательно. Выходит, не только я чувствую это.
- А что они? – гость пожал плечами. - Прогнали ее. Сказали, мол, у них и так много забот кроме нее, и что они не хотят ничего менять. И правильно сказали. Перемены всегда только к худшему.
- Куда же еще хуже? Вы что, не понимаете ничего?!
Я кричал. Я был в ярости. Схватив свой лук, я выбежал на улицу и помчался к Порогу. Глупцы, они все глупцы, хоть и считают себя мудрыми!
- Стой!
Добежав до Порога, я окликнул ее. Услышав меня, девушка обернулась и удивленно на меня посмотрела.
Я никогда не видел раньше обугленных, поэтому не мог оторвать от нее взгляда. Девушка, словно пламя мерцало во тьме, создавая вокруг себя оранжево-красное сияние, наверное, благодаря ему возле нее было тепло.
Смотреть в ее глаза я боялся, мне говорили, что мало кто выживает после этого, особенно, если посмотреть в глаза, пылающие гневом. Но любопытство оказалось сильнее, я поднял голову… Пустые, черные. Они казались мертвыми, но, в то же время, такими глубокими. И тут, на мгновение, в них вспыхнули язычки пламени и сразу же исчезли. От неожиданности я отпрыгнул в сторону.
Девушка рассмеялась.
- Я…
Я запнулся. Она была намного сильнее меня, поэтому ей не составляло труда сжечь какого-то паренька. В конце концов, собрав всю свою храбрость в кулак, я выпалил:
- Это центр. Старейшины говорили, что Он находится в самом центре, и что Он знает ответы на все вопросы. Я думаю, нужно идти к Нему.
Обугленная молчала, а я не смел говорить что-либо еще. Я чувствовал на себе ее взгляд… и я поднял голову.
- В тебе текут две стихии. И я отчетливо слышу пробуждение второй.
Девушка улыбнулась и переступила Порог.
Тогда, впервые, я почувствовал, что в моих глазах пляшут огоньки…
(«Некогда прекрасный мир стал рушиться, распадаться на глазах, и тогда стихии собрались вместе. Собрались впервые за две сотни лет Раскола. И был поделен мир на четыре отдельных, - Огня, Воздуха, Земли и Воды - разделенными между собой Порогами. И был создан Закон, не позволяющий переступать их. В противном случае, с переступившим позволялось делать все, что вздумается.
Каждая из Великих стихий создала свой народ. Народ, владеющий силой и духом своего создателя. И растворились Великие стихии в своих мирах и их обитателях»




*Омар Хайям. "Рубайят". 222 рубаи.
**Дарна - дерево, стоящее у хижины старейшин. Все праздники поклонения Земли проводились именно возле него.